Текст книги "Эрнст Генри"

Упомянутый Эрнстом Генри один из создателей литовской Компартии Винцас Мицкевич-Капсукас возглавил правительство Литовской Советской Социалистической Республики. В феврале 1919 года Литва объединилась с Белоруссией, появилась единая Литовско-Белорусская ССР. Но летом 1919 года ее территорию заняли наступавшие польские войска. У создателя независимой Польши маршала Юзефа Пилсудского возникла грандиозная идея создания Восточной Федерации: Польша «берет под свое покровительство» Украину, Белоруссию и Литву. Далеко идущие планы привели его к войне с Советской Россией.

Дефензива, в руки которой угодил Эрнст Генри, – это контрразведывательное подразделение 2-го отдела («двуйка» – разведка и контрразведка) Генерального штаба Войска польского.

Слуцк – небольшой в ту пору городок с преимущественно еврейским населением, находится в ста с лишним километрах от Минска. После революции несколько раз переходил из рук в руки. С августа 1919 года в Слуцке находились польские войска. Очевидцы вспоминали: «Вошли в город одетые с иголочки во все американское и вооруженные на французский манер. Навезли горы разных американских консервов. Принесли с собой идею возрождения великой Польши “от можа до можа” и свой польский гонор. По вечерам солдат приводили на городскую площадь, появлялись ксёндзы, и творилась общественная молитва, после которой разносилось “Еще Польска не сгинела… Наши флаги бялы и червлены – пшилёна наша польска края”. Весной дефензива раскрыла заговор против польской власти – организацию, которая готовила восстание среди населения при наступлении советских войск, которое ожидалось весной».

В 1920 году Владимир Ильич Ленин рассчитывал, что, если Красная армия через территорию Польши подойдет к Берлину, то в Германии вспыхнет социалистическая революция. В Москве мечтали о соединении русской и немецкой революций. 17 марта Ленин отправил Сталину телеграмму: «Только что пришло известие из Германии, что в Берлине идет бой и спартаковцы завладели частью города. Кто победит, неизвестно, но для нас необходимо максимально ускорить овладение Крымом, чтоб иметь вполне свободные руки, ибо гражданская война в Германии может заставить нас двинуться».

Так что в Москве были рады видеть Эрнста Генри, отсидевшего месяц в польских тюрьмах, со свежими новостями из Германии. Он сообщил москвичам, что берлинские коммунисты предлагают штаб-квартиру Коммунистического интернационала молодежи разместить в Берлине. Эрнст Генри: «В Москве я несколько месяцев работал в аппарате ЦК РКСМ в качестве секретаря международного отдела, а затем послан обратно в Германию (нелегальное путешествие через Ленинград – Штеттин) на постоянную работу за границей».

А в Москве III съезд комсомола, проходивший 2–10 октября 1920 года, избрал 1-м секретарем ЦК комсомола Лазаря Абрамовича Щацкина. Ему было всего восемнадцать – немногим старше Эрнста Генри. Успел поучиться в гимназии, в 15 лет вступил в партию большевиков, в 1917-м создавал Союз молодежи при Московском комитете партии. Участвовал в Гражданской войне. «В кожаной куртке нараспашку, широкоплечий и довольно высокий, с открытым большим лбом и блестящими глазами, Лазарь Шацкин напоминал собою капитана, отдающего команды резким и звонким голосом, – вспоминали его соратники. – Он казался властным юношей, верящим в свои молодые силы и непоколебимым в своих решениях». Он был самым популярным из первых вождей комсомола.

Лазарь Шацкин говорил:

– На Западе социалисты давно принимают участие в юношеском движении. Но в России это движение происходило помимо партии, вне всякой связи с нею. У нас партия проглядела это движение.

Он считал, что комсомол самостоятелен и партия не должна им командовать. До поры до времени эти слова сходили ему с рук. Шацкин уговорил Ленина выступить на III съезде комсомола. Именно Шацкин открыл съезд и предоставил слово Владимиру Ильичу, чей доклад «Задачи союзов молодежи» потом будут изучать сменяющие друг друга поколения членов ВЛКСМ. Эту речь Ленина слушал и Эрнст Генри, которого товарищи привели на заседание.

