Текст книги "Жизнь и ловля пресноводных рыб"

Таймень
Salmo trutta L

Рыба эта во многих отношениях составляет как бы переход от лососей к форелям. К первым она приближается своей величиной и образом жизни, ко вторым – общим складом тела. Тело у тайменя толще, брусковатее, нежели у лосося, нос короче и тупее; пятна на теле крупнее, резче и правильнее распределены и, кроме того, спинной плавник бывает почти всегда усеян продолговатыми темными пятнышками, расположенными в несколько рядов.

От форели таймень отличается более заостренными парными плавниками, продолговатой, особенно у старых, формой чешуи, голубовато-серой спиной, серебристо-белым цветом боков и брюха и более мелкими черноватыми пятнышками на жаберных крышках и боках туловища и серыми плавниками; у взрослых тайменей, так же как у лосося, развивается хрящеватый отросток на кончике нижней челюсти. Кроме того, таймень, подобно лососю, достигает весьма значительной величины – до 20–30 фунтов и живет в морях и больших озерах, откуда только подымается в реки, иногда, впрочем, на весьма большие расстояния.

Распространение тайменя, которого можно назвать озерным лососем, по-видимому, одинаково с распространением лосося, но, вероятно, его нередко смешивают с последним или же (более мелких) с форелями. Сколько известно достоверно, эта рыба встречается в финляндских реках, в Неве, Нарове; находится также на постоянном жительстве в Ладожском и Онежском озерах, откуда входит в Свирь, Волхов, Сясь, Шую и некоторые другие реки. Кроме того, таймень находится тоже в Чудском озере, куда был пересажен в 1852 году.

Рис. 49. Таймень, кумжа

Вероятно, он встречается и во всех наших северных реках, но, по мнению Миддендорфа, там встречается сибирский таймень (Salmo fuviatilis), который отличается главным образом красным цветом заднепроходного, жирового и хвостового плавников и очень большой величиной. По Палласу, Salmo fuvitalis перешел из рек Обского бассейна через Яйву и Косьву в Каму, но в другом месте (Пут. ч. III, пол. 2, стр. 49). Он сообщает, со слов рыбаков, что стрежневый линь пришел через реку Мыкву (впадающую в Верхнюю Каму), которая весной соединяется будто с каким-то притоком Вычегды, берущим начало из одного и того же болота. И то и другое объяснение, принимая во внимание то, что таймень встречается в самых верховьях речек, совершенно правдоподобно.

Красуля, лень, под названием тальменя, известна во всей Западной и значительной части Восточной Сибири, где также встречается как в больших реках, так и в речках, достигая громадной величины – до 3 (в Оби, по Потанину, также на Лене) и более пудов (в Енисее, по Кривошапкину, до 3½, а по Третьякову – до 5 пудов). Двухаршинный таймень, по словам Потанина, весит не менее 2 пудов. Впрочем, длина его не всегда соразмерна тяжести, и в более кормных реках (например Сосьве) он гораздо толще, жирнее и тяжелее, чем в Вагране и Какве (на Урале). Вообще же он относительно гораздо тяжелее щуки.

Огромные красули встречаются также и в некоторых заводских прудах Пермской и Уфимской губерний. Мне рассказывал один охотник, вполне заслуживающий доверия, что когда прорвало пруд Нязепетровского завода, то под Сергинским заводом видели трех огромных красуль длиной в сажень, коих поймали нарочно заказанной острогой в 18 фунтов весом с привязанным на веревке ведром. На Сосьве и Лозьве «лень» нередко достигает 1½ и 2 пудов. Еще в 1886 году, по свидетельству Янишевского, в небольшой горной речке близ Златоуста была поймана красуля 48 фунтов.

Исследования Смита в Стокгольме показали, что сибирские тальмени – S. fuvitalis Палласа – чрезвычайно близки к дунайскому лососю (S. hucho), который держится среднего и верхнего течения Дуная, нерестуя в нем весной и никогда не выходя в море. Тальмень тоже, как давно известно, нерестится весной и всю свою жизнь проводит в реке. Каким путем он мог проникнуть в Дунай – объяснить совершенно невозможно.

