Текст книги "Постскриптум. История нескольких жизней"

Постскриптум
История нескольких жизней
Леонид Бойко

И в отражении лужи крови

Лицо седого старика

Минута гневного безмолвья

Моя жизнь все же не легка…

Фотограф Екатерина Соколова

© Леонид Бойко, 2017

© Екатерина Соколова, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4490-0301-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книга первая

Пробуждение №1

Все началось именно тогда.

Звон. Глубокий вдох. Почувствовав резкую и тянущую боль в голове, я открыл глаза. Непереносимая агония поглощала меня, точно пламя, захлестывая меня изнутри. Я жадно глотал воздух, пытаясь прийти в чувства. Дыхание участилось, легкие работали на полную катушку, втягивая в себя недостающий кислород. Окружающий меня яркий свет солнца ударил по моим зрачкам так, что я импульсивно потянулся закрыть свое лицо, но сделать этого мне не удалось. Перед глазами все плыло, немного покачиваясь. Прищурившись, я с трудом смог посмотреть на свою правую руку, которая была привязана к блестящему железному поручню кровати. Кисть была перетерта до ссадин, а оголенное предплечье было покрыто набухшими синяками, напоминающими следы от уколов. Другую же конечность я совершенно не чувствовал и уже предположил худшее.

– Дьявол! Здесь кто-нибудь есть? – Кряхтел я, не понимая, как я оказался в этом ужасом помещении.

Фокусироваться на чем-то было невероятно трудно. Голова была тяжелой, и каждая мысль, посещающая меня, с трудом доходила до моего сознания, борясь с глубочайшей слабостью. Я ощущал, что словно обездвижен действием болеутоляющих, которыми часто баловался в юношеском возрасте. С трудом преодолев сверкающий барьер перед собой, яркую пелену света, я начал оглядываться вокруг. Небольшая комната с белоснежными стенами, вдоль которых стояли высокие кровати. Рядом с ними стояли небольшие деревянные тумбочки из светлого дерева, на которых стояли прозрачные пластмассовые баночки с таблетками. Самая дальняя койка была кем-то занята. Человек был накрыт одеялом, таким же нежным и белоснежным, как все в этой комнате. Он не дышал, не двигался, не подавал особых признаков жизни. Мой туманный взгляд устремился дальше, осматривая помещение. Большие окна с железными решетками, промеж стеклянных пластин, во всю пропускали лучи слепящего светила, согревая нас своим теплом. Стоял солнечный день, голубое небо грациозно рисовалась своей натуральной красой, на которую еще не покусилась ни одна злобная тучка. Любой новый фокус зрения давался мне весьма тяжко, иногда вовсе расплываясь кляксой. В центральной стене, прямо напротив меня, был встроен тонкий экран, на котором мелким шрифтом бежала текстовая строка. Вчитываться я не стал, уж слишком больно отдавало в моей голове. Повернувшись в другую сторону, я увидел широкий дверной проем, рядом с которым была какая-то электронная футуристическая доска. Такие «приборчики» я видел по телевиденью уже много лет. Вход был закрыт большой серой пластиной, напоминающую дверь. Она едва выделялась своими выступающими контурами. Я попробовал привстать, но почувствовал, как теряю сознание. В голове окончательно темнеет. Темнота, что мрачнее ночи, вновь перед меня под свой контроль.

– Роберт? – Окликнул теплый женский голос. – Ты опять меня не слушаешь? Ты какой-то совсем бледный.

Я понял, что загляделся в костер. Быстро переведя взгляд на спутницу, я слегка улыбнулся, чтоб как-то сгладить свою вину. Рядом сидела моя супруга и обиженно смотрела на меня оленьими глазами. Видимо я замечтался и провалился в сон прямо посреди нашего ужина. Слегка болела голова, требуя полноценного отдыха или глотка свежемолотого черного кофе. Я ощущал себя помятым постиранным бельем, до которого еще не добрались руки творца, приводя его в пригожий вид. В последнее время меня начали беспокоить кошмары. Настоящие проказы дьявола. Сны, от которых было сложно проснуться. Сны, которые пугали до глубины души. Я все чаще оказывался во мраке, находясь в глубоком небытие, на грани реальности и фантазии.