После IV съезда комсомола, который проходил 21–28 сентября 1921 года, Шацкина вновь избрали 1-м секретарем. «Это он придумал комсомол и был его создателем и организатором, – вспоминал Борис Георгиевич Бажанов, который работал в Секретариате Сталина. – Сначала он был 1-м секретарем ЦК комсомола, но потом, копируя Ленина, который официально не возглавлял партию, Шацкин, скрываясь за кулисами руководства комсомола, ряд лет им бессменно руководил со своим лейтенантом Тархановым. Шацкин входил в бюро ЦК РКСМ, а формально во главе комсомола были секретари ЦК, которых Шацкин подбирал из комсомольцев не очень блестящих».

Верным помощником Шацкина стал секретарь ЦК комсомола Оскар Тарханов, прежде состоявший в скаутском движении и сделавший все, чтобы привлечь скаутов в пионерию. Скауты, любители романтики и приключений, появились в начале ХХ века, поставив перед собой задачу воспитывать отвагу и мужество. Идея создать сообщество юных разведчиков принадлежит канадскому писателю, художнику и естествоиспытателю Эрнесту Сетон-Томпсону. Скауты появились и в России, движение поддержал император Николай II. К 1917 году число скаутов превысило пятьдесят тысяч. В 1924 году скаутов в СССР запретили. А походы, костры, линейки стали ритуалами пионерского движения, существовавшего при комсомоле.

В ноябре 1919 года Шацкин прибыл в Берлин, где находился Эрнст Генри. Он представлял российский комсомол на I учредительном конгрессе Коммунистического интернационала молодежи в Берлине и был избран секретарем КИМ. 30 ноября 1922 года Политбюро утвердило представителей российского комсомола в КИМ: Шацкин, Тарханов, Цетлин, Курелла… Им велели в течение года освоить хотя бы один иностранный язык.

Немца Альфреда Куреллу Эрнст Генри уже знал. Тот стал одним из руководителей Коммунистического интернационала молодежи. Если Эрнст Генри остался в Германии, то Курелла, напротив, в России. Во время Великой Отечественной войны он служил в 7-м управлении (разложение войск и населения противника) Главного политического управления Красной армии.

Альфреду Курелле повезло. Много позже Эрнст Генри узнает, какая судьба постигла первых руководителей Коммунистического интернационала молодежи.

Лазарь Шацкин учился в Институте красной профессуры. Его включили в редколлегию «Правды», избрали в состав Центральной контрольной комиссии. Но в 1929 году он опубликовал статью «Долой партийную обывательщину». Его беспокоило, что в партии доминирует «молчаливое большинство», готовое одобрить любую директиву, спущенную «сверху». Сталин был крайне недоволен: это попытка «превращения партии в дискуссионный клуб». ЦК принял постановление «О грубых политических ошибках тов. Шацкина». Его убрали из «Правды», вывели из ЦКК – «за участие в праволевацкой группировке». Отправили в Ташкент заместителем председателя Средне-Азиатского Госплана и директором Института экономических исследований. Но он не порвал со своими единомышленниками из окружения Николая Ивановича Бухарина, которого Ленин называл «любимцем партии» и которого при Сталине расстреляли.

Шацкин дружил с Яковом Стэном, образованным партийным философом. Стэн, будучи заместителем директора Института Маркса и Энгельса, призвал молодежь к интеллектуальной самостоятельности: «Каждый комсомолец должен на своём опыте проработать серьёзно все вопросы и таким путем убедиться в правильности генеральной линии нашей партии. Только такая убеждённость, приобретённая на собственном опыте, путём самостоятельного продумывания всех основных вопросов, может иметь вес и ударную силу в практической деятельности. Без этого условия практическая деятельность превращается в “службу”». Стэн лишился должности, был арестован и расстрелян. Та же судьба ждала и Шацкина. В 1935 году его арестовали, дали пять лет тюрьмы. А в 1937 году расстреляли.

