Текст книги "25 главных разведчиков России"

Евгений Питовранов: «Как родного отца прошу вас, товарищ Сталин…»

В последние годы жизни Сталин постоянно занимался чекистскими делами, его охватил административный зуд. 9 ноября 1952 года бюро президиума ЦК сформировало комиссию по реорганизации разведывательной и контрразведывательной службы Министерства госбезопасности.

11 декабря 1952 года по инициативе Сталина бюро президиума ЦК приняло решение объединить Первое и Второе главные управления Министерства госбезопасности в главное разведывательное управление МГБ СССР. 5 января 1953 года появился соответствующий приказ по министерству. Начальником главного разведуправления МГБ был назначен первый заместитель министра госбезопасности генерал-лейтенант Огольцов.

Сергей Иванович Огольцов окончил двухклассное училище и работал до революции письмоносцем. После революции он сразу стал следователем уездной ЧК в Рязанской губернии. Потом оказался в Полтавской ЧК, где заведовал бюро обысков. В 1923 году его перевели в систему особых отделов в армии, и он год проучился в Высшей пограничной школе ОГПУ. В 1939 году майор госбезопасности Огольцов возглавил ленинградское управление НКВД. Во время войны был начальником управления в Куйбышеве и наркомом госбезопасности в Казахстане.

В декабре 1945 года Огольцова вызвали в Москву. На заседании политбюро от поста наркома Сергей Иванович отказался, сославшись на то, что у него нет ни опыта, ни знаний для такого поста. Тогда Сталин назначил наркомом Абакумова, который в войну руководил военной контрразведкой СМЕРШ. Сергей Иванович стал его первым заместителем.

«Хотя материально мы жили достаточно неплохо, – вспоминает сын генерала Николая Кузьмича Богданова, заместителя министра внутренних дел, – но, когда бывали в гостях у Огольцовых, мне казалось, что мы просто бедняки – такая там была обстановка, угощение, конфеты. По-моему, именно Раиса Сергеевна Огольцова являлась главной заводилой при поездках по спецбазам и магазинам с целью приобретения необходимых вещей. Отправив руководящих мужей на работу, жены созванивались между собой и договаривались о поездке. Потом обращались к своим мужьям с просьбой прислать машину. Иногда каждая из высокопоставленных дам ехала на своей машине, порой объединялись вместе.

На автомашинах ряда руководящих работников тогда имелись правительственные гудки, представлявшие собой две удлиненные хромированные дудки, устанавливавшиеся на переднем бампере перед радиатором. Они издавали низкий трубный звук. Едва завидев машину с гудками, инспектора милиции немедленно включали зеленый свет, а если был подан звуковой сигнал, то вообще сходили с ума, обеспечивая беспрепятственный проезд».

Из всех заместителей Абакумова Сергей Огольцов производил впечатление самого разумного и толкового человека. Казался и менее других запятнанным грязными делами, пока не стало известно, чем он занимался. Огольцов руководил операцией по убийству художественного руководителя Государственного еврейского театра Соломона Михайловича Михоэлса в январе 1948 года.

Огольцов сам рассказал об этом, когда его после смерти Сталина арестовали. Абакумова и Огольцова вызвали в Кремль 27 декабря 1947 года.

«Во время беседы, – рассказывал Огольцов, – товарищем Сталиным была названа фамилия Михоэлса, и в конце беседы было им дано указание Абакумову о необходимости проведения специального мероприятия в отношении Михоэлса, и что для этой цели устроить „автомобильную катастрофу“».

Непосредственное руководство операцией было поручено Огольцову.

7 января 1948 года Соломон Михоэлс и театральный критик Владимир Голубов-Потапов отправились на поезде в Минск, чтобы отобрать несколько спектаклей, достойных выдвижения на Сталинскую премию. Вслед за ними на двух машинах в Минск выехала «боевая группа МГБ» – сам Огольцов, его помощник майор Александр Харлампиевич Косырев, начальник отдела (ведавшего работой с интеллигенцией) 2-го главного управления (контрразведка) полковник Федор Григорьевич Шубняков, сотрудники отдела «ДР» (террор и диверсии) полковник Василий Евгеньевич Лебедев и старший лейтенант Борис Алексеевич Круглов (специальность – диверсии на транспорте).

