Текст книги "Археология Москвы: древние и современные черты московской жизни"

Москва до москвичей: древнейшие находки на территории Москвы

Традиционно интерес к Москве искусственно ограничивается XII веком – временем первого упоминания столицы. Однако люди стали населять эти территории гораздо раньше. Академик А. П. Деревянко, прогуливаясь около здания Президиума Академии наук, впервые находит палеолитические орудия. Здесь же, в Нескучном саду, в ходе раскопок обнаружены более поздние слои, относящиеся к каменному веку. Оказалось, что современный ландшафт Москвы значительно отличается от древнего – Москва-река протекала, например, на месте Ленинского проспекта.

Уникальные орудия труда следующего хронологического периода каменного века обнаружили археологи, участвующие в программе «Моя улица». В районе дома 10 на Покровском бульваре нашли еще один артефакт каменного века – фрагмент концевого скребка, который относится к более «молодому» периоду – мезолиту (VII тысячелетие до н. э.).

Скребок был сделан из удлиненной пластинки камня с заостренным лезвием на конце. Ширина найденного фрагмента составляет 1,5 см, а длина – 3 см. Древние люди могли использовать его в быту и хозяйстве. Например, скребки применяли для работы со шкурами животных. С их помощью шкуры выскребали с внутренней стороны, чтобы они становились более тонкими и мягкими, а затем их кроили кремневыми ножами на части, чтобы сшить одежду.

Кремневый резец эпохи неолита. Раскопки на Сретенке в 2017 г. ООО «Археологические изыскания в строительстве»

На Сретенке около дома 34/1 во время работ по замене коммуникаций нашли кремневый резец, представлявший собой орудие с заостренным краем. Древние люди использовали его для обработки костей, кожи, рогов и некоторых пород камней. Ширина орудия – 2,5 см, а длина – почти 4 см. Резец является одним из универсальных орудий труда древнего человека. Он сохранился полностью, включая черешок с боковыми симметричными углублениями для крепления рукояти из кости, рога или дерева. Такие орудия труда относят к эпохе неолита (V–III тысячелетия до н. э.), завершающей период каменного века, когда люди в основном пользовались каменными, костяными и деревянными орудиями труда. Для эпохи неолита характерен переход от потребляющих форм хозяйства к производящим, таким как земледелие и скотоводство. Резец – одно из наиболее распространенных орудий труда того времени. Возраст находки археологи определили, проанализировав способ обработки внешней поверхности резца. На нем нашли признаки использования техники отжимной ретуши, характерной для неолитических изделий. При помощи этой техники орудие заостряли, отделяя от него тонкие чешуйки.

Древние скребок и резец объединяет то, что археологи нашли их в более позднем культурном слое, который относится к XVI–XVII векам уже нашей эры. Специалисты предполагают, что вряд ли их использовали повторно. Скорее всего, они попали на поверхность из более глубоких и древних культурных слоев случайно – в ходе земляных работ, которые проводились в городе 400–500 лет назад.

Для археологов такие древние находки очень важны. Они подтверждают теорию об освоении этих территорий еще в ранние времена. Мы понимаем, что этот район был когда-то заселен древними людьми. И это произошло задолго до того времени, когда здесь появились улицы, дома.

Недавно при проведении работ на территории парка «Зарядье», а также в Соймоновском проезде были найдены фрагменты каменных топоров бронзового века. Их относят к III–II тысячелетиям до н. э., а это значит, что обнаруженные резец и скребок древнее топоров как минимум на 1000 лет.

Фрагмент каменного топора «фатьяновской культуры» (эпоха бронзы). Из раскопок в Соймоновском проезде. 2017 г. ООО «Столичное археологическое бюро»

Фрагменты каменных топоров с круглым отверстием

Обнаружены фрагменты каменных топоров с круглым сверленым отверстием. Аналогии изделиям можно найти в фатьяновско-балановской археологической культуре бронзового века. Оба топора характерны для рубежа II–III тысячелетий до н. э. и хотя сохранились не полностью, но даже их фрагменты позволили археологам предполагать, что тысячи лет назад они были одинаковыми. Каждый из них некогда представлял собой гладкий продолговатый камень с остро заточенным концом. Посредине камня было высверлено ровное отверстие. В него вставлялось древко. Похожее оружие находили на территории от Центральной Германии до Поволжья, оно могло быть как боевым, так и ритуальным.

