Текст книги "Менеджер"

Ему было тридцать лет и с каждым днем он все сильнее ощущал что идет не туда. Ему не раз снился сон, когда он оказывался в месте с десятком тропинок, которые вели в неизвестность. Это мог быть лес, сквер, парк или поляна. Когда он наступал на одну из тропинок и шел по ней, то ощущал страх и неправильность своих действий. Впереди были голоса, которых он боялся. Тогда он разворачивался, возвращался в начальную точку и шел по другой тропинке. Эти сны всегда заканчивались тем, что одна из них все-таки выводила его на свет, в полное спокойствие и безмятежность, чего он и хотел. Если бы в жизни все было также просто, как и во сне.

Выбор пути в жизни. Может быть в этом состоит главная задача человека – найти свою дорогу, по которой можно идти вперед. Может ли работа, ежедневная, рутинная, как у адвоката, следователя или менеджера стать выбором всей жизни. Иногда Неволину казалось, что он слишком серьезно относился к любой работе, что всегда отражалось на его психологическом состоянии. Ведь если бы работа в его голове не возводилась в абсолют, он, пожалуй, не совершил ничего, за что его можно было бы содержать в камере и допрашивать в специальной комнате.

Писательство – вот, что его прельщало всегда и особенно сейчас. Он помнил, как начальство на первой работе хвалило его за прекрасные письменные отчеты, а кто-то из боссов даже в шутку предлагал уходить с торговли и писать книги. Его страсть к писательству была необъяснимой. Половина его дипломной работы в университете была выдуманной, потому что требуемого количества литературы по рассматриваемой теме просто не было. Он мог придумать несколько листов небылиц и выдать их за книгу неизвестного доселе автора. Его научный руководитель часто догадывался, что в его работах есть подвох, но ограничивался лишь замечаниями по поводу слишком литературного языка в них. Конечно, доказать то, что его труд не стоит и ломанного гроша никому не хотелось, поэтому "отлично" – была хорошей оценкой за его зарождающийся писательский талант.

Еще до университета, в школе он писал стихи. Писал и потом, но уже реже и не так поэтично. В школе на одном из уроков литературы, его стихи зачитывал сам учитель, что безусловно доставляло автору удовольствие, хоть и при небольшом стеснении. После того, как юношеская романтика улетучилась, Неволин отказался от стихов, но писать продолжил. Он писал дешевые новостные и обзорные статьи для различных интернет-сайтов, рассказывающих о технологиях и технике. Ему нравилось писать о приложениях для мобильных устройств, новости высоких технологий и еще много чего. Пару раз он даже заработал тысячу рублей за платные обзоры, но никаким реальным заработком это все, конечно, нельзя было назвать. На Алексея сильно давили условия жизни, мнения других людей и собственные желания, поэтому путь писательства он не выбрал, но ему хотелось, чтобы писательство выбрало его.

Тем временем в комнату зашел Олег. Странно, но Алексей был даже рад его видеть. Он был один, без напарника и адвоката. Поздоровался и сел на стул напротив Неволина.

– Мы вызвали Белясникова для "очной ставки", – заявил он.

– Адвокат сказал мне об этом.

– Ты понимаешь, что тебе могут предъявить обвинение в похищении человека и за это можно сесть на пять лет? Ты можешь сознаться во всем, показать где находится девочка и тебя, скорее всего отпустят или приговорят к одному году исправительных работ и не больше.

Алексей сидел молча и просто кивал, глядя прямо в глаза Кондрашову. Олег тоже смотрел на него, но быстро понял, что смысла сейчас рассуждать о возможностях правосудия не было. На мгновение он даже подумал, что Алексей не испугался бы и большего срока за решеткой.

– Что тобой двигало? – продолжил задавать вопросы следователь. – Ты пытался отомстить за свое увольнение человеку, которого вынудили это сделать. Кроме того прошло больше трех месяцев, как тебя уволили. Вроде бы ты – не тупой, но этот шаг – он очень странный. Твой мотив – он размыт. Зачем ты это сделал?