А Ефима Цетлина включили в Исполком Коммунистического интернационала молодежи и командировали в Германию поднимать революционное движение. Немецкая полиция его арестовала и выслала в СССР. Его взяли в ленинградский партийный аппарат, где началась кадровая чистка – убирали людей поссорившегося со Сталиным члена Политбюро Григория Зиновьева. Цетлин руководил отделом в райкоме ВКП(б). После возвращения в Москву работал у члена политбюро Николая Бухарина – в секретариате Исполкома Коминтерна. В мае 1929 года его перевели в наркомат тяжелой промышленности – заместителем начальника научно-исследовательского сектора.

В 1933 году Цетлина арестовали – по делу его друга Александра Николаевича Слепкова, первого ответственного редактора «Комсомольской правды». Слепков принадлежал к тем, кто считал, что Сталин «надел намордник на партию». На следующий год Цетлина освободили и отправили работать на Уралмаш – заведовать Бюро технического обслуживания, а через два года вновь арестовали. Теперь выбивали показания на самого Бухарина.

Цетлин подписал протокол допроса, в котором сказано: Бухарин подобрал группу бывших эсеров-боевиков, чтобы убить Сталина… Сотрудничество со следствием Цетлину не помогло. В июне 1937 года его приговорили к десяти годам лагерей, а в сентябре – уже без суда – решением Тройки (начальник Управления НКВД, местный партийный секретарь и прокурор) приговорили к смертной казни и расстреляли.

Зато Москва пыталась вытащить из немецких тюрем попавших туда коммунистов.

Макс Гельц был одним из руководителей вооруженного восстания в Германии в марте 1921 года, за что его и посадили. Председатель Исполкома Коминтерна Григорий Зиновьев обратился в Политбюро: «Тов. Макс Гельц (член Компартии Германии) перенес две голодовки в тюрьме. Смертельно болен. Есть основание думать, что германское правительство отпустило бы его в Россию, если бы об этом попросили». Сначала в ЦК намеревались использовать межгосударственные контакты. Подготовили текст письма наркому иностранных дел Георгию Васильевичу Чичерину и полпреду в Германии Николаю Николаевичу Крестинскому с поручением «в полуофициальном порядке нажать на германское правительство в целях освобождения из тюрьмы и отправки в Россию коммуниста М. Гельца». Потом решили действовать через Коминтерн.

Политбюро 21 сентября 1922 года поручило «русским делегатам в Коминтерне через германскую коммунистическую партию предложить немецкой с.-д. партии ввиду ужасного положения, в котором находится Макс Гельц, обменять его на Тимофеева». Евгению Михайловичу Тимофееву, члену ЦК партии правых эсеров, в августе 1922 года вынесли смертный приговор. Смертную казнь заменили тюремным заключением. Но обмен не состоялся. Евгений Тимофеев так и остался за решеткой. В сентябре 1941 года его расстреляли. А Макса Гельца в 1928 году выпустили. Он уехал в Советский Союз, женился на студентке Московского энергетического института Аде Пугавко. Один из ее сокурсников академик Александр Ефимович Шейндлин вспоминал эту яркую и живую молодую женщину. В 1933 году Макс Гельц, купаясь в Волге, утонул. «По слухам, – писал академик Шейндлин, – его смерть не была случайной». Его вдова вышла замуж за одного из братьев Тур. Это был псевдоним популярных в ту пору драматургов, лауреатов Сталинской премии – Леонида Давидовича Тубельского и Петра Львовича Рыжея. После смерти Тубельского Петр Рыжей продолжал сочинять пьесы вместе со своей женой Ариадной Сергеевной Тур. И Эрнст Генри, вернувшись в Москву, увидит снятый в 1969 году по их сценарию художественный фильм «Посол Советского Союза» – об Александре Михайловне Коллонтай, которая в нашей стране стала первой женщиной-министром, а потом и первой женщиной-послом.