Фатьяновско-балановская археологическая культура представляет собой часть огромной культурно-исторической общности – культуры боевых топоров (шнуровой керамики), которая была распространена на обширной территории в древности: от центральной Европы до Поволжья.

Памятники фатьяновско-балановской культуры (могильники и поселения) локализуются на территории центральной России от Новгородской области до Татарстана (в том числе в Москве и Подмосковье). В отличие от племен, населявших эти территории в неолите (занимались в основном охотой и собирательством), у фатьяновцев было развито производящее хозяйство, прежде всего – животноводство и металлообработка. Здесь необходимо отметить, что ученые дают археологическим культурам имена, связанные с наименованием ближайших населенных пунктов. Среди ученых племя получило условное название «фатьяновцы» в честь деревни Фатьяново в Ярославской области. Именно там в 1873 г. впервые были найдены могильники, предметы быта, говорящие об особой культуре у этих людей. Мы не знаем, как по-настоящему называли себя представители этого племени.

Долгое время фатьяновцев считали кочевым племенем, но это предположение было основано на том, что не было обнаружено поселений. Однако состав фатьяновского стада (свинья, овца, коза, корова, лошадь) доказывает, что они не могли кочевать постоянно и поселения должны были существовать. На это указывают и кладбища, в которых встречается до сотни захоронений. Вероятно, кладбища являлись родовыми и располагались недалеко от поселений. Основание нового поселения взамен «старого» могло осуществляться после истощения кормовой базы для скота.

Такое поселение было обнаружено и исследовано в 1996 г. на территории Москвы в Нескучном саду (раскопки проводил К. В. Воронин). В Московской области археологом Н. А. Кренке в 2000-х гг. изучено поселение РАНИС-пойма.

Обнаружение фатьяновского топора в средневековом культурном слое свидетельствует о его вторичном использовании – жители района могли применять его в качестве грузила для рыболовных сетей или точильного камня. Не исключено использование и в качестве культового предмета или детской игрушки.

Однако место обнаружения топора в Средневековье остается загадкой – на территории Зарядья до настоящего времени не были зафиксированы напластования, относящиеся ко времени до XII в. Однако обнаружение артефакта, который вряд ли был перемещен на значительное расстояние, может говорить о наличии памятника фатьяновско-балановской культуры недалеко от Зарядья.

Обложка книги гр. А. С. Уварова «Археология России. Каменный период» с изображением погребения бронзового века. 1881 г.

В течение XX века в Москве найдено всего порядка 5 таких предметов. Недавно обнаруженные два каменных топора бронзового века существенно расширяют наши знания об этом древнем периоде и вводят нас, наследников данных времен, в общеевропейскую археологическую общность.

Уникальной находкой и настоящей археологической удачей специалисты считают обнаруженную в траншее на Сретенке финно-угорскую «шумящую» подвеску. Это женское украшение, сделанное из бронзы. Его длина – около 4 см, а ширина – 2 см.

Свое название – «шумящая» – она получила и-за издаваемого при движении звука. К нижней части подвески прикреплены два колокольчика. При движении они звенят. По одной из версий, такие подвески защищали женщин от злых духов и помогали обрести удачу и счастье.

Эта находка датируется X–XII веками. Для археологов, проводящих раскопки на территории Москвы, всегда очень важно и интересно, когда они находят артефакты, связанные с финно-угорскими племенами, потому что это существенным образом иллюстрирует историю заселения Москвы. Так, по одной из научных версий, считается, что древнейшими жителями Москвы были именно финно-угры.

Финская шумящая подвеска. (Из книги И. Р. Аспелина: Aspelin J. R. Antiquites du Nord Finno-Ougrien publiees a laide dune subvention de L`Etata. Ages de la Pierre et du Bronze. S. Petersbourg – Helsigfors – Paris. 1877.)

Шумящие подвески финского типа из археологических раскопок на Сретенке в 2017 г. ООО «Археологические изыскания в строительстве»

К данному этническому ареалу относится и найденная на Гостином дворе круглая умбоновидная подвеска из медного сплава диаметром 4,3 см с полукруглыми петельками по краям. Способ изготовления подобной фибулы – напайка, а не литье, может свидетельствовать о ее достаточно раннем (не позднее XI–XII вв.) происхождении, в отличие от литых подражаний финно-угорским украшениям более позднего времени (Седов, 1987. С. 270).

