Текст книги "Небо памяти. Творческая биография поэта"

Мирная идиллия… если, конечно, забыть о том, что многие из тех, кому сегодня «форма к лицу», не доживут до Победы.

Есть здесь и так называемая любовная лирика: письмо «Далекой подруге» с непременным обещанием обязательно вернуться и «Письмо любимой товарища» с сильным лирическим финалом. Но главное, что есть в «Солдатской дороге», – жизнь, каким бы это ни показалось банальным: тяжелая походная жизнь во всех ее проявлениях.

Книга начинается как бы с конца длинного пути – недавними стихотворениями 1947 года, написанными уже в Иркутске. Они вполне адекватно передают атмосферу послевоенной жизни в небольшом провинциальном городе: солдатская дорога осталась позади – пришло время подводить итоги и строить новую судьбу. Такая структура дает книге объем и перспективу. И хотя до стихов зрелого Левитанского пока далеко, но и здесь уже начинает формироваться его неподражаемый стиль: ритм, рифмы, простор поэтической мысли.

Сегодня, за исключением некоторых прекрасных стихотворений, преимущественно 1947 года, «Солдатская дорога» имеет скорее историческое значение как стартовая площадка, с которой начинал творческий взлет Юрий Левитанский. И в то же время без нее, этой скромной книжечки, не удастся в полной мере оценить путь, проделанный не только им самим, но и другими поэтами его поколения, его фронтовыми соратниками в годы Второй мировой.

В июле 1948 года иркутские писатели рекомендовали Юрия Левитанского к вступлению в Союз советских писателей. В это время, согласно протоколу заседания, поэт еще трудился в редакции газеты «Советский боец» и, по его словам, выполнял «отдельные поручения» иркутского отделения ССП. В профессиональном плане – «работал над книгой стихов о Советской армии после войны».

Писатель Г.Ф. Кунгуров внес предложение «рекомендовать и просить принять в члены ССП». Г.М. Марков подытожил прения: «Мы считаем Ю. Левитанского талантливым поэтом и поэтому можем ставить вопрос о приеме его в члены Союза писателей…»[107]107
  Там же. С. 161.


[Закрыть] И именно Маркову на заседании было поручено «написать положительную характеристику поэту».

Документы были посланы в Москву в правление Союза советских писателей СССР, откуда на «фирменном» бланке в Иркутское отделение пришла выписка из постановления президиума ССП от 28.02.1949: «Утвердить прием кандидатом в члены Союза советских писателей поэта Юрия Давыдовича Левитанского»[108]108
  Там же.


[Закрыть].

Любопытный факт: в 1981 году, когда происходила замена старых членских билетов СП СССР на билеты нового образца, Левитанский получил документ № 00988 за подписью тогдашнего секретаря правления Союза писателей СССР Георгия Мокеевича Маркова.

В феврале 1949 года Левитанский становится кандидатом в члены СП СССР. Официальный документ приходит из Москвы через месяц, в марте 1949-го. В это время поэт уже трудится литконсультантом по работе с молодежью Иркутского отделения СП СССР.

В октябре на собрании Иркутского отделения ССП коллеги выдвигают Левитанского кандидатом в члены бюро. В советское время такое выдвижение значило очень много: оно свидетельствовало, что молодой поэт теперь причислен к ареопагу «избранных». Ему предстоит работать рядом с такими видными советскими писателями, как Г.М. Марков, К.Ф. Седых, И.И. Молчанов-Сибирский.

В том же 1949 году выходит вторая книжка Левитанского «Встреча с Москвой», а в иркутском литературно-художественном альманахе «Новая Сибирь» – большая подборка «В таежном гарнизоне». Оценивая поэзию Юрия Давидовича этого периода, С. Гольдфарб находит точные слова: «То, что у Левитанского в 40-х позиция (идеологическая – Л.Г.) схожа с большинством, вряд ли стоит сомневаться. Но у него иные слова, красивые, точные, объемные. У него более глубокая борозда, более осязаемые образы, его чудные распевные балладные строфы хочется повторять и повторять, они запоминаются без труда. Дань общему настрою, общему устремлению – как на ладони»[109]109
  Там же. С. 195–196.


