Текст книги "Небо памяти. Творческая биография поэта"

«По серым дорогам, по дикой жаре…»

Левитанский рассказывал, что 53-ю армию должны были передислоцировать в теплую и спокойную Одессу. Однако высшее руководство решило иначе. В результате Левитанский оказался в Монголии на «маленькой войне» (так он говорил) с Японией.

В июне 1945 года подразделения 53-й армии по железной дороге отправили в Монголию. Состав проследовал по маршруту Прага – Варшава – Минск – Москва и далее на восток, всего сорок суток пути. Остановки поезд делал только ночью.

В середине июля в городе Чойбалсан была сосредоточена группировка советских войск, в том числе и подразделения 53-й армии.

«Маньчжурский поход» – заключительный поэтический цикл в книге Левитанского «Солдатская дорога» с многочисленными топографическими именами, отражающими реальный маршрут наших войск, пролегавший по той местности. Кроме топонимов – Керулен-река, Большой Хинган, город Фусин и других, в текстах немало и важных бытовых подробностей с ценной информацией о военных буднях на экзотическом Востоке.

…В начале августа 53-я армия была включена в Забайкальский фронт, которому предстояло участие в Хингано-Мукденской операции. Задача войсковых соединений фронта выглядела так: форсированным маршем пройти территорию Монголии, потом – пустыню Гоби, преодолеть хребет Большой Хинган и выйти в тыл Квантунской армии. Японцы считали, что такой переход невозможен.

Марш, начавшийся 20 июля, был крайне тяжелым. Мемуарист пишет: «Неласково встретила воинов мертвая, раскаленная пустыня. С каждым днем все глубже и глубже вторгались гвардейцы в безлюдное, унылое пространство монгольской безводной степи. Она удивила людей своей бескрайностью, казалось, ей не было конца. Ни деревца, ни травинки, кругом раскаленный песок, а над головой – нещадно палящее солнце. Ночью же температура была минусовой»[74]74
  Литвинов В. [Мало кто знает о подвиге… в Маньчжурии] // «Новая Россия», 3 сент. 2015. – Цит по: https://vk.com/wall76433131_3139


[Закрыть].

 
Снова рассвет.
        На этой заре
Начнутся четвертые сутки похода.
По серым дорогам,
         по дикой жаре
Трясутся обозы, пылит пехота.
Как медленно тянутся версты пути!
Когда уже в легкие пыли набьется
И нету желания кроме —
                 дойти! —
Мы вдруг различаем приметы колодца…
 

(Поход. Солдатская дорога)

«Части растянулись длинной вереницей, – продолжает мемуарист. – Был установлен строжайший питьевой режим. Боеприпасы и вооружение транспортировались на конских вьюках, на верблюдах. 12 дней твердо шагали гвардейцы, глубоко утопая в песке. Постепенно люди стали уставать, падать. Но они снова поднимались и шли на штурм мертвой пустыни. В последние дни преодоления пустыни Гоби, когда на горизонте стали вырисовываться предгорья Большого Хингана, когда люди, казалось, совсем выбились из сил, командир дивизии приказал развернуть в частях боевые знамена»[75]75
  Там же.


[Закрыть].

За двенадцать дней войска преодолели безводную пустыню Гоби и вышли к Большому Хингану – его ширина – 300 километров горного бездорожья.

«Медленно, по два-три километра в час, двигались полки на перевалах. Движение давалось с большим напряжением сил и воли. Камень, покрытый сплошной пеленой тумана, отсутствие растительности – вот что увидели на вершине Хингана гвардейцы. И вот Большой Хинган взят!

Небольшие гарнизоны японцев, прикрывавшие подступы к Маньчжурии, не выдерживали натиска частей дивизии. Бросая оружие, японские солдаты оставляли боевые позиции. Пленные говорили, что они никогда не ожидали, что русские появятся именно здесь, что преодоление Хингана в этом месте – это подлинное чудо»[76]76
  Там же.


[Закрыть].

Эти воспоминания точно соответствуют фактам, настроению, а также топонимике стихотворений цикла «Маньчжурский поход», что наглядно свидетельствует о непосредственном участии поэта и солдата Левитанского в этой сложнейшей военной операции.

Между тем события развивались с удивительной быстротой.

23 августа войска вышли к Маньчжурии.

27—28 августа – форсировали реку Ляохэ (упоминается Левитанским в одном из стихотворений цикла) и вышли к городу Тунляо. Преодолев переход в 1500 километров, войска появились в тылу японцев, что стало для тех полной неожиданностью.

2 сентября 1945-го, после молниеносного разгрома Квантунской армии, был подписан акт о капитуляции Японии. И уже в октябре 1945 года, после возвращения на родину, 53-ю армию расформировали. Левитанский оказался в Иркутске.