А пока что Эрнста Генри вновь отправили в Берлин. Лазарь Шацкин поручил ему передать руководителям немецкого комсомола, что, несмотря на важнейшую роль германских коммунистов, руководство Коммунистического интернационала молодежи все-таки останется в Москве.

Теперь Эрнст Генри вступил в германскую Компартию, которая неустанно готовила революцию. После Первой мировой войны коммунисты получили много мест в ландтагах (местных законодательных собраниях) и чувствовали себя уверенно. Партия, в которой состояли 350 тысяч человек, провела 14 депутатов в Рейхстаг и 57 в ландтаги.

Эрнст Генри работал в отделе печати ЦК КПГ и в редакции главной партийной газеты немецких коммунистов Die Rote Fahne («Красное знамя»): «Я почувствовал, что хочется писать еще и еще. Рука сама тянулась к бумаге, не писать я уже не мог».

Немецкие коммунисты опирались на солидную систему партийной печати – 33 ежедневных газеты. Эрнст Генри вспоминал: «В 1922 году был снова послан в Москву в качестве корреспондента “Роте Фане” (с нелегальным паспортом – все это время я находился в подпольном положении). Совершил путешествие Москва – Донбасс – Ростов – Баку (где видел покойного товарища Кирова) – Тбилиси и оттуда под видом советского дипкурьера поехал в Анкару, где присутствовал на подпольном съезде турецкой Компартии».

В сентябре 1920 года группа турецких социалистов создала в Баку Коммунистическую партию Турции и провела первый съезд. Дома они собраться не могли. В августе 1922-го состоялся второй съезд. А через месяц Компартию запретили, и всех заметных коммунистов арестовали. Эрнст Генри вернулся в Советскую Россию.

Еврейский Ренессанс

Эрнст Генри не узнавал Москву. Революция перевернула всю российскую жизнь. Временное правительство отменило все сословные, вероисповедные и национальные ограничения. Его земляка Марка Шагала назначили комиссаром по делам искусств Витебской губернии.

Полина, старшая сестра Эрнста Генри, познакомила его с целым созвездием живописцев, чей талант поражал современников и чье наследство бесценно. Эти художники, сокрушавшие все и всяческие авторитеты, традиции и каноны, свободно экспериментировали, не обращая внимания на то, что прежде считалось обязательным с точки зрения формы и содержания.

Современному человеку непросто постичь подлинные обстоятельства первых послеоктябрьских лет.

Старый порядок рухнул. А в новой жизни – никакой цензуры и запретов, все разрешено и позволено! Это было время больших экспериментов – в политике, экономике и интимной жизни. Одни восторженно считали это революцией, другие – брезгливо – декадентством. Одни были благодарны переменам – их избавили от страха проявить свои искренние чувства, позволили быть самими собой, обрести счастье! Другие с ненавистью говорили: ваша свобода – это свобода извращений и распущенности! Менее талантливые завидовали и обижались.

Полина Хентова еще до Первой мировой училась в Брюсселе в Королевской академии художеств. Вернулась в Москву. После революции начала выставлять свои работы. Потом вместе с братом через Киев уехала в Берлин, оттуда перебралась в Париж. Ей пришлось трудно. Зарабатывала на жизнь тем, что делала кукол, снималась в кино, писала портреты на заказ. А потом пришло признание – ее оценили как графика и книжного иллюстратора. Много заказов пришло из Англии.

Полина следила за тем, что происходило в художественном мире России, делилась впечатлениями с братом. В России, вздыбленной и бурлящей, приветствовали пафос обновления, признав модернизм революционным искусством. Новые работы отразили шквал революционного урагана, период прямой, фронтальной борьбы за революцию. Искры революционного пожара распространялись повсеместно, и накопленные запасы взрывчатого материала детонировали. Удивительно ли, что пламенный революционный поток увлек за собой и, казалось, далеких от революции людей – художников, которые почувствовали гигантские возможности для своего искусства. И среди этих художников очень заметны евреи, которые со всей страстью ввязались в битву за преображение жизни и искусства, о чем впоследствии многие пожалеют. Но кому в 17-м году была ведома их судьба?

