Текст книги "Отстрел"

В Фонд психологической помощи Туркмению рекомендовал сосед по дому – Плата, знавший его историю.

Офис помещался на Дмитровском. Вывески на русском и английском ничего не объясняли. «Фонд психологической помощи MARK V. GALDER». Перед особняком находилась охраняемая стоянка. Жильцы не без оснований полагали, что дверь с темным глазком посредине постоянно заперта на замок.

Туркмения впервые приехал сюда под вечер по предварительному звонку. Дежурный долго всматривался, прежде чем впустить. Потом позволил ему пройти в небольшую прихожую. Два кресла: для дежурного и помощника. Письменный стол. Вторая комната – для наряда. Там спали несколько человек, свободных от смены. Телевизор. Под ногами синтетический ковер, уходящий в офис.

–Оружие есть?

Проверили портативным металлоискателем.

– Порядок… – Дежурный был из офицеров. Доложил по внутренней связи: – Тут к вам Туркмения… Да. Понял. – Дежурный положил трубку. – Подождите немного. Сейчас освободятся.

– Курить тут можно?

– Курите…

Молодой породистый мужик начальственного вида неслышно вывернул из коридора:

–Капитан, мне суточную ведомость…

Острые глазки обыскали Туркмению всего. Никакой ведомости ему не нужно было. Подошел, чтобы познакомиться.

–Пожалуйста, товарищ полковник…

Офис был стремный.

За плотно закрытыми дверями шла неслышная, скрытая от глаз закона и посторонних, невидимая жизнь. Атмосфера тут была иной, чем в «Новых центурионах». Сотник взял какие-то бумаги. Ушел. Почти сразу раздался звонок. Руководство Фонда готово было его принять.

–Пойдемте… – Дежурный повел неслышным синтетическим покрытием в глубь офиса. Открыл дверь.

Сидевшего за столом – лет тридцати пяти, с приятными чертами лица, высокого – Туркмения видел однажды в обществе соседа. Потом Плата назвал и его имя – Кудим.

–Сейчас мы решим ваш вопрос… – Кудим набрал номер.

Появился уже знакомый породистый молодой полковник, что подходил в дежурке. Кудим представил:

– Павел Туркмения. Я о нем говорил.

– Сотник… – Имя Туркмения так и не узнал. – Где вы сейчас? Что за фирма? – Они вроде бы ничего не знали.

– А заодно о себе… – предложил Кудим.

Ему устроили перекрестный допрос. Туркмения не возражал. При благоприятном исходе впереди ждали хорошие бабки. Разговор продолжился в соседнем кабинете, но уже в присутствии пухлой, в белом халате дамы, врача-психолога. Его проверили на детекторе лжи. Дама, кроме того, предложила выбрать один из цветов спектра из имевшихся на небольшом портативном приборе. Компьютер тут же выдал подробную характеристику его состояния.

«Придерживается осторожного подхода к проблемам и скрытой решимости поступать в конечном счете по-своему… Делает все, чтобы улучшить представление о себе в глазах окружающих, чтобы получить их признание и понимание его нужд и желаний…»

Кудим и Сотник отнеслись с пониманием. Личная жизнь Туркмении отвечала требуемым критериям.

– Был женат. Пока сидел, жене надоело ждать. Теперь один. Квартира пустая. Пришел, выспался. Можно снова на службу. Главное, чтобы вовремя и хорошо платили…

– За это не беспокойся. Как с дыхалкой? Где тренируешься?

Фонд был одновременно службой безопасности, соединением по борьбе с террором. От сотрудников требовалось быть в хорошей психологической и физической форме…

Кудим заговорил по существу:

– Присяги теперь нет. Есть контракт. Точно выполняй и не болтай лишнего. Работа мужская. Не особо рисковая. Если работать с умом. Тогда премия к зарплате. Отпуск за границей за счет фирмы.