Московская боевая группа разместилась на даче министра госбезопасности Белоруссии Лаврентия Фомича Цанавы в пригороде Минска – поселке Слепянка. Чекисты постоянно следили за Михоэлсом, которого окружало множество актеров, режиссеров и просто поклонников. Приезд выдающегося артиста был большим событием для театральной Белоруссии. Огольцов позвонил министру Абакумову: ничего не получается.

«О ходе подготовки и проведения операции, – рассказывал Огольцов, – мною дважды или трижды докладывалось Абакумову по ВЧ, а он, не кладя трубки, по АТС Кремля докладывал в Инстанцию».

Инстанция на языке тех лет – это Сталин.

Виктор Абакумов потребовал выполнить приказ вождя любыми средствами и разрешил использовать секретного агента 2-го главного управления МГБ, который сопровождал Михоэлса. Этим агентом был театровед Владимир Голубов-Потапов.

«Мне было поручено связаться с агентом и с его помощью вывезти Михоэлса на дачу, где он должен быть ликвидирован, – рассказывал Шубняков. – На явке я заявил агенту, что имеется необходимость в частной обстановке встретиться с Михоэлсом, и просил агента организовать эту встречу. Задание агент выполнил, пригласив Михоэлса к „личному другу, проживающему в Минске“».

Михоэлс, очень открытый человек, жаждавший общения, охотно согласился. Вечером 12 января они с Голубовым-Потаповым сели в машину к Шубнякову, который выдавал себя за «инженера Сергеева». За рулем сидел старший лейтенант Круглов. Когда машина въехала в ворота дачи Цанавы, Шубников пошел докладывать Огольцову: «Михоэлс и агент доставлены на дачу».

Огольцов по ВЧ опять связался с Абакумовым. Министр по вертушке позвонил Сталину. Сталин был еще на даче. В тот вечер он приедет в Кремль поздно, заседание политбюро начнется в половине двенадцатого ночи.

Вождь подтвердил свой приказ. Абакумов велел действовать.

«С тем, чтобы создать впечатление, что Михоэлс и агент попали под машину в пьяном виде, их заставили выпить по стакану водки, – рассказывал Шубняков. – Затем они по одному (вначале агент, затем Михоэлс) были умерщвлены – раздавлены грузовой машиной…

За руль „студебеккера“, судя по всему, посадили сотрудника белорусского МГБ майора Николая Федоровича Повзуна.

Судебно-медицинская экспертиза установила: „У покойных оказались переломанными все ребра с разрывом тканей легких, у Михоэлса перелом позвонка, а у Голубова-Потапова – тазовых костей. Все причиненные повреждения являлись прижизненными…“»

Читать эти документы почти невозможно. Чекисты хладнокровно давили грузовиком живых людей, которые находились в полном сознании и умирали в страшных муках. И при этом они не понимали, за что их убивают и кто убийцы…

«Убедившись, что Михоэлс и агент мертвы, – продолжал полковник Шубняков, – наша группа вывезла тела в город и выбросила их на дорогу одной из улиц, расположенных недалеко от гостиницы. Причем трупы были расположены так, что создавалось впечатление, что Михоэлс и агент были сбиты автомашиной, которая переехала их передними и задними скатами…

Рано утром трупы Михоэлса и агента были обнаружены случайным прохожим, и на место происшествия прибыли сотрудники милиции, составившие акт осмотра места происшествия. В тот же день судебно-медицинская комиссия подвергла патологоанатомическому вскрытию трупы Михоэлса и агента и установила, что их смерть наступила от удара грузовой автомашиной, которой они были раздавлены…»

28 октября 1948 года всех участников убийства наградили: Цанава получил орден Красного знамени, Круглов, Лебедев, Шубняков – ордена Отечественной войны первой степени, Косырев и Повзун – ордена Красной звезды. На следующий день ордена Красного знамени получили Абакумов и Огольцов.

