Текст книги "Учитель стал директором (сборник)"

Глава 17. Праздник в честь октябрьской революции

Утром 7 ноября у Владимира Леонидовича было праздничное настроение. Его семья позавтракала и смотрела по телевизору парад в честь Октябрьской революции. В час они пришли в клуб и заняли места сбоку у окон, в средних рядах. Новому директору школы представилась возможность посмотреть на селян. Он мог видеть тех, кто находился впереди, а повернувшись – и всех остальных. К его удивлению, народу пришло столько, что все места оказались заняты. Были и молодые, и старые, и дети. Мужчины тщательно выбриты и в парадных одеждах. Женщины демонстрировали свои наряды.

Вела концерт учительница третьего класса Юлия Фёдоровна Пирогова, в длинном, до пола, голубом платье с бисерными узорами на груди и на обшлагах рукавов. Причёска у неё – пышная, а губы ярко накрашены. Своей внешностью она радовала глаза зрителей. И вот Юлия объявила, что ученики третьего класса, мальчики и девочки, исполнят песню «По долинам и по взгорьям». На сцену робко, гуськом вышли малыши и построились в шеренгу. Виктор Кондратьевич с баяном встал за ними, сосредоточил их внимание, проиграл вступление, и милые детские голоса наполнили зал. Перед Ситниковым сидел тёмно-рыжий вертлявый мужичок, в тёмном старом пальто, на вид лет пятидесяти. Он повернулся к Владимиру Леонидовичу и, обнажая жёлтые остатки зубов, словоохотливо поведал:

– Слышите, как классно играет наш Витёк? Он рос в бедной семье. Детей было много. В 12 лет раздобыл старенькую гармошку, самоуком быстренько научился на ней играть. Однажды Витька с гармошкой позвали на свадьбу. Он аккомпанировал при пении, играл и «Барыню», и вальсы, и фокстроты. Одним словом, прекрасно справился. Люди остались довольны его игрой, и ему дали много денег. Мальчишка принёс свой первый заработок матери. С тех пор ни одна свадьба на селе без него не проводилась. Парнишка накопил достаточно средств и купил хороший баян, с регистрами, – и, гордо замолчав, мужичок повернулся лицом к сцене.

Дети, закончив петь, направились к выходу со сцены. Зрители энергично, бурно аплодировали. Следующими выступали женщины-учителя. Они были одеты в одинаковые белые блузки и тёмные юбки, но в разной обуви: кто в модельных туфлях, кто в сапожках, кто в домашних тапочках. Сидевший впереди Ситникова тёмно-рыжий мужичок опять повернулся к нему и торопливо заговорил:

– Крайняя справа – Антонина Трофимовна, секретарь партийной организации школы, самая старая в учительском коллективе. Всего у вас три коммуниста: она, завуч и учитель труда. На директоров школы постоянно кто-то писал анонимные жалобы. Однажды в школу прибыл третий секретарь райкома партии, а она перед этим вывесила объявление, что состоится открытое партийное собрание. Секретарь увидел объявление и воскликнул: «Вот почерк, которым написаны все анонимки!» Так все узнали, что Голикова – кляузница. Вообще-то, Антонина Трофимовна – неприятный человек.

Жена и дети, сидевшие рядом с Владимиром Леонидовичем, сдерживали негодование: мужичок своей болтовнёй мешал слушать концерт. Ситников понял это и тихо спросил его:

– Как тебя зовут?

– Василий Васильевич, или по-деревенски Вась-Вася.

Директор сдержанно попросил:

– Вась-Вася, пожалуйста, не мешай нам, отвернись и помолчи.

– Всё-всё, – ответил тёмно-рыжий. – Я буду молчать. И всё же я люблю беседовать с умными людьми.

– Хорошо, – согласился Владимир Леонидович. – Поговорим в другой раз. А сейчас – всё внимание на сцену.

Учителя под аккомпанемент баяна красиво исполнили несколько патриотических песен и, сорвав дружелюбные аплодисменты, ушли со сцены. Пирогова объявила:

– Анатолий Оглоблин, наш сельский поэт, прочтёт для вас стихи, которые он написал специально для сегодняшнего праздника.

