Текст книги "Учитель стал директором (сборник)"

Глава 7. Начало занятий

После августовского совещания Ситников сосредоточился на подготовке документации к новому учебному году.

В полдень два плотника из колхозной мастерской привезли деревянную ограду, чтобы, как полагается по технике безопасности, оградить печки в пристройке, служившей спортивным залом.

Во второй половине дня директор с заместителем составили сценарий проведения торжественной линейки по случаю первого сентября. Отправили приглашения на этот праздник руководителям колхоза и сельского Совета. На совещании с учителями обсудили план учебно-воспитательной работы на год.

Первого сентября утро оказалось солнечным, свежим, приятным. Во дворе школы дети построились в линейку по классам. Девочки были в тёмных глухих платьях с белыми воротниками и в белых фартуках, мальчики – в тёмных брюках и белых рубашках. На всех школьников завязаны красные галстуки. Чёрно-бело-красная передняя шеренга выглядела особенно красиво. Рядом с ребятами стояли классные руководители. Перед строем поставлен стол, покрытый красной скатертью, на котором разложили букеты и подарки – портфели для тех школьников, которые летом работали в колхозе.

Стоя возле стола, выступили с поздравлениями нарядно одетые учителя, гости, родители учеников. Завуч зачитала приказ о зачислении детей в 1-й класс. Учащиеся выходили группами из строя и детскими звонкими голосами благодарили педколлектив за его хорошую работу, спели пару песен на школьную тему. Председатель колхоза вручил подарки детям и в конвертах – зарплату за выполненную работу. Первоклассники пролепетали короткие выученные стишки. Восьмиклассники передали им подарки: альбомы для рисования и наборы цветных карандашей.

Ученик восьмого класса Кирилл Котов посадил на своё левое плечо первоклассницу Таню Ткачёву, державшую в руке звонок с красным бантиком, и понёс её мимо шеренги учеником, а затем – мимо толпы зрителей. Таня боязливо звонила. Этот символический звонок означал начало нового учебного года. Однако, сами уроки ещё не начались. Классные руководители привели своих подопечных в выделенные для них помещения, каждому ученику указали его место и провели короткую беседу о дисциплине и правилах перехода через дорогу.

Председатель сельского Совета Булавина зашла в кабинет к директору и попросила сообщить ей по телефону в конце занятий, сколько учеников отсутствует, чтобы, если таковые окажутся, комиссия сегодня же посетила семьи для выяснения причин неявки детей в школу. Пожелав Ситникову удачи, Булавина ушла. К пятому уроку по докладам учителей оказалось, что отсутствуют девять учеников. Когда об этом по телефону рассказали председателю сельского Совета, директора школы предупредили, что в два часа соберётся комиссия для посещения семей, дети из которых не пришли на занятия.

У одноэтажного здания сельсовета собрались Ситников, председатель сельского Совета Булавина, фельдшер местного медпункта Надежда Тихоновна Мандрова, молоденькая, стройная девушка в лёгком голубом платье, и участковый уполномоченный милиции, капитан Александр Николаевич Поленов с чёрной папкой под мышкой. Подъехала колхозная легковая машина. На заднем сиденье разместились Ситников, посередине – молоденькая фельдшер, а с другой стороны – капитан милиции. Ирина Сергеевна заняла переднее место и сказала шофёру:

– К Ореховым!

– А-а-а! Известное дело: сама уродина и уродов нарожала, – прокомментировал шофёр распоряжение начальницы. – Двоих её недоумков отправили в школу для слабоумных, у неё ещё трое: два мальчика дошкольного возраста и восьмиклассница Аня, развратная, вся в мать.

