Текст книги "Зона поражения"

Глава 4
Последний штрих

«Тиугальба хранит неописуемые сокровища. По одной простой причине: ее высокоразвитая цивилизация погибла не в далекой древности – это миф, а через полтораста лет после начала Второй Конкисты. Погибла по таинственным причинам, так что настойчивый копатель может наткнуться в глубине песков на нечто смертоубийственное. Это была самодостаточная цивилизация, но только до тех пор, пока не столкнулась с нашей экспансией. Аборигены ведь понятия не имели о существовании иных миров. И тогда они в одночасье превратились в собирателей редкостей. Начало тиугальбской коллекции положила, разумеется, земная техника.

Возможно, ты не знаешь, что первая волна колонистов, хлынувшая на эту планету, была уничтожена хозяевами. Но так хитро, что это не вызвало войны с Лигой Миров. А когда через пару веков пришел новый караван транспортов с Земли, аборигены уже были мертвы.

Для гиперсветовых перелетов тиугальбцы могли использовать земные корабли. Что они и делали долгих двести лет.

Жители Тиугальбы лучше кого бы то ни было умели находить редкости и, прежде чем исчезнуть, успели собрать тысячи удивительных приборов, механизмов и приспособлений с разных концов Галактики. Предметы искусства их не интересовали, но часто они просто не могли отличить одно от другого. Получивший известность некипятильник – детская игрушка по сравнению с другими артефактами, сокрытыми в недрах планеты…»

Документ 4 (отрывок из записки Олдувая)

Адриан Папаиоану изнывал в своей темнице. Под темницу его враг приспособил небольшой грузовой контейнер. Он хранился в огромной норе, вырытой в песчаном обрыве. Даже отлично тренированное тело Адриана затекло в такой тесноте. Но сильнее всего его угнетало чувство собственной беспомощности. Он вышел из игры, а проклятый археолог в любой момент может слинять с Геи-Квадрус. Разумеется, конечный пункт его маршрута известен заранее, но путей, ведущих туда, прорва адова. Все не перекроешь.

В контейнере чем-то воняло. На свое счастье, Папаиоану не знал, что совсем недавно тот был битком набит личинками гусениц. Вскоре он привык к гнусно-сладковатому запаху. В разведшколе заставляли сутками сидеть по уши в дерьме и жрать дохлых кузнечиков, так что ничего принципиально нового.

Время от времени Адриан с невероятным трудом менял позу, буквально втискивая руки-ноги себе в живот или за спину. Каждый раз то одно ухо, то другое оказывалось приплюснутым к новому участку гладкой стенки контейнера. Металл холодил голову. Не было слышно ни единого звука. Но однажды Папаиоану холода не почувствовал, а потом услыхал тихие шаги и вздрогнул от неожиданности. Эта часть контейнера была сделана из другого материала и проводила звуки.

Больше Адриан не шевелился. Теперь у него появилось занятие: он подслушивал. Папаиоану обладал вполне подходящим инструментом для этого: его уши, как и все тело, были генетически реконструированы и приобрели множество новых, интересных качеств. Некоторые из них он уже продемонстрировал ходячему муравейнику.

Зачем разведчику информация, если ее невозможно передать своим? Так уж его выдрессировали: никогда не сдаваться и в самой гибельной ситуации готовиться к продолжению борьбы. По крайней мере, теперь жизнь Адриана снова наполнилась смыслом.

Время шло. Ничего не происходило. Значит, враг ушел следить за археологом. Встроенные в мозг Папаиоану часы монотонно отмеряли минуты и часы. Он почувствовал отчаяние. Ничего не выйдет. Этот монстр вернется, допросит его с пристрастием, а затем убьет.

Внезапно тюрьма наполнилась звуками. Зашуршал песок, что-то зашелестело, потом раздалось шарканье ног.

– На связи агент Непейвода, – забубнил голос на кимбальском наречии. – Объект завербован и готов к отправке. Срочно нужен челнок. Посадочная площадка номер три…. Слушаюсь. Для подготовки отвлекающего маневра нужно время… Отправляюсь немедленно.