– Если честно, я хотел побить его сразу после увольнения. Но тогда я подумал, что в эмоциях я могу натворить других плохих дел. Я проглотил свои чувства, но они из меня все время вырывались потом. Они мне мешали, отравляли жизнь. Что мне было делать еще? Я мог бы поймать и Мосолкина, или его жену, но какой в этом смысл, если его я видел всего два раза, а ее – ни разу. Но Белясников – это совсем другое дело. Он мне врал, он измывался надо мной, он прогнулся под начальство, чтобы сохранить свое лицо в его глазах. Разве такой человек не достоин наказания?

– А ты считаешь, что имеешь право наказывать других людей? – спросил Олег.

– Нет. Но я считаю, что человек не имеет права вмешиваться в судьбу другого. Уволить менеджера, чтобы отдать его месте какой-то телке – это по вашему не вмешательство в чужую судьбу? Конечно, может быть я перегибаю палку, слишком близко к сердцу все это воспринимаю, – Неволин остановился и отвел глаза в сторону. – Знаете, Олег, я искал работу все это время, может быть, если бы смог ее найти раньше, то не сделал бы этого. Но мне кажется, что я сделал бы это потом, через месяц, через год.

Вряд ли следователь мог до конца понять слова Алексея.

– Зачем ты тогда пришел в полицию и сдался?

– Потому что не было того, что я ожидал. Я надеялся, что у меня получится начать жить заново, но я не мог. Я плохо спал ту ночь, а с утра сразу пришел в полицию. Если бы я поймал этого Белясникова сразу после увольнения, то может быть не испытывал угрызений совести, но все произошло так как произошло.

– Знаешь, что я тебе скажу. У тебя в голове слишком много мыслей, поэтому ты не можешь нормально жить. Ты думаешь, что у тебя есть мнение или решение проблемы, но их нет, потому что ты еще не определился кто ты. Ты находишься не на своем месте. Ты либо псих, либо гений, и чем быстрее ты определишься с тем, кто ты, тем быстрее ты станешь жить нормально, – неожиданно для самого себя разразился тирадой эмоций Кондрашов, встал со стула и отвернулся к двери.

III

Ко времени, о котором Алексей мог только догадываться, не имея часов, в комнату для допросов привели Белясникова. Неволин смотрел на него и не мог узнать. И дело тут было даже не синяках и ссадинах, которые потихоньку заживали у него на лице после побоев, а в удручающей атмосфере, которая витала вокруг него, быстро заполнив собой все пространство комнаты. Всем, кто находился там захотелось уйти. Воздух в комнате потяжелел, а отсутствие там окон еще больше усугубляло обстановку. Белясников выглядел неопрятно, у него были красные, опухшие глаза, недельная небритость, от него пахло потом и табаком, хотя Алексей не мог припомнить, чтобы видел его с сигаретой в руках. Ему показалось, что он, переночевавший на нарах, не менявший белья и носков больше суток, выглядел получше своего бывшего босса.

Неволин ждал, что Белясников накинется на него с кулаками, начнет душить и бить по лицу, но ничего такого не было. Кажется, что он был совершенно разбит.

– Как вы? – спросил его Алексей.

Александр посмотрел на него растерянным взглядом, и ничего не ответил.

– Итак, Александр, подозреваемый в деле о похищении вашей дочери сейчас сидит перед вами, – поглядывая в документы, лежащие в бумажной папке перед собой произнес Кондрашов. Он сидел за столом справа от Алексея и слева от Александра. – Вчера он пришел в участок и написал явку с повинной о том, что именно он избил вас 11 числа текущего месяца. При этом он утверждает, что вашего ребенка, который находился в машине, он не трогал. Александр?

Белясников сидел неподвижно, никак не реагируя на слова и обращение следователя. Затем он опустил глаза, закрыл их ладонью правой руки и опустил вниз все лицо. Все собравшиеся в комнате услышали тихий плач.