Образ жизни европейского тайменя известен нам исключительно по наблюдениям в Западной Европе, где некоторые ихтиологи разделяют его на два вида – озерного и проходного (Trutta lacustris и Trutta trutta у Зибольда), из коих первый иногда постоянно живет в горных озерах Западной Европы; но это, вероятно, только разность обыкновенного тайменя, который мечет икру в озере.

По Геккелю, озерный таймень держится большую часть года на огромных глубинах и только утром и вечером выходит на поверхность и ловит мелкую рыбешку. Икру мечет в небольших речках, предпочитая самые каменистые, избегаемые лососями. Нерестится он, по-видимому, весной и имеет беловатое мясо.

Морской таймень, напротив, имеет мясо красноватое, мечет икру в ноябре и декабре (у нас, по наблюдениям Кесслера, в октябре), входит в реки гораздо ранее этого срока – еще летом, иногда не достигнув веса одного фунта. Перед началом нереста они выкапывают себе длинные и глубокие борозды, в которых мог бы свободно умещаться самец, и кладут здесь свои желтые яички, величиной с горошину; ямки эти отыскиваются потом другими самками, нерестящимися позднее. Сравнительно с озерным, морской таймень отличается большей живучестью и, будучи вынут из воды, снет не так скоро.

Что касается сибирского тальменя, то благодаря наблюдениям Потанина на Алтае, моим – на Урале и некоторым другим отрывочным сведениям имеется возможность составить довольно полную картину жизни этой рыбы, замечательной своей величиной, силой и вкусом мяса.

Из этих наблюдений видно, что тальмень – рыба чисто пресноводная, вряд ли даже встречающаяся в море. Она круглый год живет в реке, каждый раз поднимаясь для нереста, иногда на значительное расстояние, на сотни верст от своего прежнего местопребывания, а затем скатываясь обратно.

Во всех сибирских реках, впадающих в Ледовитый океан, тальмень вполне заменяет семгу, здесь не встречающуюся, а в небольших, быстрых и холодных горных речках – щуку. За исключением зимнего времени, он всегда избегает второстепенных течений, а выбирает самую отрежь, откуда и его название. Разница только в том, что днем тальмень стоит в глубоких местах, а ночью выходит на мели и перекаты.

В заводских прудах на Урале он редок, так как не любит теплой воды и только заходит сюда из верховьев реки, где живет по глубоким ямам и бочагам, опять-таки в русле, а не в заливах. Глубокие и тинистые ямы у самого берега с нависшими елями составляют, по моим наблюдениям, его любимое местопребывание. Редко в одной яме живет по нескольку рыб почти одинакового размера, но иногда, когда их поднимается много, в Вагране например, замечали летом до двадцати штук в одном бочаге.

В течение дня тальмень держится на дне, прячась под затонувшими деревьями, и редко выходит на поверхность, разве затем, чтобы схватить упавшую мошкару. Весьма интересно показание рыбаков, что тальмень в яме иногда издает звуки, похожие на урканье и слышные на расстоянии нескольких сажен. Напротив, ранним утром, на солнечном восходе или вечером перед закатом можно видеть очень часто, как он играет и плещется на перекатах, хватая мелкую рыбешку. Не думаю, однако, чтоб тальмень был вполне ночной рыбой, как полагает Потанин, которому передавали, что таймень не выходит на мели раньше заката, а в лунные ночи – даже пока не скроется луна.

Кормится тальмень круглый год, за исключением времени нереста, по крайней мере он ловится на удочки и зимой. Главной пищей его служат мелкая рыба, больше хариусы, налимы и мелкие тальмени, лягушки, а также мыши. Крупные экземпляры глотают не только утят, но в взрослых уток (чаще всего делаются его добычей крохали и хохлатые чернети), даже гусей (по Третьякову), также и белок, нередко переплывающих через реки. Мелкие тальмени (годовалые) кормятся и червями. Весьма возможно, что эти хищники, подобно многим другим рыбам, кормятся периодически; Потанин говорит, что они больше всего попадаются в новолуние, во время жора, и что в последней четверти желудки тальменей всегда бывают пусты.