[Закрыть].

В сентябре 1949 года в городе открылась Творческая конференция писателей Иркутской области. Судя по всему, этому форуму центральные власти придавали особое значение, поскольку программа ее планировалась как ответ местных писателей на Постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград». В конференции приняли участие известные авторы, маститые чиновники от литературы и представители партийных органов. В марте 49-го прошла даже генеральная репетиция, на которую были приглашены не только сибирские, но и московские литераторы. Оргкомитет «большой» конференции возглавлял заместитель генсекретаря СП СССР Константин Симонов. Правда, на сентябрьский форум он не приехал; делегацию из Москвы возглавил секретарь СП СССР Борис Горбатов.

От Иркутской писательской организации выступил ее секретарь И.И. Молчанов-Сибирский. Он, в частности, сказал: «Наши поэтические ряды после войны пополнились очень свежим пополнением. В наши ряды вступил поэт Юрий Левитанский. После первого удачного сборника стихов «Солдатская дорога» Юрий Левитанский выступил со вторым сборником «В таежном гарнизоне» (это был не сборник, а цикл стихов – Л.Г.). Левитанский одним из первых включился в освещение послевоенной жизни Советской армии. Цикл «В таежном гарнизоне» показывает напряженный будничный труд воинов Сибири, их боевую учебу в годы послевоенной Сталинской пятилетки… Но это только начало. […] Автор находится на правильном пути, но ему предстоит сделать очень многое, чтобы развернуть дарование…»[110]110
  Там же. С. 203.


[Закрыть]

По канонам советской начальственной демагогии дальше разговор повернулся к «некоторым недостаткам» – легковесности, созерцательности и красивости. Но в целом выступление иркутского писательского секретаря был весьма ободряющим. С. Гольдфарб замечает: «Это выступление Молчанова было очень нужным и важным для поэта. Его по существу оттаскивали от уничтожения как “пособника” и проводника космополитизма»[111]111
  Там же. С. 204.


[Закрыть].

Известный советский театральный деятель, директор Иркутского драматического театра О.А. Волин высказался еще более ободряюще: «Многие произведения иркутян К. Седых, Г. Маркова, П. Маляревского, И. Молчанова, Ю. Левитанского по праву вошли в большую литературу нашей страны, они по праву заслужили популярность у широкой общественности»[112]112
  Там же. С. 204.


[Закрыть]. Как видим, авторитетный деятель культуры поставил молодого поэта в один ряд с крупными советскими писателями, практически сибирскими классиками, что, конечно, высоко поднимало «рейтинг» Левитанского не только в глазах коллег, но и начальства.

Сам руководитель делегации московских писателей Б.Л. Горбатов, по самой сути своего присутствия на конференции призванный выражать официальную точку зрения, начинает свое выступление с удивительных слов, почти интимно-лирических: «Живет здесь у вас талантливый человек Юрий Левитанский». Сказанные им тогда слова даже сегодня не кажутся обязательной демагогической болтовней. «Мне нравится, что он пишет вольно. Мне нравится, что иногда он строит свои стихи как вольную поэтическую речь. Его публицистика настоящая, органичная, уверенная, всегда согревает поэзию»[113]113
  Там же. С. 206.


[Закрыть]. Конечно, дальше, как это водилось, следует «строгий производственный разговор», – как без него! Но и здесь «большой московский секретарь» не допускает ни одной политической инсинуации; он кружит вокруг стилистических «промахов» молодого поэта, изредка демонстрируя казенное остроумие. Его завершающая фраза оптимистична и политически безупречна: «Левитанский так ясен в своей поэтической речи, что может поднять и производственную тему»[114]114
  Там же. С. 208.


[Закрыть].