– Пожалуйста, если это ты сделал, скажи… Мы умираем с женой без нашей дочери, – сквозь слезы, с надрывом в голосе прорыдал Александр, обращаясь к Неволину. – Ты не знаешь что такое потерять ребенка, не спать ночами, думать все ли с ней хорошо. Пожалуйста…

От удивления у всех в комнате округлились глаза. На своих местах заёрзали все, включая адвоката и следователя. Алексей отводил глаза то в сторону адвоката, сидящего слева от него, то на следователя.

– Я просто избил вас, я бы не мог украсть девочку и что-то с ней сделать, – голос Алексей звучал тихо и немного испугано.

– Пожалуйста… – повторял Александр, пытаясь руками стереть со своего лица слезы. – Мы теряем надежду, уже прошло два дня. Где она? Найдите ее…

Белясников повернул голову в сторону Кондрашова.

– Александр, мы понимаем вашу боль, и мы делаем все, чтобы найти вашу дочь, но сейчас нам нужна ваша помощь, вы должны ответить на пару вопросов, – обратился к Александру следователь.

– Я вам уже все рассказал, все написал. Вместо того, чтобы допрашивать меня, лучше бы искали того, кто украл мою дочь, – теперь голос Белясникова, кроме ноток плача, приобрел более грубое звучание. – Вы сначала не хотели вообще ничего слышать о том, что ее нет. Мне говорили, что она ушла погулять, когда я вызывал полицию. Ушла погулять, пока ее отец лежит без сознания рядом. Так? Потом вы пять раз вызывали меня сюда, приезжали ко мне домой, лазили в моей машине. Хоть что-нибудь вы сделали уже? Хоть что-нибудь нашли?

Он уже перешел на крик, чего даже не заметил. Это был крик сквозь слезы, на который прибежала его жена. Алексей увидел ее впервые, но она была такой же растерянной и плачущей, как и ее муж. Серый, который тоже находился в комнате, пытался остановить ее, обхватив рукой за плечи и говоря, что ей нельзя в помещение для допросов. Она упорно сопротивлялась и смотря на Алексея спросила: "Это он? Это он? Ты видел там кого-нибудь? Видел?". Александр встал из-за стола, подошел к жене, развернул ее к двери и вышел вместе с ней. Серый хотел его остановить, но Олег отрицательно покачал головой. Допрашивать его не было смысла. Горечь разъедала здравомыслие Белясникова. За годы своей работы Олег видел такое уже не первый раз и понимал, что более бессмысленного действия сложно было придумать. Если бы адвокат Неволина не уговорил его на "очную ставку", то этой сцены бы сегодня не было.

Помощник Олега вышел из комнаты чуть погодя. Сам следователь засунул руки в карманы, посмотрел на Алексея с адвокатом и обратился к последнему.

– Можешь оставить нас?

Защитник посмотрел на Алексея, тот кивнул. Дождавшись ухода адвоката, Олег присел на стул, где только что сидел Белясников.

– Даже потерпевшие тебя не подозревают, черт подери, – криво улыбнувшись пробормотал следователь.

– Вы читаете книги? – неожиданно спросил Неволин, немного ошарашив сидящего напротив.

– Иногда, – недоуменно ответил Олег.

– И что вам в них больше всего нравится?

Олег вспомнил о классических детективах, которые читал иногда, и как ему бы хотелось когда-нибудь расследовать интересное, не рутинное дело, но Алексею он об этом не сказал.

– Я об этом не задумывался, – ответил он.

– А знаете что мне в них нравится? – начал Алексей и несмотря на то, что по лицу следователя было видно, что ему это не интересно, он продолжил. – То, что герои книг могут не знать своих ролей, своего истинного предназначения. Сегодняшняя добыча завтра может оказаться охотником. Преступник превратится в жертву, виновный в невиновного, человек, в существовании которого не было сомнений, окажется выдумкой. И все это описывается на бумаге и не может быть частью реального, и в этом как раз заключается вся прелесть книг. Все события, которые в них происходят, кажутся слишком далекими от того мира, в котором живем мы. Пока кто-нибудь не захочет соединить реальность и фантазию воедино.