Рис. 50. Таймень (с рисунка Либериха)

Ход тальменей для нереста начинается ранней весной, но многие остаются на прежних местах. Вероятно они, как и другие лососевые, мечут икру не каждый год.

В это время года тальмени встречаются в самых верховьях, в таких местах, куда позднее и не могут пробраться; перекаты и мели не составляют для них препятствий, и они легко перепрыгивают через небольшие водопады и завалы; весьма обыкновенные в северном Урале, а на мели перебираются так, что видна половина спины.

Самцы многочисленнее самок, отличающихся толщиной, и икра выметывается на камнях. Икринки – величиной с горошину, темно-янтарного цвета (по Черепанову и Кривошапкину) и весьма малочисленны. По словам Самарина (см. выше), пудовый тальмень содержит будто только фунт с небольшим икры, но, вероятно, это было летом.

В алтайских горных реках нерест совершается еще в апреле, в реках же северного Урала – в мае (на Вагране около 9 мая). По наблюдениям Малышева в Тагиле, лень выходит из реки Тагил в небольшие речки в конце апреля и, положив икру, в половине мая скатывается обратно в Тагил.

Выметав икру, тальмени скатываются обыкновенно вниз и занимают свои летние места. Весьма возможно, что часть уральских тальменей доходит до Иртыша, но, вероятно, скатывание совершается весьма медленно. Потанин говорит, что эта рыба идет вниз уже в мае, но до августа еще держится в нижнем течении горных рек (Чарыше), притоков Оби, пока здесь от дождей не прибудет вода; если прибыль воды запаздывает, то тальмень остается на месте. По замечанию местных жителей, он катится вниз (в Обь) в туман и чем он сильнее, особенно в дождь и листопад (ветер), тем рыбы катится больше.

Зимует тальмень в тихих, хотя и глубоких местах, а не в быстринах, по крайней мере на Урале его ловят зимой на крючки там же, где и щук, а в Западной Сибири (Потанин) зимой он попадает по перволедью в невода, в курьях (заливах), т. е. когда еще русло не замерзло, причем стоит подо льдом.

По силе, быстроте движений и уму тальмень не имеет себе соперников в сибирских реках. Пудовый тальмень стаскивает рыбака с лодки и не может быть вытащен без посторонней помощи. Более крупные экземпляры хотя и упористее, но уже далеко не так бойки и поворотливы. Челюсти тальменя, усеянные большими и острыми зубами, необыкновенно сильны, так что он нередко перекусывает ими пополам нельму одинакового с ним роста. При ловле неводами тальмень выпрыгивает из воды почти отвесно на значительную вышину или же мчится большое расстояние сверх воды, едва касаясь ее брюхом и рикошетируя подобно брошенному камню. Крупные рыбы легко, впрочем, пробивают невод, бросаясь в него с разбега. Рассказывают, что застигнутые врасплох тальмени стараются разорвать сеть, для чего набирают в пасть сети.

Лень ловится различными способами. Приманкой служит или мелкая плотва, или же насаживают на крючок по три червяка, но самая лучшая насадка для этой рыбы – лягушка, до которой лень – большой охотник. Клев его не особенно верен, и он плохо заглатывает, так что часто срывается, но если попадется, то причиняет очень много хлопот; крупные тальмени всегда обрывают бечевку и никогда не достаются в добычу рыбаку. Зимой ловят тальменя на блесну из прорубей и на жерлицы.

Самая интересная и оригинальная ловля тальменей – ловля на дорожку. Северноуральская дорожка несколько напоминает обыкновенную блесну, но имеет в некоторые отличия. Она состоит из 2–5-вершковой железной, реже медной пластинки с небольшим выгибом на переднем конце, где просверливается небольшое отверстие; на другом конце припаян крючок и привязан кусочек красного сукна или другой материи.