Историки пытаются понять, зачем Сталину понадобилось убивать Михоэлса? Что это было – паранойя? Результат мозговых нарушений? Все это, конечно, сыграло свою роковую роль.

Но главное – другое. Он был человеком с криминальным складом ума. С возрастом и болезнями эти патологические черты только усилились. Он приказывал бить арестованных смертным боем и легко приказывал лишать жизни. И на службу брал людей определенного склада – убийц и насильников. Участники дела, о котором мы рассказываем, нисколько не затруднились исполнить преступный приказ, сделали то, за что и не всякий профессиональный палач бы взялся.

12 июля 1951 года генерал-полковника Абакумова арестовали. Огольцову поручили временно исполнять обязанности министра госбезопасности, пока не назначили нового – заведующего отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК Семена Денисовича Игнатьева. Огольцов остался заместителем министра, но ненадолго. В последние годы Сталин постоянно тасовал чекистские кадры. Сергея Огольцова отправили министром госбезопасности в Узбекистан.

4 апреля 1953 года, после смерти вождя Берия, став министром внутренних дел, начал пересмотр громких дел, заведенных в ту пору, когда он не имел отношения к госбезопасности. Арестовали Огольцова.

«Прекрасно зная порядки в своем ведомстве, Сергей Иванович боялся, что его могут попытаться отравить, – вспоминает сын генерала Богданова. – Сидя за решеткой, он ел и пил только то, что гарантированно не могло содержать яд».

Оказавшись на нарах, Огольцов все рассказал. Подробно описал, как он руководил убийством Михоэлса. Его показания подтвердил Шубняков. Берия отдал бы их под суд, но его самого вскоре арестовали. И опять все изменилось! Убийцы теперь называли себя невинными жертвами Лаврентия Павловича.

Сразу после ареста Берии, 26 июня 1953 года, жена Огольцова отправила письмо Георгию Маленкову, который сменил Сталина на посту главы правительства:

«Еще так недавно 1 ноября 1952 года позвонил Огольцову в Ташкент товарищ Сталин. Предлагая вернуться на работу в Москву, он сказал: „Не я вам доверяю, а партия вам доверяет“. Как же могло случиться, чтобы через месяц после смерти вождя Огольцов оказался государственным преступником?… Мы с дочкой просим Вас, Георгий Максимилианович, вмешаться в судьбу Огольцова».

Из секретариата Маленкова позвонили жене Огольцова, сказали, что с ее мужем все будет хорошо.

Раиса Сергеевна написала ему новое письмо:

«Дорогой Георгий Максимилианович!

Звонок от Вас влил струю жизни, озарил нас ярким лучом надежды на близкую радостную встречу с мужем и отцом. Мы ждем его каждый день, каждый час, каждую минуту. Мы ждем его потому, что мы, как в себе, уверены в невиновности Огольцова…

Когда Огольцов, не работая почти месяц, находился дома, он ходил в министерство писать объяснения, которые от него требовал Берия. Заметно нервничая, он называл кощунством то, что от него требовали. Разговаривая по телефону с т. Игнатьевым, он говорил, что от него требуют объяснения по делу, которому в свое время т. Сталин дал очень высокую оценку…»

Огольцова освободили, но лишили ордена, полученного за убийство Михоэлса, – операции, которой «Сталин дал очень высокую оценку». На следующий год уволили в запас. В 1959 году постановлением правительства он был лишен генеральского звания «как дискредитировавший себя за время работы в органах и недостойный в связи с этим высокого звания генерала». Этим наказание исчерпывалось.

А ведь прокуратура обязана была возбудить дело об убийстве Михоэлса и Голубова-Потапова и посадить убийц на скамью подсудимых. Но в Кремле не позволили предать гласности эту позорную историю, как и многие другие. Не могли признать, что Сталин сам превратился в уголовного преступника и своих подручных сделал обычными уголовниками. Непосредственных убийц Михоэлса вообще не тронули. У них только отобрали ордена, которые они получили за убийство двоих человек.