В разведшколе в Папаиоану вбили знание двух сотен языков, и он уловил смысл сказанного. Сами кимбальцы теперь говорили на стандартном космолингве, но их тарабарщину успели перенять несколько негуманоидных рас и никак не желают с ней расставаться. Шаги тюремщика смолкли. Адриан навострил уши и услышал тонкий писк, шорох, звук сыплющегося песка. А потом в пещере снова воцарилась тишина. Выходит, враг разделился на составные части, прополз по лазу на поверхность и опять собрался в человеческую фигуру.

Разведчик в очередной раз испробовал контейнер на прочность. Размахнуться было никак, и потому он попытался оторвать звукопроводящую пластину от металлической стенки. Напряг пальцы так, что плоть едва не отделилась от костей. Кряхтел, пыхтел и постанывал. Ногти были сломаны, пальцы кровоточили, а пластина не сдвинулась ни на миллиметр.

Это был полный крах. Ходячий муравейник будто надсмехался над разведчиком. Быть может, он больше сюда не вернется. Адриан стал обладателем важнейших сведений и, как видно, умрет вместе с ними. Обида, злость и отчаяние перемешались в его душе. Уж лучше остановить себе дыхание, чем медленно и мучительно подыхать от жажды и голода.

И тут контейнер содрогнулся. Сатанинский удар вбил его в землю, казалось, размазав Папаиоану по стенкам. Грохот взрыва обрушился на Адриана, когда он уже потерял сознание.

Разведчик очнулся, и солнечные лучи резанули глаза. Пещера ходячего муравейника была разворочена прямым попаданием ракеты. Все хранившееся в ней добро погибло. Выбираясь из вражьего убежища, Папаиоану понял, что оглох и сильно контужен. Звуки пропали, а мир вертелся перед глазами. Не слишком дорогая плата за свободу.

Только одна мысль сверлила мозг Адриана: «Враг слишком силен – его не победить. Археолог для нас потерян и должен умереть».

На поверхности связь восстановилась. Вживленный в череп радиопередатчик снова работал, и вскоре разведчик был во всеоружии. Глайдер доставил ему с мобильной базы новый комплект оружия и боевого снаряжения. Папаиоану достал из походной аптечки два шприц-тюбика, вколол себе стимулятор и обезболивающее. Опалив ближайшие сосны выхлопами реактивных ранцев, вскоре прибыла и группа захвата. Боевые андроиды и киберпсы были единственным резервом Адриана, и он берег их до решающей схватки.

Теперь за дело! Выследить археолога оказалось совсем легко. Платон, как обычно, коротал время в своем любимом баре. Значит, где-то рядом ошивался и ходячий муравейник. Теперь главное: остаться незамеченным и первым нанести удар. Еще одной попытки Адриану уже не представится.

Входящие в группу захвата андроиды должны вычислить всех прочих «заинтересованных лиц» и отвлекать их во время атаки. А на ходячий муравейник накинется свора киберпсов. Вряд ли они смогут нанести ему вред, но нервы потреплют уж точно. И если повезет, на несколько секунд Папаиоану останется один на один с Рассольниковым.

* * *

Закрывшись щитом невидимости, разведчик подобрался к дверям бара «Голубой трилобит» и стал ждать, пока андроиды и киберпсы выйдут на исходные позиции. Их последняя битва пройдет в окрестном лесу – Папаиоану не сомневался, что все его бойцы падут смертью храбрых. Сам же Адриан пойдет прямиком в бар, где однажды уже имел дело с археологом. Там они и закончат свой разговор…

И вдруг судьба преподнесла ему сюрприз. Зверь сам вышел на ловца. Платон решил подышать свежим воздухом. Археолог оказался всего в трех шагах от разведчика. И Адриану стало невтерпеж. Он вызвал по рации андроидов и рявкнул в микрофон:

– Долго мне еще ждать?!

Командир группы захвата по кличке «Бронислав» тотчас ответил:

– Будем готовы через полминуты.

– Понял тебя. Начинаем в четырнадцать ноль девять,

– Слушаюсь.