– А если без ума…

– Тогда – небо в крупную клетку. Адвокат. Подогрев. Тоже за счет фирмы. Бывал. Знаешь…

В Фонде было то же, что и в агентствах коммерческой безопасности. Сопровождение, личная охрана… Встречать и провожать из Шереметьева… Оплата в баксах… Телохранители, занимавшиеся «личкой», секьюрити и охранники составляли разные группы. Между собой не общались. Туркмения был секьюрити. Старшими стояли бывшие офицеры, подчинявшиеся Кудиму. Кудим, как и Сотник, был из армейских. Прошел Афган, Чечню. Какие-то странные части. В Африке подхватил желудочное заболевание, вернулся к московским событиям…

Мужик был крутой. Убрали с волчьим билетом – «за дискредитацию». Из армии попал в рижский ОМОН. Навешано на него было много.

Фонд содержал в образцовом порядке.

Когда в Шереметьеве, в международном аэропорту, вспыхивали разборки, старшие быстро их тушили. Оба считались корешами видных московских авторитетов…

На братву в аэропорту это действовало безотказно. Похлеще, чем имена иных грузинских воров…

Взад-вперед меряя шагами камеру, Туркмения довел свои воспоминания до момента, когда приехавшие за ним руоповцы повезли на Шаболовку и оттуда сюда, на Петровку… В ДПЗ. В камеру с наседкой…

«С чего это менты вдруг заинтересовались Шайбой?»

Сосед на шконке в углу равномерно посапывал.

«Спит, блин, вместо того чтобы работать… На что деньги налогоплательщиков тратят!»

Ему захотелось сыграть в кошки-мышки.

–Слышь, уважаемый!

Тот открыл глаза. Туркмения перестал ходить по камере. Присел на корточки:

–Давно тут?

Сосед крутанул зрачками по сторонам:

–Тц-ц! В таких местах не говорят. Не знаешь?

Дверь подъезда за Игумновым еще не успела захлопнуться, как от тусовки у Театра Вахтангова отделился некто неприметный, незапоминающийся, каких сотни, – шмыгнул в ту же дверь. Игумнова в вестибюле уже не было. Какой-то амбал возился у почтового ящика: не то закрыл, не то только собирался открыть. Дверь позади снова хлопнула. Некто неприметный обернулся: крепкий, мужик средних лет… Он понял, что попал в ловушку. Решил пробиться назад на Вахтангова. Его бригада оставалась в переулке и ничего не знала, что произошло. Встречный удар вбежавшему в подъезд последним – детективу «Лайнса» – пришелся по лицу.

Старшего опера, оставившего ему записку в почтовом ящике, на месте не оказалось, его сосед по кабинету выказал явную заинтересованность:

–Кобура? Он говорил. Спасибо. Передам лично в руки. Не беспокойся.

Не исключалось, что он и был тем другом, о котором шла речь в записке. Игумнов не испытал подъема, расставаясь со снаряжением. Это было еще одним свидетельством черты, подведенной под прежним его существованием. В наплечной кобуре он таскал свой «Макаров», из которого приходилось стрелять и в воздух, и на поражение – при задержаниях и защищая себя… Кобура и пистолет лежали ночью у него под подушкой. Теперь милицейскому его снаряжению тоже предстояла новая жизнь. Упомянутая в записке «неприятность», которая обычно обозначала инспекцию по личному составу, полутайный орган, контролирующий ментовскую нравственность, свидетельствовала, что у неизвестного друга что-то произошло с его собственным снаряжением – потерял, пропил, продал агентам ЦРУ… Игумновской спецкобуре суждено было теперь залечь в фискальных материалах инспекции надолго, возможно, до самого прихода Машиаха.

Это уже не имело значения.

– Спасибо.

– Будь здоров…

Сестра Михи – в свое время тонкая, с черными косичками, с маленькой грудью, похожая на цыганку, – широко раздалась, как многие еврейские женщины, которым едва успело перевалить за тридцать. Она занимала половину стеклянной кассы – подсвеченного изнутри аквариума, который забыли наполнить водой и ракушками. Когда Игумнов подошел, она принимала выручку у носильщиков.

– Соня!

– О, Игумнов… – Сестра Михи симпатизировала ему. – Сейчас…

Она появилась в проходе между двумя аквариумами – тяжелая, в футболке до колен.

– Цветешь! Димка небось не нарадуется…

– Как же…

Муж ее был тихий туберкулезник, карманник.

– Как у него со здоровьем?

– По-разному… Что ты?

– Нормально.

– Из Шарьи ничего?

– Нет…

– Ты один теперь… Заходи. И Димка рад будет!