Заместителями Огольцова в главном разведуправлении МГБ стали генерал-майор Евгений Петрович Питовранов, он же начальник Первого управления (внешняя разведка) и генерал-лейтенант Василий Степанович Рясной, он же – начальник второго управления (внутренняя контрразведка).

Евгений Питовранов рассказывал в газетном интервью, как в 1938 году его, секретаря парторганизации Московского института инженеров транспорта, попросили назвать четырех надежных человек для службы в НКВД. Через несколько дней всех пригласили на Лубянку. Заседание вел первый заместитель наркома Берия. Ежов, чьи дни в НКВД были сочтены, сидел молча. Берии понравились все четверо, которых назвал Питовранов. И его самого тоже взяли в наркомат, хотя он еще учился и ему предстояло защищать диплом.

– Ничего, – махнул рукой Лаврентий Павлович, – здесь университеты пройдешь.

Молодого человека отправили в Горьковское областное управление заместителем начальника отдела. Кадры в чекистском аппарате менялись стремительно. Его предшественник по кабинету уже сидел в тюрьме…

Питовранов стремительно рос в должности. В годы войны Питовранов перебывал начальником управлений НКВД-НКГБ в Горьковской, Кировской, Куйбышевской областях. После войны – наркомом госбезопасности Узбекистана.

В 1946 году генерал-майора Евгения Питовранова перевели в Москву и назначили начальником второго (контрразведывательного) управления Министерства госбезопасности. Он принимал участие во многих позорных послевоенных сталинских акциях, например, выезжал в Питер, чтобы лично арестовать людей, ставших жертвами так называемого ленинградского дела. Рвение было оценено.

3 декабря 1950 года Сталин подписал постановление политбюро о больших кадровых перестановках в МГБ:

«Учитывая, что объем работы Министерства государственной безопасности значительно увеличился, в связи с передачей из МВД СССР пограничных и внутренних войск, милиции, созданием новых оперативных управлений, а также для того, чтобы коллегиально рассматривать наиболее важные вопросы чекистской работы, Политбюро ЦК ВКП/б/ постановляет:

1. Увеличить количество заместителей министра государственной безопасности СССР до семи человек.

2. Утвердить заместителями министра государственной безопасности СССР:

тов. Питовранова Е.П., освободив его от должности начальника 2-го Главного управления МГБ СССР…»

Новому заместителю министра было всего тридцать пять лет. Карьеры при Сталине делались быстро, потому что постоянно освобождались высокие кресла. Но так же скоро из начальственного кабинета можно был угодить на нары.

После отстранения Абакумова генерал Питовранов получил выговор от политбюро за то, что «не проявил необходимой партийности и не сигнализировал ЦК ВКП/б/ о неблагополучии в работе МГБ». Несколько дней, пока Огольцов болел, Питовранов исполнял обязанности министра госбезопасности. Но Сталину доложили, что и Питовранов «тесно работал с Абакумовым и находился под его враждебным влиянием».

Отдыхавший на юге вождь вызвал к себе нового министра госбезопасности Семена Игнатьева и распорядился Питовранова и еще группу крупных чекистов арестовать. Философски заметил:

– Посадите и пусть сидят. У чекиста есть только два пути – на выдвижение или в тюрьму.

29 октября 1951 года в четыре часа утра Питовранову позвонил только что назначенный первым заместителем министра госбезопасности генерал-полковник Сергей Арсеньевич Гоглидзе и попросил срочно приехать. По его тону Питовранов все понял.

Его держали в Лефортово, он был заключенным «номер три». Но ему повезло. Он успел понравиться Сталину. После ареста Абакумова в МГБ позвонил сталинский помощник Поскребышев – у Сталина был срочный вопрос, и никого, кроме Питовранова, на месте не оказалось. Он поехал к Сталину, который уже собирался на отдых в Цхалтубо. Вождь стал подробно расспрашивать Питовранова о системе работы разведки и контрразведки.

Его особенно интересовала система вербовки агентуры. Спросил, сколько всего агентов. Услышав ответ, удивился: зачем так много? Сказал, что в свое время у большевиков был только один агент среди меньшевиков, но такой, что они знали все!