Важное значение для дальнейшей судьбы молодого поэта имело и выступление на конференции видного советского поэта и прозаика А.Я. Яшина, с которым у Левитанского в дальнейшем сложились весьма теплые дружеские отношения. «Юрий Левитанский – настоящий поэт», – сказал Яшин. И, процитировав его стихи, добавил: «Это речь поэта. Причем свежий поэтический язык… Сразу скажешь, что это написано в наше время советским человеком…» Дальше, конечно, списком идут дежурные «огрехи». Но вот главное: «Я думаю, что книжку Левитанского нужно издать в Москве, отобрав лучшие стихотворения и добавив новые»[115]115
  Там же. С. 208–209.


[Закрыть]. Это уже серьезно! Книга провинциального писателя, изданная в столице, в те годы означала огромный скачок в карьере.

А вот и компетентное мнение старшего коллеги – К.Ф. Седых, сталинского лауреата, автора легендарной «Даурии» (1948), советского классика: «Мне очень нравится поэтический голос Юрия Левитанского. Когда читаешь его стихи, то чувствуешь, что товарищ очень хорошо и плодотворно учился у наших мастеров советской поэзии. Он владеет очень образным словом, умеет находить соответствующую форму для выражений, наконец, для жанровых сцен…»[116]116
  Там же. С. 210.


[Закрыть]

Прошедшая конференция сыграла значительную роль в судьбе молодого поэта. Его литературные достижения, какими бы скромными они ни казались нам сегодня в сравнении с выдающимися произведениями последующих лет, были высоко оценены крупными деятелями тогдашней советской литературы Борисом Горбатовым, Александром Яшиным, Георгием Марковым, Константином Седых и другими московскими литераторами и иркутскими коллегами. Возможно, это был первый шаг, позволивший ему в дальнейшем оказаться в числе столичной литературной элиты…

Но не все так просто. Подводя итоги 1949 года в жизни молодого поэта, С. Гольдфарб пишет: «Так прошел еще один год иркутского времени Юрия Левитанского. Было много творческих командировок. Складывается впечатление, что Марков и Молчанов таким образом прятали его от греха подальше в сибирских глубинках»[117]117
  Там же. С. 212.


[Закрыть].

В книге «Иркутское время Юрия Левитанского» Станислав Гольдфарб много рассказывает о сибирских писателях, работавших рядом с Левитанским. Есть в ней даже отдельная глава «Иркутская писательская организация». Сам иркутчанин, С. Гольдфарб с особым вниманием рассматривает жизнь литераторов «города на Ангаре»: не только их творчество, но и материальное положение, их споры, критические оценки работ друг друга, а порой и скандалы. Он вводит читателя в атмосферу иркутского писательского сообщества, да и литературной жизни города в целом – среду, в которой жил Левитанский долгие десять лет. Нельзя не заметить, что критические замечания в его адрес, иногда доброжелательные, чаще суровые, были, по существу, ритуалом, который необходимо было соблюсти в соответствии с правилами и нормами, принятыми в той корпоративной среде. Не будучи профессиональными литературоведами или литературными критиками, писатели часто давали безапелляционные оценки вне своих компетенций, а иногда просто сводили счеты друг с другом. Любопытно в этой связи отметить, что некий «рецензент» газеты «Советская молодежь» пишет об одном из произведений Левитанского: мол, «все стихотворение держится на бледной, невыразительной глагольной рифме»[118]118
  Там же. С. 230.


[Закрыть]. Действительно, уже в первых своих книгах поэт активно использует «глагольную рифму». Впоследствии вместе с «длинной строкой» «глагольная рифма» становится фирменным знаком Левитанского, его несомненным вкладом в русское стихосложение XX века. При этом Станислав Гольдфарб, как правило, не дает личных оценок, он лишь «с документами в руках» показывает читателю, как это происходило в провинциальной писательской организации в конце сталинской эпохи. Ведь рядом с Юрием работали весьма заметные писатели, авторы популярных в ту пору книг, орденоносцы, сталинские лауреаты. Да и среди молодых уже «обозначились» будущие мастера: Валентин Распутин, Александр Вампилов.