– Слушаю! Прости, уж очень сложный был день. А.. – кашлянул я – О чем мы?

События последних нескольких часов вылетели у меня из головы. Помню, что решили наконец-то выбраться на природу (Кэтрин, моя супруга, уговаривала меня на это приключение в течение нескольких недель, если не больше), как добирались до назначенного места, нахваленного друзьями моей жены (у Кэтрин был кружок, в котором они с подругами собирались раз в неделю и делились последними новостями, обсуждали вновь вышедшие книжные новинки и делились сплетнями, иногда участвуя в благотворительных социальных акциях и пикетах), подвозили попутчика, который не мог умолчать о своих жизненных достижениях (Господи, его было не заткнуть), что разбили лагерь вдоль реки, которой казалось, не было границ до самого горизонта. А дальше я видимо задремал в своем раскладном кресле, а Кэтрин разожгла костер, пытаясь разбудить меня своим диалогом. Настоящая хозяйка. Или вовсе считала, что разговаривает не со спящим мужем, как это обычно бывает.

– Мы о выборах говорили, а ты взял и уснул. Тебе так скучно обсуждать политику с женщиной? – Начала было нервничать она. – Милый, ты себя хорошо чувствуешь? Ты в последнее время сам не свой. – Ее заботой было пропитано каждое слово, она всегда переживала обо мне.

– Кэтти, честно, я очень утомился. Так за кого голосовать будешь? – Улыбаясь, я попытался перевести разговор в более мирное русло. Такие «переключения» начали тревожить меня все чаще. – Я так и не понял, какую партию вы там теперь поддерживаете в вашем кружке. Эй, ты чего? – Ее взгляд выдавал недовольство.

– Помоешь в реке посуду, и мы квиты! – Улыбнулась Кэтрин. – Милый, я же тебе столько раз уже говорила? Начнешь слушать – поговорим.

– Договорились. Черт, мне нужно больше отдыхать. – Сказал я. Меня раздражала моя новоприобретённая рассеянность.

– Сам виноват, что сидишь до последнего на работе, как прокаженный. Ты трудишься там сутками, забыв обо всем, забыв обо мне. Ты «трудоголик», Роб, подсевший на эту иглу уже давно. Уходишь последним, приходишь первым. Это глупо. – Она попала в сто бальную мишень. Ее слова словно дротик, угодили в самый ее центр.

Я немного закипал, точно чайник. Вызвать меня на эмоции было делом одной секунды. Такая игра не стоит свеч.

– Дьявол, КЭТ! – Выругался я, не сдержав свои чувства. – Я первым никогда не уйду. Если что-то не сделаю я – не сделает никто, а ты знаешь, как для меня все это важно.

– Я понимаю, милый, но и ты пойми. Мне тебя очень не хватает рядом.

Я обнял ее и поцеловал в лоб. Я злился на себя, злился на свое состояние. Срываться на Кэтрин было непозволительно. Но, вдохнув ее аромат, все отошло на задний план. Вот оно – мое плацебо. Кэт очень приятно пахла цветами – ее любимыми барбарисами, которые так редко растут в наших краях. Очень тонкий, еле ощутимый оттенок сладких ягод. Всю жизнь, сколько мы знакомы, ее запах вызывал у меня только светлые и положительные эмоции. Видимо, это и была настоящая любовь, любовь с первого взгляда, которая пробивает тебя до мурашек, заставляя твое сердце трепетать в предвкушении близости. Не торопясь, я встал, слегка погрел руки у костра и начал собирать грязную посуду. К моему удивлению, посуды было достаточно, что я не запомнил, как ее пачкал. Здесь были и полупустые бокалы красного вина, стаканы, заляпанные тарелки от шашлыков. В подтверждение всему был лишь набитый желудок, тяжесть которого тянула меня вниз, намекая на то, что я действительно крепко поужинал. Я собрал все в большой прозрачный контейнер и поплелся вниз к реке. Стоял теплый августовский вечер, и солнце почти зашло за горизонт. Лишь яркий луч оставлял свою сверкающую дорожку света на поверхности воды. Пушистые облака сбивались в стаю, превращаясь в массивные фигуры, отдаленно напоминающие очертания знакомых абстракций. Волны, ударяясь о берег, немного пенили воду, слегка затянутую зеленоватой тиной. Обернувшись, я увидел, что моя жена фотографирует меня на этом прекрасном пейзаже. Я попытался улыбнуться и скорчить довольную мину. Живая фотография получается: сонный муж с контейнером, полным грязной посуды, и уходящее алое солнце былого дня. Красиво?