Рис. 51. Дорожка (сверху и сбоку)

Приготовление хорошей дорожки, несмотря на всю простоту ее, требует, однако, большого искусства: при неверном центре тяжести она плывет не горизонтально плашмя, крючком книзу, а несколько наискось и неверно колеблется – «играет»; поэтому хорошая дорожка ценится рыбаками весьма дорого, и счастливый обладатель таковой не продаст ее ни за какую цену. Самая ловля производится всегда в лодке, на ходу, так как только тогда дорожка, поворачиваясь с боку на бок, принимает некоторое подобие рыбы. В переднее отверстие дорожки продевается длинная и крепкая бечевка, до 10 и более сажен, смотря, впрочем, по быстроте течения, так как необходимо, чтобы она плыла не глубже аршина. Рыбак садится в корму и тихо и мерно гребет, постепенно спуская веревку; затем, вытравив ее до надлежащей длины, захватывает конец зубами и закладывает за ухо. Осторожно, едва шевеля веслом, плывет он мимо бочагов и крутояров; мерно колеблется шнурок, передавая свое сотрясение уху – верный признак, что дорожка играет как следует. Тальмень, завидев ее, бросается стрелой, хватает с разбега и большей частью сам себя подсекает. Случается, что крупная рыба останавливает плывущий челнок и вырывает бечевку из зубов или же обрывает ее. Кроме того, тальмень часто срывается, особенно если крючок зацепил его только за губу; но это небольшая беда: стоит еще раз проехать тем же местом, и можно быть уверенным, разумеется при хорошем клеве, что он еще раз бросится на приманку. Всего успешнее ловля на дорожку по утрам и вечерам, в конце лета и осенью в малую воду. По всей вероятности, тальменя можно ловить способами, употребляемыми для ужения семги, даже с большим успехом, так как он менее осторожен. Я не раз наблюдал, как он хватал падавших на воду насекомых.

В Верхотурском уезде Пермской губернии ловят тальменей зимой так же, как и щук, способом, напоминающим волжские «дурилки» или зимние жерлицы, которые будут описаны далее (см. щука). Ловля эта, называемая крюченьем, начинается с ноября, как только уральские реки покроются достаточно прочным льдом; но большинство местных рыболовов предпочитают крючить в конце января или начале февраля, после сильных декабрьских и январских морозов, так как всего удобнее ловить в теплую и ясную погоду, но еще прежде, до замерзания воды, ловцы запасаются «животью», т. е. живцами: ельцом, сорогой (плотвой), а в крайности мелким окунем, которых держат всю зиму в продырявленных ящиках, погружаемых с помощью камней на глубоких местах.

Отправляясь на ловлю, рыбак берет с собой десятка 2–4 животи, крюки, мелкую сенную труху в мешке и пешню с лопатой. Животь стараются не заморозить и поэтому окутывают сосуд чем-нибудь теплым и по приезде на место немедленно продалбливают т. н. ледянку (небольшую яму во льду, на дне которой делают маленькое отверстие – около вертка диаметром – для свободного доступа свежей воды), куда и опускают рыбу, наблюдая за тем, чтобы ледянка не покрылась льдом. Затем, тут же, всегда в курьях, т. е. ямах, делают 5–10 прорубей, диаметром от 6 до 8 вершков цилиндрической формы с закругленными нижними краями, чтобы пойманная рыба не могла перерезать шнурок.

Рис. 52. Насаженная животь

Вынутый из проруби мелкий лед сгребают в пирамидальную кучу, в которую втыкают под углом 45° к поверхности воды тоненький гибкий прутик длиной до двух четвертей, так, чтобы выставившийся конец был не более четверти и, согнувшись, при поклевке не касался противоположного края проруби; если же время стоит теплое, то употребляют надколотую деревянную плашку, вставляя прутик в надкол.

