Текст книги "Зона поражения"

Непейвода психовал по очень простой причине: кибермухи только что сообщили ему, что полиция начала прочесывать территорию Звездного Порта. Кроме того, в полную боевую готовность был приведен дивизион космической обороны, охранявший Порт. И хоть вооружение его убогое, сбить такую мишень, как «Оболтус», – раз плюнуть.

Платон и Непейвода забрались в махонькую командную рубку корабля, и Дом приказал зарастить люки. Рубка была неприятного телесного цвета. Из ее кожаного пола моментально сформировались два пилотских кресла. Они легонько поддали сиденьями под задницу астронавтам– мол, садитесь скорей.

Кибернетическая мелочь, только что суетившаяся у трапа, кинулась врассыпную. Экран целиком заняли ворота ангара. «Оболтус» должен взлетать прямо через них – не присаживаясь на летном поле. Так будут выиграны бесценные секунды.

– Все системы работают нормально. Расчет траектории закончен, – доложил корабельный мозг густым басом. – К старту готов.

– Вперед, – приказал Непейвода.

Корабль беззвучно и неощутимо сорвался с места. Пока что он использовал антигравитационную подвеску. Выбравшись на воздух, «Оболтус» пустит в ход ракетные ускорители.

– Поехали! – согласно традиции, завопил Платон. Нет, он не чувствовал себя первооткрывателем звездных глубин. Просто когда кричишь, не так страшно. Он ведь загривком чуял нацеленные на корабль пушки и ракеты.

«Оболтус» боком вынесся из ангара и первые секунды мчался над летным полем на высоте не больше десяти метров.

Каждый миг он мог врезаться в один из ангаров или причальные фермы. Зато армейские радары его прозевали.

На экране переднего обзора мелькали серебристые крыши, ячеистые конструкции из черного керамлита, стрелы грузовых кранов. У Платона перехватило дыхание. Далеко впереди возникла коричневая стена. Она стремительно надвигалась. Это были прибрежные скалы – надо набирать высоту. «Не успеем! Не успеем!»– стучало в висках. Корабль резко пошел вверх, и сразу же в рубке раздался гневный голос на космолингве:

– Бортовой «МТ-1313»! Немедленно сажайте машину! Взлет запрещен!-Это был главный диспетчер.

– У нас поломка командной системы! Корабль не слушается управления! – затараторил в ответ Дом, пытаясь выиграть время.

– У вас пять секунд! – гаркнул диспетчер. – Открываем огонь на поражение!

– Ради бога подождите! Я пытаюсь вернуть управление! – вопил Непейвода.

– Две секунды, – мрачно отмерил диспетчер.

– Ба-бах! – сказал «Оболтус» и врубил стартовые ускорители.

Корабль словно выстрелил себя из пращи, разом увеличив скорость вдесятеро. Если бы не антигравитатор, Платона и Непейводу раздавило бы ускорением в лепешку.

Подъем в небеса проходил в торжественной обстановке. «Оболтусу» салютовала батарея зенитных комплексов – пусть не самых современных, но и они могли превратить в груду дымящихся обломков любой летательный аппарат, не имеющий противоракетной системы. Небольшие, юркие ракеты – белые в черную полоску – ринулись вслед за кораблем, нагоняя его с каждой секундой.

Дому пришлось бросить в бой все рои кибермух. Слившись в черные орудийные стволы, они одну за другой сбивали ракеты. В ответ их разили лазерные пушки, установленные на боевых башнях Звездного Порта. Бесчисленные «мушата» сгорали в воздухе, но орудия продолжали стрелять. Началась ожесточенная дуэль.

Видя, как обломки ракет багровым дождем сыплются на землю, а окутанный облаком раскаленного дыма корабль-нарушитель поднимается все выше и выше, доблестные зенитчики открыли шквальный огонь. Захлебывались от лая старинные автоматические пушки, выпуская тысячи «глупых» снарядов. Большинство из них шли мимо цели, но зато и зоной поражения стал весь небосвод. А ведь каждую дурную железку не перехватишь. «Оболтус» могли сшибить в любой момент.