Линия борьбы обнажилась. Страна разделилась на два непримиримых лагеря. За или против, по ту или другую стороны баррикады – третьего не дано. В этом столкновении двух миров все силы обращены на борьбу – нет быта, нет будничности, нет интимности. «Или мы победим вошь, или вошь победит социализм». Эта тема разворачивается в эпическое полотно таких масштабов, которых не знало до того советское искусство.

Вот почему старался быть полезным и нужным новой жизни художник-супрематист Илья Чашник. Участвовал в оформлении революционных праздников. Невероятно изобретательный, занялся техническим, промышленным и архитектурным дизайном. Предложил супрематические орнаменты для текстиля и обоев. Разрабатывал эскизы для работ по окраске зданий в Ленинграде, подбирая цвета, подходящие для новостроек. Работал на фарфоровом заводе художником-композитором – расписывал чашки и сервизы. Но все это отвлекало его от занятий супрематической живописью.

Илья Чашник родился в 1902 году в Витебской губернии – по соседству с талантливым живописцем Марком Ротко и великим актером Соломоном Михоэлсом. Восьмой ребенок в бедной семье. В 11 лет начал работать. А в 15 лет пошел в Школу рисования и живописи Юделя (Иегуды) Пэна, через которую прошли и Марк Шагал, и Эль Лисицкий, и Полина, сестра Эрнста Генри, и многие другие художники, появившиеся на свет в Витебске и его окрестностях.

В Полину был безнадежно влюблен Эль Лисицкий. Выдающийся художник-авангардист, он искренно и увлеченно стремился сказать в искусстве новое слово в уверенности, что все старые уже сказаны и бессмысленны.

Родители юного Лазаря Лисицкого переехали в Витебск, и это была судьба. Здесь он пошел учиться в Школу рисования и живописи художника Юделя Пэна. Главное в его наследии – живопись на еврейские темы. Эль Лисицкий считал своим долгом способствовать возрождению еврейского искусства. Он открыл мастерскую графики, печати и архитектуры. В нее сразу записался Илья Чашник. Эль Лисицкий пробовал себя в разных жанрах – график, иллюстратор, архитектор, фотограф, дизайнер… Писатель и историк искусств Николай Иванович Харджиев вспоминал: «Он влюбился в художницу Хентову. Она выставлялась с “Миром искусства” и в других местах. Невероятно красивая женщина – ослепительная блондинка… Она была модница, прекрасно одевалась, вся в мехах, не знаю, откуда брала средства. У меня есть фотография – она вся в мехах стоит около работы Лисицкого… Она бы и сейчас была прелестна – такие белокурые локоны. Он был в нее безумно влюблен, а она к нему совершенно равнодушна, может быть, только ценила как художника. Она сама была художницей. Он из-за нее стрелялся, прострелил себе легкое и потом из-за этого болел всю жизнь. Об этом никто не знает, мне это рассказала жена Лисицкого Софья Кюпперс. Хентову трудно было представить женой Лисицкого, он маленький, а она шикарная женщина».

С 1935 года Лисицкий – главный художник Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Он прожил недолго, умер от туберкулеза в декабре 1941 года. Его последняя работа – плакат «Давайте побольше танков».

В ноябре 1919 года в Витебск переехал Казимир Малевич, создатель супрематизма – важнейшего направления авангарда – и открыл мастерскую. Своих учеников Малевич объединил в группу «Уновис» («Утвердители нового искусства»).

Илья Чашник стал преданным учеником Малевича. Супрематисты острее других сознавали, что мир стремительно меняется, он говорит на ином языке и обретает иные формы. И считали наиважнейшим цвет. Из всех цветов Чашник предпочитал черный: «Черное – величайшее состояние беспредметности. Неизвестно, для чего, почему и зачем человеческое существо живет. Это доказывает беспредметную суть человеческого бытия, которое лишь поставлено в определённые условия своего существования или действия, проявляет себя тем или иным образом и во всех препятствиях существующего мира видит смысл или цель. Но это заблуждение». Илья Чашник ушел из жизни совсем молодым – в 27 лет. Он скончался от перитонита после неудачной операции по удалению аппендикса в 1929 году.