О насыщенной литературной жизни Иркутска начала 50-х годов вспоминал и писатель Павел Забелин: «Актовые, театральные залы ломятся от наплыва публики. Литературные городские вечера – целые события. Г. Марков, Ю. Левитанский – нередкие гости в университете на занятиях. Скромные, доверительные, серьезные»[119]119
  Там же. С. 221.


[Закрыть]. Эти воспоминания опубликованы в «Восточно-Сибирской правде» в 1994 году, через много лет после описываемых событий. Представляется вероятным, что П. Забелин назвал две фамилии иркутских литераторов, которые оставались на слуху читателей и в 90-е годы: Марков, Левитанский.

«Сколько раз, придя после уроков в бревенчатый писательский дом на улице 5-й Армии (ул. 5-й Армии, д. 52 – библиотека Иркутского университета – Л.Г.) и удобно устроившись в небольшом зальчике за раскаленной печкой, слушал, как долбают рассказы Георгия Маркова, автора знаменитых «Строговых»; как льют елей Константину Седых по поводу его многотомной «Даурии»; как строчку за строчкой разбирают очередное творение Иннокентия Луговского… Хорошо помню Левитанского – молодого, черноволосого, в офицерском кителе с недавно споротыми погонами, его глуховатый голос…»[120]120
  Сидоровский Л. «Что же из этого следует? Следует жить…» Вспоминая Юрия Левитанского // Глагол (Иркутское обозрение). 2020. 07 апр.


[Закрыть] – писал журналист Лев Сидоровский уже буквально в наши дни.

В марте 1951 года Левитанский едет в Москву на Второе Всесоюзное совещание молодых писателей. Участие в подобных мероприятиях в советское время считалось немалым поощрением молодых авторов, своеобразным знаком отличия, предоставляющим более широкие возможности в карьерном росте: публикации, престижные командировки, а то и премии. В характеристике, данной поэту его иркутскими коллегами, отмечено, что Левитанский «работает в бюро Иркутского отделения ССП, в редколлегии альманаха «Новая Сибирь», в объединении молодых авторов, в обществе по распространению политических и научных знаний»[121]121
  Цит. по: Гольдфарб С. Иркутское время Юрия Левитанского. С. 222.


[Закрыть]. Рецензии на книгу «Встреча с Москвой» с рекомендациями на участие во Всесоюзном совещании написали не кто-нибудь, а Семен Гудзенко и Николай Заболоцкий[122]122
  РГАЛИ ф. 631, оп. 35, ед. хр. 254.


[Закрыть].

По возвращении в Иркутск в июле-августе 1951 года Левитанский отправляется в творческую командировку на реку Лену, на Север – в Заярск, Усть-Кут, Осетрово, Киренск, и на легендарный золотоносный Витим – в Бодайбо. Поездка к бодайбинским золотодобытчикам считалась если и не столь престижной, то очень интересной.

 
Не брести мне сушею,
а по северным рекам плыть!
Я люблю присущую
этим северным рекам прыть.
Мне на палубе слышно,
как плещет внизу Витим,
как ревет Витим,
в двух шагах почти невидим.
 

(Стороны света, 1959)

В 1952 году вышли два сборника Левитанского – «Наши дни» (М.: Молодая гвардия) и «Утро нового года» (Новосибирск).

Уже в январе на заседании бюро Иркутского отделения СП СССР писатели «единогласно приняли решение просить президиум правления СП СССР перевести поэта Ю. Левитанского из кандидатов в члены»[123]123
  Гольдфарб С. Иркутское время Юрия Левитанского. С. 242.


[Закрыть].

Однако прошел год, но ответа из Москвы не последовало.

В январе 1953 года в местной организации снова рассматривается вопрос о членстве Левитанского в Союзе писателей. И снова положительное решение иркутскими литераторами принимается единогласно. Но «в центре» решают иначе: приемная комиссия, а затем и президиум СП СССР отклоняют кандидатуру молодого поэта. Главным поводом для отказа стал отрицательный (и, как нам кажется, несправедливый) отзыв Михаила Луконина на книгу Левитанского «Наши дни».