Рис. 53. Насаженная животь

Самая снасть состоит из мотылька – дощечки вершков 8, мотушки голландского шнура с движущимся по нем кусочком черного сукна и изогнутого крючка с ушком местного приготовления (из мягкой стали или телеграфной проволоки). Крюк этот вводят под кожу живца, начиная от хвоста почти до жабр, что делается весьма тщательно, чтобы не повредить мясо или внутренности. Измерив глубину, опускают наживленный крюк в прорубь, почти к самому дну. На шнуре делают петлю, придвигают к ней суконышко (чтобы видеть издали, когда клюнет рыба и сдернет шнурок с прутика), надевают на прутик петлю так, чтобы рыба могла сорвать его без малейшего усилия и не наколоться. Впрочем, тальмень так жаден, что хватает живца, и несколько раз наколовшись. Затем прорубь засыпают слоем трухи с палец толщиной; оставшийся шнур, спустив с мотылька, укладывают кольцами около проруби, так, чтобы попавшаяся рыба свободно могла стащить его в прорубь; оставляется он на том основании, что тальмень и особенно щука не сразу заглатывают живца, а постепенно удаляясь от проруби, тащат за собой и шнур. Выбор момента подсечки и составляет трудность этого рода охоты. Расставив таким образом крюки, рыболов выбирает более подходящее место, с которого были бы видны все, и, разложив огонь (в большом железном ковше), зорко наблюдает за своими снастями и как только заметит, что на одном из прутиков суконышка не видно, стремглав бежит к проруби и, выбрав время, подсекает рыбу.

Палья
Salvelinus lepechini (Gmelin)

Эта рыба еще недавно, лет 20 назад, исследованная профессором Кесслером, имеет весьма ограниченное распространение в России. Палья – рыба глубоких озер и встречается у нас только в некоторых финляндских озерах, в Ладожском, и то исключительное северной его части, в Онежском и немногих других озерах Олонецкой губернии. В Западной Европе она водится в горных озерах Тироля, Швейцарии, Шотландии и Швеции.

Большинство прионежских рыбаков отличают две породы этой рыбы, именно: палью лудожную, или лудную, и палью кряжевую. Первая, по их словам, светлее, с красноватыми или беловатыми плавниками, отличается большой головой, имеет мясо мягкое, рассыпчатое, держится на меньшей глубине, нерестует осенью, по лудожьям и пескам, особенно по лудам, состоящим из мелких камешков, и доходит весом до 14 и даже до 18 фунтов.

Вторая, по их показаниям, бывает темнее, имеет серые плавники почти одного цвета с «корой» тела, сравнительно небольшую голову, отличается мясом более плотным и красным, живет на огромной глубине, нерестует весной, а иногда вовсе не нерестует, и чаще весит от 2 до 5 фунтов, очень редко до 10–12 фунтов.

Лудожная палья местами называется также мягкой, красной, или красноперой. Красной называется она не от цвета мяса (которое, напротив, у нее белесоватое), а от цвета брюха. Кряжевая палья, иначе кряжевка, названа так потому; что держится на глубине около каменных кряжей и нерестует также около каменных луд. Эти две породы палий, различаемые онежскими рыбаками, очевидно, соответствуют двум породам, принимаемым также на севере Ладожского озера; только лудожная и более мелкая называется у ладожан нериусом, а онежская кряжевая палья именуется ямной. Первая держится здесь обыкновенно на глубине от 2 до 5 сажен, имеет брюхо и плавники красноватые и доходит весом до 11 фунтов, а т. н. ямная живет на глубине от 25 до 80, даже 150 сажен (смотря по времени года), имеет плавники серые или беловатые и редко доходит весом до 8 фунтов.

Конечно, весьма возможно, что одна порода палий произошла от другой, но приведенных отличий, если принять во внимание то обстоятельство, что кряжевая палья, по показаниям онежских рыбаков, нерестует весной, а не осенью, достаточно для того, чтобы считать их особыми видами. Вопрос этот требует дальнейших исследований, так как настоящих кряжевых палий, которые ловятся значительно реже, не видел, по-видимому, и сам профессор Кесслер.