– Мама все в Иерусалиме? Как она?

– Спасибо. Собираешься навестить?

– Все бывает. Как Миха?

Она пожала плечами. На Соньку Жид мог положиться. Ее можно было выгнать с работы, выселить из квартиры, резать на части, жечь… Она все равно бы не выдала. Кроме сестры, у Михи никого в России не осталось. Мать с внуком еще раньше эмигрировали в Израиль. Жена вору не полагалась.

«Миха в Москве…»

Игумнову было достаточно увиденного.

–Я хочу предупредить. Бухарцев сдали. Афганца сюда заманили из Лондона, чтобы замочить. В любом случае, если ему нужна помощь… Вот телефон… – Игумнов сунул визитную карточку.

Носильщики у кассы тоскливо переминались. Она была настроена серьезно. Быстро соображала.

Рэмбо включил лондонскую кассету. Он прослушивал ее до того, как увидел на площади Игумнова. «– Почему он далнабой на «Дромит»?

– Спутал тебя с кем-то!

– Пару таких путаниц – и, смотришь, голову потерял!

– Там было что-то…

– Чек…»

Рэмбо вырубил кассету:

– Неерия ничего не говорит об этом. Боюсь, он не все знает. Тебе сегодня предстоит осмотреть квартиру Нисана. После похорон. Когда мы получим ключ…

– Понимаю.

Кассета снова крутилась. Костромская речь Туманова сплеталась с английской. В номере работал телевизор. Варнава открывал дверцу бара. Внизу под окнами проходила демонстрация сексуальных меньшинств. Били барабаны. Манифестанты кричали. Пели. В номере щелкнула зажигалка.

«Ну, на посошок…»

Запись закончилась.

Правили по Садовому в сторону площади Восстания, ныне Кудринской. Многие названия переулков тоже поменялись. Вместо Гайдара, Мечникова были Казенные, Большой, Малый… Рэмбо легко запоминал новые – в сущности, старые имена. Столичные власти грозились постепенно заменить все прежние, лучше сказать, новые имена. Тут сам черт мог ногу сломать…

Игумнов на заднем сиденье беззвучно выматерился.

Кидалы не позволили ему подойти к кассе сборов. Он не мог поставить сестру Туманова под удар.

Рэмбо поставил кассету на начало. Нажал клавишу. Голоса криминальных авторитетов под музыкальную фонограмму снова вошли в машину.

«Первый тост за Мессию…»

Послышался звон хрусталя.

«Сметана и Серый делают политику в Москве…»

Рэмбо не раз думал об этом. К нему обращались и партнеры из Нью-Йорка, Антверпена, Тель-Авива… Из других мест.

Перед российской братвой возникли новые горизонты.

Старый московский вор рассказывал, как между отсидками позволял себе столик в «Савойе» или «Национале». В международном вагоне путешествовал в Тифлис. Но чаще ограничивался посещением бильярдной в Парке культуры имени Горького.

Сегодня для авторитетов – Серого, Сметаны, этих двоих, болтавших в лондонском пятизвездочном отеле «Черчилль», были доступны Канары, Лазурный берег, Ницца, Эйлат. Клаб-отель на Красном море – жемчужина Ближнего Востока…

Людиездили. Побывали, вернулись. У каждого по пять-шесть заграничных паспортов.

Оказалось, во всем мире требуется – одно и то же.

Крыша!

Она нужна всем русским, где бы ни жили.

Нестерпимо, когда тебя даже легонько постучат по сломанной кости и попросят выложить б а б к и… В Бруклине ли, в Ларнаке, в Ашдоде…

Цивилизованный рэкет. Календарная отстежка многочисленных соотечественников, разлетевшихся по всему земному шару.

Бизнес есть бизнес…

«Президент страховой компании „Социум“ г-н Игорь Сметанин… С нами вам не страшен любой угон машины…»

«Игральные автоматы. Мировые поставки. Эксплуатация, „Серж Серый и брат“, Ла-Пас, Боливия…»

«WARNAWA LTD. Массаж. Сопровождение».