«Я прочел всю книгу стихов Левитанского и не остановился ни на одном, – писал М. Луконин. – Это средние, неодушевленные стихи, отраженный свет разных поэтов и в мыслях, и в художественных поэтических средствах…» А вот и финал: «Можно, учитывая увеличение количества стихотворений Ю. Левитанского, и перевести его из кандидатов в члены. У меня нет охоты голосовать за это и нет оснований радоваться этому»[124]124
  РГАЛИ, ф. 631, оп. 39, ед. хр. 3326, л. 20.


[Закрыть].

Пройдут годы, ситуация изменится. И Михаил Луконин фактически признает свою прежнюю ошибку. В предисловии к книге Ю. Левитанского «Течение лет» (Восточно-Сибирское книжное издательство, 1969) он напишет: «Первое знакомство было мимолетным – мы куда-то спешили, – и таким мимолетным, что я упустил Левитанского… С самого начала было заметно художественное своеобразие Левитанского (?! – Л.Г.) – у него своя интонация, свои рифмы, свои краски, а главное, есть что-то неуловимое свое, что делает поэта, – свой талант жить, и думать о жизни, и выражать это сильными и волнующими стихами».

Точно и сильно через несколько лет скажет Михаил Луконин!..

А пока – отказ!

Вот «Выписка из стенограммы президиума СП СССР от 23.6.1953» – цитируется решение комиссии по приему:

«…Луконин пишет, что это “арифметическое-среднее” творчество. Мы вынуждены были отказать в переводе, считая, что предоставленный им (Ю. Левитанским. – Л.Г.) новый сборник («Наши дни», 1952) является повторяющим прежние произведения, за исключением нескольких стихотворений, которые не дают оснований для перевода из кандидатов в члены ССП.

Тов. Твардовский: Считаю, что он правильно охарактеризован. Можно согласиться с решением Комиссии.

Тов. Грибачев: Предлагаю согласиться.

Тов. Симонов: Других мнений нет? Кто за то, чтобы утвердить решение Комиссии по приему? (Е д и н о г л а с н о)»[125]125
  РГАЛИ, ф. 631, оп. 39, ед. хр. 3326, л. 21.


[Закрыть]

И вот в июле 1953-го, наконец, приходит ответ: выписка из постановления президиума правления СП СССР: «Воздержаться от перевода из кандидатов в члены Союза сов. писателей Ю.Д. Левитанского ввиду того, что представленный им новый сборник стихов не дает оснований для перевода»[126]126
  Гольдфарб С. Иркутское время Юрия Левитанского. С. 248.


[Закрыть].

Нетрудно представить разочарование молодого поэта! У него уже пять собственных книг плюс коллективные сборники и книги для детей! Положительные рецензии в местной и столичной печати. Прекрасные отзывы маститых писателей. Но все это «не дает оснований»!

Что же случилось?

Дело, скорее всего, в неприятном инциденте, произошедшем еще в конце 1952 года накануне Октябрьских праздников. В газете «Советский боец», где Левитанский вел страницу «солдатского юмора», он опубликовал сатирическое стихотворение по мотивам популярной в ту пору песни «Хороша страна Болгария». Оно начиналось так: «Хороша страна Америка! Ну, а чем же хороша?» Дальше, как водится, следовало страстное и бескомпромиссное разоблачение американских «поджигателей войны». Но даже такой безобидный пассаж вызвал нарекания со стороны политического военного руководства округа. Как?! «Хороша страна Америка»?! Налицо проамериканские стихи! Ну, а дальше-то, дальше автор на всю катушку раскручивает злободневную критику американского империализма! Да кто же это станет читать дальше первой строчки, когда и так все ясно: «пишет проамериканские стихи»!