Славянские племена вятичей и кривичей стали проникать на территорию нынешних Москвы и Московской области с IX–X вв. н. э. Анализ письменных источников, некоторых этнографических данных и всего комплекса археологических материалов IX–XIII вв. из районов Волго-Окского междуречья позволяет предполагать, что славянская колонизация территории нынешней Московской области, начавшаяся в IX–X вв. и продолжавшаяся, вероятно, позднее, происходила из разных районов и осуществлялась представителями разных восточнославянских племенных союзов. Север и Восток этой территории был занят кривичами (Горюнова, 1961. С. 205–248; Монгайт, 1961. С. 115–140; Седов, 1960), пришедшими сюда главным образом с верховьев Волги, юг – верхнеокскими и среднеокскими вятичами (Никольская, 1981). Не исключен приток на крайний запад нынешней Московской области и смоленских кривичей. Граница между зонами вятичской и кривичской колонизации определена в Московском регионе по распространению в курганных погребениях характерных для тех и других женских украшений – височных колец XI–XIII вв.

В историческом центре города фрагменты височных колец, принадлежащих представителям разных славянских племен, попадались археологам не раз. Так, фрагмент, относящийся к семилопастным кольцам, является основным этническим признаком племен вятичей и датируется XII–XIII вв. Он сделан из белого металла (серебра или сплава на его основе) со штампованным орнаментом. Толщина металла – 0,04 см. (Спицын, 1899. С. 301–340; Успенская, 1967).

Погребальный инвентарь из курганных погребений XI–XIII вв. из книги «Историческая записка о деятельности Императорского Московского Археологического общества за первые 25 лет существования». М., 1890. Т. XXXI. Tab. II.

Рядом с Гостиным двором обнаружено височное кольцо ладожского типа XIII–XVI вв., представляющее собой овал размером 31х34 мм, толщиной 2,5 мм. С одного конца кольцо сужается до толщины в 1,5 мм, с другого конца завершается рельефной стилизованной головкой животного, вероятно, лося, причем в пасть его вставляется противоположный конец кольца. Аналогичная серьга в виде кольца с объемной, хорошо смоделированной головкой дракона, держащего в пасти стержень на одном конце, была обнаружена в Мякинино-2 – комплексе, датируемом второй половиной XVI в. Серьга была отлита в двусторонней форме, возможно, по выплавляемой модели, и покрыта позолотой методом нанесения золотой амальгамы. Диаметр кольца – 30 мм, диаметр дужки – 2 мм. Сохранность почти полная, не считая обломанного конца стержня, торчащего из пасти дракона (Векслер, 1996. Табл. 7, 9). Наиболее ранней аналогией можно считать локальный тип височного кольца с лопастью, напоминающей увенчанную рогами голову лося с открытой пастью: один экземпляр найден в Киснемском могильнике и два – на Белоозере в горизонте XIII в.

Бронзовое многобусинное височное кольцо. Археологические раскопки А. Г. Векслера в Старом Гостином дворе, 1996–1999 гг.

Височное кольцо из желтого металла со следами позолоты найдено в том же районе. Сохранилась лишь часть дужки округлого сечения диаметром 1,85 мм с зооморфным окончанием в виде головы зверя с прижатыми ушами, широко разинутой пастью и далеко выступающим прямым языком. Голову от стержня дужки отделяет утолщение в виде шарика. Сохранность хорошая. Позолота частично сохранилась на голове зверя.

Кроме того, терялись и оказывались в культурном слое другие находки – браслеты. По трассе улицы Ильинки обнаружен фрагмент створчатого браслета из белого металла: литая створка прямоугольной формы (6,1х2,2 см) в виде рамки, разделенной перегородкой на 2 части; каждая заполнена орнаментом в виде ажурной косой решетки; с обоих концов – петли для крепления с другими частями; толщина – 0,1 см. Створчатые браслеты появились в XII в. как типично городские украшения и являлись дорогими и трудоемкими изделиями, принадлежавшими городской знати. В середине XII в. стали изготовляться литые подражания дорогим изделиям. Все браслеты, найденные в Новгороде, – литые и происходят из слоев середины XII–XIV вв. Точных аналогий найденному браслету не отмечено. (Седова, 1997. С. 116). Но он стилистически близок угро-финским подвескам.