Питовранов провел у Сталина больше часа. Вернулся на Лубянку поздно ночью. Ему сказали, что пока он ехал, вновь позвонил Поскребышев: утром, без четверти двенадцать Питовранов должен быть на Курском вокзале, чтобы проводить товарища Сталина. Питовранов приехал. Платформа была совершенно пуста. У поезда стоял министр путей сообщения Борис Павлович Бещев.

Потом появились две машины. В одной – охрана во главе с Власиком, во второй – Сталин. Он неспешной походкой подошел к вагону. Питовранов и Бещев пожелали ему счастливого пути, и поезд тронулся.

Помня об этой беседе, Питовранов, сидя в тюремной камере, написал Сталину письмо не с просьбой его помиловать, а с перечнем предложений о реорганизации разведки и контрразведки, понимая, что о таком письме вождю обязательно доложат. Так и получилось. Новый министр Семен Игнатьев держал у себя это письмо месяц, а потом все-таки доложил Сталину.

«В разведке много лет не было хороших руководителей, – писал Питовранов. – При т. Меркулове – бездарный Фитин, при Абакумове – проходимец Кубаткин, а затем хотя и умный, но не очень оперативный и не острый Федотов. Я убежден, что т. Савченко тоже не тот человек, который должен возглавить разведку, чтобы она обеспечила выполнение требований ЦК…

ЦК ВКП(б) неоднократно отмечал, что врагам удавалось отрывать чекистские аппараты от партийных органов. Я думаю, что условие для этого отрыва в некоторой мере создается своеобразной кастовостью, флюсоподобной односторонностью многих чекистов, связанной в известной мере с особенностями их работы.

Если Вами будет признано необходимым, я мог бы свои соображения по этому вопросу и предложения, вытекающие из них, доложить т. Игнатьеву…

Знаю Вашу строгость, но и Ваше великодушие, я как родного отца прошу Вас, товарищ Сталин, дать мне возможность исправиться».

Вождь сказал новому министру госбезопасности Семену Денисовичу Игнатьеву:

– Я думаю, что Питовранов человек толковый. Не зря ли он сидит? Давайте через какое-нибудь время его выпустим, сменим ему фамилию и вновь возьмем на работу в органы госбезопасности.

Питовранов продолжал писать вождю. И после этого, рассказывал Питовранов журналистам, отношение к нему в тюрьме изменилось. Ему стали давать книги и подселили сокамерника – Льва Романовича Шейнина, писателя и бывшего начальника следственного отдела союзной прокуратуры. Питовранов по профессиональной привычке преставился ему инженером, который работал в Восточной Германии и потерял важные документы…

2 ноября 1952 года прямо из тюрьмы Питовранова привезли к министру Игнатьеву, который поздравил его с освобождением и передал слова Сталина:

– Не будем менять Питовранову фамилию. Поправим свою ошибку. Нас поймут. Пусть пока немного отдохнет. Скоро он понадобится.

13 ноября Питовранова вызвали в Кремль. Он получил высочайшее отпущение грехов. Через неделю, 20 ноября, Сталин вызвал к себе Огольцова, Гоглидзе и Питовранова. Обсуждался проект слияния разведки и контрразведки в единое главное разведывательное управление МГБ. Сталин был страшно недоволен чекистами, выговаривал им за то, что проморгали «дело врачей», слабо используют в борьбе с противником террор и диверсии.

1 декабря на президиуме ЦК рассматривались два вопроса: «О вредительстве в лечебном деле», что привело к позорному преследованию врачей-евреев, и «Информацию о положении дел в МГБ СССР». Сталин опять выразил недовольство пассивностью разведки и требовал от нее активных действий.

В резолюции, одобренной президиумом ЦК, говорилось:

«Многие чекисты прикрываются гнилыми и вредными рассуждениями о якобы несовместимости с марксизмом-ленинизмом диверсий и террора против классовых врагов. Эти горе-чекисты скатились с позиций революционного марксизма-ленинизма на позиции буржуазного либерализма и пацифизма… не понимают той простой истины, что нельзя МГБ представлять без диверсий, проводимых им в лагере врага».