С. Гольдфарб приводит следующий архивный документ: «Когда стихи прочитал редактор, у него возник ряд замечаний, в частности, строка об Америке. После их опубликования в Москве на совещании молодых авторов был раскритикован рядом поэтов. Публикацию стихов Левитанского квалифицировали как ошибку редакции газеты (вероятно, «Советский боец» – Л.Г.). На партийном собрании редакция признала ошибочным помещение этого стихотворения». И далее: «Скандал разразился нешуточный, – поясняет иркутский историк. – Те, кому не удалось все предыдущие годы загнать Левитанского на “скамейку безродных космополитов”, словно бы почуяли шанс отыграться»[127]127
  Там же. С. 250.


[Закрыть].

Компания по разоблачению космополитов все еще продолжалась, но ощутимых результатов не приносила.

«В Сибири порядочность долго держалась, – рассказывал Левитанский. – Это особая земля, без крепостного права. Люди сохраняли доброту и честность. […] Проводить линию “безродных космополитов” никто из них не мог – у них была сибирская закваска, они ничего не понимали в антисемитизме»[128]128
  Жилкина Татьяна. Где-то между прошлым и будущим. // Грани, 2010, № 235.
  Цит. по: Иркутское время Юрия Левитанского. С. 147.


[Закрыть].

Левитанский отмечает, что должное обеспечение результатов компании потребовало замены всего партийного руководства области, «начиная с первого секретаря обкома». В 1951 году прибыли партийные руководители с Украины во главе с первым секретарем Харьковского обкома КПСС Б.Е. Щербиной. Теперь дела пошли на лад. Во всяком случае, он сделал могучую карьеру, в 80-е годы заняв пост заместителя председателя Правительства СССР.

«В свое время он был забронирован от войны, не воевал. (Б.Е. Щербина во время войны работал секретарем Харьковского обкома комсомола, а во время оккупации – даже в аппарате ЦК ВЛКСМ. – Л.Г.) А я, фронтовик, ходил к нему по молодой глупости на прием жаловаться: “Не печатают, а у меня семья, заработок нужен”. При этом он меня еще и журил, видимо, другого сказать было нечего: “Нехорошо, товарищ Левитанский, мы ждем от вас большего”»[129]129
  Там же. С. 147–148.


[Закрыть].

И на этот раз молодого поэта спас глава иркутских писателей Георгий Марков. Каким-то образом ему удалось протащить формулировку, позволившую Левитанскому фактически избежать «наказания».

В марте 1954 года проходила традиционная «литературная пятница» с обсуждением творчества Левитанского, который читал стихи последних лет. С. Гольдфарб указывает, что они составили поэтическую подборку в 35-м номере альманаха «Новая Сибирь» (осень, 1954 г.). На обсуждении «местные корифеи», обычно настроенные весьма критично по отношению к молодым авторам, на этот раз высказывались с одобрением.

П.Г. Маляревский: «Я прослушал целый цикл стихов – они очень интересны как новый шаг вперед в развитии поэта… В этих стихах радуют глубокая человеческая взволнованность и наличие большой поэтической мысли».

Г.М. Марков: «Когда почувствуешь то, что согревает сердце и душу, требуется время на неспешное раздумье… Стихи Левитанского меня тронули и взволновали. Что меня трогает в этих стихах? Верное и необычно глубокое ощущение нашей эпохи и ее яркое отражение…»

К.Ф. Седых: «Я с огромным наслаждением прослушал стихи Левитанского. После таких стихов хочется жить, работать, творить. Они удивляют силой эмоции и заставляют думать, что ты сам не можешь писать стихов»[130]130
  Цит. по: Гольдфарб С. Иркутское время Юрия Левитанского. С. 256.


[Закрыть].

К 1954 году относится и визит тогда еще совсем молодого поэта Евгения Евтушенко в Иркутск, где он оказался по пути на свою «малую родину» – станцию Зима.