Папаиоану расправил плечи, выхватил из кобуры игломет с отравленными иглами и мгновенно сбросил с себя невидимость. За спиной бухнули первые выстрелы. Видя, как ужас искажает лицо археолога, Адриан поднял оружие, нацелив ему в грудь…

Платон поочередно тискал своих милых девочек, будто прощаясь с ними. Тискал с особенной нежностью и откровенным желанием, так что некоторые из них готовы были немедленно лечь с ним в постель или разрыдаться. Постоянные посетители старались не мешать ему и, разбредясь по дальним углам, усиленно «охлаждали горло». Уже обласканные Рассольниковым официантки беззвучно скользили по залу, разнося напитки.

Сейчас в «Голубом трилобите» звучала одна из его любимых мелодий – «Шоколадный бриз» в исполнении кибердивы Гортензии Минданао. Владелица бара почувствовала настроение своего любимого клиента и самолично опустила в автомат этот лазерный диск. На маленькой сцене, где обычно выплясывали пляжные певички, струился обнаженный стан безнадежно далекой и одновременно такой близкой любому и каждому Гортензии. Сквозь ее точеную грудь, безупречный живот и обворожительные бедра просвечивали висящие на стенах китайские фонарики и панно из морских ракушек и панцирей ракокрабов.

Барменша Нья с сосредоточенным видом сбивала в миксере какую-то дьявольскую смесь. Она сама была не прочь прогуляться с археологом к мягкой, кроватке, да только умная она была женщина, опытная – понимала: чем дольше лапает девок Платоша, тем вернее отправится домой в одиночку, если, конечно, вообще сможет идти своим ходом. А потому ей было немного грустно и самой захотелось выпить чего-нибудь покрепче, хотя на работе это категорически запрещено.

Платон отпустил последнюю свою пассию, которая вдруг прослезилась и понеслась в дамскую комнату приводить лицо в порядок. Он сразу почувствовал себя страшно одиноким и в очередной раз поймал пробегающую мимо пышечку Розиту. К этой малютке он испытывал почти отеческие чувства. Который месяц он порывался сходить к ней домой и набить морду мужу-алкоголику, но глубокие аристократические корни все никак не пускали.

Розита таяла в его объятиях, но и о профессиональных обязанностях не забывала. Соскользнула с его колен, послала воздушный поцелуй и испарилась. Наш страдалец снова был обездолен. Сегодня он уже пообщался со всеми здешними красотками, но ни одна не смогла задеть глубинных струн его души. Оставалась только сама владелица бара Эсмеральда, но если она войдет в раж, живым ему из «Голубого трилобита» не уйти.

Тут было о чем подумать, и Платон выбрался из бара, чтобы глотнуть свежего воздуха и попытаться понять, чего же он на самом деле хочет. Вроде особо и не пил, а как будто перебрал. Почему-то он сегодня совсем расклеился.

И вдруг рядом с археологом прямо из воздуха возник тот самый пьяный детина из бара, который на поверку оказался представителем корпорации «Кристи-Гэлакси». В руке у него была малоприятная серебристая машинка с обоймой на тысячу игл, а в глазах – нехороший блеск.

Платон, как и любой нормальный человек, не любил неприятные сюрпризы, но часто сталкивался с ними по жизни. И потому он знал, что надо делать: выпустив из бамбуковой тросточки щуп хемоанализатора, молниеносно вскинуть ее и проткнуть нападавшего насквозь. Вот только тросточку свою он, как на грех, забыл на столике – вместе с белым пиджаком и соломенной шляпой. В его распоряжении были только руки и ноги изрядно выпившего человека. Много ли с ними навоюешь?

Платон хотел было сильным щелчком отправить в физиономию врага зажженную сигарету, но вовремя остановился: навстречу ей тотчас вылетит рой маленьких серебристых смертей. Он слышал, как в окрестном лесу идет перестрелка, рвутся гранаты и трещат срубленные бластерами стволы.

По малость перекошенному лицу Папаиоану блуждала странная, страшноватая улыбка. Палец его лежал на спусковом крючке. Дуло игломета смотрело в грудь археологу.

– Чего ты хочешь? – почти беззвучно прошептали губы Платона.