Вскоре Кэт присоединилась ко мне и вместе мы закончили с «домашними» обязанностями. Она не могла бросить меня наедине с семейным бытом. Настоящая бойня. В этой коварной борьбе я не всегда выходил победителем, оставляя жирные еле выводимые пятна на «вымытой» мною посуде. Вокруг нас раздавалось стрекотание кузнечиков и других ночных обитателей коварной фауны. Лес, кишащий насекомыми, птицами и животными, где каждый являлся полноценной важной ячейкой природы, воодушевлял меня. Я был городским от мозга до костей, живущий в каменных джунглях. Поэтому это «единение» с природой давалось мне с неким трудом, потому что я безумно отвык (отвык, когда и не привыкал?) от нее. Будучи редким гостем природы, посещающий зеленые уголки только по праздникам и отпускам, мне это было все в новизну, где каждое открытие отпечатывалось яркими красками в моих чертогах воспоминаний. Вскоре начал подниматься сильный ветер, сдувая нас с берега, и мы поспешили в наш лагерь.

– Нужно вбить колья, милый. – Сказала Кэт, оглядывая нашу поляну.

– Думаешь стоит? В прошлый раз мы не досчитали трети. – Бурчал я.

– Роберт! Я не хочу остаться под голым небом, когда подует ветер. – Началась злиться она. – Милый, послушай. Ради меня.

– Сейчас, дорогая. – Спорить было бесполезно, хоть я и не хотел повторения ошибок нашей первой выездки, когда от дефицита опыта мы потеряли или испортили часть снаряжения. Колья остались в земле, новый походный тент порвался, стулья, купленные у соседей с огромной уценкой, порвались под моим весом. Устраивать демагогию с женщиной – самоубийство глупца.

Закрепляя палатку понадежнее, меня не отпускали мысли, где же я находился в том странном сне. Костер уже тлел, напоминая о себе лишь легким треском хвороста. Пока я вбивал дополнительные колья для закрепления нашего убежища, Кэтрин сообщила, что ночью будет сильный шторм, как она и предчувствовала. Многофункциональный гаджет сразу выдал нам множество графиков и полный прогноз погоды на ближайшее время, полностью соглашаясь с интуитивной «чуйкой» моей супруги. Мы были готовы к любым сюрпризам, а в самом в крайнем случае могли переночевать в машине, моей малышке, защищаясь от любой непогоды под толстыми пластами металла. Однако у нас была договоренность не нарушать наше «единение» с природой, которое бывает итак очень редко, поэтому все было по плану: «спим на земле», используя только спальные мешки. Наша палатка была на небольшой возвышенности, чтоб не проснуться в большой луже, а вокруг были кустарники и небольшие деревья, которые немного защищали нас от ветра, который усиливался с каждой минутой. На юге и вовсе был плотный сосновый лес, окутанный легкой пеленой тумана, перетекающий в нечто большее. Сосны были на столько высокими и толстыми, что казалось, их посадили еще наши предки, прибывшие на эти прекрасные земли. Лес всегда завораживал меня до глубины души. В нем было много удивительных тайн, опасных и диких зверей и потрясающих, не тронутых людьми уголков. Вся эта магия, царящая вокруг, бодрила и завораживала дух, заставляя вспоминать все светлое, что было в твоей жизни. По периметру нашего лагеря я расставил маленькие столбики, одолженные у тех же «соседей-экстремалов». Эти столбцы света загорались, стоит только нажать на дисплей моих наручных часов, сопряженных с ними. Они слегка освещали лагерь в то время, когда костер отдавал свои последние силы, освещая все вокруг.