Рис. 54. Палья (по А. Либериху)

Вообще же палья подлежит весьма большим изменениям не только в цвете тела и плавников, но даже в форме головы. Бока туловища бывают голубовато-серого цвета, который на брюхе постепенно переходит в беловатый, желтоватый или красноватый, иногда даже в яркий розово-красный. Голова всегда темнее туловища. Непарные плавники почти всегда зеленовато-или буровато-серые, к вершине черноватые; спинной плавник, притом часто с неясными темными пятнышками, заднепроходный с более или менее красным оттенком, а передний край заднепроходного почти всегда бывает белый или белесоватый. Парные же плавники всегда более или менее согласуются с цветом брюха. Судя по всему, самые красивые и самые краснобрюхие пальи встречаются не во время нереста; напротив, по показаниям онежских рыбаков, это бывают всегда холостые неделимые. Такая яловая палья называется некоторыми простой, или красной, попадается чаще и никогда не имеет икры. Гонцами, вероятно, называют здесь яловых самцов; эти гонцы отличаются худобой тела, вследствие чего кажутся длинными и толстоголовыми. Самцы пальи – «мужики», как называют их онежские рыбаки, имеют притом относительно большую голову и бывают обыкновенно относительно крупнее «маток». Впрочем, следует заметить, что вообще у пальи относительная величина головы не уменьшается с возрастом, как у других рыб, а скорее увеличивается.

Судя по многочисленности яловых неделимых, следует прийти к заключению, что не все пальи нерестуют каждый год, а проходит иногда два года и более от одного нереста пальи до другого. Кроме того, надо полагать, что икра этой рыбы не вся сразу достигает зрелости, так что нерест ее должен продолжаться весьма значительное время. Это можно заключить из того, что у палий, пойманных в октябре, профессор Кесслер замечал зрелую, крупную икру и в то же время очень мелкую.

Нерестится палья около Покрова, по каменным лудам и крупнопесчанистым отмелям. Икра ее относительно немногочисленна (от 10 до 30 тысяч, по Бенеке), но зато крупна, именно величиной с горошину (4–5 мм). Развитие ее должно идти очень быстро, сравнительно с икрой других нерестующих осенью рыб, и, по-видимому, кончается в том же году, так как молоденькие рыбешки, меньше пальца длиной, по показаниям рыбаков, ловятся зимой во множестве подо льдом.

Вообще палья любит холодную и стоячую воду, а потому живет исключительно на больших озерных глубинах, где температура воды почти во всякое время года остается одинаковой. Это чисто озерная рыба, которая только крайне редко и случайно замечается в реках (например в Суне, и то только один раз), а показание Лепехина, что она водится в горных потоках Олонецкой губернии, вероятно, вызвано какой-либо ошибкой.

Главный лов пальи производится не в Ладожском, а в Онежском озере, где она распространена повсеместно и где даже два острова (Паль-остров и Пальяк) получили от нее свое название. Ловят ее с 15 августа до начала октября, главным образом во время нереста, – неводами, в другое время (летом) – на глубокие донные масельги, наживленные корюшкой.

Главную пищу пальи, даже мелкой, составляют различные рыбы, особенно ряпушка и корюшка, также водяные жуки и рачки, чаще всего различные виды бокоплавов (Gammarus – мормыш на уральских озерах), весьма многочисленные в Ладожском и Онежском озерах.