Согнутый указательный палец Адриана Папаиоану напрягся еще больше. Сейчас палец пойдет назад… Перед Рассольниковым вдруг мелькнуло что-то серое. Оно успело втиснуться между застывшими друг против друга мужчинами и приняло на себя град отравленных игл.

Платон охнул и отшатнулся. Адриан вскрикнул и начал заваливаться на спину. Палец продолжал давить на спуск, хотя его правая рука уже была спилена лазерным лучом. Игломет палил в кусты магнолии, решетя лепестки цветов, до тех пор, пока не иссякла обойма.

Через несколько секунд мизансцена решительным образом переменилась. Археолог сидел на земле и очумело глядел, как его спаситель подпрыгивает на одной ноге, вытрясая из похожего на ситечко серого плаща сотни дохлых насекомых: черных, коричневых и красных мурашей и жучков. Папаиоану, вытянувшись во весь рост, покоился на газоне. А его обрезанная в локте рука валялась на каменной дорожке. Теперь она казалась совсем не страшной.

– Пошли со мной, – будничным тоном произнес спаситель, поворачиваясь лицом к Платону. Голова его, покрытая дурацкой фетровой шляпой с шелковой лентой, была вся в крупных оспинах. И они вроде бы шевелились.

– Мне нужно забрать вещи, – машинально ответил Платон, поднимаясь на ноги.

– Давай скорей, – сказал ходячий муравейник. – Сейчас здесь будет дурдом.

И Платон нырнул в дверь бара, едва не сшибив высунувшего голову посетителя.

– Ну что уставился? – спросил того Непейвода. – «Разборку» никогда не видел?

Голова нервно икнула и пропала.

Глава 5
Сделка

Скалолазу от Перышка

ШИФРОГРАММА

Под угрозой само существование Лиги. Атлантида нл при каких обстоятельствах не должен достаться врагу. Разрешаю использовать любые средства. За судьбу операции отвечаешь головой. Взяв в плен Адриана Папаиоану, Непейвода должен был решить, что с ним делать дальше. Ответ на вопрос возник сам собой.

Документ 5 (перехват тахионной депеши)

«Пришло время устроить красочное покушение и довести 312 дело до конца. Дальше тянуть чересчур опасно. В любой момент Рассольникова могут убить на самом деле. Тогда придется искать другого черного археолога и начинать все сначала: обхаживать, разорять, запугивать…» – так думал Двунадесятый Дом, глядя в глазок на своего пленника. За неимением тюремной камеры пришлось утрамбовать его в самоходный контейнер.

Захваченный в плен разведчик как нельзя лучше подходил на роль безжалостного убийцы. В любом случае его придется ликвидировать. Хоть это и негуманно. Он слишком много знает. Он слишком активен. Он слишком опасен. Значит, смерть Папаиоану не должна выглядеть казнью. И от нее нужно извлечь максимум пользы.

Непейвода все разыграл как по нотам. Сначала он дал Папаиоану подслушать его переговоры по радио. Двунадесятый Дом докладывал пустоте. Затем он позволил пленнику бежать. Сделать это надо было предельно убедительно, чтобы тот ни о чем не догадался. И Непейвода приказал кибермухам расстрелять свое собственное убежище. Со снайперской точностью следовало попасть в крепления тюремного контейнера, не угробив при этом заключенного. Пушка чуток перестаралась, зато контуженный пленник глубоко поверил в свое чудесное спасение. Мало ли врагов у его врага? Всякий мог выследить Непейводу и, обнаружив его лежбище, нанести разящий удар.

Затем было самое интересное. Дом должен был скрытно вести Папаиоану, дождаться, когда тот решит напасть на археолога, и в самый последний миг закрыть его грудью. И нельзя ошибиться. Опоздаешь на секунду – объекту хана, опередишь события – пропадет эффект самопожертвования.

Двунадесятый Дом позволил разведчику выстрелить – не пожалел своих клеточек. Они приняли на себя удар десятков ядовитых игл и пали смертью героев. Так было гораздо убедительнее. В результате Рассольников даже представить себе не мог, что все это – инсценировка.