Машина с комиссией подъехала к потемневшему от времени небольшому дому, окружённому пыльной, высокой сорной травой. Окна старого строения были запылёнными и грязными. Снаружи казалось, что это скорее заброшенный сарай, чем жилая изба. Ирина Сергеевна пояснила, что у Ореховых вход в избу со двора, и уверенно зашагала по узкой тропинке в крапиве вокруг забора. Двор оказался завален гнилыми тряпками, ржавыми вёдрами, целыми и битыми бутылками, порванной детской обувью, сломанными игрушками. Везде теснились высокие лопухи, крапива и ядовитые жёлтые цветы чистотела.

Капитан милиции, пригнувшись, шагнул в тёмные, замусоренные сени, отыскал дверь и вошёл в избу. Члены комиссии последовали за ним. Обстановка в комнате была отвратительная: полумрак, грязь, хлам. Два чумазых мальчика дошкольного возраста сидели на тёмном одеяле, постеленном на полу, и смотрели мультфильм в маленьком чёрно-белом телевизоре. Хозяйка спала, укрывшись ветхим летним одеялом. Капитан брезгливо прикоснулся к грязной руке женщины и громко произнёс:

– Галина Григорьевна, вставайте, одевайтесь, мы отвернёмся. Поговорить надо.

– Что вы ко мне пристаёте?! Отвяжитесь! – приподнявшись, пробормотала пьяная женщина, приоткрыв глаза, и уронила лохматую голову на подушку в грязной наволочке.

– Ах! Ты опять напилась! – возмущённо басом воскликнул участковый. – Сколько раз ты клялась и божилась, что в рот не возьмёшь ни капли спиртного! Последний раз мы тебя штрафовали в мае за твоё увлечение самогоном и предупредили, что если не будешь жить порядочно, то оформим документы в суд на лишение тебя родительских прав. Где Аня?

– А я знаю, где эта сука? Она мне не докладывает, с кем проводит время, – нетрезвая женщина сбросила с себя одеяло и оказалась в замызганном сарафане.

Капитан Поленов грозно предупредил:

– Если Аня завтра не придёт в школу, мы у тебя через суд отнимем детей и отправим в интернат. Форму для девочки, которую тебе дал сельсовет, ты погладила?

– Чего-чего? Анне в школу?! Ха-ха-ха! Если в школе имеется родильное отделение, то моя нежная крошка придёт. Если нет, то увольте, ей там делать нечего!

– Ты чего мелешь, пьяная дрянь?! – возбуждённо закричала Ирина Сергеевна.

– А то, что моя ненаглядная помощница, чтоб её черти слопали, беременна на втором месяце, – самодовольно, ехидно сказала Галина Григорьевна. На её дряблом лице появилось злорадство, и она добавила: – Вот вам, чтобы вы знали.

Милиционер, не решаясь садиться на грязный стул, стоя, что-то писал, положив листок на чёрную папку. Закончив писать, он ещё раз перечитал написанное, что-то исправил и жёстко потребовал:

– Галина Григорьевна! Я записал ваши показания о беременности вашей дочери Анны. Распишитесь и в присутствии свидетелей пообещайте, что не допустите криминального аборта.

– Я ничего не буду подписывать. Я ничего о беременности моей малолетней дочери не говорила, – заупрямилась алкоголичка, легла на подушку и начала укрываться одеялом с головой.

Капитан сдёрнул с неё одеяло и рыкнул:

– Подписывай! Или – со мной в милицию!

У нетрезвой хозяйки от испуга расширились глаза, но вдруг на её лице появилось слащавое выражение, и женщина нежным, елейным голосом заговорила:

– Александр Николаевич, миленький, что вы на меня так кричите? Люди сказывают, что в школьном саду видели вас с моей ненаглядной Анечкой. Стало быть, вы мой, так сказать, зятёк.

– Ты чего болтаешь?! – возмутился участковый. – Я тебя за клевету при свидетелях…

– Я?! Я? Я?.. – ничего лишнего. Я говорю только то, что люди говорят, – оправдывалась Орехова.