На сцену вышел небритый, низкорослый мужчина лет пятидесяти, сказал, что его первое стихотворение называется «Октябрь – начало светлой жизни человечества» и, ритмично размахивая рукой, принялся бубнить рифмованное произведение. Потом он осчастливил слушателей чтением других своих, как он полагал, гениальных. Ситникову они не понравились: он увидел в них лишь набор шаблонных газетных словечек. А вот сидевший впереди тёмно-рыжий мужичок был от них другого мнения: не в силах сдержать своего восхищения, он ещё раз обернулся и заговорил:

– О-о-о! Наш Толян – гениальный поэт! Он прославит своим творчеством не только нашу деревню, но и всю страну. Правда, пока специалисты не очень его признают и критиковали в областной газете. Но ничего. Со временем он всем понравится, и его будут ценить. Дело в том, что Оглоблин пишет поэму Твардовского «Василий Тёркин».

– Это как же он пишет поэму Твардовского?! – удивлённо воскликнул Владимир Леонидович.

– Очень просто, – пояснил мужичок. – Я у него колол дрова. Он мне поставил бутылку. И пока Толян ходил на кухню за стаканами, я посмотрел на его столе развёрнутую книгу. Там как раз и была эта замечательная поэма.

– Прекратите разговоры, – потребовали сидевшие рядом слушатели концерта.

– Всё-всё! Я молчу! – пообещал тёмно-рыжий болтун, встал и начал пробираться к выходу.

В целом концерт понравился Ситниковым, и они в хорошем настроении вернулись домой.

По случаю 61-й годовщины Великого Октября в три часа начинался банкет в спортивном зале школы, организованный на средства колхоза. За полчаса до его начала Владимир Леонидович прибыл в свой крошечный директорский кабинет и ждал гостей. В спортзале расставили столы и покрыли клеёнкой. В интернатской столовой приготовленную разнообразную горячую закуску и принесли в школу. К намеченному времени пришли председатель колхоза и парторг с жёнами, председатель сельского Совета с мужем, участковый уполномоченный милиции, фельдшер. Начали дружно собираться колхозники и учителя. Верхнюю одежду снимали в классах. На женщинах – красивые наряды и модные туфли.

В три Ситников пригласил всех в спортивный зал. Люди быстро расселись за составленными буквой «П» длинными столами, на которых теснились бутылки с алкоголем и тарелки с закуской.

Парторг поднялся, держа в руке стопку водки. Он был в том же парадном сером костюме, в котором Ситников впервые его увидел. Василий Иванович достойно возвышался над головами сидевших людей. Чувствовалось, что он привык к публичным выступлениям. Наступила тишина. Воронов убеждённо, доходчиво, неторопливо рассказал о всемирном значении Октябрьской революции, пожелал всем присутствующим здоровья, счастья, успехов в работе и семейного благополучия и предложил за это выпить. Послышались звуки ударяющихся друг о друга стеклянных стопок и стаканов. Участники банкета разом выпили и приступили к закуске. На короткое время наступила тишина, лишь изредка позвякивали вилки о тарелки.

Второй тост произнёс Лукинов. Выпили ещё раз. Закусывая, гости вели застольные разговоры. Третий тост попросили сказать директора школы. Ситников растерялся от неожиданности, но сообразил, что здесь не место для политической лекции, поэтому в двух словах поздравил людей с праздником и пожелал всего самого хорошего. Выпили в третий раз. Заговорили, зашумели. Историк Виктор Кондратьевич встал с баяном около сидевших учительниц. Быстро договорившись, они сказали ему, какую песню хотят спеть, и он начал играть. Педагоги слаженно запели, им стали подпевать все остальные. Следующую песню «Из-за острова на стрежень» заказал председатель Александр Степанович. Белопёров подошёл к нему с баяном и проиграл вступление. Лукинов запел довольно красивым басом. Зал дружно подпевал ему.

Затем включили магнитофон. Жизнерадостная Пирогова весело закричала: «Танцы! Танцы! Чур, дамы приглашают кавалеров!» И начались танцы. Председатель колхоза и парторг вышли в коридор курить. Ситников последовал за ними. Василий Иванович принялся развивать свою идею о том, почему государство обязано обеспечивать жильём учителей, врачей, инженеров, военных:

– Чтобы работать учителем, короче, по специальности, требующей высшего образования, следует окончить школу и ещё целых пять лет учиться в институте За пять лет, если не лениться, запросто можно заработать деньги на постройку дома. А студент тратит свои лучшие, молодые годы жизни на приобретение знаний. Общество это должно понимать и поощрять. Вот почему молодым специалистам надо предоставлять жильё, иначе кто пойдёт в институты?