«Случилось так, что Евтушенко я отметил одним из первых, – вспоминал Юрий Левитанский. – Женя приехал ко мне в Иркутск, когда его еще никто не знал, и я сразу понял, что это талант редкий, что будущее у него большое»[131]131
  Сидоровский Л. «Что же из этого следует? Следует жить…» Вспоминая Юрия Левитанского // Глагол (Иркутское обозрение). 2020. 07 апр.


[Закрыть].

«Я помню наши необыкновенные приключения с Юрой в Сибири, – рассказывал Евгений Евтушенко. – …У нас было очень хорошее настроение – у Юры как раз книжка вышла новая. Я какие-то свои стихи читал. Мы просто останавливались на улицах и читали… и Юра, и я. Его знали уже, меня знали меньше тогда. Он был примечательным человеком, первым иркутским поэтом… И у нас была канистра спирта, и мы всех угощали, кто подходил, кто хотел к нам присоединиться. Это была какая-то сказка»[132]132
  Евтушенко Е.А «Левитанский говорил с президентом страны как старший» // Иронический человек… С. 196.


[Закрыть].

Начиналась послесталинская эпоха, и ее свободный дух уже витал в воздухе!

В сентябре 1955 года на бюро Иркутской писательской организации снова, в который раз, обсуждался вопрос о переводе поэта Ю.Д. Левитанского из кандидатов в члены СП СССР. Как обычно, приводились доводы: «новый цикл стихов», «поэма для детей», «значительный творческий рост», «положительная оценка критики»…

На этот раз ходатайство о переводе «из кандидатов в члены» удовлетворили. Помимо рекомендации Иркутского отделения СП СССР Приемной комиссии были представлены положительные отзывы о творчестве молодого поэта таких корифеев, как Михаил Светлов и Маргарита Алигер.

«Это настоящий поэт. Он умеет говорить от души… Я обеими руками голосую за принятие его в союз», – отметил М. Светлов.

Маститая поэтесса горячо поддержала Левитанского не только «письменно», но и на заседании комиссии: «Я обеими руками голосую за прием, – сказала она. – Это безусловно талантливый человек… В этом году я была в Иркутске и знаю его новые стихи. […] Сомневаться в том, что это поэт развивающийся и растущий, не приходится»[133]133
  РГАЛИ ф. 631, оп. 39, ед. хран. 3326, л. 28 и 27.


[Закрыть].

Официально решением заседания президиума Союза писателей СССР Юрий Левитанский был переведен из кандидатов в члены Союза писателей в январе 1956 года.

В начале 1955 года Левитанский обращается в бюро Иркутского отделения ССП с просьбой о рекомендации на Высшие литературные курсы в Москве.

«Заявление поэта Левитанского Юрия Давыдовича с просьбой рекомендовать его на Высшие литературные курсы Союза писателей при Литинституте им. Горького» рассмотрели на Бюро Иркутского отделения СП СССР 30 апреля 1955 года.

Постановили рекомендовать и при этом “считать, что т. Левитанский отвечает требованиям, которые предъявляются к поступающим на данные курсы”»[134]134
  К рекомендации была приложена «Справка о произведениях писателя» (от 15.05.1955) за подписью Ю.Д. Левитанского, а также характеристика (от 17.05.1955), заверенная ответственным секретарем Иркутского отд. СП СССР И. Молчановым.


[Закрыть].

Председательствовал на бюро И.И. Молчанов-Сибирский, давний покровитель молодого поэта.

Летом 1955 года Левитанский был зачислен на Высшие литературные курсы Союза писателей СССР.

Так, случился крутой поворот в жизни и творчестве поэта. Ведь в советские годы Высшие литературные курсы считались своеобразным пропуском в «большую литературу». И дело не в том, что они давали какие-то особенные знания и мастерство литератора, – они являлись неким знаком качества и соответствия необходимым идеологическим стандартам. Курсы набирались не каждый год. Нечего и говорить, что на них могли попасть только уже апробированные члены ССП. Замечательно, что именно в этом году в Москву действительно поехали лучшие – поэт Юрий Левитанский и драматург Игнатий Дворецкий.