* * *

Итак, этот ходячий муравейник только что спас ему жизнь. Платон похватал свои вещички и, ни с кем не попрощавшись, выскочил из «Голубого трилобита». Спаситель ждал его у распахнутой дверцы глайдера. Труп куда-то исчез.

Теперь археологу тоже предстояло сделать выбор. Надо принять условия нежданного спасителя или вступить с ним в схватку – наверняка, столь же обреченную на поражение, как и предыдущая. Платон был уверен, что спасали его не просто так, а с конкретной целью. И потому сердечно поблагодарить и как ни в чем не бывало отправиться по своим делам ему не позволят. Всякого рода неприятностей стало чересчур много: не ровен час, очередная пуля доберется до его благородного лба. Пора кончать игру в прятки и вступать в игру. Все равно не отвертеться. Как говорится: раньше сядем – раньше выйдем.

…Они сидели на обнажившихся сосновых корнях. Оглушительно пахло смолой и взрывчаткой. Спаситель молча наводил порядок в теле. Клеточки локтя опять норовили высунуться из манжета. Если это безобразие заметит какой-нибудь любопытный прохожий, будет лишняя проблема.

Лицо квазичеловека все время пребывало в движении, норовя распасться на составные части, но все же ухитрялось сохранить основные черты. Порой оно казалось рябым, словно после тяжелой формы оспы. Не слишком приятное зрелище…

– Я полагаю, мое имя тебе известно, – приняв решение, заговорил Рассольников. Он изо всех сил пытался скрыть, что ему не по себе. – Хотелось бы узнать, с кем я имею дело.

– Двунадесятый Дом Симбионтов Непейвода, – представился спаситель, привстав и церемонно поклонившись.

– Почему у тебя такое странное имя?

– Это оперативная кличка. Она дается всем агентам, отправленным на мокрые планеты– чтоб не забывали о главной опасности.

– Вы не любите воду?

– Обожаем, – потупившись ответил Дом. – Слишком легко объесться…

– Что тебе от меня нужно? – схватил его за руку Рассольников Непейвода тотчас рассыпался, оставив в его пальцах пустой рукав.

Двунадесятый Дом не любил, когда его трогают, и едва сдержался, чтобы не укусить человека.

– Если я отвечу, ты начнешь кричать и топать ногами, – собравшись снова, сказал Непейвода.

– С какой стати? Или ты – извращенец? – Археолог с подозрением посмотрел на собеседника.

– Твои прелести меня не интересуют. Да и человечиной я не питаюсь. Стошнит.

– Хватит трепаться, – буркнул Платон. – Выкладывай.

– Мы с тобой полетим на Тиугальбу. – Непейвода сказал об этом как о деле решенном.

Рассольников воспринял новость как должное. Он почти не сомневался, что это название рано или поздно прозвучит. Чему быть, тому не миновать.

– Что ты там забыл?

– Я мог бы навешать тебе лапши на слуховые выросты, но не стану. Между партнерами не должно быть тайн…

«Ого! – обалдев от такой наглости, присвистнул археолог. – Мы уже успели стать партнерами».

– Мне нужен золотой горшок. Так он называется в описи. На самом деле это идеальный холодильник, который не требует подпитки энергией.

– Назвался партнером – снимай замки, – усмехнулся Платон. – Сказав «А», говори и «Б». В этом горшке что-то есть?

Непейвода понуро молчал. Археолог вдруг почувствовал его настроение: врать не хочет, но и правду сказать не может.

Платон решил зайти с другого конца:

– Там что: «вечная» батарея или горшок сосет энергию из вакуума?

– Заряда батареи должно было хватить на шестьсот лет, – хоть и не сразу, но ответил Дом. – Этот срок уже истек, и надо спешить.

– Значит, мы летим за любимыми бифштексами императора Фуфукураряба, – брякнул археолог и уставился на собеседника, ожидая его реакции.

– На ФФФукуараби нет императоров, – терпеливо объяснил Непейвода. – Планетой управляет Совет Домов Симбионтов. Примерно таких, как я, – только намного старше и больше размером. Вдобавок мы не едим бифштексы. Мы питаемся гусеницами одного-единственного вида. Это традиция.

– А как же тогда агенты, попавшие в переплет? Морят себя голодом?