– Милый? – Протяжно звала Кэт. – Я уже постелила, ты там долго?

– Сейчас, я потушу костер и приду. Подогрей матрас пока – Усмехнулся я. – А лучше вместе нагреем. Не усни только! – Я залил угли водой, и они начали на меня шипеть, точно я разбудил змеиное гнездо, бегло осмотрел полянку, проверил закрыта ли машина и шмыгнул в маленькую дверцу, плотно застегнув молнию за собой, где меня уже ждала моя любимая супруга, прячась под одеялом.

Наша палатка представляла из себя четырёхугольную пирамиду, где я мог стоять почти в полный рост. Кэтрин же могла подпрыгнуть там, я был выше ее ровно на голову. Периодически (смеха ради) я называл ее карликом или сказочным хоббитом, таящим в своем кармашке кольцо бессмертия, кольцо вечной красоты. Ведь она всегда была стройна, бодра и прекрасна. Таким женщинам как она, обладающими природной и сказочной красотой, можно было не тратить время на то, чтобы привести себя в достойный вид, «отштукатурив» свое лицо тонной косметики. Ее чарующее величие завораживало меня по утрам, стоило лишь спросонья увидеть ее, мое сердце пело и трепетало.

Когда я снимал свой свитер, я заметил, что умудрился запачкать его в кетчупе. Жирное темное пятно. На груди было несколько бордовых капель, которые изрядно портили мой внешний вид. Туристической униформы, комбинезонов и прочего барахла у меня не было, поэтому запачкать домашний свитер было гнусным делом. В темноте померкшего света свежую бардовую кляксу было сложно отличить на дизайнерском рисунке, но я знал: отстирывать ее будет проблематично, даже в нынешнюю информационную эпоху, когда все быстрее стирается реальность между грезами и действительностью. Обнявшись с Кэтрин, я лег поудобнее и стал вслушиваться и наслаждаться (я пытался полностью отдаться этому «единению» по просьбам Кэт) природой. Как ни странно, но от ночных обитателей стоял настоящий шум. Эти зеленые букашки, которых так и хотелось обозвать похлеще, поджидали момента, когда мы сможем уединиться в палатке, устроив свой концерт по авторским заявкам. Я слышал каждый щелчок, каждый стрекот и шелест. Лесные обитатели находились в эйфории досаждая мне, подбираясь все ближе и ближе к нашей палатке. Я ненавидел их все больше и окружающая магия, и веющая ностальгия, которая едва мгновение нравилась мне, сразу растворялась в пылу моего гнева к ним. Поцеловав свою половинку, мы обменялись теплыми словами (которые я едва выдавил из себя, пытаясь сосредоточиться на Кэтрин), поцелуями и поделились впечатлениями. Я сказал ей, что был рад, что смог покинуть полицейский пост хоть на некоторое время, позабыв о гадких сослуживцах (особенно об одной леди, которой желал гореть в адском пламени, но о ней немного позже), которые уже сидели острой косточкой в горле. Отчасти это было так. Но мне пришлось это сказать. От работы я получал все, что мне было нужно. Я был карьеристом, именно тем, кем меня называла моя супруга. Мне хотелось все больше денег, все больше власти, и я стремился к этому, оставаясь на работе как можно дольше. Один философ считал, что «власть – делает вас сильнее». Другой «Что нужно мужчинам кроме власти? Больше власти!». Этого догмата я придерживался испокон своей карьеры. Следующим моим святым правилом, что я соблюдал был приход на службу и завершение трудового дня. Уходить раньше шефа – никогда. Это было первым законом, которое я поставил перед собой, как только поступил на службу. Это понемногу давало свои плоды и судя по всему, самым компетентным претендентом на пост главы департамента полиции северо-западного района вполне могу быть я, если конечно, смогу обойти одну леди, если ее можно так назвать, которая уверенно пробивается к самой верхушке, слегка приподнимая свою мини юбку, одеваясь с каждым днем все похабнее и пошлее. Свою карьеру она начала очень типично, для представителя такого склада ума, как она: вильнула хвостом перед шефом и буквально в тот же день оказалась с ним в ресторане, празднуя удачный поиск нового сотрудника полиции. Стоило ей появиться на собрании, как лицо шефа расплывалось в улыбке, сбиваясь с поставленных перед нами задач. Выглядело это очень глупо. А когда мы с ребятами (многие из них присоединились к моей коалиции, потому что эта леди их отвергла) убеждали наше начальство в ее некомпетентности – нас выставляли за порог кабинета, ссылаясь на необходимость в новых кадрах. Но работа не владела ею так, как владела мной. Карьера захлестывала меня с головой. Для нее это были лишь деньги на свои бесчисленные наряды или походы по ресторанам, для поддержания своего статуса в социальных сетях, выкладывая порцию новых фотографий. Людям нужно найти свое дело, покуда смерть не заберет их наивную душу, и они ищут его, будь то Иисус Христос или грандиозное путешествие по Бразильским хребтам. Мы все зависимы. Мой наркотик – моя карьера.