9 мая 1946 года «военнослужащий редакции газеты “Советский боец” Восточно-Сибирского военного округа» лейтенант Юрий Левитанский был награжден медалью «За Победу над Японией».

Много лет пройдет… Давид Самойлов издаст около трех десятков сборников оригинальных стихов и переводов, литературоведческий труд «Книга о русской рифме», а в перестройку – и двухтомник (1989). Песни на его стихи будут сочинять барды и даже «официальные» композиторы. Он станет одним из самых известных поэтов своего – военного – поколения. Еще в советское время его наградят Орденом Дружбы народов (1980) «за заслуги в развитии советской литературы», а потом – и Госпремией СССР (1988). Самойлов вместе с семьей будет жить в Безбожном (ныне Протопоповском) переулке в одном подъезде со своим другом Юрием Левитанским и, даже перебравшись в Пярну, изредка появляться в своей московской квартире. Вот тогда между двумя близкими друзьями, фронтовиками, разгорится нешуточный спор о минувшей войне – чем стала Великая Отечественная для них, для их поколения, для страны…

В одном из интервью 90-х годов Левитанский прямо скажет: «Отношение к военной теме было, кажется, единственным, в чем мы не сходились с Давидом Самойловым, человеком оригинального, мощного ума»[77]77
  Шинкарев Л. Юрий Левитанский: «Я дьяволу души не продавал» // Известия. Цит. по: Иронический человек… С. 47.


[Закрыть].

Вдова Давида Самойлова Г.И. Медведева, часто присутствовавшая при разговорах двух поэтов, писала: «Участие свое во фронтовых действиях задним числом Юра решил считать если не вовсе ненужным, то неудобным, по крайней мере, объясняя, что “был Маугли, выросший в джунглях” и не знал всего, что известно сегодня о преступной власти, и тем самым как бы защищал ее с оружием в руках. То, что защищал Родину, – выпадало. Отказ от собственной судьбы, какой бы вновь поступившей информацией ни был вызван, все же удручал»[78]78
  Медведева Г.И. Уходящая натура // Лит. обозрение. 1997. № 6. С. 26.


[Закрыть].

Вот как это объяснял сам Левитанский:

«Когда меня спрашивают, как вы этого не понимали, когда все так очевидно, я отвечаю: я был Маугли, выросший в джунглях и ничего другого не видевший. Откуда Маугли мог знать о существовании другого мира? Если в нашем кругу кто-нибудь знал правду или догадывался о ней, даже среди родных, он вряд ли решился бы сказать об этом подростку»[79]79
  Шинкарев Л. Юрий Левитанский: «Я дьяволу души не продавал» // Известия. Цит. по: Иронический человек… С. 48.


[Закрыть].

В самом начале войны Левитанский, как почти все его однокурсники, записался в армию добровольцем. «Мы уходили воевать, – рассказывал поэт, – строем пели антифашистские песни, уверенные, что немецкий рабочий класс, как нас учили, протянет братскую руку, и осенью мы с победой вернемся домой»[80]80
  Там же. С. 46.


[Закрыть].

Понимание пришло гораздо позже, постепенно, окончательно сложившись в конце 80-х годов, когда были обнародованы многие документы, до той поры остававшиеся недоступными для общества.

«Я не люблю говорить о войне, ухожу от расспросов о тяжелом ранении… Я решительно пересмотрел свое отношение к войне… А ведь испытывал больше вины, чем счастья, поскольку странам Восточной Европы принес, по сути, не свободу: “Ну что с того, что я там был…” – первый своеобразный итог моих размышлений»[81]81
  Селиванова Н. «Но в великой этой драме я со всеми наравне» // (Утро России. Цит. по: Иронический человек… С. 120)


[Закрыть].

Давид Самойлов считал иначе: «Солдат 41-го года, и 42-го, и 43-го воевал против злой воли и несправедливой силы нашествия. Он воевал на своей земле, оборонял свою землю. Патриотизм 41–43-го годов был самым высоким и идеальным. В нем было нравственное достоинство обороняющегося патриотизма»[82]82
  Самойлов Давид. Памятные записки. С. 275.


[Закрыть].

Однако, по его мнению, в 1945-м ситуация изменилась. Он писал: «Армия сопротивления и защиты неприметно стала армией лютой мести. И тут наша великая победа стала оборачиваться моральным поражением, которое обозначилось в 1945 году. Для исторического возмездия за гитлеризм достаточно было военного разгрома Германии и всего, что было связано с военными действиями в стране. Достаточно было морального разгрома фашизма, крушения его доктрины…»[83]83
  Там же. С. 286.