– Твоя Анька валялась под кустами в школьном саду пьяная и полуобнажённая. Щепочиха ко мне пришла и сообщила об этом. Я поехал на мотоцикле. Щепочиха – со мной и помогла твоё дитя посадить в тележку. Я Аньку доставил к тебе домой, – объяснил суть дела Поленов не столько Ореховой, сколько членам комиссии.

– Вот-вот. Все на деревне и толкуют, что вы на мотоцикле мою доченьку везли, – хамила хозяйка дома.

– Прекрати хулиганить! – закричал капитан так грозно, что женщина от испуга протрезвела и вытаращила глаза. Милиционер резко приказал: «Подписывай!» и протянул ей ручку. Она безоговорочно расписалась внизу листка.

Затем участковый, укладывая листок в папку, повернулся к фельдшеру и спокойным тоном, по-деловому попросил:

– Сегодня же выпишите Анне направление на обследование, в общем, вы знаете, что полагается делать в таком случае. И завтра же поедете с девочкой в поликлинику, поставите её на учёт по беременности. О машине я позабочусь.

Булавина по пальцам высчитала, что Аня должна родить в конце марта, или в начале апреля.

Комиссия разъезжала по селу до вечера и побывала в семи избах. В каждой из них внутри было грязно, а жившие в них семьи можно было назвать неблагополучными. Оригинальное отношение к учёбе сына оказалось у Макаровых. Мать и отец, уже в годах, были работниками молочно-товарной фермы и держали в личном хозяйстве двух коров, четырёх бычков, лошадь, двух свиноматок с поросятами, восемь овец, много кур и гусей. Естественно, уход за ними отнимал у всех членов семьи много времени.

Надо отметить, что они хорошо справлялись со своими делами. Младший сын Юра, четырнадцатилетний, являлся основным помощником по хозяйству. Сам хозяин Фёдор Фёдорович, крупный, добродушный, спокойный и улыбчивый, вежливо встретил комиссию, пожал руку мужчинам. На вопрос о том, где его младший сын, спокойно пояснил, что Юра собирает толстые сухие ветки в лесу, заготавливает дрова на зиму, потом перевозит их на лошади домой.

– И когда он явится в школу? – спросила председатель сельского Совета.

– А кто его знает. Может, дня через три, может, через неделю.

– Ребёнок обязан учиться – это записано в Конституции, – пояснил директор школы.

Мужик смерил глазами Ситникова, улыбнулся и спросил:

– Владимир Леонидович, вы человек грамотный, не молодой и не старый, но жизнь знаете. Скажите, что лучше: иметь документ об образовании или деньги на покупку квартиры?

Директор от неожиданного вопроса засмеялся и затруднился на него ответить. Макаров неторопливо начал объяснять простые истины:

– Вот вы, Владимир Леонидович, стесняетесь сказать правду: истина в том, что лучше вначале заиметь жильё, пусть небольшую, без всяких удобств комнату, но свой угол в городе, а потом решать вопрос об образовании и приобретении рабочей специальности. Вот мой Юра без интегралов и дифференциалов сосчитал, сколько надо продать бычков, свиней, лошадок, овец, молока, масла, чтобы за пять лет накопить денег на покупку однокомнатной квартиры. Мой сын знает, что работает на себя, не ленится, уже имеет в сберкассе приличную сумму, правда, пока на моё имя. Через год окончит нашу школу, потом поработает в колхозе, затем отслужит в армии, после демобилизации вернётся домой, подыщет в городе квартиру, её оплатит, переедет в неё и будет по-настоящему учиться. Вот такая ситуация в нашей семье.

– Фёдор Фёдорович! – грубым басом воскликнул капитан милиции. – Ваш старший сын хорошо учился в школе и в высшем артиллерийском училище. Сейчас служит на офицерской должности, имеет хороший заработок и замечательную квартиру. Разве это плохо? Почему же вы Юру не заставляете учиться и не создаёте для этого необходимые условия?