Часто с пальцев горожан обоего пола спадали перстни. Ярким представителем данного типа находок является широкосрединный пластинчатый медного сплава перстень с незамкнутыми концами (толщина металла – 0,2 см; диаметр – 2,3 см; ширина в середине – 1,3 см) со штампованным геометрическим орнаментом. В Новгороде подобные перстни являлись наиболее распространенными в X–XIV вв. (Лесман, 1990. С. 48–49).

Решетчатый литой перстень, найденный в зоне Гостиного двора на Ильинке (диаметр 2 см, ширина средней части – 1,3 см; толщина металла – 0,2 см; концы заходят один на другой), считается этническим признаком племен вятичей. В Новгороде подобный перстень найден в слое 60–70-х гг. XII в. (Седова, 1997. С. 123, 130. Р. 45; 26). В данном случае решетчатый перстень, очевидно, переотложен.

Найденный рядом рубчатый перстень диаметром 24 мм отлит из металла на медной основе в жесткой разъемной форме (Рындина, 1963. С. 240). На утолщающейся половине внешней стороны перстня нанесена насечка, подражающая витью. Датируются перстни XII–XIII веками (Городцов, 1929, С. 555. Р. 6) и считаются самым распространенным украшением славянских племен. В Новгороде их найдено 17 экземпляров в слоях конца XI – конца XIV вв. (Седова, 1981. С. 122. Р. 45, 5, 6; Рындина, 1963. С. 240).

Разновидностью круглодротовых гладких перстней следует считать другой раскопанный артефакт. На его утолщенную внешнюю сторону нанесена косая насечка, подражающая витью; с внутренней стороны гладкие сомкнутые концы суживаются. Подобные перстни были одним из самых распространенных украшений у всех славянских племен. (Недошивина, 1967. С. 253–254). По-видимому, их можно считать этническим определяющим признаком славян. В Новгороде перстни подобного типа встречены в XI–XIV вв. Изготовляли их способом литья в разъемной жесткой форме. Насечку на тыльной стороне углубляли зубильцем. Материал, использовавшийся для отливки перстней, – оловянистая или же свинцово-оловянистая бронза.

Интересной находкой является фрагмент фибулы цветного металла. В основе формы изделия лежит прямоугольная пластина размерами 41х22 мм, украшенная с лицевой стороны ложноплетеным рельефным орнаментом. В верхней части пластины имеется три дугообразных выступа, также украшенные рельефным ложновитым и точечным орнаментом. В нижней части пластины имелись три петельки (две из которых утрачены), предназначавшиеся, очевидно, для закрепления мелких шумящих подвесок. Данная находка относится к типу пластинчатых кольцевидных фибул; по материалам раскопок в Новгороде они датируются серединой XII–XIV вв. (Мальм, 1967. С. 149–190).

Обнаруженные артефакты интересны не только как яркие предметы средневекового ювелирного искусства. Поскольку эти находки сделаны на территории, которая потом будет известна как Великий посад Москвы, мы можем проследить, как городской быт постепенно приходит на землю бывших сельскохозяйственных угодий и леса, и определить этническую принадлежность предшественников, а где-то и уже современников первых горожан-москвичей.

Раннесредневековая Москва. Когда и как возник город

Официальная история Москвы началась с даты 4 апреля 1147 года, в день священномученика Василия и преподобного Исаакия, накануне Великого Двунадесятого праздника 7 апреля (25 марта по ст. ст.) – дня Благовещения Пресвятой деве Марии Богородицы. В этот день в Москве встретились Юрий Долгорукий и его союзник князь Новгород-Северский Святослав Ольгович.

Однако, по мнению многих историков, Москва как город возникла и оформилась раньше этой даты. Еще в 1946 г. академик М. Н. Тихомиров отмечал, что «начинается она (история Москвы) раньше, имеет свой предысторический период, может быть, уходящий корнями в самое отдаленное прошлое». (Тихомиров, 2003. С. 31)

В настоящее время вопрос о реальном возрасте Москвы снова занимает умы широкой общественности. Несмотря на то, что большинство москвичей понимает условный характер «даты рождения», интерес к более точным данным, аналогично определению более ранних дат появления Киева в советское время и Казани в недавнем прошлом на основании данных археологии, продолжает будоражить умы. Многие современные историки скептически относятся к методике установления возраста поселений по косвенным археологическим данным, отстаивая негласную традицию отсчитывать историю городов от первого упоминания в письменных источниках. В то же время условность такого подхода видна по самой традиции празднования «дня рождения Москвы»: празднование 700-летнего юбилея Первопрестольной император Николай I установил в январе, а через сто лет советское правительство – в сентябре. (Жуков, 2013. С. 13)

Итак, как начиналась Москва? Для ответа на этот вопрос нам необходимо тщательно изучить не только короткие обрывки письменных свидетельств, но и полновесные археологические материалы, накопленные за полтора столетия, особенно в конце XX – начале XXI вв.