[Закрыть]

На самом деле, разница позиций двух замечательных поэтов не была такой непреодолимой, как это порой казалось окружающим, а может быть, и им самим. Во всяком случае, споры их никогда не становились причиной обид и недоверия друг к другу.

IV. Город, в котором мы молоды были (1940–1950-е годы)

Иркутск Левитанскому понравился сразу.

«Помню, как прибыли на вокзал, – рассказывал он. – Что я до этого видел? Война, маньчжурские степи, тарбаганы и суслики в степи, неустроенность, походная жизнь… А тут! Роскошный город (после степей), освещенные улицы. Публика в штатском. Деревянные дома. Деревянные тротуары. Трамваи через мост бегут. Ангара подо льдом сверкает. Чудо! Красота! Город маленький, компактный.

Снял в районе драмтеатра комнатку. Кухня квадрата четыре. Дровами топил печку. Вода в колонке за углом. Входил в гражданскую жизнь. Литераторы предложили остаться в Иркутске. Остался. У меня ничего не было, ехать некуда»[84]84
  Андреева А. «Всего и надо что вглядеться…» 26.01.2017. «Мои года». Интернет-журнал.


[Закрыть].

Первые впечатления, о которых поэт поведал в 90-е годы, дополняет стихотворение «После разлуки», датированное: Иркутск, 1945.

 
Незнакомый, незваный, непрошеный,
Из чужой стороны,
В городок, заметенный порошами,
Я пришел с войны…
 
 
Здесь зимою над самым бережком
Плывут облака.
Носят женщины с рынка бережно
Куски молока.
 
 
В марте ходят в шубах да в валенках,
Иней – в каждом окне.
Почему ж этот город маленький
Полюбился мне?
 
 
Я ходил от здания к зданию,
Из квартала в квартал.
Незнакомых улиц названия,
Как стихи, читал.
 
 
Здесь мы стали друзьями давними,
В каждом доме ждут:
За окошком с цветными ставнями —
Земляки живут.
 
 
И взволнованы и растроганы,
Не спим допоздна.
Ребятишки с гордостью трогают
На груди ордена.
 
 
А метель за окном до одури
Голосит, кричит.
И мальчишкам снится: на Одере
Трубят трубачи.
 
 
На равнинах степных, стреножены,
Землю бьют скакуны…
…В городок, заметенный порошами,
Я пришел с войны.
 

(Солдатская дорога, 1948)

Сегодня иркутский историк Станислав Гольдфарб смотрит на город той поры глазами искушенного краеведа: «Небольшой, компактный, с правильной планировкой и утопающий в зелени исторический Иркутск застроен в те годы деревянными и каменными домами вперемешку, уютен и неспешен. Чуть ли не каждый сотый в городе взрослый – учащийся вуза, техникума, училища или рабфака. В большом почете библиотеки, музеи, театры. Между прочим, в городе издается 15 газет с разовым тиражом 137,9 тысячи экземпляров»[85]85
  Гольдфарб Станислав. Иркутское время Юрия Левитанского. Иркутск, 2013. С. 54.


[Закрыть].

«Многое и в облике города, и в характере его жителей осталось от времен, когда Иркутск общался с Чеховым»[86]86
  Там же.


[Закрыть], – добавляет он.

Слова А.П. Чехова об Иркутске общеизвестны; их цитируют больше 130 лет.

Иркутск превосходный город. Совсем интеллигентный. Театр, музей, городской сад с музыкой, хорошие гостиницы. Нет уродливых заборов, нелепых вывесок и пустырей с надписями о том, что нельзя останавливаться. Есть трактир «Таганрог». Сахар 24 коп., кедровые орехи 6 коп. за фунт <…> В Иркутске рессорные пролетки. Он лучше Екатеринбурга и Томска. Совсем Европа.

Из письма матери и сестрам (6 июня 1890 года).

В послевоенные годы Иркутск был центром Восточно-Сибирского военного округа. Здесь же располагалась редакция окружной газеты «Советский боец», в которой работал Юрий Левитанский.

С 1946 года редакция размещалась на набережной Ангары в историческом здании бывшей канцелярии иркутского генерал-губернатора Восточной Сибири, помнившем многих общественных деятелей, ученых, писателей, но также и политических ссыльных: декабристов и петрашевцев. Рядом с Левитанским в газете работали и некоторые известные иркутские литераторы, например, драматург Игнатий Дворецкий, впоследствии учившийся вместе с поэтом на Высших литературных курсах в Москве.

Согласно документам до декабря 1945-го Левитанский числился литработником в редакции газеты «Родина зовет» 53-й армии; с декабря 1945-го до демобилизации в июле 1947-го – специальным корреспондентом газеты Восточно-Сибирского военного округа «Советский боец».