– Я своих детей не принуждал ни к чему. Я только советовал. Свой жизненный путь каждый выбрал самостоятельно. Кто хотел – выучился. Придёт время, и Юра будет учиться. Если он не приходит на уроки, вы этого не отмечайте в журнале, ставьте ему троечки, а я вам в благодарность мяса, молока, мёду принесу.

Членам комиссии пришлось отчаянно сдерживать своё раздражение и объяснять Фёдору Фёдоровичу, что в нынешнее время – хочешь, не хочешь – каждый обязан иметь средне образование, потому что век наступил атомный. Бородатый Макаров невозмутимо слушал, снисходительно улыбался и делал вид, что соглашается с тем, что ему говорят, но на его добром, небритом круглом лице читалось, что он остаётся при своём мнении.

Комиссия вышла на улицу и облегчённо вздохнула. Предвечернее солнце нацелилось за горизонт. Спадала жара. На лужайке лежали два крупных красной масти быка и лениво, прикрыв глаза, пережёвывали жвачку. На противоположной стороне улицы сиял свежей покраской пятистенный дом с прекрасным палисадником. Председатель сельского Совета рассказала, что в этом красивом доме живут Росляковы: отец, мать, две дочери школьного возраста. Сын отлично окончил школу, потом строительное училище и сейчас служит в армии; семья очень порядочная и благородная, девочки – скромницы. Булавина предложила:

– Зайдём на минуту к Росляковым, и пусть наш новый директор не думает о том, будто в нашем селе живут одни плохие люди; есть и замечательные.

– Согласен с Вами, – ответил Владимир Леонидович и спросил: –Объясните мне, откуда Макаров знает термины из высшей математики?

– Его старшие дети учились в институтах, готовились к экзаменам у него в доме, конечно, что-то читали вслух и обсуждали… Вот он и нахватался всяких слов, не понимая их значения. Так что, не такие уж тёмные нынешние деревенские жители.

Несмотря на усталость, комиссия направилась в дом, где проживали честные, добрые и трудолюбивые люди. Высокий капитан милиции с чёрной папкой в руке, представительная Ирина Сергеевна, молоденькая фельдшер в лёгкой летней одежде и директор школы вошли в ухоженный палисадник. Участковый осторожно постучал в окно. Дверь остеклённого тамбура открылась, и в проёме появилась опрятно одетая среднего роста женщина в белом платке. Загорелое умное её лицо выражало неописуемый испуг. Рослякова, прижавшись спиной к дверному косяку, чуть не плача от ужаса, забыв поздороваться, спросила:

– Что натворили мои дети?! Стыд-то какой: милиционер с председателем и с директором школы на дом пришли!

Участковый, улыбаясь, мягким басом разъяснил:

– Успокойтесь, пожалуйста, Елизавета Семёновна. Ваши дочери прекрасные. Мы подумали: всё ходим по неблагополучным семьям, а к хорошим людям некогда. Вот мы и зашли к вам, чтобы поблагодарить вас за замечательное воспитание детей.

Елизавета Семёновна недоверчиво глянула на каждого неожиданного гостя и, видя на их лицах светлые улыбки, успокоилась и пригласила:

– Господи! Да что я? Совсем перепугалась! Заходите, пожалуйста, заходите! Прошу вас.

Члены комиссии зашли в комнату, сели на чистые лавочки около стола, покрытого новой блестящей клеёнкой.

– Может, чаю? – предложила хозяйка.

Гости любезно отказались, сказав, что зашли всего на минуту, так как очень устали. Председатель сельского Совета Булавина торжественно сказала:

– Уважаемая Елизавета Семёновна! Мы официально и от всей души выражаем вам благодарность за отличное воспитание детей, за их хорошую учёбу и желаем всем вам счастья, здоровья и долгих лет жизни.