15 декабря Сталин в присутствии членов президиума ЦК опять принимал Игнатьева, Огольцова, Гоглидзе и Питовранова. Речь шла о ходе реорганизации МГБ. Сталин говорил:

– Главный наш враг – Америка. Но основной упор нужно делать не собственно на Америку. Нелегальные резидентуры надо создавать прежде всего в приграничных государствах. Первая база, где нужно иметь своих людей, – Западная Германия.

Вождь вернулся и к любимой теме:

– Коммунистов, косо смотрящих на разведку, на работу ЦК, боящихся запачкаться, надо бросать головой в колодец.

5 января 1953 года генерал Питовранов возглавил управление по разведке за границей ГРУ МГБ – с задачей вести активные действия против главного врага, то есть широко применять террор и диверсии. Но из-за смерти Сталина главное разведуправление Министерства госбезопасности фактически так и не было сформировано, даже штаты новых подразделений не успели утвердить.

Сталин, кстати говоря, чтобы сделать приятное чекистам, решил вернуть им специальные звания, которые существовали с ноября 1935 по июль 1945 года. Несколько лет вождь, недовольный органами госбезопасности, ни одному чекисту не присвоил генеральского звания. Теперь он, видимо, сменил гнев на милость.

Указ президиума Верховного Совета СССР от 21 августа 1952 года вновь были введены спецзвания. Служивший в МГБ полковник становился полковником государственной безопасности, генерал-майор – генералом госбезопасности 3-го ранга, генерал-лейтенант – генералом госбезопасности 2-го ранга, генерал-полковник – генералом госбезопасности 1-го ранга, генерал армии – генералом государственной безопасности. Но и эта идея не реализовалась по причине ухода вождя в мир иной.

Чекисты были уверены, что Питовранов станет следующим министром госбезопасности. После смерти Сталина Питовранов потерял свой высокий пост и министром уже не стал, но он, счастливчик, в отличие от большинства своих коллег прожил достаточно удачную жизнь и умер на восемьдесят пятом году жизни…

После ареста Берии Питовранова допрашивали как свидетеля, но ему обвинений не предъявили. Генерал-лейтенанта Питовранова отправили в Восточный Берлин руководителем Инспекции по вопросам безопасности при советском верховном комиссаре по Германии (название должности постоянно менялось: уполномоченный КГБ СССР при МГБ ГДР, глава представительства КГБ по координации и связи с МГБ СССР).

Аппарат Питовранова представлял ведомство госбезопасности в миниатюре, потому что работа шла по многим направлениям: контролировали жизнь в ГДР, учили восточногерманских чекистов, вели разведывательную работу в ФРГ, пытались вербовать американцев, англичан и французов, которые служили в Западном Берлине и Западной Германии.

В 1957 году Питовранова вернули в Москву. Он руководил 4-м управлением КГБ СССР, которое занималось борьбой с антисоветскими элементами и ведало интеллигенцией. Тогдашний председатель КГБ Александр Николаевич Шелепин в феврале 1960 года упразднил четвертое управление, которым руководил Питовранов, как самостоятельную структуру. Шелепин считал, что следить за писателями, художниками, актерами – не главная задача КГБ, и незачем держать для этого целое управление. Он передал сокращенный аппарат и функции идеологического контроля второму главному управлению.

Генерал-лейтенант Питовранов отправился в Китай. Он недолго проработал советником в Китае, а потом еще четыре года – начальником Высшей школы КГБ. В 1966 году его перевели в действующий резерв и определили в Торгово-промышленную палату. Ему был всего пятьдесят один год.

Его выдвиженец генерал Борис Семенович Иванов через несколько лет занял должность первого заместителя начальника внешней разведки. Он пытался уговорить нового председателя КГБ Андропова вернуть Питовранова в кадры. На это Андропов не пошел.

Но после беседы с Питоврановым на конспиративной квартире согласился широко использовать возможности Торгово-промышленной палаты в интересах разведки. Палата имела статус неправительственной организации, ее сотрудники ездили в страны, с которыми Советский Союз не имел дипломатические отношения, встречались с политиками, которых официальные московские представители избегали.