Олег смотрел на Алексея очень пристально. Все эти загадочные и витиеватые выражения, которыми он иногда высказывал свое мнение, поражали следователя. Они были слишком не уместны в этой обстановке. Когда он их слышал, ему хотелось выпустить главного подозреваемого на волю немедленно. Но вместе с тем, каждое его слово отдавало оттенком ответа на все вопросы, которую мог знать только он и никто больше. И это его злило, как ничто прежде, не злило. Кондрашов положил руки на стол как первоклассник, привстал со стула, поднеся свое лицо на крайне близкое расстояние от лица Неволина.

– Что ты сделал с девочкой, – стиснув зубы произнес Олег.

Алексей отринул от лица следователя и откинулся в стуле, не смотря на то, что тот был явно не предусмотрен для вольготной посадки. В следующее мгновение рот Неволина расплылся в широкой, но не очень искренней, как показалось следователю, улыбке.

– Может быть заведете против меня дело и вам все скажу? – спросил Алексей, неожиданно снова наклонившись к лицу Кондрашова.

Сразу после этого, Олег схватил Алексея обеими руками за затылок и резко ударил его головой об стол. Из носа Неволина пошла кровь, а на лбу осталась ссадина. В этот момент в комнату зашел адвокат, и пока дверь не закрылась в нее выскочил Олег.

IV

– Олег, ты что ударил моего подопечного? – спросил Юрий Курченко, выйдя на улицу вслед за следователем.

– Представляешь, он сам. Взял себя за голову и стукнул об стол, – ответил Олег, даже не взглянув на адвоката.

– Ты знаешь, что это может плохо закончится, Олег. Нам придется написать в прокуратуру, а там тебя особо не уважают, ты помнишь?

– На что ты намекаешь? – наконец посмотрел на собеседника Олег, выдыхая дым от сигареты.

– Тебе придется его отпустить. У вас нет никаких доказательств его вины. Кроме того Белясников уже пишет отказ от обвинений в адрес Неволина.

Последняя фраза удивила Олега. Мало того, что этот Белясников сорвал перекрестный допрос, так еще и хочет лишить их возможности законно держать подозреваемого при себе.

– Я продержу его весь срок, если нужно добьюсь в суде меры пресечения. И да, теперь твой клиент становится обвиняемым по делу о похищении несовершеннолетнего, – Олег был очень решителен и эмоционален. Смотрел в глаза адвоката, словно цепной пес, отчего тот немного попятился назад.

– Ты не в себе, Олег, – произнес юрист. – Ты понимаешь, виновен он или нет, у тебя на него никаких доказательств нет. Юридически он чист. Понимаешь?

– Он что-то скрывает, он играет с нами, – не успокаивался Олег.

– Даже если и так. Я не хочу портить тебе карьеру. Просто отпусти его и ищи девочку. Не нужно доводить до крайностей.

Олег бросил сигарету в урну и вошел в здание. Оно было трехэтажным, но его кабинет, вместе с этой злосчастной комнатой для допросов располагались на первом. Он прошел по коридору, нижняя часть стен которого была выкрашена в серый цвет поверх рельефных обоев, а верхняя в белый. Между дверями слева и справа располагались разнообразные доски почета, доски с фотороботами тех, кого ищет уголовный розыск, а также плакаты с выдержками из Конституции и различных кодексов. Кабинет Олега находился по левой стороне коридора, через две двери после комнаты, где сидел Алексей. В кабинете никого не было. Олег прошел к своему столу, сел за него и откинул голову назад.