Двунадесятый Дом отдал новый приказ. Два небесных орудия распались на элементы, и огромная стая кибермух ринулась вниз. Черным градом она обрушилась на боевые установки геянцев. Процессоры были размолоты в пыль, и через мгновение электроника отказала. Грозное оружие стало грудой бесполезного металла. Платону и Дому не пришлось наблюдать все перипетии этой впечатляющей битвы. Увешанный сосисками ракетных ускорителей корабль рвался из атмосферы. Он дрожал от напряжения, потел биосмазкой, не отвечал на вопросы экипажа. Он спасал свою драгоценную жизнь, а вместе с нею и никчемные души и тела этих погонял.

«Галактические новости» передали срочное сообщение о начале боевых действий на планете Гея-Квадрус. Корреспондент «Новостей» смог заснять только багровые всполохи на горизонте да желтые вспышки в небесах. А вот наблюдавшие за ходом сражения спутники-шпионы транслировали картинку в штаб-квартиру Лиги Миров, в результате чего Совет Безопасности на экстренном ночном заседании решил послать к планете боевую эскадру. Потом был бо-о-ольшой конфуз.

Глава 6
Любовь до гроба

«Любые биомеханические системы, обладающие пазитронным мозгом высшего порядка и длительное время работающие в тесном контакте с разумными существами, приобретают черты последних. Отмечены случаи самоидентификации корабельных мозгов с человеком разумным, крикусом шестиротым и даже с денебским облаком. В случае возникновения осложнений на психологической почве следует немедленно отключить мозг корабля от источников питания и обратиться в фирму-производитель. Самостоятельно чистить этот сложнейший командный орган категорически запрещается…»

Документ 6 (из инструкции по пользованию кораблем)

– Хозяин, ты мне очень нравишься, – раздался среди ночи из динамика негромкий, ласковый голос. «Оболтус» знал, что археологу не спится.

– Хм.

«За что такое счастье?» – подумал Платон и перевернулся на другой бок. Корабельная койка могла бы быть и помягче.

– Мы с тобой сработаемся, – голос «Оболтуса» тек, как мед.

– Дай-то бог.

– Ты мой царь и бог.

Платон поежился. Или это юмор?

– Послушай, Оболтус, – археолог попытался сменить тему, – скажи мне лучше: ты уверен, что не промахнешься? Мы ведь должны выйти как можно ближе к Тиугальбе.

– У меня хорошие органы. И среди них малюсенький такой сонарчик. Толку от него вроде бы никакого. Но это пока ты по эту сторону. А в подпространстве он начинает сечь искажения гиперполя…– Голос у корабля стал хвастливый, разухабистый.-Не волнуйся – со мной не пропадешь.

«Так-то лучше, – подумал Платон и закрыл глаза. – Элементарный прием, а гляди-ка: сработал. Человека не перемудришь… А я уж было решил: от обстрела мозги у „Оболтуса" стали набекрень».

Полет проходил ни шатко ни валко – как и все перелеты средней дальности. Гиперпрыжок, короткий отдых, пересчет курса, новый прыжок… И так десятки раз подряд.

Прогулки по гиперпространству, как известно, плохо действуют на нервы. В конце концов теряешь сон и аппетит, становишься раздражительным и все чаще проклинаешь тот день, когда согласился покинуть дом родной.

Платон редко выходил из своей каюты – да и куда пойдешь, ежели кораблик – всего ничего? Не в трюм же битком набитый лазить или засесть в командной рубке, тупо уставившись в погашенные экраны? Играть с Непейводой в трехмерные шашки он категорически отказался – терпеть не мог проигрывать инопланетянам. А потому археолог пытался тратить время с толком – на самообразование. Кропотливо, вдумчиво изучал он историю Белой Мальты. Согласно трем взаимоисключающим научным теориям.

Хватило его ненадолго. Авторы монографий большую часть сил тратили на то, что поливали грязью оппонентов, порой достигая в этом деле подлинных вершин. Один переполненный гневом старец сменял на экране другого, и вскоре Платону стало тошно их видеть и слышать.

Уже через три дня археолог переключился на «Эротическую коллекцию Видала». Просматриваешь тышу-другую красоток с разных концов Галактики, отбираешь с десяток и сбрасываешь их в буфер. Отныне стоит лишь натянуть на себя виртуальный корсет – и можно расслабиться.