Теперь, спустя многие сотни лет, нам предстоит разбираться в этой хаотической путанице эпох, выделить из огромного массива информации данные, которые позволяют все же скорее утверждать, чем отвергать, что Москва жила до летописной даты 1147 г. Каким долгим был этот период, сегодня сказать трудно, но все же он был. О чем красноречиво говорят материалы почвенного анализа, фрагменты культурного слоя и остатки ям и сооружений на материке.

Прежде всего важно разобраться, почему место, которое займет будущий город Москва, оказалось столь удобным для поселения, что привлекало сюда множество народа. Отметим, что передвижение, а тем более переселение в то время коренным образом отличалось от современности, в первую очередь своей сложностью, поэтому причины для смены места жительства должны были быть весьма существенными. Палеогеографы отмечают, что Москва расположена на стыке трех физико-географических провинций, а на ее территории можно выделить девять коренных ландшафтов, причем восемь из них сходятся в центральной части города. Урочища пойм и боровые террасы привлекали поселенцев повышенным плодородием из-за постоянного поступления питательных веществ с полыми водами. На склонах теплых экспозиций весной раньше оживали растения, что было очень важно для организации пастбищ. (Культура средневековой Москвы… 2004. Т. 1. С. 42, 43)

Мы уже писали в предыдущей главе, что на территории будущих Москвы и Московской области, удобной для сельского хозяйства, сосуществуют финно-угорские и балтские племена, а с X в. начинают проникать и славяне.

Археологические памятники X–XIII вв. представлены на территории Московской области преимущественно селищами, городищами и курганными могильниками. Весьма многочисленны селища – остатки неукрепленных, в основном сельских поселений, именовавшихся в письменных источниках терминами «село», «погост», «слобода», «займище», «печище» и др., а с XIV в. – и «деревня» (Воронин, 1935; Веселовский, 1936; Успенская, Фехнер, 1956; Романов, 1960; Археология СССР. Древняя Русь… 1985). Некоторые селища, располагающиеся в непосредственной близости от городских центров, могут в отдельных случаях интерпретироваться как остатки городских посадов или слобод. Как уже отмечалось, древнейшие славянские селища появились на рассматриваемой территории в IX–X вв. Количество их несколько увеличилось в XI в. Большинство же памятников этого типа датируется XII–XIII вв., что свидетельствует о значительном росте населения нынешнего Подмосковья именно в это время. В конце XIII в. ряд селищ прекратил свое существование, что может быть связано с татаро-монгольским нашествием (Юшко, 1991. С. 19, 20, 23).

Раскопки А. Г. Векслера 2001–2004 гг. «дьяковского» селища у подножия Дьякова городища

Большинство селищ XI–XIII вв., как, впрочем, и позднесредневековых, тяготеет к речным долинам, располагается в различных геоморфологических условиях – на всхолмлениях в поймах, на низких или высоких террасах, в краевой части коренного берега. Высота их над нынешнем уровнем рек колеблется от 1–2 до 30 м. Очень редко они фиксируются на водоразделах, причем обычно на берегах оврагов, имевших в древности, по-видимому, небольшие водотоки. Размеры селищ варьируют от нескольких сотен до 72 тыс. м², большинство имеют площадь от 4 до 10 тыс. кв. м. Это свидетельствует, что далеко не все древнерусские сельские поселения были однодворными. Сильно различаются селища и по мощности культурного слоя, которая колеблется от 0,10–0,15 до 1,0–1,5 м. Мощность культурного слоя в известной степени может служить показателем длительности и интенсивности жизни на поселении. (Культура средневековой Москвы, 2004. Т. 1. С. 66, 67).