Мы еще немного поговорили с Кэт, потом я прижался к ней как можно сильнее, закутавшись в ее длинные локоны, наслаждаясь их ароматом. Она всегда спала спиной ко мне, что иногда раздражало меня, крепко прижимаясь, ожидая моих объятий. Засыпая, пытаясь заглушить своими мыслями звуки щебетания насекомых, которые достигли апогея своего концерта, я думал о любимом – о работе.

– Вы меня слышите? – Грубый мужской голос заставил меня снова открыть свои глаза. – Повторяю, вы меня слышите?

Пробуждение №2

– ПРОТОКОЛ. СОЗДАТЬ НОВУЮ ЗАПИСЬ. 17 декабря 59 года. Пациент все-еще не подает признаков жизни. Состояние удовлетворительное. – Чуть слышно говорил он. – Продолжить курс лечения, дозировку успокоительного не увеличивать. Запись закончена. – Боком ко мне стоял человек в белом костюме, напоминающий врача, и вглядывался в дисплей рядом с моей кроватью. В его руке судя по всему был диктофон, в который он записывал происходящее вокруг. То, что я пришел в чувство Док не заметил. Мне было не столько страшно заговорить с ним, сколько трудно открыть рот и произнести хоть что-нибудь. Силы покинули меня. Одно слово показалось мне чем-то невероятно большим. Оказывается, я был подключен к маленьким проводкам и каким-то датчиком, которые отслеживали мое состояние. На экране я увидел скелет человека и множество символов, значения которых я не понимал. Я пошевелил пальцами пристегнутой руки. Доктор переменился в лице и шустро убрал прибор в нагрудный кармашек.

– Так-с. Как вы себя чувствуете? – Он наклонился надо мной и заглянул словно в душу. – Вы знаете где вы? – Его голубые глаза въедались в меня словно два острозаточенных сверла. Такой его взгляд было невероятно сложно выдержать, и я отвел глаза, чтоб попытаться осмотреть себя вновь.

– Нет.. – Я выдавил из себя ответ и посмотрел на руку, которую совершенно не чувствовал. Она была полностью покрыта бинтами от самой ладони до плеча. Не попытаться воспользоваться ей еще раз было грехом, но она никак не реагировала. Окинув помещение взглядом, я помню, что просыпался здесь ранее, возможно даже несколько часов назад. Все оставалось точно таким же, как и ранее. Вокруг одни белые тона.

– Интересно… Так-с, так-с… Поговорим позже, вам сейчас нужен покой. – Доктор не торопился с вопросами и давал мне прийти в себя. Я прикрыл глаза, чтоб как-то унять головную боль. Было слышно, как он удаляется от меня быстрыми шагами, и в комнате наступает тишина. Первыми моими мыслями было то, как я попал сюда. Судя по всему, это была больница. Полагаю, что я находился в коме и совершенно не помню происходящего. Сколько я пролежал без памяти? День, два? Ребята в отделе, наверное, ищут меня. Но вдумываться и рыться в воспоминаниях было куда больнее, чем это, казалось бы, сразу. Я попытался привстать, чтоб подойти к окну и выглянуть на улицу, но забыл, что моя единственная рабочая рука была пристегнута к кровати. Разве я похож на буйного, чтоб держать меня словно зверя привязанным к своему месту?