Хозяйка покраснела, сцепила пальцы рук в замок и ответила:

– Спасибо! Только мы к благодарности не привычны. Честно живём, трудимся, никого не задеваем, нет ничего ворованного в нашем доме. Всякие похвалы, откровенно говоря, нас пугают. Я такое пережила два дня назад, что не приведи Господь! Наш сын Дима служит в армии. И вдруг почтальон приносит письмо из его воинской части, но на конверте адрес написан не рукой сыночка, а напечатан на машинке. Я сразу же вспомнила, как мы в 1942 году получили похоронку на отца; я тогда была ребёнком. И помню, как все плакали. И вот позавчера сидела тут за столом, а письмо, казённое письмо, лежало передо мной. Я смотрела на него и плакала, плакала, плакала. Пришёл мой муж Володя, глянул на меня, потом на письмо – и опустился на лавку. Сидим и смотрим на конверт. Я плачу, а он сжал челюсти. Наконец, он взял письмо, медленно распечатал и воскликнул: «Ах, вон оно что!» Я чуть сознание не потеряла. Муж пояснил, что командир благодарит нас за безупречную службу сына, что Диме объявлена благодарность перед строем, и скоро он приедет домой на десять суток в знак поощрения… Мне рассмеяться бы, но я всё плакала и плакала, не могла успокоиться.

– Вот видите, и мы не отстаём от армейских командиров по части благодарности, – улыбаясь, промолвила Ирина Сергеевна и добавила: – Ещё раз Вам спасибо за воспитание детей. Сообщите, когда Дима будет приезжать, мы пошлём машину в Вишнёвку, чтобы его встретить. Нас дома ждут дела, мы пойдём. До свидания.

Члены комиссии вышли, уселись в машине, и их повезли по домам.

На следующий день завуч Валентина Михайловна составила окончательный вариант расписания и с сожалением пожаловалась директору:

– Я вам скажу по секрету: мне, завучу, не столько трудно работать с учениками, сколько с учителями. Педагоги – народ грамотный, знают свои права и мои обязанности. Если у учителя малолетний ребёнок, то такому преподавателю надо обязательно освободить субботу. Сейчас рекомендуют каждому педагогу, кроме воскресенья, предоставить ещё один свободный день. Кроме того, санэпидемстанция требует, чтобы сложные уроки проводились с утра. Я с великим трудом все рекомендации выполнила. Владимир Леонидович, посмотрите внимательно, если ошибок не найдёте, то я завтра это расписание доведу до сведения всех. Вот мы с вами и начнём новый учебный год!

И начались непрерывные хлопоты. Ситников с утра до позднего вечера находился то в школе, то в правлении колхоза, то в сельском Совете, то в районных организациях, в Вишнёвке. Он даже и не подозревал, что у директора крохотной сельской школы так много неотложных дел.

Глава 8. Один урок и восемь минут

Не было профессионального учителя химии. Вести этот предмет по совместительству уговорили молодого специалиста, колхозного агронома. Председатель хозяйства не возражал. Двадцатипятилетний агроном Алексей Терентьевич, нарядно одетый в коричневый костюм, белую рубашку с красным галстуком, 4-ого сентября стоял в углу сумрачной учительской и излагал свои педагогические идеи:

– Все работы разные, но в управлении деятельностью коллективов имеется нечто общее, а именно – пооперационный контроль. Я контролирую всё скрупулёзно: поехали пахать – я смотрю, как навешан плуг; пашут – проверяю глубину вспашки; боронуют – я тут как тут. И так далее, вплоть до отсыпки зерна на склад. И на складе проверяю состояние зерна. Моими стараниями в нашем колхозе урожайность зерновых чуть меньше урожайности самого лучшего хозяйства в районе. По принципу управления деятельностью подчинённых я буду давать знания в классе мелкими порциями и тут же контролировать, как ученики усвоили то, что я только что сообщил. Только после того, как мне станет ясно, что все до одного поняли материал, я дам новую порцию знаний. Вот так я добьюсь прочных знаний по химии у всех без исключения детей.