Тот случай, о котором говорил адвокат, действительно мог серьезно сказаться на его карьере. Он произошел всего три года назад. Тогда в области появился новый главный прокурор женщина по имени Елена и с говорящей фамилией Кувалдина. Олег работал по делу о мелкой краже, ему нужно было "расколоть" известного в районе вора по прозвищу "Джонни". Тогда следователь не сдержался и отвесил парочку тумаков рецидивисту, но сделал это не так незаметно, как обычно это делают на допросах, используя пластиковые бутылки с водой или другие изобретения. Пронырливый адвокат нажаловался в прокуратуру и новенький специалист принялся копать под Кондрашова. До увольнения не дошло, но выговор ему все-таки выписали. Без лишнего шума проблему решили только потому что, Олег случайно узнал о том, что Кувалдина была дальним родственником этого преступника. Чтобы не возникло лишнего шума стороны разошлись миром, но прокурор обещала следить за Олегом. Эта история стала известна в правоохранительных кругах города, и старые излюбленные методы по выбиванию признаний из подозреваемых начали уходить в прошлое.

У Олега был ребенок и жена, ипотека и пара кредитов. Бросить все, допустить, чтобы его несдержанность снова стала поводом для прокурорских проверок, а возможно и увольнения, он не мог. Точно также как и не было у Олега оснований предъявить обвинение Неволину. Но подозреваемый определенно что-то знал, что-то скрывал. Может быть Неволин не виновен, но он точно в состоянии каким-нибудь образом помочь следствию. Чем не шутит черт. Он затеял какое-то соревнование, или игру. Олег чувствовал это. "Если ты хочешь поиграть, – произнес вслух следователь, – то я сыграю с тобой".

Глава 3. Свобода

I

В ночь перед освобождением в камеру к Олегу подсадили нового интересного персонажа. Это был, судя по внешнему виду, человек, которые не раз и не по месяцу сидевший за решеткой. Жаргон, татуировки, отсутствие зубов, пристрастие сидеть на корточках – типичное описание завсегдатая тюрем и колоний. Алексей по началу его сторонился и даже побаивался. Сиделец долго смотрел на него, потом заговорил, пытаясь навести мосты. Начались рассказы про тюрьму, подсказки о том, как себя вести, попытки запугать, потом оскорбления, а завершилось шоу грубыми намеками на то, что ночью ему придется сменить ориентацию и хорошенько отблагодарить своего соседа по камере за жизненно важные советы. "Слушай, ты тут не на зоне. Тебе никто не поможет. Я замурую прямо в стену твою башку, если ты просто ко мне подойдешь. Я готов отсидеть с такими как ты хоть 20 лет, но слушать твой поганый голос сегодня я уже не буду. Понял?" – так ответил Неволин, произведя должное впечатление на и без того задерганного зэка. Сосед даже не пытался сделать то, о чем говорил, но Алексей на всякий случай не сомкнул глаз всю ночь. Утром бывалый сказал ему, что его попросили произвести впечатление на соседа по камере, чтобы вынудить того, от страха рассказать все следователям.

Прямо из камеры Алексея отпустили домой. Его, как и предрекал адвокат, не перевели из разряда подозреваемых в обвиняемые, и оснований держать его в камере и допрашивать больше не было. На выходе его ожидали родственники, которые вчетвером умудрились уместиться на ночь в однокомнатной съемной квартире Алексея и Анны. Его обнимали и целовали, хотя сам он не видел повода для такой радости. "Да, хватит, – говорил он, – отмахиваясь от объятий и поздравлений". Вероятно, что его мама поработала над родителями Анны, которые ни разу не спросили его о событиях, произошедших в тот вечер. "Захочет, сам расскажет" – наверное так, как предполагал Алексей, говорила им его мама. Даже Анна не задала про это ни одного вопроса. Когда родители не видели, она лишь обняла его поцеловала в губы и сказала на ухо: "Я люблю тебя сегодня сильнее, чем когда-либо". Это растрогало Алексея и он тоже признался Анне в любви.