Председатель колхоза возразил:

– В капиталистических странах по-другому: студент платит за свою учёбу и приобретает для себя квартиру, автомобиль за средства, которыми его снабжают родители или он сам зарабатывает. Там слабеньких людей нет. Там люди научились добывать деньги, ценить время, упорно трудиться, поэтому у них и производство более эффективное, и наука развивается быстрее, и лауреатов Нобелевской премии больше, чем в социалистических странах.

Парторг энергично запротестовал:

– Институт изучения общественного мнения представил правительству США доклад на 600 страниц, в котором сообщает прогноз: ожидаются массовые выступления рабочих и служащих, или, как это у них называют, беспорядки, из-за безработицы, экономического кризиса, дороговизны жизни, спада производства. Полиции предлагается дать чрезвычайные права – наладить слежку за любыми лицами, арестовывать людей без санкции прокурора и во время следствия долго содержать под стражей. У нас, в СССР, человек – кузнец своего счастья. Учёба бесплатная, успевающие студенты получают стипендию, а отличники – повышенную.

– И у нас полно трудностей, – парировал Лукинов. – На последнем совещании в райисполкоме нам сообщили, что проблема с нехваткой мяса так и не решается, в районе надо завести дополнительно ещё 2000 голов крупного рогатого скота и 22,5 тысячи свиней. Обратятся ко всем сельским учителям и директорам школ, чтобы они содержали коров в личном хозяйстве. Так что, Владимир Леонидович, вам придётся купить коровёнку, а с кормами на первых порах мы, то есть колхоз, поможем.

В этот момент спорщиков пригласили в зал выпить «по последней». Компания начальников прервала диспут, проследовала на свои места за столом, наполнила стопки водкой. Выпили, закусили, начали расходиться по домам. К шести вечера остались Лукинов, парторг, директор школы, несколько женщин. Представительницы прекрасной половины должны были убрать всё со столов и подмести пол.

Появилась завхоз интерната Тамара Петровна, сняла с себя осеннее пальто и оказалась в цыганском наряде: в длинном тёмном платье с крупными алыми цветами. Она заняла место за столом между председателем и парторгом. Ей услужливо налили полную стопку водки и потребовали выпить «штрафную». Она безо всякого стеснения разом выпила водку, быстро закусила кусочком селёдки, сама второй раз заполнила стопку водкой, подняла над головой и с укоризной проговорила: «Что же получается: женщина пьёт, а мужики отлынивают? А ну-ка, наливайте себе быстро полные стаканы!» Оставшиеся мужчины наполнили свои стопки водкой, чокнулись с ней и выпили. Владимир Леонидович сделал вид, что выпил, однако ловко вылил водку в стакан с лимонадом.

Гребешкова в третий раз наполнила стопку водкой, подняла её высоко и, привлекая к себе внимание, выкрикнула: «Я пью за здоровье Александра Степановича. Под его руководством выращивается зерно, а люди говорят: “Будет хлеб, будет и песня”. За это и выпьем. Ура-а-а!» Наступило весёлое, удалое, хмельное веселье. Белопёров заиграл на баяне «Цыганочку с выходом», Тамара Петровна с председателем колхоза начала плясать. Широкое платье на ней расходилось колоколом. Лукинов умело выделывал ногами «кренделя» и взмахивал руками. Гребешкова трясла плечами, вращала тазом, вертелась вокруг председателя. Зрелище было интересное. Потом они танцевали танго. Он крутил её и так, и сяк, целовал ей лицо и шею.

Закончив танец, Тамара Петровна посмотрела на свои ручные часы и капризно проворковала: «Ой! Уже поздно. Мне пора домой!» Александр Степанович, пьяно покачиваясь, галантно сказал: «Мадам! Я вас провожу!» Они надели осеннее пальто и направились к выходу. Директор увидел: колхозный бухгалтер, согнувшись под тяжестью ноши, потащила им вслед полную сумку, в которой угадывались бутылки и свёртки с закуской.

Ситников подсел к парторгу. Воронов был неподвижен. Бывший горожанин ещё раз удивился самообладанию деревенского человека: Василий Иванович много выпил и не потерял контроля над собой; лицо его ни сколько не покраснело, лишь белки глаз стали немного розовыми. И вдруг парторг резко упал со стула, ударившись головой об пол. Раздался такой звук, словно грохнулось бревно. Владимир Леонидович испугался и хотел бежать к телефону, чтобы вызвать фельдшера. Ему объяснили, что парторг всегда так: пьёт, пьёт, потом разом отключается; с ним ничего плохого не случается; завтра с утра он будет на работе свежий, как огурчик.