В декабре 1945 года Левитанский впервые появился в Иркутском отделении СП СССР на традиционной «литературной пятнице» – регулярных встречах писателей для обсуждения книг и встреч с местными деятелями культуры. Он становится постоянным участником пятничных собраний, во всяком случае, следующее его появление произошло уже в январе 1946-го. Собравшиеся слушали стихи молодых поэтов, по всей вероятности, – и стихотворения Левитанского.

В июле 1947 года Левитанский, наконец, демобилизовался не без помощи покровительствовавшего ему первого секретаря Иркутского отделения Союза писателей СССР Г.М. Маркова.

«А в армии как, – рассказывал Левитанский, – начинают за кого-то просить – ах, значит, ты такой важный, значит, отпускать нельзя. Пришло, наконец, распоряжение – “на усмотрение”. Вызывает меня полковник: “Ты что, да я тебя сгною, твою…” А я свое: “Добровольцем ушел на фронт, и теперь никакими силами не удержите”. – “Да я тебя на Сахалин…” – “Как хотите, товарищ полковник, убегу и все. Я свое закончил”. Послал меня матом и подписал приказ»[87]87
  Жилкина Татьяна. Где-то между прошлым и будущим // Грани. 2010. № 235.
  Цит. по: Иркутское время Юрия Левитанского. С. 87–88.


[Закрыть].

С августа 1947-го по январь 1948-го Левитанский работает заведующим литературной частью в Иркутском Театре музыкальной комедии. (Опять Марков помог!)

Как видим, в театре Левитанский задержался недолго. Нет смысла подробно разбираться, почему. Зная поэта, несложно предположить, что работа театрального завлита не для него – масштаб не тот.

Следующая официальная должность – литконсультант по работе с молодежью Иркутского отделения СП СССР.[88]88
  В одной из анкет (1949 года или несколько позже) в графе «Профессия или специальность» Левитанский пишет: «журналист». Однако в другом документе – анкете члена Литфонда СССР (примерно того же времени) в графе «место постоянной работы, должность и оклад» он пишет иначе: «писатель-профессионал», а в графе «жанр»: «поэзия». Причем обе анкеты он заполнял, уже будучи кандидатом в члены ССП (вступил 28.02.1949).
  На основании постановления секретариата СП СССР от 14.09.1990 «творческий стаж члена Союза писателей СССР Левитанского Ю.Д.» подтвержден с 1943 года. Хотя уже с 07.1942 года, согласно Удостоверению участника войны, его должность называется «литературный работник» редакции газеты «Родина зовет» 53-й армии. Именно к этому времени относятся первые «официальные» публикации в военной прессе.


[Закрыть]

Пришло время осесть в городе окончательно.

Левитанский рассказывал: «Вскоре получил ордер на вселение в общежитие – там жили и артисты, и писатели. Короче, иркутская богема». «Как я понимаю, это знаменитое “Подворье” на Сухэ-Батора»[89]89
  Андреева А. «Всего и надо, что вглядеться…» 26.01.2017 «Мои года». Интернет-журнал.


[Закрыть], – комментирует иркутская журналистка А. Андреева.

Поясним: речь идет о так называемом «Доме Храмченко» по адресу ул. Сухэ-Батора, 11, где с начала прошлого века работала гостиница «Коммерческое подворье», а в 20-е годы – «Первая коммунальная гостиница “Красная звезда“». С начала 30-х до конца 70-х здесь находилось общежитие артистов иркутских театров.

Анкета, сохранившаяся в личном деле кандидата в члены СП СССР Ю.Д. Левитанского и опубликованная С. Гольдфарбом, относится, скорее всего, к 1949 году[90]90
  Гольдфарб Станислав. Иркутское время Юрия Левитанского. С. 67–68.


[Закрыть]. В ней поэт указывает свой домашний адрес: Иркутск, Центральная гостиница, № 212.

«Мы с Юрием Левитанским жили после свадьбы в гостинице «Центральная», – много лет спустя вспоминала его первая жена Марина Павловна. – В те годы она была постоянным местом проживания многих деятелей культуры Иркутска»[91]91
  Колокольников Иван. Сносить нельзя оставить. VSP.RU – Вост. – Сиб. правда. 2019. 5 нояб.
  Цит по: https://www.vsp.ru/2019/11/05/snosit-nelzya-ostavit/


[Закрыть].

В здании, построенном в начале 30-х годов в стиле конструктивизма, с 1934-го работала гостинца «Центральная». В некоторых источниках местом проживания Левитанского в Иркутске называют гостиницу «Сибирь». Это не ошибка: в 1965-м «Центральная» была переименована в «Сибирь».