«– Скотленд-Ярду не больно интересно… – Варнава не опасался „жучков“. – Сметана и Серый держат ситуацию под контролем. Арабова они не сдадут. В Иерусалиме и „Белая чайхана“ могут быть спокойны… А пощипать их – это закон никому не запрещает. Вор украдет, фраер заработает…

– В Иерусалиме говорили о банке, с которым они

контачат… – Жид старался не говорить лишнего. – Народ там стремный.

– Ты им не опасен…

– Считаешь?

–Уверен. В Москве тебе ничего не грозит…»

То и дело возникали паузы.

«—Известно, кто они по жизни?

–Бушлаты… Им, конечно, помогли».

«Жучок» из лондонского магазина «Шпион» доставил в Москву интереснейшую информацию…

Банк, о котором спрашивал Туманов, был пока неизвестен. В кабинете у Рэмбо лежало удостоверение, отобранное в подъезде на Вахтангова. В Регистрационно-лицензионном управлении фонд с таким названием зарегистрированным не значился.

Кроме бандитов, банкиров, бывших ментов развивалась еще сила, на которую прежде всегда закрывали глаза. «Афганцы», «чеченцы». «Альфа», «Выстрел». Десантники. Бывший спецназ.

Рэмбо смотрел в окно. Перемежающиеся ряды вынесеных на тротуар легких белых столиков, ярко-красные чепраки кафе… Светильники сплошь оклеены предложениями…

«Останется ли все это?»

Многоэтажные здания на Садовом стояли, тяжело прижатые к грунту, друг к другу. Сбоку внизу мелькнула торговая вывеска: «Кабул»…

«Что же можно в нем предложить?.. – Рэмбо ни разу не переступил порог магазина с приснопамятным именем. Слишком многое было с ним связано. – „Калашниковы“? Анашу?»

Игумнов заметил:

– Й Варнава, и Миха то и дело кладут поклоны на Восток.

– Я объясню. По каналам ASIS прошла информация. В Иерусалиме назначено заседание суда так называемой русской мафии. Не исключено, что наших Сметану и Серого туда потянут.

Рэмбо сменил кассету. Нажал на клавишу. Послышались звуки чудесной музыки. Игумнов поднял голову:

– Что это?

– Гершвин. «Американец в Париже»…

– Я и не знал, что ты рубишь!

– Профессорский сынок! Обязан…

Мыслями, однако, он был не на Елисейских Полях.

–Я надеюсь, сестра Михи или он сам, если в Москве, позвонят!

Отличник службы – российский пограничник в течение четверти минуты настороженно-внимательно созерцал физиономию Жида, затем обратился к электронным средствам учета и информации. Так давно уже нигде больше не проверяли в мире. Может, в Северной Корее. Символическая граница открылась.

Миха по «зеленой линии» прошел к таможне. Тут обошлось без сюрпризов. Бронированный кейс, на который никто не обратил внимания, мог, по существу, считаться пустым – несколько сувениров племянникам, сестре – блузоны, жвачка. В Москве теперь все это можно было найти. Единственно, что удалось протащить под бдительным взором таможни и что могло привлечь их внимание, – зажигалка, сработанная под грозный 9-миллиметровый «Игл-606» в натуральную величину. Штука была отличная. Фрэнки Пол – идол рок-музыки даже посвятил грозному пистолету – не зажигалке – песню «Орел пустыни».

Тут Михе снова повезло.

Афганец явился в Москву по израильскому паспорту, «даркону». С зажигалкой за поясом шагнул он мимо «телевизора».

В зале прилета его не встречали. Несколько человек тем не менее пристально принялись его рассматривать. Но это был известный во всех аэропортах мира тип людей, рассчитывающих на неожиданную халяву. За время, что Миха отсутствовал, они не перевелись.

Тут же группа хорошо одетых цыганок с детьми, не особенно остерегаясь милиции, выпрашивала валюту у иностранцев.

Миха прошел мимо них на стоянку такси. Обслуживание к лучшему не изменилось, цены успели вырасти. Первый же водитель, к которому, кроме авторитета, никто не подошел, объявил цену:

– Двести доларов…

– Не круто?

– Тут наполовину идет отстежка…

Шел явный беспредел.

–Поехали…

Двести долларов на такси у Михи были. Был и пистолет-зажигалка. Жид не решил, что он достанет в первую очередь.

Машин вокруг было немного.