– Эй.. – Хрипя окрикнул я лежачего соседа. Он все еще лежал в той же позе, в которой я запомнил его еще в первое свое пробуждение. Прищурившись, я убедился, что он дышит, но почему-то не слышит мой зов. – Парень! – уже громче прохрипел я. Мой голос изменился и раздражал даже самого себя.

Человек, который лежал в дальней от меня койке слегка шелохнулся. Если приглядеться повнимательнее, то можно было увидеть, что он вовсе не пристегнут к кровати в отличие от меня. Проблемы со зрением, как и раньше, влияли на картинку, иногда размазывая все передо мной. У него были седые короткие волосы, как мне показалось, и щуплая, худая спина. Окликать его парнем было ошибкой. Он неожиданно приподнял голову, словно услышал что-то необычное, и развернулся ко мне. Я увидел напуганного старика, который смотрит прямо мне в глаза. Его губы начали шевелиться, но он не сказал ни слова. Вместо этого старик развернулся и привстал с кровати. Мой спутник был скромно одет. В таком виде, он выглядел вполне по-домашнему, если не учитывать то, что мы находились в запертом неизвестном помещении. Возможно даже в психушке. Торопясь он подошел ко мне и положил мне руку на мою правую щеку. Его губы пуще начали дрожать, словно старик сейчас заплачет. Изумрудные глаза мужчины наполнились влагой и по его морщинистой щеке пробежала слеза, преодолевая седую щетину капля стремилась вниз.

– Не плачьте, пожалуйста – Я попытался успокоить своего соседа, но, когда твои руки не под твоим контролем сделать это весьма сложно. – Почему вы плачете? – Хрипел я.

Надежда, которая загорелась в нем, когда он увидел меня впервые, начала таять. Я почувствовал это. В глазах старика промелькнула тень разочарования. Он протянул трясущиеся руки к тросам, которые приковывали меня к кровати и развязал их. Как ни странно, даже веревки в этой комнате были белые. Я несколько раз сжал кулак и протянул к нему свою руку. Старик взялся за нее и посмотрел сначала на меня, а потом быстро перевел взгляд мне на предплечье, которое я не мог разглядеть сразу. Я заметил, что на своей руке я носил небрежно сделанную татуировку. Что-то на латинском и маленькая звезда, выжженная несмываемым клеймом, значение которой я не понимал. Он прикоснулся пальцем к звезде и чего-то ждал. Вглядевшись внимательнее, я понял, что у меня бледная кожа, сквозь которую выпирают жилистые пурпурные вены, которых никогда не было. Мне стало страшно. Мужчина указал сначала на мою выкованную пламенем звезду, потом приспустил плечо футболки, оголяя руку. В том же месте тускло красовалась и его аналогичная метка.

– Я ничего не помню…

Ответа не последовало. Старик все еще смотрел мне прямо в глаза, ожидая какого-то чуда. Я не знаю, сколько мы еще сидели так, смотря молча друг на друга, собираясь с мыслями, пока железная панель, являющаяся подобием двери, не приподнялась и в комнату не вошли люди в таких же белоснежных кожаных костюмах, как и все вокруг. Еще немного и они сольются со стеной и с моим нынешним зрением я их не увижу. Лишь черные нашивки разбавляли густые яркие краски. Их было четверо. Внешний вид этих людей в корне отличался от мирного, добро желающего доктора. Крепкие талии опоясывал черный пояс, на котором висела кобура – гнездо для тонкого черного пистолета. На каждом были кожаные перчатки и железный ободок вокруг головы, скорее всего являющийся средством беспроводного общения. Неизвестные окружили нас и скрутили старика, сковывая его наручниками. Они обращались с моим спутником грубо, хоть он и не оказывал никакого сопротивления. Он был слишком стар, чтоб давать отпор. Но у людей в кожаной униформе не было ни жалости, ни сострадания к трясущемуся пожилому мужчине, и один из наших гостей ударил его какой-то дубинкой прямо промеж глаз. Мой спутник все так же молчал, но теперь он закрыл свои веки. Было видно, как текут его слезы.