О третьем месте жительства Левитанских в Иркутске так же известно из беседы поэта с журналисткой А. Андреевой. «В доме на Карла Маркса, где ресторан “Байкал”, вскоре и я получил квартиру. И жил там очень длительное, лет десять, время. И опять же – спасибо Георгию Мокеевичу Маркову»[92]92
  Андреева А. «Всего и надо, что вглядеться…» 26.01.2017. «Мои года». Интернет-журнал.


[Закрыть]. (Заметим в скобках: «десять лет» явно много; за те десять лет, что Левитанский прожил в Иркутске, он сменил несколько квартир.)

С. Гольдфарб отмечает, что после женитьбы одним из первых адресов супругов Левитанских в Иркутске был такой: ул. 5-я Красноармейская, д. 1, кв. 23. На этот адрес посылал свои письма и друг Левитанского поэт Семен Гудзенко.

Немного обжившись в Иркутске, Юрий Давидович поехал за своими родителями и братом во Фрунзе, где они все еще находились в затянувшейся эвакуации.

Левитанские встретили войну в Донецке. Глава семьи Давид Исаевич, по словам Юрия Левитанского, «был великий оптимист» и верил, что немцы не дойдут до города.

Только когда враг оказался на окраине Донецка, родители с младшим сыном Анатолием решились тронуться в путь. Рано утором они вышли из дома и отправились в дальнюю дорогу к сестре отца Надежде, сосланной во Фрунзе после ареста мужа. Они шли несколько месяцев через Украину и Кавказ, ночуя у случайных людей, голодали, мерзли, мокли под дождем, спасались от бомбежек. С тех пор Анатолий от нервного стресса начал грызть свои пальцы, его даже оперировали. Говорят, он был способным поэтом. Журналист Лев Сидоровский, в детстве друживший с ним, вспоминает, как «вместе с Толей на школьных вечерах исполнял веселые “злободневные” куплеты на местные темы»[93]93
  Cидоровский Л. «Что же из этого следует? Следует жить…» Вспоминая Юрия Левитанского // «Глагол» (Иркутское обозрение). 2020. 07 апр.
  https://glagol38.ru/text/07-04-2020/003


[Закрыть].

В возрасте двадцати лет, едва окончив учебу в университете, брат Юрия утонул в притоке Ангары Иркуте. Его опознали через десять дней по искалеченному суставу пальца.

В августе 1946 года вышло печально известное постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах “Звезда” и “Ленинград”». По всей стране начались поиски «своих» Зощенко и Ахматовых. Но поскольку таковых не находилось и найтись не могло, часто доставалось и «просто» талантливым писателям «на местах».

Дело дошло и до весьма отдаленного от столиц Иркутска. 28 сентября 1947 года бюро Иркутского обкома ВКП(б) приняло постановление об идеологической работе, как в кривом зеркале отражающее заботу партии об исправлении литературного процесса в центре. Однако реакция местных властей, а также и самих иркутских писателей, оказалась достаточно вялой. То же – и с поиском «безродных космополитов». Левитанский рассказывал, что в Сибири, в Иркутске, в частности, не было устойчивых традиций антисемитизма. Поэтому поиск «космополитов» какое-то время не приводил к конкретным результатам. Иркутские писатели направили письмо в отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) о журнале «Сибирские огни», не содержавшее никаких конкретных имен и отмечавшее лишь некоторые недостатки, в основном, «по части улучшения журнального хозяйства». Заканчивалось оно так: «Мы просим Центральный комитет ВКП(б) помочь журналу “Сибирские огни”. Мы считаем, что увеличение тиража втрое, вчетверо, т. е. превращение журнала в общесибирское издание, неизбежно повлечет за собой необходимость более серьезной перестройки и содержания журнала в духе тех исторических указаний партии, которые изложены в решениях ЦК о журналах “Звезда” и ”Ленинград”…»[94]94
  Цит. по: Гольдфарб Станислав. Иркутское время Юрия Левитанского. С. 144.


[Закрыть]

Конечно, такой отвлекающий маневр вряд ли мог пройти без должной реакции властей. Она и последовала…

Самой подходящей фигурой для предполагаемой расправы оказался, увы, Левитанский: хоть и фронтовик, а все-таки еврей.

Дело в том, что вскоре после демобилизации в июле 1947 года Левитанский побывал в Москве – впервые после осени 1941-го. Оправившаяся после войны столица показалась ему прекрасной, «лучшим городом в мире». Под впечатлением от своей поездки он написал стихотворение «Встреча с Москвой», которое начиналось словами: «Я снова в первый раз в Москве». Вот эта конструкция и вызвала нарекания со стороны партийного руководства Иркутска: как же так – «снова» или же «в первый раз»? Поэт Левитанский «не знает русского языка»! Попытка «оправдаться» не увенчалась успехом. Однако на этот раз писателям во главе с Георгием Марковым все же удалось отстоять молодого поэта. Но это был лишь «пробный натиск»…

1947 год был отмечен важным событием: Левитанский женился на Марине Гольдштейн, в то время студентке филологического факультета Иркутского университета.