Еще не выехав из Шереметьева, сзади к такси пристроилась голубоватая «вольво». Обгонять не думала. Миху вели не профессионалы. Те вели сейчас кого-то другого. В районе метро «Сокол» филерам показалось, что они его потеряли. На повороте между Ленинградским шоссе и Волоколамским, на светофоре, «вольво» подъехала вплотную – за тонированными стеклами не было ничего видно. Миха поднял бронированный кейс. Это могли быть киллеры.

«Тогда чего они ждут?..»

Миха не знал об убийстве Арабова и о том, что сам он из идеального союзника Сметаны и Серого в Израиле превратился в их ставку при попытке спасти от расстрела брата Серого.

Таксист молча переключал скорости, тормозил, обгонял, терпеливо ждал на перекрестках. Уйти от преследования в такси с незнакомым водителем не было никакой возможности. Дом, в котором жила сестра, на улице Поликарпова, был уже близко, Миха не решился к ней ехать.

«Что-то не срослось…»

– Куда поедем, хозяин?

– Покатай чуток. Я добавлю полсотни…

– Это можно. – Таксист покосился с любопытством.

Москва сильно изменилась с того времени, что он не был тут. Мраморные фасады, стекло, бронза… Ремонтирующиеся здания в центре снизу доверху закутаны были плотной зеленой рогожкой, как во всем мире.

Миха поглядывал назад.

Пытаться запутать – был напрасный номер. Тем не менее стоило попробовать.

–Смотри… – Он положил доллары между сиденьями впереди. – Сейчас ты резко остановишь вон там. Я выскочу. Ты развернешься, подъедешь к переходу на той стороне. Будешь ждать пятнадцать минут. Глазок не включай. Там я добавлю. Давай!

Таксист резко затормозил. Миха выскочил из машины, с ходу, не обращая внимания на светофор, бросился через широченную трассу на другую сторону, в самую лавину машин.

Это было на Смоленской.

Визжали тормоза, матерились водители…

Свернув с Пресненского вала, машина «Лайнса» двигалась словно в колонне. Рэмбо подвел итог:

–Заказ большой. Освобождение заложника – Рахмона-бобо. И личная безопасность Неерии. Чтобы ее обеспечить, я должен знать, кто убил Нисана.

Территория вокруг Ваганьковского кладбища была забита машинами. Транспорт шел в один ряд – между припаркованными по обеим сторонам «Жигулями» и иномарками. Проводить Ковача в последний путь прибыли представители обеих структур, в которые он входил. Спорт и частно-охранный бизнес… Братва, расставшаяся с рингом, с ковром, с треком ради телохранительства, «лички», обменных пунктов, подозрительной активности сыскных бюро, служб безопасности банков и страховых агентств с неясными родословными – ради шальных денег, крутой, обвальной, красивой, рисковой жизни. Друзья, друзья друзей, знакомые знакомых.

Рэмбо заметил с горечью:

–Не помню, чтобы контора кого-то так хоронила…

Похороны убитых ментов выглядели скромнее.

–И комитетская разведка тут… – Водитель кивнул на сторону.

– Ты своих с ходу сечешь…

– Механическая мойка. В середине номера цифра всегда грязнее. Руками никому не охота махать!

– Ты слышал о Коваче раньше? – Рэмбо обернулся к Игумнову.

– Звезда первой величины! Чемпион…

– Чемпионы, тем более в первом полусреднем, менялись каждый год!

– Обнаружил феноменальные способности… Реакция, техника. Поднялся на верхнюю ступень. Олимпийский комитет положил на него глаз.

– В общем, так, конечно… Собрались бы сюда все эти люди… – Рэмбо показал в окно. – Если бы Ковач был только спортсменом…

Рэмбо располагал досье на Ковача.

Чемпион среди юниоров почти в одну ночь из нищего превратился в принца. Из запущенной, с непросыхающей мочой в подъезде хрущобы сразу же с матерью, с сестрами переехал в цэковский, с улучшенной планировкой дом у «Новослободской». К нему был прикреплен тренер, составлена персональная тренировочная программа.

–И все прахом!