Учителя сидели на старых стульях возле стен и за столами, смотрели на симпатичного молодого человека, почти касавшегося головой потолка, молчали и иронически улыбались. Завуч Валентина Михайловна, скептически скривив губы, попеняла агроному:

– Такого практически не бывает, чтобы весь класс хорошо знал какой-то предмет. Я двадцать лет отработала в школе, и за всё это время у меня был один единственный класс, в котором все ученики хорошо успевали по всем предметам. На практике дело обстоит так: просидит, предположим, мальчик целый год в первом классе, ни читать, ни писать, ни считать не научится; учительница отвезёт его на медико-педагогическую комиссию; там обследуют ученика специалисты и скажут: предъявленный ребёнок умственно нормальный, учите его, совершенствуйте методику преподавания. Кто прав? Учительница или медико-педагогическая комиссия? На мой взгляд, правы и те, и другие. Многовековая практика учебных заведений показывает, что есть дети, способности которых к учёбе лучше, чем у дебилов, но хуже, чем у среднего ученика. Для этой категории школьников необходима особая, упрощённая программа изучаемого материала. Это неоспоримый факт. Но Министерство образования не хочет его признавать и добивается от педагогов стопроцентной успеваемости. Закон о всеобщем среднем образовании практически не выполним. И учителя, чтобы избежать скандалов с руководством, ставят тройки вместо двоек…

Прозвенел звонок на первый урок. Директор привёл агронома в седьмой класс, представил ученикам, сам ушёл в свой кабинет. Алексей Терентьевич возвышался над детьми. Учеников в этом классе было только семь. Вновь испечённый учитель басисто, напористо дал определение предмета «химия», на примере работы агронома растолковал, для чего она нужна, и тут же начал по одному поднимать учеников и требовать, чтобы они повторили услышанное от него. К его приятному удивлению, дети поняли то, что он только что рассказывал. Агроном на высоком душевном подъёме провёл урок и сияющий появился на перемене в учительской и похвастался своим успехом. Учитель истории Виктор Кондратьевич, поправляя свой галстук, пояснил колхозному специалисту:

– У вас в седьмом классе хорошо прошёл урок, потому что несколько шалопаев из него отсутствуют в школе. Нам ещё предстоит отловить их и затолкать за парты. Вот в восьмом классе один Юра Макаров чего стоит: он доведёт вас до белого каления, хоть вы молоды и нервы у вас крепкие. Поговаривают, что вы, будучи студентом, занимались боксом.

Прозвенел звонок на второй урок. Директор представил восьмиклассникам нового учителя химии, а сам поспешил в сельский Совет. Алексей Терентьевич морщился от запаха навоза. Дети робко смотрели на него. Круглолицая, ясноглазая, полная девочка с двумя косичками, заметив на лице учителя недовольную гримасу, пояснила:

– Навозом воняет от Макарова. У него родители рано уходят на ферму. Он забывает переодеться в школьную форму: в каких сапогах и одежде работает в своих коровнике и свинарнике, в тех и является на уроки.

Агроном хотел выгнать Макарова из класса, однако, вспомнил настойчивое наставление завуча никого не выгонять, поскольку тогда и в других классах появятся ученики, желающие, чтобы их удалили с урока.

По плану, согласованному с завучем, Алексей Терентьевич объявил, что темой урока будет повторение, и с воодушевлением начал объяснять на примере профессии агронома, зачем необходима наука химия. Начинающему учителю показалось, что все ученики поняли его объяснение. Но, к его удивлению, половина класса не смогла повторить то, что он только что говорил, словно они не присутствовала на уроке. Агроном ещё раз объяснил, что изучает химия и для чего она нужна, но результат оказался тем же: половина класса не поняла его объяснения. Он ещё раз повторил сказанное и спросил:

– Что вам не понятно? Какие ко мне у вас вопросы?

Макаров высоко поднял руку, даже привстал немного.

Учитель жестом разрешил ему говорить. Юра спросил:

– Какой предмет вы объясняете?

У Алексея Терентьевича от удивления чуть не отвисла челюсть. Он, сдерживая раздражение, ответил:

– Я преподаю химию.