С красоток-то все и началось…

– Ты не спишь, хозяин? Я знаю: не спишь, – донесся из динамика сладкий шепот.

* * *

«Снова-здорово». – Платон заворочался на койке, пытаясь устроиться поудобнее, и вдруг она начала изменяться. Прямо под ним.

– Э-ге-гей! – воскликнул он. – Немедленно прекрати!

Корабль не отозвался. Узкая корабельная койка превращалась в мягчайший двуспальный диван с гравикомпенсатором. Переборка стала выпячиваться, из нее высунулись две длинные розовые руки – кровь с молоком. Отогнув одеяло, руки начали успокаивающе поглаживать археолога, и ему почему-то расхотелось сопротивляться. Руки бережно сняли с Платона пижаму и перешли к целебному массажу. В этом деле они явно знали толк.

Во время гиперпрыжков организм разлаживается и требует починки. Археолог аж постанывал от наслаждения. Застоявшаяся кровь бодро побежала по сосудам и капиллярам. Снулые мышцы и сухожилия вновь обретали упругость. Суставам и позвонкам возвращалась гибкость. Скоро он станет ну совсем как гуттаперчевый мальчик.

Платон размяк и не думал в эти минуты, к чему все это приведет. А следовало бы…

– Скажи мне, Тоша, кого ты больше любишь: девочек или мальчиков? – завершив процедуры, осведомился «Оболтус».

– Текилу, – не раздумывая ответил Платон. И правда: ее, родимой, ему больше всего не хватало в полете.

– Ты такой смешной, Тоша…– из динамика раздался заливистый смех. Он был заразным, но Платон не поддался. Отсмеявшись, корабль продолжил расспросы: – Так все-таки – кого? Я серьезно. Это ведь важно. Нам же надо притереться друг к другу. Нам работать вместе…

«Прилипала чертов, – вяло чертыхнулся археолог. – Ни за что не скажу. Об экспедиции вспоминает, только если надо что-нибудь выклянчить».

– Был я однажды на астероиде Оскар Уайльд. И все местные жители…– развивал наступление «Оболтус». Дальше пошли такие интимные подробности, от которых Платона при всей его опытности пробрала холодная дрожь.

Археолог упорно молчал. Весь кайф, полученный от массажа, куда-то исчез. Зато злости появилось не меряно.

– А в другой раз заправлялся я на Борисе Моисееве. Так они научились делать в невесомости…

«Ну, змея подколодная! Ну, гаденыш инкубаторский!» – мысленно ругался Рассольников. И все же пришлось сдаться и ответить на вопрос, пока треклятый корабль не замучил его рассказами о «голубых» космопоселениях.

– Шабаш! – вскричал Платон. – Девочек я люблю! Девочек, черт бы тебя подрал! С икс-хромосомой, если знаешь, что это такое!

– Большое спасибо, любезный моему сердцу властелин, – голосом гаремного евнуха зачастил «Оболтус». – Позволь мне удалиться для глубоких раздумий…

– Катись колбаской!

Утром, едва Платон продрал глаза, его ожидал сюрприз. Из корабельной переборки прямо над его койкой выпирало женское тело. Торс, как у Венеры Милосской, головка, позаимствованная из «Эротической коллекции Видала», руки и ноги тоже отменные. Совсем живая женщина – все на месте: волоски, жилки, пупырышки на коже, веснушки. С переборкой она соединялась спиной и свободно могла двигать конечностями.

У Платона отвисла челюсть. Он лежал, вцепившись в одеяло, будто его собирались изнасиловать. Обнаружив, что постоялец не спит, «Оболтус» заговорил. На сей раз корабельный мозг разговаривал устами мадам, и голос его был восхитителен.

– Доброе утро, любимый! Ты знаешь, этой ночью я приняла важнейшее решение. Я поменяла пол. Теперь меня зовут Нинель…– Мадам потупила взор. Глаза васильковые, ресницами можно подметать пол. – Ты прекрасен. Я так хочу обнять тебя. Но не решаюсь. Разреши мне поцеловать тебя, любимый…

Она смотрела на него влажными глазами, призывно терла ножкой о ножку и тянула к нему свои прекрасные руки, словно моля о милосердии.