Женщины принялись убирать всё со столов, мыть посуду. Директор обошёл все классы, все закоулки здания и тщательно осмотрел: не валяется ли где непотушенный окурок. Наконец, в спортзале навели порядок, столы разнесли по своим местам, по классам. Все ушли, а техничка, которой с пяти утра нужно было топить печи, заперла наружные двери и ключи взяла с собой.

Глава 18. Кололи дрова

8 ноября к девяти утра во двор к Ситникову явились нанятые колоть дрова два человека с топорами и колуном: Олег Колчаков, чернявый мужчина лет тридцати, и сорокалетний шатен Никита-Шаман, высокий, широкоплечий и сутулый. Директор ещё раз их предупредил, что подносить спиртное не намерен, если они проголодаются, то их покормит, а расчёт будет после окончания работы. Мужики ухмыльнулись: «Знаем мы ваши порядки, просить выпивку не собираемся. Хотя стопочку пропустить перед началом работы – не грех, но раз нет, значит, и не надо. Если через часок пригласите перекусить, мы с удовольствием». На чём и пришли к взаимному согласию.

Мужики принялись колоть дрова, а хозяева – заниматься своими нескончаемыми делами.

В десять Владимир Леонидович пригласил мужиков на кухню завтракать. Елена Николаевна приготовила мятую картошку с котлетами, заварила свежий чай, нарезала кусками хлеб. Олег, увидев выставленную на столе еду, воскликнул:

– Вот спасибо вам и вашей жене – мы хоть раз в жизни по-человечески поедим, а то суют нам паршивый самогон, остатки кусков сала и солёные огурцы, уже начинающие гнить.

– Присаживайтесь и кушайте, – пригласил Ситников.

Мужики присели за стол и начали с удовольствием есть. Колчаков говорил:

– Я пью очень редко и в качестве заработка никогда не беру самогон. Пусть мне заплатит хозяин немножко, но живыми денежками. Я на них покупаю то, что требуется для семьи. Например, сегодня вы мне заплатите, и я куплю килограмм сахару, конфеты и три селёдки. У меня трое детей и жена, и они сделали такой заказ.

– А я считаю, что деньги – это зло. Люблю, когда со мной расплачиваются самогоном, – высказался Никита-Шаман.

– И не очень умно поступаешь, – перебил его друг. – Чтобы выгнать литр самогону, требуется один килограмм сахару, а этот литр стоит столько, сколько два килограмма сахару, Следовательно, самогонщик имеет прибыль сто процентов. Вот поэтому многие и стараются расплачиваться самогоном, то есть ищут дураков. Ты, Никита, лучше расскажи про мамонта.

– Вряд ли имеет смысл здесь рассказывать, боюсь, не поверит мне грамотный человек.

– Ты всё же расскажи, поверит или не поверит – это другой вопрос, – настаивал Олег.

Никита-Шаман положил в свою тарелку ещё пару котлет, неторопливо ел и охотно с достоинством рассказывал:

– Служил я, значит, в армии за полярным кругом, где-то неподалёку от Диксона. Известно каждому, что там – вечная мерзлота. Однажды потребовалось вырыть яму, я уж сейчас и не помню для чего. Заложили взрывчатку, произвели взрыв – образовалась большая воронка, а на дне, смотрим, лежит целый мамонт. Представляете, целый упитанный мамонт! В батальоне нас, деревенских, было несколько человек, и мы быстро сняли с него шкуру, потом громадную тушу положили на спину, вспороли брюхо и вынули все из неё. Оказалось, у мамонта, хоть он и жил много веков тому назад, такие же внутренности, как и у нынешних быков, то есть – сердце, печень, лёгкие, кишки и тому подобное. Пока мы разрезали на части громадную тушу, ребята разожгли костры. Торопливо в котлы покидали жирные куски мамонта, сварили и скушали за милую душу. Кости покидали в яму. Майор, когда узнал, что мы съели древнейшее животное, очень ругался. Он стал допытываться, где кости мамонта, но тут разыгралась метель, всё занесло снегом, и мы их так и не нашли. Я мясо мамонта так и не попробовал: пока его разделывал, так устал, что даже есть не мог.

Владимир Леонидович в недоумении смотрел на Никиту-Шамана, огромного мужика с крупной головой и пудовыми кулаками, и не мог сообразить: то ли тот серьёзно рассказывал, то ли шутил. Но, как бы то ни было, рассказ его был весьма оригинален.