– А-а-а, – издевательски улыбаясь, сказал Юра. – А я смотрю в алгебру и не пойму, что вы плетёте. Теперь мне понятно: надо доставать химию, – он громко хлопнул крышкой парты, вынул неприглядную сумку, шумно в ней покопался, демонстративно достал нужный учебник и спрятал ненужный.

Агроном поинтересовался:

– У кого ко мне ещё имеются вопросы?

Смазливая, с подкрашенными губами девочка изящно подпила руку. Ей разрешил учитель говорить. Она, аккуратно повернув крышку парты, встала и, поглядывая на учителя блестящими глазами, сентиментальным, вкрадчивым голосом спросила:

– Алексей Терентьевич! Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились со своей женой?

Новоявленный учитель на миг растерялся. Эта соблазнительная девочка ошарашила его; мысли замелькали в голове агронома, словно импульсы в компьютере. Он сообразил, что не следует обращать внимание на вопрос шаловливой ученицы и продолжать урок, поэтому, не реагируя на выкрики детей: «Да! Да! Расскажите, где вы её встретили?» – обратился к классу:

– Сейчас я напишу на доске химические формулы, взятые из учебника «Химия» для седьмого класса. Вы постарайтесь вспомнить, что они означают, – и он, позабыв серьёзное предупреждение завуча о том, что нельзя стоять к классу спиной, повернулся к доске, начал столбиком писать химические символы и формулы. Рост у него был высокий, поэтому, чтобы писать внизу доски, ему пришлось широко раздвинуть ноги и очень низко наклониться. Получилось, что он непроизвольно направил свой зад, обтянутый брюками, на детей. Школьники засмеялись. И вдруг агроном почувствовал резкий удар в ягодицу. Резко выпрямившись, он повернулся к классу и грозно закричал:

– Кто это сделал?

В классе повисла ехидная тишина. Смазливая девочка, наклонившись над партой, украдкой изобразила стрельбу из резинки и показала пальцем на Макарова. Начинающий учитель направился к нему, чтобы растолковать, что стрелять в педагога из резинки нехорошо. Юра, завидев надвигающегося на него громадного человека, испугался и, словно крыса в зубах кошки, заверещал:

– Нельзя! Нельзя бить учеников!

Тут молодой учитель, потеряв контроль над собой, свирепо заорал:

– Ах, ты, гадёныш! Ты осознаёшь, что учителя не позволят себе ударить ученика, поэтому делаешь им пакости. Но я не учитель, я терпеть безобразия не намерен, – он схватил Макарова левой рукой за шиворот, приподнял и потащил в коридор.

В классе истошно заорали, затопали ногами. Шум разнёсся по всему ветхому деревянному зданию. Завуч мигом догадалась, что непорядок может быть только на уроке у агронома, и подскочила в тот момент, когда Алексей Терентьевич, поставив Юру к стенке, хотел нанести ему удар по правилам бокса. Она встала между ними, и молодой человек опомнился. Валентина Михайловна затащила перепуганного мальчика в учительскую. В дверном проёме появился агроном и, с порога бросив классный журнал на стол, выкрикнул:

– Учите сами этих балбесов! – и собрался уходить.

Валентина Михайловна, улыбаясь, объявила:

– Минуточку, – посмотрела на свои ручные часы и, улыбнувшись, ласково произнесла: – Уважаемый Алексей Терентьевич! Ваш педагогический стаж – один урок и восемь минут. С чем вас и поздравляю!

Молодой человек посмотрел на завуча. Её лицо излучало доброжелательность, которая без следа рассеяла в нём злость. Он рассмеялся, пожелал ей удачи в её нелёгком труде, повернулся и, громко топая, направился к выходу.

Вскоре из районного отдела образования поступило сердитое распоряжение: директору поручается самому обучать детей химии. Ситников купил учебники по химии и стал осваивать преподавание нового для себя предмета.