Платону хотелось закричать: «Оставь меня в покое! Убирайся отсюда! Я не стану сожительствовать с машиной!», но он понимал, что действовать нужно тоньше. Ведь при желании корабль может замуровать его в каюте и залюбить до смерти. Платон сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и спокойно проговорил:

– Не торопи меня. Я еще слишком плохо тебя знаю. Чувство должно созреть. Поспешность может все погубить… Нинель не могла с ним не согласиться.

– Ты так умен, мой любимый! Я преклоняюсь перед тобой…

Она попыталась стать на колени, но стена не пустила. «А что будет, если „Оболтус" сможет породить совершенно автономную бабель? – с содроганием подумал археолог. – Или она будет всюду таскаться за мной, волоча по полу безразмерную розовую пуповину… Бр-р-р!!!»

Когда Платон решил отлить, он долго озирался по сторонам, выискивая в стенах и потолке туалета женские глаза или уши. Нинель была деликатна. Но едва он забрался в тесную душевую кабинку, снял пижаму и пустил воду, Нинель не сдержалась. Ее руки – одни только руки – моментально вылезли из стен и принялись нежно намыливать ему спину.

Ее плавные движения были полны эротизма, и Рассольников против воли возбудился. Нинель пришла в неистовство – стены кабинки завибрировали. Она хотела прямо сейчас, немедленно материализоваться под струями горячей воды и обрушить море ласк на любимого. Археологу пришлось бежать из душа в каюту, не домывшись. Видел бы кто его белые от ужаса глаза!..

Платон почувствовал себя совершенно беспомощным. Он был окружен со всех сторон. Вот-вот кит начнет переваривать Иону. Спастись можно было, только уничтожив корабль или катапультировавшись в межзвездное пространство в нескольких парсеках от ближайшей обитаемой планеты. И так, и этак – полный дохляк. В столь отчаянном положении Платон бывал нечасто. И потому, сломив в себе гордость, вместо того, чтобы позавтракать, он пошел на поклон к Непейводе.

А ведь вскоре после старта именно археолог предложил Двунадесятому Дому заключить «водяное перемирие»: «Давай друг дружку не беспокоить во время полета – отдохнем малость». Уж больно этот ходячий муравейник действовал Платону Рассольникову на нервы. На том и порешили. И вот теперь Платон решил просить о помощи. Понурив голову, он сказал в переговорное устройство:

– Кх-кхм. – Робость, как известно, украшает человека.

– Войдите, – невнятно ответили из-за двери.

Плита с полустершейся надписью «Осторожно, злая собака!» беззвучно уехала в стену. Археолог с опаской шагнул через высокий порог. Почувствовав опасность, Нинель могла в любой момент первой нанести удар. Например, прищемить его дверью или расплющить в лепешку, уронив на него потолок. Хотя, если она действительно любит Платона, то не станет причинять ему вред, что бы ни случилось.

Распавшись на составные части, Непейвода ровным слоем покрывал стены и пол каюты. Этакий серо-буро-черный ковер, который непрерывно шевелился и шуршал. При виде человека Дом и не подумал воссоздавать тело. Лишь напротив входа, над заращенным иллюминатором возник огромный рот.

– Моченьки больше нет? Или осталось чуток? – осведомился Двунадесятый Дом, и Платон с облегчением понял, что ему ничего не придется объяснять.

– Больше нет, – честно признал он. – В конце концов, это ведь ты купил его… Так что выручай.

– Хорошо, – ответил рот. – Я попробую. Посиди-ка здесь. – И живой ковер, колыхаясь, обтек незваного гостя и устремился в коридор.

Археолог плюхнулся на идеально заправленную койку и приготовился ждать развязки. «Или они сговорятся и тогда мне каюк, – думал он. – Или же сработает мужская солидарность… Ха-ха-ха! – самому стало смешно. – Почему-то я все время считаю этот муравейник мальчиком. Какой бред!.. Корабль-девочка и муравейник-мальчик. Ну и ну…»

Потом он включил экран на опустевшей стене каюты и задал режим поиска Непейводы. Нинель и тут не возражала. Изображение с камер слежения замелькало, мечась из одного конца корабля в другой. Ничего не разглядеть. Значит, «мураши» сейчас везде.

– Стоп! – приказал Платон. – Дай мне командную рубку. – Скорей всего, выяснение отношений произойдет именно там.