– Агенты жрут все, – после паузы сознался Двунадесятый Дом.

– И что я получу взамен за потраченное время и силы, за смертельный риск? – осведомился Платон.

– Удовольствие, – с улыбкой ответил ему Непейвода. И когда на лице археолога проступила гримаса разочарования, добавил: – А также компенсацию всех понесенных за последние дни финансовых потерь. Плюс сто тысяч кредитов в пластиковых карточках на предъявителя. Плюс любые «сувениры» с Тиугальбы – сколько сможет унести один человек. Этого довольно? – Дом ухмылялся, следя за реакцией археолога.

– Нет, – буркнул тот, прекрасно понимая, что безбожно наглеет. – Мне нужна страховка жизни на миллион кредитов. Это мое обычное требование.

Непейвода картинно развел руками и пропел оперным баритоном:

– Согласен.

Из сосновой рощи они перебрались на «фазенду». Сидели в кабинете Платона и закусывали, чем бог послал. А бог в этот душный день послал им холодную телятину, блины с икрой таратуты, геянскую «сельдь» в винном соусе, йогурт с дольками фиона, апельмоновый сок и традиционную окрошку.

– Почему ты не разрешаешь мне собрать ватагу? – настойчиво вопрошал Рассольников.

У него на Гее-Квадрус была отличная команда «землекопов»: классный пилот, способный поднять в воздух любую посудину, толковый геолог, знающий толк в бурении скважин, опытный ксено-психолог, умеющий найти общий язык с самыми кровожадными аборигенами, и, наконец, матерый оценщик, дающий сто очков форы любому эксперту из «Сотбис» и «Кристи».

– Ты должен лететь один, никого не ставя в известность, – упрямо бубнил Непейвода. – Даже родных братьев. Опасность слишком велика. Для них – о нас особый разговор. За нами охотятся спецслужбы нескольких планет. А может, и не только они. И потому каждый сапиенс, вовлеченный в эту игру, тотчас становится смертником. Мы-то хоть знаем, на что идем, и можем за себя постоять. Нас прикрывают… Пока твои люди не засвечены, им ничего не угрожает. Ты решишься бросить их в пекло? Только потому, что сам рискуешь жизнью? На миру и смерть красна? Я не смогу защитить многих. Мои силы ограничены. Значит, у «ватаги» нет шансов. Негуманно гробить ни в чем не повинных людей, не правда ли?..

Платон молчал. Чем тут возразишь?

– Итак, только ты и я…– продолжал ходячий муравейник. – Мы не имеем права лететь ни на пассажирском лайнере, ни на грузовике – их могут взорвать. Нам понадобится маленький кораблик; он у меня есть.

– Хотелось бы глянуть одним глазком до старта. Я кое-что понимаю в летающих мясорубках…

– Само собой, – согласился Непейвода, и археологу это показалось подозрительным: больно уж легко. – Если тебе понравится, сразу взлетаем. Домой уже будет не вернуться. Мы засветим кораблик, и его тотчас сотрут в порошок.

– Логично, – буркнул Рассольников. Муравейник снова обвел его вокруг пальца.

– Кстати, а почему ваша планета зовется ФФФукуараби? Довольно странное название даже для ходячих муравейников.

– «Уку» означает мир, «араби» – Дома Симбионтов, а три «Ф» – высочайшую степень его величия, – охотно ответил Непейвода. – Одно «Ф» —просто великий, два «Ф» – величайший, три «Ф» – величайший из великих. Теперь ясно?

– Чего уж ясней…

Платон начал собираться в дорогу. Нужно было достать кое-что из загашника. Все необходимые инструменты, как поклялся Двунадесятый Дом, были уже на борту. Невзирая на присутствие «партнера», археолог вскрыл одну из потолочных панелей. За ней обнаружилась титанитовая плита.

Непейвода с любопытством следил за манипуляциями Платона. Тот вручную разомкнул старенький кодовый замок, но открывать крышку люка не спешил.

– Там ловушка? – осведомился Двунадесятый Дом.

– Еще какая, – улыбнулся Платон. – Индивидуального действия.

– То есть?