Марина Павловна родилась в Братске в 1927 году. Ее дед был ссыльным поляком, который отбывал ссылку в селе Братском. Фамилия его не сохранилась. По рассказам, собранным Станиславом Гольдфарбом, он «жил в Братске на Филипповом острове, который ушел под воду, когда образовалось Братское море»[95]95
  Там же. С. 132.


[Закрыть]. У ссыльного поляка было трое детей, которых (возможно, после его смерти или по каким-то другим причинам) разобрали по семьям и дали фамилии приемных родителей. Мальчик по имени Павел, вероятно, попал в еврейскую семью и обрел фамилию Гольдштейн.

Павел Александрович Гольдштейн окончил экстерном гимназию и работал на иркутском телеграфе. Его женой стала Мария Ивановна Карнаухова из почтенной купеческой семьи Карнауховых[96]96
  О предках М.П. Левитанской см. Андреева Л.В. «Село Филиппово», Старый Братск, 03.04.2016 http://bratsk-starina.ru/andreeva-l-v-selo-filippovo/


[Закрыть]. П. Гольдштейн имел семерых детей – четырех девочек и трех мальчиков. (По сведениям С. Гольдфарба, «одна дочь умерла в раннем возрасте, а один из сыновей утонул»[97]97
  Гольдфарб Станислав. Иркутское время Юрия Левитанского. С. 132.


[Закрыть].)

Марина Левитанская окончила Иркутский университет в 1951 году. Вспоминая годы учебы, она рассказывала: «Деканом у нас был Георгий Васильевич Тропин. Из преподавателей особо запомнился Алексей Федорович Абрамович. Вел русскую литературу замечательно. Но его травили, потому что считали евреем. А его просто еврей усыновил. Абрамович очень толковый человек был, интересный. Еще запомнился старичок – преподаватель латыни. Сдаем экзамен. А мы все писали шпаргалки на руке. И он мне говорит: “Левитанская, пальчиками не шевелите”. Еще французский язык у нас был. Сначала преподавателя не было. Потом появилась бедная одинокая женщина с ребенком. Мы заниматься ходили к ней домой. У нее холод. Ребенок кричит. Ну, какой тут французский язык? Вообще, все мы трудно жили. Но молодость все сглаживала. И радовала библиотека. Я очень любила в ней работать»[98]98
  Колокольников Иван. Филфак давно минувших дней // ВСП. ru. Вост. – Сиб. правда. 29.12.2018 https://www.vsp.ru/2018/12/29/filfak-davno-minuvshih-dnej/


[Закрыть].

А вот еще свидетельство мемуариста:

В 1952 году Марина Левитанская стала работать в литературной редакции Иркутского радиокомитета. Марина Павловна рассказывала, что очень нелегко было молодым сотрудникам найти возможность самореализации в условиях тогдашней цензуры. Как-то она подготовила передачу, в которой звучали стихи Некрасова. Руководитель литературной редакции, услышав эти стихи, был возмущен их оппозиционностью, причислив их к «антисоветским». Можно себе представить, как же был он удивлен, узнав от своей молодой сотрудницы, что написаны они еще в прошлом веке. Впрочем, подобные эпизоды, как мы видим, не помешали Марине Левитанской ярко проявить себя в области подготовки литературных радиопередач, причем не только в Иркутске, но и на всесоюзном уровне[99]99
  Там же.


[Закрыть].

Марина Павловна уехала из Иркутска в Москву вместе с Юрием Левитанским.

В последующие годы она работала редактором на Всесоюзном радио.

«Радио-спецхран» Госкомитета СССР по радио и телевидению сохранил любопытную запись с «известными работами Марины Павловны Левитанской [Марина Гольдштейн (дев.), р.1927]».

Всего найдено записей – 8, «ролей» – 8:

«Варя» (1986), редактор.

«Дата Туташхиа» (1986), редактор.

«Добровольцы» (1978), редактор.

«Ежевика под снегом» (1984), инсценировка.

«Лицо ненависти» (1984), редактор.

«Начало пути» (1984), редактор.

«Тропа» (1987), редактор.

«Четыре брода» (1983), инсценировка.

Юрий Левитанский посвятил жене стихотворение «Трава».