– Страж 07—12, уведите его в комнату для бесед. – Отозвался голос доктора откуда-то сверху. Динамики были по всему периметру потолка. – Сейчас же.

Эти «Стражи» потащили мужчину в сторону выхода, молча повинуясь этому голосу. Я попытался привстать, чтоб помочь моему новому другу, но любое, даже маленькое движение откликалось слабостью и болью. Я остался совершенно один. Наедине с самим собой. Ужасно, что так же придут за мной и в полной тишине поведут куда-то в темноту, за железную дверь. Мне стало противно, что я не смогу помочь даже себе, когда стражи вернутся за мной. Бегущая строка впереди вновь включилась. Я начал вчитываться, чтоб избавиться от своих мыслей. Текст был довольно крупный. Даже я смог прочитать, опираясь на свое неоднозначное зрение. На экране было следующее «Монарх принял поправки. Теперь смертной казнью караются не только преступники, но и любые оппозиционные единицы. Ряды стражей были пополнены на несколько тысяч единиц. Рекруты проходят курс обучения, многие из них устанавливают имплантаты. Карательные операции продолжаются по всему северо-западу страны…» Красная строка текста начала постепенно увеличиваться и расплываться передо мной. Заиграла музыка, чем-то напоминающая наш гимн, изображение начало интенсивно мигать. Все ярче и ярче. Казалось, что в этот момент, когда кадр загорался куда сильнее предшествующего, за ним мелькала промежуточная картинка, которую я никак не мог разглядеть внимательнее. И когда это молниеносное послание, точно молния, промелькивала на экране, за ним следовал снова ослепительный кадр, не несущий никакой смысловой нагрузки. И чем чаще загоралась эта вспышка, тем сложнее мне было повернуть ход своих мыслей, словно непослушное течение, в нужное русло. Я импульсивно хотел потянуться за пультом, чтоб как-нибудь выключить дисплей, как луч света мерцающего монитора вовсе ослепил меня. Прищурившись, я попытался уцепиться за нити происходящего, словно падающий паук, который в последний раз видит свою паутину, над которой так долго работал. В голову сильно ударила все та же тянущая боль. Закрыв глаза, я понял, что с каждой минутой становится лишь больнее. Еще немного и я отключусь. Я словно батарейка, перегруженная слишком большим потоком электроэнергии. Боль пронзала насквозь, заставляя слезиться глаза. Мне нужен был толчок, чтоб как-нибудь преодолеть возникшие трудности в голове. Из-за всех сил я резко открыл глаза и понял, что нахожусь за рулем автомобиля, а прямо на меня несется огромная фура и сигналит мне без остановки.

Выкрутив руль вправо, мы резко соскочили с шоссе попутно сбивая небольшие кустарники растений, попавшие нам под колеса. Я старался аккуратно притормозить, чтоб не попасть в аварию и не получить нагоняй от моей супруги. Терпеть не мог выслушивать, как меня отчитывают. Не любил этого в детстве, ненавидел и сейчас. Даже не знаю, что было хуже, предстать неответственным и невнимательным водителем перед Кэт или отдать солидную часть накоплений за ремонт нашей машины. Сложный выбор. Цифры спидометра быстро падали, послушно повинуясь мне. Как я мог так разогнаться? Неожиданно впереди показались камни. Я резко вдарил ногой в пол, но тормозные колодки сыграли злую шутку, не сработав вовремя и я налетел на небольшой валун. Мы остановились.

– Приехали… Проклятье!

– О мой Бог, РОБЕРТ! – Кэтрин отпустила мою руку. Она имела дурацкую привычку хватать меня в ответственные моменты, мешая переключать передачи и следить за дорогой. – Милый, ты в порядке?