В большинстве случаев селища тянутся неширокой полосой вдоль русла реки или ручья, по краю террасы или коренного берега, а на водоразделах – вдоль оврагов. Реже памятники этой категории занимают мысы коренных берегов или террас. Планиграфические особенности селищ с учетом этнографических данных (Витов, 1953; Бломквист, 1956) позволяют предполагать, что большинство сельских поселений имело рядовую застройку, когда дома располагались одним или двумя параллельными рядами, образуя улицу. Известны селища, распространение культурного слоя которых заставляет думать о кучевой застройке, при которой строгой системы в расположении построек выявить не удается.

При раскопках на селищах исследованы остатки наземных бревенчатых построек, нередко с подпольными ямами, глинобитных печей и печей-каменок, найдены орудия, связанные с сельским хозяйством и промыслами. Установлено, что некоторые сельские поселения являлись одновременно и небольшими ремесленными центрами, обслуживавшими своей продукцией соседние поселения. Так, на селище, возникшем на месте более раннего Успенского городища в Одинцовском районе, обнаружены следы гончарного, ювелирного и кузнечного производств, на поселении Десна в Ленинском районе – железоделательного, кузнечного, ювелирного. Неоднократно встречены на селищах и украшения, имеющие племенную специфику, например, семилопастные височные кольца на территориях, подвергшихся вятичской колонизации, браслетообразные – в более северных и восточных районах, которые заселялись кривичами.

Большая часть небольших по размерам селищ домонгольского времени в Подмосковье группируется вокруг крупных, образуя гнезда поселений. Близ таких гнезд селищ располагаются также крупные курганные могильники, а иногда и городища, служившие убежищами. Такие группы памятников должны интерпретироваться как поселения и кладбища отдельных сельских общин. Территория, занятая общинами, имела площадь 20–30 кв. км. (Юшко, 1991. С. 32–35, 37–43)

Поскольку наша книга посвящена археологии Москвы, нельзя не упомянуть раннесредневековые памятники на территории современной Новой Москвы. При этом следует подчеркнуть, что люди, выбирая место поселения, конечно, не думали, каким через много веков будет административное деление. Среди памятников этого периода, на которых были проведены археологические исследования, можно упомянуть курганные могильники: курганная группа «Ознобишино-1»; курганная группа «Ознобишино» (XII–XIII вв.); курганная группа «Ознобишино-4» (XII–XIII вв.); курганная группа «Сатино-Татарское-1» (XII–XIII вв.) и селища: селище «Батыбино-1» (XII–XVII вв.); селище «Батыбино-2» (XIV–XVII вв.); селище «Батыбино-3»; селище «Ознобишино-2» (XIV–XV вв.); селище «Ознобишино-3»; селище «Ознобишино-3а»; селище «Ознобишино-4» (XIII–XIV; XVII–XVIII вв.); селище «Ознобишино-4а»; селище «Ознобишино-5» (XIII–XVII вв.); селище «Ознобишино-6» (XII–XIV вв.); селище «Роднево-1»; селище «Русино-1»; селище «Русино-2» (XIII–XIV вв., XVI–XVII вв.); селище «Русино-3» (XIV–XVII вв.); селище «Троицкое-2» (XIV–XVII вв.); селище «Троицкое-4» (XII–XIV вв.); селище «Троицкое-5» (XIV–XV вв.) и многие другие.

Исследуемая территория Троицкого административного округа города Москвы в XII – первой половине XIII вв., вероятнее всего, была поделена между двумя княжествами. Западная и южная части входили в состав земель Смоленского княжества, а восточные и северные – Московского княжества. Административным центром данной местности, смоленской ее части, являлось селение Добрятино на р. Пахре (позднее центр Добрятинской борти). Во второй половине XIII в. исследуемый участок перешел под протекцию Рязанского княжества. Позднее эти земли были включены в Московское княжество в Серпуховской удел, в Лукомский и Ратуев станы и Добрятинскую борть 1340–1350 гг. В краткую эпоху расцвета Перемышльского княжества исследуемый регион переходит во владение Василия Владимировича, младшего сына Владимира Храброго, в 1410–1427 гг. и переименовывается в Молоцкий стан.