Марине

 
Всему свой срок. Сейчас пора травы.
Она легко пробилась между строк,
и, маленькая, ты по ней идешь,
не замечая, как она густа.
Ты тоже между строк в моих стихах.
Ты тоже как травинка.
          Можешь лечь
на белом поле этого листа
и не привлечь вниманья моего.
А я вверху.
          Я где-то там. Где бог.
Что я могу?
          Что сделать для тебя?
Карандашом я обвожу кружок.
Вот это твой лужок.
          А дальше снег.
А дальше поле.
          Белые листы.
И белые кусты.
          И слабый след
неровной строчки белого стиха.
А ты тиха.
          Тебя пугает снег.
Им окружен твой маленький лужок,
и ты боишься выйти из него.
А ты не бойся.
          Ты моя трава.
Ты все равно пробьешься между строк,
заполнив эти белые листы.
А до того – белы они.
          Пусты.
Пока ты не пробьешься между строк.
 

(Земное небо, 1963)

В начале 70-х годов супруги расстались.

Марина Павловна Левитанская скончалась в 2020 году на 93-м году жизни. Она похоронена в Москве на Ваганьковском кладбище неподалеку от могилы Ю.Д. Левитанского.

В апреле 1948 года в газете «Восточно-Сибирская правда» были опубликованы текст и ноты «Песни о нашем городе», фактически ставшей неофициальным гимном Иркутска. Музыку на слова Юрия Левитанского написал композитор Юрий Матвеев. Этот творческий союз оставил заметный след в послевоенной истории Иркутска.

Марина Левитанская, жившая в те годы вместе с Юрием Левитанским в гостинице «Центральная», вспоминает: «Там же обитал в послевоенное время Юрий Матвеев. Он запомнился мне как очень приятный и какой-то беззащитный человек. Когда они с Левитанским создали “Песню о нашем городе”, ее стихийно запели все вокруг. Помню, даже ночью идут люди по улицам и поют о студеном ветре, дующем от Байкала»[100]100
  Колокольников Иван «Город мой, город на Ангаре…» // СИБИРЬ. 2014. № 355. № 3.


[Закрыть].

 
Когда мы шли военными дорогами
В сраженьях и походах боевых,
За падями таежными далекими
Ты снился мне в землянках фронтовых.
 
 
Припев:
Студеный ветер дует от Байкала,
Деревья белые в пушистом серебре.
Родные улицы, знакомые кварталы…
Город мой, город на Ангаре!
 
 
За Одером развеялись пожарища,
И за Хинганом смолк последний бой.
Как старые хорошие товарищи,
Мы снова повстречалися с тобой.
(Припев).
 
 
Летят составы дальними дорогами,
Составами грохочут наши дни.
И скоро над ангарскими порогами
Зажжем, как солнце, яркие огни.
(Припев).
 
 
Тебе волной звенеть и песней славиться,
Огни зальют таежные края.
Река моя, любовь моя, красавица,
Суровая таежница моя!
(Припев).
 
 
Пройди, товарищ, шумными предместьями,
Взгляни на этот город молодой.
Заря горит кремлевскими созвездьями
Над голубой ангарскою водой.
(Припев).
 

(Город на Ангаре [Песня о нашем городе.]. Музыка Ю. Матвеева, слова Ю. Левитанского)[101]101
  Цит. по: Гольдфарб Станислав. Иркутское время Юрия Левитанского. С.162–163.


[Закрыть].

После того, как в январе 2012 года в «Восточно-Сибирской правде» была опубликована статья И. Колокольникова «По следам потерянной песни», в редакцию стали приходить письма читателей, которые делились своими воспоминаниями, а вскоре обнаружилась и звукозапись.

«Хотя поначалу не было ясно, когда она была сделана и кто именно исполняет матвеевское сочинение, – пишет журналист. – Однако на основе воспоминаний очевидцев, рассказавших о том, чем дорога им «Песня о нашем городе», я подготовил передачу, которая прошла в эфире “Радио России – Иркутск” 14 сентября 2012 года. В конце звучала найденная запись. Вскоре во время работы с фондами радио удалось найти ленту с идентичной фонограммой. На коробочке, в которой лежала лента, были данные о том, что исполняется песня Александром Барановым и хором Иркутского радиокомитета под управлением Василия Патрушева, легендарного иркутского хормейстера. Позже выяснилось, что это единственная полная фонограмма хора радио, которая дожила до наших дней. Причем запись поистине давняя, поскольку музыкальные коллективы радиокомитета были расформированы еще в 1953 году…»[102]102
  Колокольников Иван. «Город мой, город на Ангаре…» // СИБИРЬ. 2014. № 355. № 3.


[Закрыть]

Как замечает автор статьи, в творческом содружестве Юрия Матвеева и Юрия Левитанского родились и другие произведения: кантата и несколько песен. Сохранились ноты трех песен, созданных Матвеевым на стихи Левитанского: «Родимая Сибирь», «Весенняя песня» и «Песня о нашем городе».