При досмотре багажа звезды первой величины, возвращавшейся с соревнований из Юго-Восточной Азии, таможня обнаружила более двухсот единиц триметилфентанила, сильнейшего наркотика синтетического происхождения, распространяемого в ампулах…

–Президиум Федерации бокса… Президент Международной федерации любительского бокса, ФИФА, – все были в шоке!

Из спортивной структуры Ковач плавно переместился в криминальную.

Было много неясного в деле. Спортсменов, как правило, не обыскивали – Ковача сразу взяли. На горячем. С другой стороны, он не выскочил бы так быстро. За него ходатайствовали весьма уважаемые люди. О Коваче они никогда не слыхали. Знали только людей, которые за него просили. Тоже весьма уважаемых.

«Мерс» Рэмбо еле продвигался в колонне, огибавшей некрополь. Водитель выкраивал путь буквально по сантиметрам. Рэмбо не выдержал:

– Приостанови, мы выйдем…

– Мне тут не приткнуться!

– Поезжай вперед – мы найдем…

Они были уже на тротуаре.

–За синтетическим наркотиком сейчас не летят в дальнее зарубежье. Есть каспийский вариант.

Кладбище в центре Москвы, предназначенное первоначально для пострадавших от стихийных бедствий – косившей людей чумы ли, Ходынки ли, революций, а также жертв несостоявшихся судеб, все более приобретало скандальную известность своими захоронениями воровских авторитетов. Начало им, по свидетельству прессы, положил известный вор в законе Валериан Кучулория, по кличке Песо…

Ковачу предстояло лежать не в одиночестве – в кругу таких же выдающихся спортсменов и авторитетов.

Бывший чемпион СССР и Европы Олег Каратаев, президент Российской профессиональной спортивной лиги Юрий Ступеньков, крупнейшие представители российского бизнеса и мафии – Отари и Амиран Квантришвили, погибшие в свое время в результате разборок…

Рэмбо пробирался сквозь толпу.

Территория, прилегающая к воротам внутри кладбища, была тоже заполнена соответствующей публикой. Широкие брюки, крутые затылки. Черные либо белые шелковые сорочки с галстуками… Накачанные амбалы… Ни одной женщины. Одни мужики. И тишина. Гробовое безмолвие.

В бандитский колер негусто были вкраплены бизнесмены – партнеры фонда «Дромит», банки-учредители, земляки, друзья Ковача, партнеры Арабовых. Многие явились с собственными секьюрити.

Из уважения к Нисану, к Неерии похороны Ковача проходили по высшему разряду. В толпе раздавали тиражированные цветные фотографии обеих жертв. Неерия и его команда, прилетевшие из Самарканда, прямо из Домодедова уехали в морг, в Хользунов переулок, должны были вот-вот появиться. На Главной аллее уже распоряжался Красноглазый – с пухлой кожаной барсеткой под мышкой. В руке он держал пачку долларов. Боевая, в брюках, в красном деловом пиджаке, дама-администратор держалась вблизи, на короткой связи.

–Аркан… – Рэмбо показал на него Игумнову. – Главный советник…

Административная пара занималась нечаянными свидетелями-посетителями, случайно оказавшимися на кладбище. Зрелище бандитских похорон произвело на старых клюшек – божьих одуванчиков жуткое впечатление. Аркан и дама-администратор приняли экстренные меры.

– Помолитесь за раба Божьего… – Администраторша быстро совала в руки крупные купюры. – И главное, никому не надо завидовать… Это ведь нехорошо, правда? Каждого хоронят, как он того заслужил… Ведь так?

– Конечно, конечно… – Облагодетельствованные понемногу приходили в себя.

Кто-то показал в сторону ворот.

Эстрадный певец – суперзвезда шел по Главной аллее в окружении тоже очень знакомых по теле– и киноэкрану людей. Без него обычно не обходились ни одни бандитские похороны.

Почти одновременно прибыли вторые лица руководства «Дромита».

Рэмбо обернулся к Игумнову:

– Неерии, Савона еще нет. Второй слева, идет сюда… Начальник службы безопасности.

– Я его встречал в главке.

– Теперь в «Дромите». Привет…

Рэмбо поймал короткий, напряженный взгляд подошедшего. Экс-начальник главка держался дружелюбно, как человек, не обретший пока опоры в новой среде.

– Рад встрече…

– Только повод печальный.

– Что поделаешь?..