Художники единодушно исходили из посылки, что старое искусство насквозь прогнило и революционному народу может только повредить. Это был постулат, из которого исходили – с некоторыми оговорками – очень многие деятели того времени. Каждый считал, что он обладает если не всей истиной, то большей ее частью. Шли мучительные поиски, и никто из деятелей искусств не владел всей истиной и владеть не мог, хотя и пытался порою убеждать и себя, и других, что владеет.

Эль Лисицкий писал в статье «Искусство и пангеометрия»: «В период с 1918 по 1921 год выброшено много старого хлама». Его плакат «Клином красным бей белых» – хрестоматийное произведение той эпохи. Геометрия обрела символический характер. В искусство привнесены высокая патетика революционных битв, огневые лозунги борьбы, пламя революционной страсти. Мечта – поразить человечество своими достижениями, превратить Москву в столицу мирового искусства.

Своим долгом участвовать в создании «Еврейского общества поощрения художеств» считал еще один выдающийся мастер – Натан Альтман. Он много рисовал на библейские темы.

Натан Альтман родился в 1889 году в Виннице, в бедной еврейской семье. Когда ему было четыре года, отец умер от скоротечной чахотки. Натан поступил в Одесское художественное училище. С современным искусством он познакомился в Париже. И сразу же оказался в кругу самых заметных живописцев. Критики отмечают его феноменальную природную чуткость, редко встречающийся врожденный профессионализм, безукоризненную артистичность и элегантность. Натан Альтман восторженно принял советскую власть. Рисовал Ленина: его даже одно время считали «придворным художником».

Альтман оформлял спектакли Государственного еврейского театра. Критики высоко оценили его работу в театре-студии «Габима», где ставил спектакли Евгений Вахтангов. Соединение новой живописи с новым сценическим искусством завораживало. Весной 1928 года вместе с Еврейским театром Натан Альтман отправился на гастроли в Европу, где остался на несколько лет. Он писал пейзажи и натюрморты, в которых ощутимо влияние импрессионизма. А в 1935 году вернулся в Советский Союз. И… ушел в менее заметные жанры – занялся книжной графикой. Ситуация изменилась. Теперь уже его эстетические пристрастия и творческая манера вызывали сомнения и подозрения у идеологического начальства.

Марк Шагал быстро осознал, что такое советская власть, и в 1922 году вместе с семьей перебрался в Литву, оттуда в Германию и, наконец, в Париж, где остался и получил французское гражданство. В 1940 году немецкие войска, разгромив французскую армию, оккупировали страну. Началась охота на евреев. Французская полиция и коллаборационисты всячески помогали оккупантам. Марку Шагалу повезло: в 1941 году его пригласил Музей современного искусства в Нью-Йорке. Это спасло ему жизнь. Но Шагал остался верен Парижу, куда и вернулся после войны, в 1947 году. Со временем он сменил жанр – увлекся мозаикой, витражами, скульптурой, керамикой. Его попросили поработать над зданием кнессета в Иерусалиме. Работа имела невероятный успех. И его стали просить оформить синагоги и христианские храмы в разных странах…

«Это была эпоха революции, – вспоминал Наум Габо, – и настоящая революция, во время которой мы до сих пор живем, была начата художниками и учеными… Толпы шумели и негодовали, но коллективное сознание уже было потрясено. Даже не желая того, не осознавая, люди воспринимали сделанное художниками и учеными». Для Наума Габо история его народа имела особое, мистическое значение. Он часто говорил о том, что его предки когда-то попали египтянам в рабство и лепили скульптуры фараонов. Зов предков через тысячелетия заставил Наума Габо стать скульптором. Он вернулся в Россию в 1917-м после Февральской революции. А в 1922 году, как и Марк Шагал, не выдержал и тоже уехал. График и блестящий портретист, он прославился своими театральными декорациями. Особенно теми, что украсили постановки Сергея Дягилева, создавшего в Европе русскую балетную труппу и совершившего революцию в балете.