Весьма многочисленны остатки укрепленных поселений, имеющих напластования XI–XIII вв. В большинстве случаев эти городища, как и более ранние, располагаются на мысах коренных берегов и высоких террас при вхождении в речную долину другой реки или ручья, на стыке одного или двух оврагов. Часть памятников этого типа занимает всхолмления или останцы в поймах и на речных террасах, некоторые располагаются в петлевидных изгибах речных берегов, будучи с двух или трех сторон ограничены рекой. Наконец, иногда городища располагаются в краевой части коренного берега, речной или озерной террасы и не ограничены какими-либо естественными рубежами. Размеры площадок городищ варьируют от нескольких сотен до 50–60 тыс. кв. м, высота над уровнем воды в реке – от 5–10 до 30–40 м. Значительная часть городищ имеет напластования более раннего (дьяковская культура) и более позднего времени. Укрепления городищ весьма разнообразны. Городища, располагающиеся на мысах, всегда имеют с напольной стороны вал высотой до 6–7 м и ров перед ним. Те из мысовых городищ, которые возникли в период существования дьяковской культуры, нередко имеют систему из нескольких рядов валов и рвов (она функционировала иногда и в древнерусское время). Некоторые мысовые городища имели укрепления по всему периметру. Как правило, это только вал, причем менее высокий, чем с напольной стороны. Городища, располагающиеся в петлевидных изгибах речных берегов, на холмах-останцах и в краевых частях речных террас или коренного берега, как правило, укреплялись по всему периметру. В тех случаях, когда укрепления изучались стационарными раскопками, в насыпи вала фиксировались уплотняющие его мощные слои сырой или обожженной глины, деревянные конструкции, часто заполнявшиеся глиной, а также остатки более или менее мощной деревянной стены, шедшей по гребню вала, а иногда и башен.

Городища, которые в древнерусское время могли быть центрами сельских территориальных общин, по А. А. Юшко, имеют более или менее значительную площадку (около 5–6 тыс. кв. м). При раскопках на них находят значительное количество племенных украшений, часто – остатки ремесленных мастерских (Юшко, 1991. С. 123). Таковы, например, городища Боровский курган (раскопки А. Г. Векслера) и Боршева (Крис, Чернай, 1975; 1978) в Раменском районе. Как уже отмечалось, общинными центрами могли быть и неукрепленные поселения.

Перемышль, а точнее, Перемышльское городище, расположенное на правом берегу р. Мочи (правый приток р. Пахры) примерно в 12 км к юго-западу от современного Подольска, впервые попадает в поле зрения археологов в середине 20-х годов XX столетия. Справедливо отождествленное с одноименным летописным городом, оно в дальнейшем постоянно фигурировало как в многочисленных исследованиях по истории и археологии земель Московского княжества, так и в работах, посвященных общим вопросам русской истории. В 1954–1955 годах на нем проводятся довольно масштабные археологические раскопки (750 кв. м), детально изучается система укреплений. Тем не менее до сих пор дискуссионными остаются вопросы о времени возникновения и роли города в системе городских центров Залесской Руси. В литературе прочно утвердилась точка зрения, согласно которой крепость Перемышля своим появлением обязана строительной деятельности Юрия Долгорукого. Основываясь на сообщении В. Н. Татищева, называется даже точный год основания города – 1152 г. Однако в духовной грамоте Ивана Калиты, датированной около 1339 г., Перемышль упоминается как село, что определенно указывает на отсутствие укреплений в это время. Согласно летописному рассказу, Перемышль служит местом сбора войск князей Владимира Андреевича Серпуховского и Владимира Дмитриевича Пронского. Располагаясь в Перемышле, объединенные силы князей угрожали литовцам, осаждавшим Москву, ударом с тыла. Расположение крепости представляется весьма выгодным в стратегическом отношении: она находилась примерно на расстоянии одного дневного перехода от Москвы, была выдвинута в направлении юго-западной границы княжества, проходившей по течению Оки, и контролировала дорогу, ведущую в верхнеокские земли.

Однако доминирующее положение в пределах удела Перемышль теряет очень скоро; после строительства в Серпухове укреплений и основания Высоцкого монастыря, а также существенного расширения территории княжества на запад (в 1378 году, по просьбе митрополита Алексея, к владениям Владимира Андреевича были присоединены Боровск и Лужа) значение его падает. Уже в начале XV столетия он не рассматривается как престижное владение – князь Владимир завещает его младшему из своих пяти сыновей, Василию, в удел которому досталась небольшая территория на севере Серпуховского княжества.