Толпа в начале аллеи зашевелилась. От главного входа показался модерновый микроавтобус «Скорой помощи». «Амбуланс» – на базе японской «тойоты». Следом двигался черный закрытый «кадиллак» с Ковачем. Катафалк. Позади въезжали еще машины. Неерия, близкие родственники покойного и наиболее уважаемые из гостей прибыли в серых «линкольнах» за темными стеклами. Пятнадцатиметровые свекающие лаком длиннющие лимузины сразу отсекли толпу от храма.

–Неерия…

Сопредседатель совета директоров – молодой, в костюме из «льющейся» ткани, с блестящей черной шапкой волос – показался в толпе лишь на секунду. Его тут же скрыли сопровождающие. Секьюрити, свита…

Ковача привезли в черном отлакированном гробу с крышкой, откидывавшейся на сторону, на петлях, как дверца. В «кадиллаке», кроме юной вдовы, находились еще одетые во все одинаковое – траурное, закупленное фирмой, – четыре его сестры. Мать не приехала.

–Я сама. Сейчас. – Черты юной вдовы резко обозначились.

Она качалась, словно от ветра. Женщина-секьюрити, находившаяся все последние сутки вместе с вдовой, придвинулась, готовая в любую минуту прийти на помощь.

В храме громко запели. На крыльце показались двое священнослужителей и с ними монахиня. Аркан, переместившийся с аллеи к «кадиллаку», подал знак рукой – накачанные, в черных шелковых сорочках, в костюмах, делавших еще шире в плечах, бойцы из «Дромита» подняли гроб за ручки, прикрепленные по обеим сторонам футляра. Под звуки песнопения черный ящик проплыл в церковь, за ним потянулись близкие, друзья… На кладбище стало совсем тихо, если бы не вороны…

Рэмбо прошел вместе с руководителями «Дромита», следом двинулись все желающие.

Игумнов минут на сорок был свободен. Он подошел к церковному киоску у входа. Тут торговали свечами. Достал деньги.

–Эту…

–Пожалуйста. Не знаете, кого хоронят? У кого не спрошу – никто не знает!

Продавец хотел что-то добавить, но остерегся.

Большинство приехавших боевиков остались на Главной аллее, разбились на группки.

Игумнов свернул в боковую. Тут начинались погребения знаменитых спортсменов. Альметов, Стрельцов… Тут же хоронили больших актеров. Их могилы украшали живые цветы, в плошках со стеарином чадили фитили.

Чем дальше от входа, тем больше виднелось повсюду следов запустения. Невывезенные контейнеры с мусором, проволочные основы венков…

Панихида по убиенному секьюрити длилась около часа.

Рэмбо стоял справа от алтаря среди приглашенных Неерией.

Люди были очень разные: космонавт; работники мэрии; несколько банкиров первого круга, направивших в свое время известное письмо властям и оппозиции с предложением сделать шаги навстречу друг другу; оба генерала – первые лица московского «Рассветбанка» – Юра и Гореватых…

Тут же находился и знаменитый певец.

Вице-президент «Рассветбанка» Гореватых шепнул:

–Ему не привыкать: его приятелей стреляют чаше других.

Он не шутил.

– Мы послали факс в «Коммерсант дейли». Завтра он будет в номере. Вознаграждение за помощь в поимке убийцы. Может, кто-то из частных детективов тоже заинтересуется…

– Может статься.

Рэмбо огляделся: «Рыбацкого банка» – постоянного партнера «Дромита» – никто не представлял на панихиде.

–Сегодня Нисан, завтра я, Юра… – Генерал Гореватых кивнул на президента банка. – Неерия… Кто угодно!

Юра заметил:

–Мы должны выступить в качестве одного заказчика. Тогда и общий взнос был бы весомее.

Рэмбо не брал заказов:

– Много работы. Сожалею.

– Это мы должны сожалеть.

Ковача опустили в землю недалеко от входа, рядом с другим спортсменом, убитым в таком же московском подъезде.

Хоронили без гражданской панихиды, никто не произнес и двух слов над свежей могилой.

Сестры и племянницы Ковача – угловатые, незавидные, в черных одинаковых пиджаках и длинных юбках – держались напуганно. Их опекал охранник с газовым пистолетом на поясе.