Они хотели увезти его в Мальск, но Алексей отказался. Он придумал историю, что ему нужно сходить в одну компанию на собеседование, которое было назначено именно на сегодня и ближе к вечеру. Никто с ним остаться не мог, даже Анна, которая и так взяла два дня отпуска за свой счет. Ее отец довез Алексея до дома, где он попрощался с ними и забежал в квартиру. Уже несколько дней в его голове происходило нечто невообразимое. Там стучали барабаны мыслей, играл оркестр слов и фраз, шумел поезд из речевых оборотов и диалогов. Пальцы сами стремились броситься в бой и начать набирать текст его книги.

Он даже не стал разуваться, и уж тем более принимать душ и есть. Он забежал в комнату, схватил ноутбук, кинул его на диван, открыл крышку. Компьютер, как назло, был выключен. Ожидание загрузки системы, казалось, заняло часа полтора, и он не мог найти себе место. Алексей создал на рабочем столе компьютера файл, открыл его и начал писать. Писал так быстро, как только мог. Поток слов на белом листе экрана ноутбука лился, словно из струя воды с крыши во время ливня. Он удалял слова, потом на их месте появлялись новые. Он еще не придумал о чем будет все, что он пишет, у него не было названия, возможно, не было и смысла в словах и предложениях, появляющихся на экране, но он не мог остановить себя. Он чувствовал себя счастливым, таким, каким никогда прежде не был. Он не чувствовал голода, боли в ногах из-за неудобной посадки на полу перед диваном, он не заметил, как на улице стемнело, он не слышал суеты под окнами, где молодые мамаши, выкатывали коляски со своими детьми, чтобы погулять. Он не слышал лай собак, радостно подпрыгивающих на полянке позади дома, не замечал периодически мигающий экран смартфона, на который приходили уведомления.

Он писал весь день, не чувствуя усталости и сонливости, несмотря на бессонную ночь. Многое из того, что было написано им, он в последствии сотрет, но даже в этом, казалось бы, напрасном труде он чувствовал настоящее удовольствие. Сколько бы листов не было исписано, сколько бы символов не было им набрано, он считал, что их всегда было мало. Он писал главу за главой, но мог в любой момент вернуться на десяток страниц назад, чтобы переделать то, что уже написал. А потом он мог снова вернуться на то же самое место в своем романе и переделать все во второй раз. Он помнил где о чем писал, на какой странице, в какой главе, и даже в каком абзаце. Его ум был настолько ясен и чист, что мог осветить ему дорогу в его светлое писательское будущее, даже сейчас, когда его первая книга только начала жить.

II

Испытывая всеобъемлющее вдохновение и на следующий день он тем не менее решил поехать в Мальск. Он мог спокойно продолжить писать и дома у матери, которая обычно не мешала ему делать то, что он хочет. Конечно раз от раза она безуспешно начинала диалог, напоминая ему о том, что неплохо было бы найти работу, но не усердствовала в этом. Удивительно, что Алексей иногда обвинял свою маму в неудачах, припоминая ей то, что в детстве она могла отвести его в школу для юных писателей, или художников, или еще кого-нибудь. Обвинения эти, конечно, были заочные, лишь в голове Алексея, поскольку ругать свою мать глядя ей в глаза он не мог. Нужно сказать, что и сама она понимала, что ее сын мог бы добиться большего, если бы она ему помогала в этом. И хотя старшие сестры Алексея пытались найти себя, обучаясь то танцам, то художественному мастерству, то пению, они остались в итоге страшно далеки от высоких материй искусства, работая теперь на продуктовых складах и кондитерской фабрике. Может быть Алексею было суждено стать первым в семье человеком искусства.