Как крупная, так и мелкая палья все лето держится на глубинах, очень редко выходя на мелкие каменистые места и то, по-видимому, только потому, что ее в это время года крайне беспокоят наружные паразиты, встречающиеся на палье чрезвычайно часто и в большом количестве. Почти нет пальи, у которой нельзя было бы найти несколько штук паразитных рачков из рода лернеоподов (Lerneopoda salmonea) на различных частях ее тела: на плавниках, на внутренней стороне жаберных крышек и на самых жабрах, даже на чешуе. Всего охотнее эти рачки присасываются к нижним плавникам, особенно к грудным, где их часто можно найти до десятка и более. Кроме того, к брюху и плавникам (заднепроходным) присасываются рыбьи пиявки (Acanthobdella pelidina). Эти паразиты очень хорошо известны рыбакам, по свидетельству которых иногда совершенно разъедают плавники пальи. Рыбаки рассказывают, что палья, мучимая своими паразитами, нарочно поднимается из глубины, подходит к кряжам и старается всячески, посредством теплой воды и трения, избавиться от них. Кроме того, многочисленные желудочные придатки пальи бывают набиты битком ленточными глистами (особенно Bothriocephalus probodcideus, который водится и в других сродных рыбах – лососе и таймене). Без всякого сомнения этому обстоятельству следует приписать мягкость и непрочность мяса пальи.

Вообще мясо пальи всегда бывает мягче и рассыпчатее, нежели мясо лосося и особенно сигов, а вследствие того менее прочно и пригодно для сохранения. По той же причине палья, по мнению знатоков, хороша для пирога, но не годится для ухи. Рыба эта привозится в Петербург только осенью и зимой живой в садках или мороженной и, по-видимому, нигде не приготовляется впрок солением и копчением.

* * *

Что касается ужения пальи, то у нас, кажется, ее нигде не ловят на удочку, если не считать ручного лова на Выг-озере и Сег-озере, где, по свидетельству Гомилевского, ее удят на крючок длиной 5 вершков, вделанный в оловянную лопаточку овальной формы и весом в фунт. Леса, сажен в 20, привязывается к отверстию, проделанному в лопаточке, и опускается на глубину, причем на крючок насаживается ряпушка или корюшка: леску держат в руках, без удильника. В озерах Западной Европы палья (или очень близкий к ней вид) тоже ловится на удочку весьма редко по той же причине, т. е. почти постоянному пребыванию на огромных глубинах. Только в ветер и дождь, когда палья выходит на поверхность, она попадается иногда на больших семговых мух; всего удобнее ловить ее на «дорожку» или на живую рыбку, которую спускают в полводы или глубже, за лодкой, или же ловят на рыбку, как на блесну, опуская и приподнимая ее. Так как палья, в противоположность форели, держится большими стаями и вообще ведет более общественный образ жизни, чем другие, близкие к ней виды, то ловля эта может быть довольно добычлива. В горных баварских озерах, по словам Бишофа, палью (собственно Salmo umbla) ловят преимущественно на плавучие подпуски с бочонком вместо поплавка, к которому прикреплена крепкая бечевка до 100 сажен; на расстоянии каждых 3–4 сажен этой бечевы привязываются, когда опускают подпуск в воду, короткие (в 1 фут) поводки с двойными крючками; поводок предварительно продевают при помощи иглы рыбке через рот в задний проход так, чтобы крючок торчал изо рта. Верхняя насадка должна быть на 6 сажен от поверхности. Весь этот снаряд пускается на волю ветра, причем бечева принимает косвенное положение. При другом способе насадкой здесь служит живая рыба, пускаемая на очень длинной бечевке, привязанной к доске, бочонку или пузырю; рыба насаживается на двойной крючок без бородки, который продевается с поводком за жабрами, сбоку при помощи иглы под кожу, так что поводок выходит наружу у заднепроходного плавника тоже сбоку туловища.

Несмотря на то что палья живет почти исключительно в глубоких озерах, в последнее время ее стали содержать во многих ключевых прудах Австрии и Баварии, и здесь она очень легко уживается, чрезвычайно скоро откармливается мясом рыб и млекопитающих, изрезанным на кусочки, но почти никогда не плодится, почему ее приходится разводить искусственно, доставая племенные экземпляры или оплодотворенную икру из больших озер. Палья – рыба общительная и смирная, далеко не так хищна, как лосось и форель, и потому может жить везде с рыбами других пород и разных возрастов. Ублюдки пальи с форелью и лососем отличаются превосходным вкусом и растут чрезвычайно быстро.