Олег вспомнил:

– Владимир Леонидович. Вы молодец, что привезли в школу амперметры и всякие приборы. А я впервые в своей жизни увидел вольтметр, знаете где? В армии – вот где. До вашего прибытия в школе не было ни одного прибора по электричеству.

Никита-Шаман вступил в разговор:

– По телевидению недавно передавали репортаж о прибытии в Советский Союз президентов академий наук социалистических стран. Оказывается, большое значение приобрела автоматизация научных исследований. На исследования, на которые раньше уходили годы, в наше время требуется всего-навсего месяцы. Американцы разрабатывают системы для уничтожения космических спутников. Так что обучение в школах в наше время играет очень важную роль в подготовке гражданских и военных специалистов. И в дальнейшем будет иметь ещё большее значение. – Богатырь помолчал и, катая пальцем крошку хлеба по столу, начал изливать свою тоску:

– Вы живёте с жёнами, с детьми. Я завидую вам. Я с первой своей супругой прожил девять лет. Никогда не ругал её. Ударить – Боже упаси, пальцем не тронул. Выпью иногда и завалюсь спать. А она забрала дочку и уехала к своей маме. Я написал ей письмо, в котором сообщил, что освобождаю квартиру, пусть возвращается в наше жилище. Она вернулась. Я перебрался в другой город и там заработал квартиру, в другой раз женился. У нас родился сын. И вторая жена меня выгнала. Теперь я здесь. Мой отец ругает меня и не прощает, даже не разговаривает со мной за то, что моих детей воспитывают другие люди. Вот родители и я живём на разных улицах в одном селе и не общаемся. В августе дочка пригласила меня на свою свадьбу. Мой отец услышал, что его внучка выходит замуж, пришёл ко мне. Мои братья и сёстры дали много денег, подарков, и мы с отцом были несколько дней на её свадьбе и подружились с ней. Наташа оказалась очень хорошим и интересным человеком. Вот такие вот мои не очень весёлые дела!

Мужики наелись, напились горячего чаю, ещё немножко посидели, наговорили много по-житейски серьёзного и пошли колоть дрова. Во второй половине дня работники попросили напоить их чаем. Хозяева выполнили их просьбу. Никита-Шаман, помешивая сахар в стакане чайной ложечкой, спросил:

– Владимир Леонидович, ответьте мне на такой вопрос. Мои родители работали в колхозе за трудодни, то есть «за палочки», получали мизерную зарплату, своим трудом создали богатство колхоза. Это – во-первых. А во-вторых, все колхозы задолжали нынче государству фантастическую сумму – 12 миллиардов рублей, и в такой ситуации нынешнее руководство хозяйства позволяет себе систематически тратить громадные колхозные средства на коллективные попойки, что вы и наблюдали вчера. И вы считаете, что это нормально?

– Я здесь человек совершенно новый и в тонкостях жизни села ещё не разобрался, поэтому рассуждать на предложенную вами тему не имею права, – ответил Ситников.

– Тогда мне с вами говорить больше не о чём, – обиделся Никита-Шаман и замолчал.

Чтобы разрядить неприятную обстановку, Колчаков попросил своего друга:

– Никита, расскажи-ка про медвежонка.

Тот с видимым удовольствием спокойно заговорил:

– Служил я, значит, на Севере, за полярным кругом. Там, когда смотришь из окна самолёта с большой высоты, то видишь много-много луж. То были не лужи, а озёра, и в них много вкусной рыбы, такой, какой у нас не видели. Раз в увольнение пошли мы вместе с другом на озеро, чтобы наловить рыбы, сварить уху и полакомиться. Подходим к озеру, и я чувствую, обувь за что-то зацепилась. Глянул: бурый медвежонок, маленький такой, со мной играет: обхватил передними лапками мою ногу и мелками зубками слегка кусает. Я наклонился и глажу его. А Сашка, парень из Ярославля, ну тот, с которым я пришёл, закричал: «Никишка! Бежим! Медведь!» Поднял я голову и вижу: медведица стремительно ко мне приближается. Я аккуратненько развёл лапки медвежонка, слегка оттолкнул шалуна; подбежали мы с другом к лодке, запрыгнули в неё и оттолкнулись. И вовремя: медведица уже своего детёныша облизывала. Белые медведи там не обитают, они подальше, намного севернее.

Работники вдоволь напились чаю и ушли во двор. К вечеру они закончили свою работу. Ситников рассчитался с ними, и два друга, пожелав ему всего доброго, довольные, ушли.