После первой публикации в «Восточно-Сибирской правде» 25 апреля 1948 года песню включили в свой репертуар многие творческие коллективы Сибири.

Иркутская журналистка А. Андреева вспоминает: «50-е годы. Время, когда в каждой школе был хор – школьный хор. Время, когда в чести были песни о любимом городе, Родине, героях. Мы пели их на сборах, в походах, на смотрах художественной самодеятельности. И в репертуаре каждого такого концерта всегда звучала песня Левитанского»[103]103
  Андреева А. «Всего и надо, что вглядеться…» 26.01.2017 «Мои года». Интернет-журнал.


[Закрыть].

За создание этой песни исполком Иркутского областного Совета депутатов трудящихся наградил Ю. Матвеева и Ю. Левитанского почетными грамотами, что в те годы считалось весьма престижным. Но еще до того ноты и слова «Песни о нашем городе» были напечатаны массовым изданием в типографии газеты «Советский боец». Левитанский становится известным в городе человеком.

«Поздним осенним вечером 1949 года я замираю под тополем у ограды университета, – писал иркутский литературовед Павел Забелин. – Мимо меня проходит Юрий Левитанский, прямо-таки живой по облику Лермонтов. Только что на репетиции факультетского хора мы пели любимую песню послевоенного Иркутска на слова Левитанского “Когда мы шли военными дорогами… Город мой, город на Ангаре”. Юрий Левитанский приходит в университет. Он выступает в городской библиотеке, на городских вечерах поэзии. […] Юрий Левитанский западает в душу, но почему же ты никак не можешь поверить в то, что перед тобою и есть поэт, только живущий не в столице, а рядом с тобой?»[104]104
  Цит. по: Гольдфарб Станислав. Иркутское время Юрия Левитанского. С. 83.


[Закрыть]

В 1948 году в иркутском областном издательстве вышла первая поэтическая книга Левитанского «Солдатская дорога», оставившая заметный след как в личной судьбе поэта, так в литературной жизни Иркутска, а возможно, и всей Сибири.

В 90-е годы Левитанский скажет о ней с прохладцей: «Конечно, это еще слабые, сырые стихи молодого человека, жизненный опыт которого был один – война. И не более»[105]105
  Андреева А. «Всего и надо, что вглядеться…» 26.01.2017 «Мои года». Интернет-журнал.


[Закрыть]. Но тогда все виделось по-другому – не только самому поэту, но и его коллегам…

Иркутский поэт Марк Сергеев, впоследствии более известный как детский писатель-фантаст, выступая осенью 1948 года на конференции, посвященной альманаху «Новая Сибирь», в частности, сказал: «Вот стихи Левитанского, появившиеся в альманахе только после войны, по своей значимости имеют всесоюзное значение, и недаром на конференции в Москве эти стихи были отмечены как совершенно новые по тематике. Недаром о книге Левитанского “Солдатская дорога” помещены прекрасные рецензии в “Литературной газете” и журнале “Знамя”»[106]106
  Цит. по: Гольдфарб Станислав. Иркутское время Юрия Левитанского. С. 179–180.


[Закрыть].

Для молодого поэта такая оценка была серьезной заявкой на успех.

О содержании книги «Солдатская дорога» мы уже говорили подробно. Теперь скажем еще несколько слов.

Как известно, Юрий Левитанский не любил составлять сборники, объединяя стихотворения по какому бы то ни было формальному признаку. Он создавал «книги стихов», единые по мысли и поэтическому стилю. Первой попыткой в этом направлении стала «Солдатская дорога», книга-дневник, в которой молодой поэт фиксировал свои переживания и размышления по мере продвижения долгим и опасным маршрутом, начиная от первых боев зимой 1942 года на Калининском фронте – через Северо-Западный (1942–1943) и 2-й Украинский (1943–1944) фронты, и дальше – через Румынию (1944), Венгрию (1944), Германию (1945), Чехословакию (1945) и Маньчжурию (1945).

Рядовой красноармеец, а потом и лейтенант, Левитанский тщательно фиксирует свои впечатления, хотя, скорее всего, на фронте он создавал только абрис стиха, а работа над стилем, поэтическая анимация, произойдет позже, уже на «гражданке».

Вот сожженная фашистами русская деревня Вайно, которой «больше нет», которую «черною порошей замело»… А вот – вдруг нахлынувшее воспоминание о любимой Москве, городе, который продолжает жить в памяти, каким был в тот роковой июньский день, умытый «полночным ливнем, звонким и тугим».

В книге не так уж много героических страниц, таких, например, как переживания, связанные с форсированием Днепра и другими боевыми эпизодами солдатского пути. Чаще – самые обычные вещи, порой даже бытовые зарисовки: солдаты получают обмундирование нового образца…