– Сейчас увидишь…– Археолог дернул за скобу крышки и отскочил в сторону, так что ближайшим к загашнику живым существом оказался именно Непейвода.

Дом не бросился бежать, не выхватил оружие, а остался стоять на месте, демонстрируя полное доверие к партнеру. «Ты не можешь меня убить», – говорила его поза. Крышка открылась с душераздирающим скрипом, и секунду ничего не происходило. А потом из люка выскочил термопсис.

Самый настоящий термопсис с изогнутыми клешнями и силовыми резаками, которые могут пробить титановую броню. Его тело больше напоминало вращающийся сгусток мрака, закрученный воронкой смерча, чем живую плоть. Термопсисов собирают на конвейере из нескольких частей. И в каждом из них сложная пропорция мышц и металла, сухожилий и силовых полей.

Увидев перед собой Двунадесятый Дом, тварь на мгновение замерла и тут же ринулась вперед. В один миг кабинет оказался в центре урагана– подхваченные им вещи разлетались в стороны, врезались или прилипали к стенам.

– Отбой. – За звоном стекла, грохотом и свистом ветра Непейвода не расслышал тихий голос Рассольникова. Термопсис утих, вобрал в себя все выступающие части и, пятясь, влетел обратно в люк. Пфуф. Будто его и не было.

– Ты испытывал меня? – осведомился Дом, когда его клеточки вышли из оцепенения.

– Не без этого, – ответил археолог. Он ходил по кабинету и с сожалением обнаруживал все новые и новые разрушения – результат его смелого эксперимента. Надо было остановиться чуть раньше, но он сам не ожидал, что появится такое чудище

– А еще я хотел продемонстрировать тебе мое секретное оружие. Я возьму его с собой.

И кое-что еще…

* * *

– Что это было? С какой планеты? Сколько энергии он жрет? – теперь засыпал его вопросами Непейвода.

* * *

Платон молчал, и потому Двунадесятый Дом стал размышлять вслух:

– Это штука явно не земного происхождения. Ты притащил ее из какой-то экспедиции. Это не фантом – значит, она гиперпластична…

– Назовем ее «пугачом». Он опасен только для живых существ, которые чего-то боятся. С роботом ему не справиться. Если, конечно, того не мучают по ночам кошмары.

Были сборы недолги. Археолог обрядился в хорошо отстиранный полевой комбинезон с множеством карманов. Свои вещички он сложил в кожаную сумку и потертый медицинский саквояж. В его любимую сумку с вышитыми на боку дерущимися тиграми и сидящим на горе царем обезьян поместилась кое-какая одежка, включая выходной костюм, и предметы личной гигиены. В саквояже нашлось место для двух артефактов, которые могут пригодиться в экспедиции, и полусотни компьютерных дисков. Продукты и питье Платон не брал – Дом клялся, что корабельный трюм ломится от припасов. И без них получилось вполне весомо.

– Если не появлюсь до полуночи, считай, что я отправился в отпуск, – наставлял Платон Колобка. – Так всем и отвечай: улетел в отпуск, вернусь к началу сезона дождей. А куда именно, не сказал, чтоб не мешали расслабиться… «Фазенда» остается на твоем попечении. Будь осторожен: наверняка кто-нибудь захочет порыться в моих вещах…

– Не учи ученого, – растрогавшись, буркнул компьютер. Сцены прощания всегда пронимали его до самого позитронного нутра.

Попрощавшись с Колобком, Платон подхватил вещички и двинулся было на посадочную площадку глайдера. Но Непейвода его притормозил.

– Не спеши в Лепеши – в Сандырях гарцуешь, – поразил он археолога прекрасным знанием земной старины.

Теперь, когда Двунадесятый Дом и Рассольников объединились, все остальные «заинтересованные лица» с утроенной силой следили за каждым их шагом. Слишком боялись упустить приготовившуюся сделать ноги парочку.

До Звездного Порта они добирались кружным путем – на стареньком муниципальном монорельсе. Чтобы избавиться от хвостов, Дому пришлось сварганить и выпустить на волю целую стаю долгоживущих фантомов, а затем отправить Платонов глайдер на другой конец планеты. Но на его уловки клюнули далеко не все шпики. С помощью кибермух Непейвода внимательно отслеживал любую активность в радиусе десяти километров от «фазенды» и вовремя обнаружил это.