Но тут в семье Левитанских случилась беда: в реке Иркут утонул брат Юрия Давидовича Анатолий. В Москву Левитанский с Мариной Павловной приехали с опозданием. Как и прочих слушателей курсов, их поселили в Переделкинском общежитии ВЛК.

Впереди было два года учебы…

В дальнейшем Юрий Левитанский не раз приезжал в Иркутск. Но это были лишь кратковременные визиты, в основном по семейным делам. Жил он теперь в Москве.

Однако память об Иркутске, о Сибири он сохранил до последних дней…

«С Иркутском связан значительный отрезок жизни – со всеми радостями и печалями, какие в жизни бывают. Со всеми сложностями послевоенной поры. У меня там брат погиб. Совсем молодой. Душа моя постоянно туда рвется еще и по этой причине… Городу я многим обязан, за многое благодарен… Конечно же, помнится общение с людьми. Посиделки в квартире на К. Маркса у Елены Жилкиной: чаи, разговоры, чтение стихов. Кстати, с ее дочкой Татьяной Жилкиной мы до сих пор общаемся.

Много ездил по краю. И один, и в группе с писателями. Приезжали в Иркутск Фадеев, Горбатов. С Пабло Нерудой, помню, ездили на Байкал. Плавал по Ангаре и Лене. Был в местах будущего Братского водохранилища. Названия пароходов помню: “К. Маркс”, “Ф. Энгельс”, “Бессарабия”. Где только не носило! А вот на чем ходили по Лене – не скажу. Там плавал непонятно на чем. Больших пароходов не было… Так что Восточную Сибирь, Иркутскую область, Иркутск я знаю сравнительно неплохо. Ощущение от края, от города до сих пор как о месте старой добротной культуры. Этой ауры культуры, которая была в Иркутске, не было ни в Новосибирске, ни в Красноярске. Сибиряки старой закваски! По-моему, лучшее из того, что было в России. Это какая-то чистая ветвь. У меня была в Братске (по линии первой жены) родственница Ведерникова Мария Ивановна. Верующая. Коренная сибирячка. Безграмотная. Но было в ней такое интеллигентное, крестьянское благородство. Достоинство! О ней на всю жизнь осталось впечатление чистоты, чистоты первого сибирского снега… Вот что для меня Сибирь, Иркутск»[135]135
  Андреева А. «Всего и надо, чтоб вглядеться…», 26.01.2017. Мои года. Интернет-журнал.


[Закрыть].

Б. Слуцкому

 
Окрестности, пригород – как этот город зовется?
И дальше уедем, и пыль за спиною завьется.
 
 
И что-то нас гонит все дальше, как страх или голод, —
окрестности, пригород, город – как звать этот город?
 
 
Чего мы тут ищем? У нас опускаются руки.
Нельзя возвращаться, нельзя возвращаться на круги.
 
 
Зачем нам тот город, встающий за клубами пыли, —
тот город, те годы, в которых мы молоды были?
 
 
Над этой дорогой трубили походные трубы.
К небритым щекам прикасались горячие губы.
 
 
Те губы остыли, те трубы давно оттрубили.
Зачем нам те годы, в которых мы молоды были?
 
 
Но снова душа захолонет и сердце забьется —
вон купол и звонница – как эта площадь зовется?
 
 
Вон церковь, и площадь, и улочка – это не та ли?
Не эти ли клены над нами тогда облетали?
 
 
Но сад затерялся среди колоколен и башен.
Но дом перестроен, но старый фасад перекрашен.
Но тех уже нет, а иных мы и сами забыли,
лишь память клубится над ними, как облачко пыли.
 
 
Зачем же мы рвемся сюда, как паломники в Мекку?
Зачем мы пытаемся дважды войти в эту реку?
 
 
Мы с прошлым простились, и незачем дважды прощаться.
Нельзя возвращаться на круги, нельзя возвращаться.
 
 
Но что-то нас гонит все дальше, как страх или голод, —
окрестности, пригород, город – как звать этот город?
 

(День такой-то, 1976)