Дорога на Мальск напоминала узкую реку, протекающую по степным полям. Алексей ездил по ней очень часто и по работе и домой и всегда сожалел, что не живет в какой—нибудь красивой лесистой или холмистой местности. Сто тридцать километров, что при разрешенной скорости движения, равняется двум часам в пути, глазу было не на что упасть, за исключением земляных отвалов угольной шахты, расположенной неподалеку от Широкограда у трассы, которые уже давно стали частью местного пейзажа, покрывшись травой и деревьями. Перед самим Мальском был небольшой лес, в котором невозможно было заблудиться даже будучи пьяным, в полном забытьи и с прописанным в медицинской карточке топографическим кретинизмом. Зато, в самом городе, Алексей всегда чувствовал себя спокойно. В нем жили 50 тысяч человек, и пугать своих граждан ему было нечем. В городе было много улиц, но главной считалась только одна – улица имени Гагарина, на которой находились все магазины и все важные злачные места, если кафе с названием "Арарат" можно считать таковым.

По сравнению с вчерашним днем, темп написания Алексеем его книги немного снизился. Но она успела обрести вполне осязаемые черты в сюжете, где, кажется, появились завязка и персонажи. Конечно, он не рассчитывал, что заработает писательством на дом и дорогостоящую машину, или рассчитается за один день со всеми долгами и поможет всем своим родственникам. Но именно теперь, когда он обдумывал новые события для своего романа, записывал некоторые нюансы в блокнот, печатал и исправлял текст, он понимал, что сейчас ему это не нужно. Он был настолько рад, что провел весь день за занятиями, которыми раньше не увлекался. Он целовал Анну с такой любовью, с какой никогда прежде не целовал. Он с удовольствием разговаривал с мамой обо всем, что она посмотрела в этих дурацких дневных ток—шоу для домохозяек и обо всем, что ей наговорили ее соседки. Он слушал отцовские бредни про грядущую Третью Мировую войну, пока они ехали в соседнюю с Мальском деревню, чтобы купить свежего домашнего молока. Он успел погулять по городу, оценив масштабы строящегося в центре города сквера, полакомившись мороженным и утолив жажду вкусным квасом, продаваемым прямо на улицах.

При всем при этом у него хватило времени немного дополнить свою книгу, которую он хотел закончить в максимально короткий срок, ведь неизвестно сколько еще продлиться его вдохновение. Вечером он пришел домой, поужинал и снова взялся за свой роман. За последние три дня он спал не больше девяти часов, но с готовностью пионера собирался посвятить своей книге еще одну бессонную ночь. Завтра ему нужно было вернуться в Широкоград, потому что оставаться в Мальске не входило в его планы. Для семьи, которая так и не догадывалась о том, что Алексей пишет роман, он отправлялся на новое собеседование, а для себя он решил, что завтра будет один из самых интересных в его скучной жизни дней.

III

На электронных часах медиасистемы его автомобиля было пять часов утра. Он ехал обратно в Широкоград уже сорок минут и все это время нервно бросал взгляд на равномерно мигающие между цифрами часов и минут точки. Иногда он брал рукой свой телефон, стоящий в специальной выемке в центральной консоли возле селектора переключения передач и смотрел на время в нем, будто бы оно могло отличаться от того, что показывал его автомобиль. Он не знал чего ждал, сколько должно было наступить времени, чтобы сделать то, о чем он думал. Мелькающие в окне машины зеленые поля, опушки маленьких березовых рощиц и дорожные указатели пытались отвлечь его от этих мыслей, но все их попытки, в конце концов, оказались тщетны. Он решился, взял в руки телефон, нашел в телефонной книге сохраненный два дня назад номер Олега Кондрашова и позвонил ему.

Олег с трудом открыл глаза. Телефон лежащий слева, на прикроватной тумбочке трезвонил изо всех сил. Если бы в его трубке был режим "Не беспокоить" он обязательно его включил бы перед сном, а возможно он там и был, но Олегу было некогда разбираться во всех этих "новомодных технологиях". От звонка уже начала ворочаться его жена, с показным гневом перевернувшись с одного бока на другой. Сквозь сонную пелену и яркий свет дисплея, Олег не смог прочитать кто ему звонит, поэтому пришлось снять трубку вслепую.

– Алло.

– Олег, это Алексей Неволин. У меня есть важная информация.

Кондрашев слышал в телефоне гул, характерный для разговоров по телефону из машины.