Поэтому кибермухи образовали еще два таких же глайдера, которые и понеслись прямиком в Порт. Они были встречены на полдороге полицейскими патрулями, отказались остановиться и на предупредительный огонь не прореагировали. После недолгой, но головокружительной погони глайдеры бесследно исчезли над океанскими волнами.

Корабль с выразительным именем «Оболтус» ожидал их в одном из заброшенных ангаров на дальнем краю летного поля. На самом деле эти старые ангары только считались заброшенными. Там издавна обитали геянские контрабандисты, которые аккуратно платили полиции и таможенникам за утрату здорового любопытства.

Некогда серебристая крыша ангара тут и там была залеплена оранжевым пластырем. Стены держались благодаря телескопическим подпоркам. Ржавые ворота с огромной цифрой 18, против ожидания открылись, не издав душераздирающего скрипа и скрежета.

Платон перешагнул через утопленную в бетонном покрытии рельсу и очутился в чистом и ухоженном помещении размером с хоккейную площадку. Посередине ее – в окружении разноцветных грузовых контейнеров – высилось нечто, сильно смахивающее на оплывшее от жары эскимо. Этакая огромная мясистая груша, ничуть не похожая на скроенный из боевых башен, ощетиненный антеннами военный бриг или корвет.

– Ох! – простонал археолог, оглядев это «чудо».

Впрочем, все оказалось не так уж и плохо. Корабль был потрепанный, но еще вполне ходкий. Маленький– на четыре человека и пять тонн груза. Его серые в яблоках (как у лошади) бока были ворсистыми, чуть заметно вздымались и опадали-«Оболтус» дышал.

«Никогда не любил живые машины, – подумал Платон. – Залезешь внутрь и сразу вспоминаешь об Ионе в китовом чреве. Против воли думаешь о желудочном соке и глистах. Первую ночь вообще не заснуть. Лежишь на койке и ждешь пакостей, а их все нет и нет…»

Но выбирать не приходилось. Любые сделки по гиперсветовым кораблям сейчас были под жестким контролем. Да и цены взлетели втрое. А этот живоглот куплен давным-давно и прошел через пять подставных фирм, прежде чем был приписан к космопорту Аристеи. Туда чаще всего перекочевывают краденые суда, ведь там оффшорная зона и терпеть не могут федералов.

– Как тебе посудина? – небрежным тоном осведомился Непейвода после того, как они облазили корабль сверху донизу. На самом деле он волновался. Если археолог откажется лететь, опять все полетит в тартарары.

Рассольников не отвечал, пока они не выбрались наружу. Не хотел, чтобы «Оболтус» слышал его слова.

– Дрянцо ты мне подсунул, друг ситный, – укоризненно произнес он. – Зажал в тесном углу и теперь всучиваешь барахло. Тебе не стыдно?

Вопрос был риторический, но Дом этого не понял, напряг Думающую часть клеточек и принялся отвечать:

– Если стыд – одна из форм раскаяния, то нет. Если это всего лишь отсутствие удовлетворения от проделанной работы…

«Да ты еще и зануда!» – мысленно чертыхнулся Платон.

– Так мы летим или нет? – торопил его ходячий муравейник.

«А куда ж я денусь?..» – подумал с тоской археолог. Надо было менять правила игры, и он рявкнул на весь ангар:

– Полундра!!! Свистать всех наверх! Отдать швартовы!

Непейвода его прекрасно понял. Он дунул в серебряную боцманскую дудку, вдруг обнаружившуюся на его груди. Платон ничего не услышал – в отличие от разномастных киберов, которые тотчас полезли из стен ангара. Закипела работа.

Погрузка на корабль содержимого контейнеров заняла не больше пяти минут. И все же Двунадесятый Дом был недоволен. Он свирепо рычал на проносившихся мимо киберов. Они подпрыгивали от испуга и ускорялись еще больше. Однажды машинкам не удалось разминуться и они на полном ходу впились друг в дружку. Винтиков потом было не собрать.