– Да.. На трассу выбежал проклятый олень и я резко вывернул! Тьфу! – Мне пришлось соврать, чтоб не привлекать внимание к временным потерям памяти. Не хотелось лишний раз беспокоить Кэт. – Все хорошо, не переживай. Ты цела? Ты видела эту здоровенную отбивную?

Когда со мной что-нибудь случалось, чаще всего переживала больше Кэтрин, чем я. Будь то проблемы с зубами или прочей ерундой. Я относился к таким мелочам довольно просто, мол само пройдет. Поэтому врачей я посещал крайне редко и по действительной необходимости. Был случай, когда у меня сильно заболело сердце и я до последнего момента не вызывал скорую помощь, продолжал копаться в гараже, убирая лишний хлам. Может тогда и прошло бы само, но я рад, что обо мне позаботилась Кэт и привела целый наряд врачей, которые быстро назначили мне необходимые препараты. Оказалось, повышенный холестерин. Кэтрин припоминала мне этот случай еще долго, мотивируя меня вести более здоровый образ жизни, выставляя себя правой в нашем споре.

– Да, я цела.. Милый! У тебя течет кровь из носа! – Она кинулась рыться в бардачке автомобиля. – Держи платок! Я только заснула как…

Я прижал его к носу и почувствовал, как он становится влажным и теплым.

– Спасибо. – Я благодарно взял ее за руку. – Пойдем посмотрим, в какую переделку мы попали. Надо же было так! Откуда он взялся, этот олень? Ты видела? – Не унимался я.

– Я задремала и проснулась лишь, когда фура начала сигналить нам. Я уж думала… – На ее лице отразился страх – …увидимся лишь в следующей жизни. Ты очень меня напугал, милый. – Она отвернулась, чтоб я не видел ее слез.

Было темно. Где-то пела сова, заливаясь своим голосом во мраке леса. Точно я не знал, вечереет или вот-вот взойдет солнце и наступит утро, предвещая новый день. Кажется, я потерял свое время, точно так же, как и чуть не потерял сейчас свою жизнь – за считанные секунды. Даже какой сегодня день, я точно не знал. Полагаю, (мне остается лишь теряться в догадках) что наш отдых закончился, и мы едем обратно домой – в долгожданную цивилизацию. Главное не подавать виду, а дату я и в своем гаджете смогу посмотреть.

Мы вышли из автомобиля и поспешили обследовать место происшествия. К счастью, моя матовая малышка цвета хаки была в полном порядке (иначе меня бы хватил инфаркт прямо на месте) и даже не поцарапана кустарниками, сквозь которые мы ломанулись, прочищая себе путь. Левая сторона машины была приподнята. Из-под нее выглядывал небольшой валун размером с упавшее дерево. Я облегченно вздохнул и убрал от носа платок Кэтрин. Посмотрев на него, я впал в легкое оцепенение. Узор из цветов нарушали лишь бардовые подтеки крови. Могло бы показаться, что у платка действительно такой кровавый цвет, но нет. Чистым он выглядит куда приятнее. Думаю, мне хотелось поскорее убрать его и не показывать супруге, которую могу напрасно огорчить. Я принялся аккуратно толкать машину, чтоб та спустилась с валуна. Кэтрин сидела за рулем, слегка газуя, не позволяя мне надорваться. Когда дело было сделано, Кэтти заметила неподалеку знакомый кустарник и побежала к нему. А вернулась уже с целым букетом, сверкая в улыбке от своей находки. Это были барбарисы.

– Узнаешь?

– Еще бы! – Ответил я, потянувшись к букету. – Видишь, во всем есть свои плюсы. – Я во всю вдыхал аромат ягод.

– Вкусно? – Улыбнулась она. Ее улыбка все еще дрожала после небольшой аварии. – Так хочется попробовать эти конфетки сейчас. Ты помнишь этот вкус? Вкус детства… – Повторила она. – Я так проголодалась. Давай заедем в супермаркет по дороге?

– Точно не вкуснее тебя! – Я обнял свою Кэт. – Давай, я не против. Я тоже очень хочу есть, когда мы в последний раз останавливались на привал? Если бы я встретил сейчас кабана, клянусь, я бы откусил от него сырой кусочек. Или может догоним того оленя?