Священник пропел свое. На этом кончилось.

Красноглазый Аркан с пачкой долларов, которая то и дело пополнялась, и его деловая помощница быстро и ловко руководили происходящим. Под их присмотром на аллее установили разборный, на винтах, стол, мгновенно появилась водка, пакеты с соками, еда.

Бросив на могилу земли, подходили к столу, водкой, блинами, кутьей молча поминали покойного.

–А все равно жалко… – Старушка-божий одуванчик вслух безотчетно возразила внутреннему голосу. – Такой молодой!..

Расходились так же молча.

В последнюю минуту глухой тоскливый звук разнесся по погосту. Это кричала несовершеннолетняя вдова убитого.

День склонялся к концу. Безнадежный плач стих. На площади за воротами проскрежетал трамвай. Негромко ударил колокол.

По асфальту за деревья неслышно тащило ветром пустой пакет. Мертвые подавали знак о себе живым.

Рэмбо, Игумнов и секьюрити обогнули храм.

Рэмбо должны были передать ключи от квартиры Нисана…

Площадка на Главной аллее была заполнена. Криминального вида крепыши кучковались в ожидании отъезда на поминки.

Металлическая цепочка, препятствовавшая въезду и выезду на кладбище, была опущена. Многочисленный кортеж блестящих машин правил в сторону Звенигородских переулков.

Неожиданная встреча с Варнавой произошла недалеко от ворот, рядом с утопавшими в цветах могилами Отари и Амирана Квантришвили. Крылатый ангел благословлял гранитные, с золочеными буквами памятники обоих братьев.

Игумнов заметил Варнаву первым. Кидала прошел почти рядом. На ходу схлестнулись взглядами. После происшествия в Музее восковых фигур они еще не видели друг друга.

Игумнов показал президенту «Лайнса» головой в сторону.

– Осторожно взгляни вправо… Оплывший, цвета непропеченного теста…

– Что-то знакомое…

– Варнава… По пьяни, между прочим, был не прочь взглянуть, что у меня внутри черепушки…

– Аккуратнее!

Очередной лимузин двигался достаточно близко. Сквозь затемненное стекло невозможно было разобрать ни лиц, ни количество сидевших в нем. Когда машина поравнялась, стекло позади водителя опустилось. Показался Аркан. В руке Красноглазый держал небольшой сверток. Это были ключи от квартиры Нисана.

Семинар секьюрити в Центре Елизаветы II в Лондоне был не целью Варнавы, а лишь временным прибежищем. Необходимо было отсидеться. Английские фирмы «Ричардсон» и «Колбрайд» брали на себя заботы об устройстве, предоставляли переводчиков… Варнава слинял в Англию сразу после удачного дела с чеком. Операция было простой. Он проделывал ее десятки раз с долларами, когда продажа и покупка валюты были делом рисковым. В случае задержания грозили статья и срок, а валюта и рубли конфисковывались. Для начала давалось объявление в газете: «Продажа валюты по минимальному курсу…» И номер телефона. Одноразового, снятого у незнакомого человека. Откликнувшемуся на объявление назначалось свидание, во время которого Варнава и его напарник обычно только наблюдали: нет ли подвоха, приедет ли покупатель один, без ментов на хвосте… В зависимости от результатов наблюдения назначалась или, наоборот, не назначалась следующая встреча. В положительном случае откровенно объяснялись причины, по которым свидание не состоялось. Назначая вторую встречу, уже серьезно обсуждали гарантии взаимной безопасности, а также технические детали. Продавец и покупатель, каждый с напарником, приезжали в своих машинах. Затем напарники обоих менялись местами. Один проверял качество валюты, второй наличие рублей. Если все соответствовало условиям, происходил обмен. Варнава – продававший валюту – освобождался первым. Ждал. Подсчет сотен тысяч деревянных занимал значительно больше времени. По окончании пересчета из второй машины давали сигнал. Напарники быстро менялись местами. Машины срывались с места. Варнава уезжал с рублями, его контрагенты – с подмененными в последний момент фальшивыми долларами.

Операцию с Арабовым готовил не он – кто-то из Фонда психологической помощи, точнее, те, кто за ним стоял. Варнава успел убедиться – для этих людей не было ничего невозможного.