– Какая информация, – возопил Олег. – Ты видел сколько времени?

– Да время уже почти шесть часов утра.

– Откуда ты знаешь мой номер?

– У вас в отделе висят фотографии сотрудников с номерами телефонов, я и запомнил все.

– Что тебе нужно? Хочешь признаться в том, что похитил девочку? – спросил Олег то ли в шутку, то ли всерьез.

– Вы же допрашивали жену Мосолкина, которая была в офисе тогда, в тот вечер?

– Ну, да, – неохотно произнес Олег, а потом добавил: – Слушай, давай, если что—то срочное то позвони мне после обеда. А лучше не звони вообще. Ты что думаешь, что можешь нам помогать? Ты еще позавчера сидел в камере для подозреваемых, а теперь возомнил, что будешь детективом, так?

– Ничего я не возомнил. Просто узнал кое—что, может быть это будет важно. Дайте мне хотя бы пять минут, Олег, – жалостливо попросил Неволин.

– Быстро говори, что ты там узнал.

– Жену Масолкина зовут Алиса, так?

– Да.

– Вы спрашивали Алису знает ли она меня?

– Когда мы ее допрашивали, ты еще не фигурировал в деле. Но, вероятно, что она должна знать тебя, она же меняла тебя в вашей конторе.

– В том то и дело, что мы должны были передавать дела, но нас даже не представили друг другу. Это было очень странно.

– И что дальше? – Олег все порывался скинуть трубку, не дослушивая Алексея.

– Дело в том, что мы несмотря на это, знакомы, и очень хорошо.

– Что ты имеешь в виду? – впервые с начала этого утреннего разговора в голосе Кондрашова появилась заинтересованность

– У нас были отношения во время учебы в университете. Я с ней не очень красиво обошелся тогда, бросил ее, а она обиделась. Потом она уехала в Москву на второе высшее, где видимо и познакомилась с Мосолкиным.

– Ну и что? Это что-то доказывает по твоему?

– Месть, она хотела мне отомстить. Может быть она пошла домой, следом за Белясниковым, прошла мимо охранника так, что он не заметил, а потом увидела меня, дождалась, когда я уйду, подбежала помочь, увидела, что он без сознания, а потом случайно увидела ребенка на заднем сидении машины и тогда у нее родился это план.

– Это же бред. С чего ты взял, что это возможно?

– Она была жутко разгневана и мстительна. Все ее подружки после того, как я ее бросил, закидывали меня дерьмом в социальных сетях, распускали слухи. Она плакала, бегала за мной. Это было не обычное расставание.

– И по-твоему, она украла ребенка и спрятала его, потому что ты десять лет назад ее бросил? – Олег уже начал посмеиваться над Неволиным.

– Да перестаньте. У вас что много вариантов? – от намеков Алексей перешел к разговору прямым текстом. – По любому вы нашли в машине какие-нибудь волосы, или неизвестные отпечатки, или что-то такое. Если вы решили не искать ребенка больше, а оставить все как есть, то пусть так и будет. Возможные варианты вы отсеиваете, как будто они вообще не имеют под собой никаких оснований. Ну ладно. Пусть так и будет, пусть.

Алексей бросил трубку. Он был удовлетворен и уверен, что Олег прислушается к нему. Других вариантов просто не могло быть. Вряд ли расследование о похищении дочери Белясникова могло продвинуться хоть насколько. Олег положил свой телефон обратно на тумбочку, повернулся на бок, но больше не пытался уснуть. Ему надо было вставать в семь и оставшийся час он думал о том, что произошло только что. Он задавал себе вопрос о том, что нужно Неволину? Или он хочет помочь Олегу, или продолжает играть по неизвестным правилам в странные игры со следствием. Эта история раньше вызывала в нем апатию, поскольку казалась сложносоставной головоломкой, решения которой у Олега не было. Но это дело становилось все более интересным, ведь ко всем предыдущим его странностям добавляется что-то похожее на любовь и женскую месть.