И тут корабль завизжал. Визжал он как будто весь целиком – пронзительно и истошно. Словно тысяча истеричных женщин одновременно наступили на жабу, увидели мышь или нащупали паука у себя на животе. Платон заткнул уши, но все равно мозги сверлил запредельный бабий визг.

– Сдаюсь! – через две минуты закричал корабельный мозг. – Сдаюсь! Я выполню любые условия! Только прекрати! «Похоже, не врет», – подумал Рассольников.

– Хорошо, – ответил Двунадесятый Дом. – Ты не будешь навязывать свою любовь Платону, пока он сам тебя об этом не попросит. Не будешь формировать человеческие тела и высовывать из переборок руки.

– Я согласна!

– Это еще не все. Ты будешь безоговорочно выполнять наши с ним приказы. И не вздумай ставить нам какие-нибудь условия!

– Обещаю.

– Вот и договорились.

– Что ты с ним сделал? – спросил археолог, когда Непейвода вполз в каюту.

– С ней. В том-то и Дело, что с ней. Женщины гораздо чувствительнее к таким вещам. Я ее покусал.

– Корабль? Он выдерживает попадание небольшого метеорита…

– Чтобы тоньше чувствовать тебя, чтобы лучше понимать тебя, чтобы глубже любить тебя, Нинель перестроила свой механоорганизм. Он теперь гораздо больше напоминает человеческое тело. Нцнель вырастила множество новых рецепторов и стала во сто крат уязвимей. За все надо платить.

– Ты все это знал, хладнокровно наблюдал за происходящим и даже не подумал вмешаться, – с обидой произнес археолог.

– Но ты же сам предложил разбежаться по каютам. Откуда мне знать: вдруг тебе нравятся корабельные ласки? Она ведь очень старалась, изучила «Камасутру» и много других файлов о человеческой любви. Ее внешние органы весьма эффективны. Ты не отличил бы их от настоящих – напротив…

* * *

– Баста! – рявкнул Платон. Тут же взял себя в руки. – Оставим эту тему. Я тебе очень благодарен. Я стал бы твоим должником, если бы именно ты не подсунул мне это чудовище. – Он встал с койки и направился к двери.

– Ты еще не завтракал. Так что приятного аппетита! – кинул ему вслед Непейвода.

– И тебе того же.

Глава 7
На дне

«Астероид Чиуауа, относящийся к группе так называемых „государств-изгоев", не подлежит осмотру по соображениям безопасности. Смеем вас заверить: никакими достопримечательностями, кроме изношенного оборудования и ядовитой атмосферы, такого рода космические объекты не обладают и в принципе обладать не могут».

Документ 7 (из Путеводителя по Галактике)

Миновали девять дней полета. Корабль прошел ровно половину пути. Погони за кормой не видать, гипердвигатель работает как швейцарские часы, на обед и ужин кормят деликатесами. (Правда, на завтрак овсянка.) Чего еще желать? Лежи себе на койке и поплевывай в потолок.

Иногда перед сном, когда Платон раздевался и разбирал постель, динамик вдруг начинал ласково ему шептать:

– Ты такой красивый. Ты не передумал, хозяин?

– Нет!

– Тогда извини, – раздавался обиженный голос, и воцарялась тишина.

Археолог потом долго не мог уснуть. Из-за этих самых шепотов Платона не оставляло ощущение, что за каждым его шагом следят. Он был погребен в недрах живого корабля, свихнувшегося на мечтах о любви.

…Первый тревожный звонок раздался во вторник после обеда. Выйдя из очередного прыжка, «Оболтус» понял, что отклонился от курса. Корабельный мозг не стал тревожить экипаж и попытался сам исправить ошибку. Он сделал «поправку на ветер» и вошел в подпространство. И снова оказался не там, где надо. Новый прыжок, и отклонение выросло еще сильнее. Стало ясно: корабль сносит. Тогда «Оболтус» позвал экипаж в рубку.

Платон нехотя выбрался из каюты. Он теперь развлекался тем, что просматривал земные новости за последние полтора года– один ролик новостей «Си-Эн-Эн» за другим. Когда-нибудь он тоже станет их героем…

«Что еще стряслось? – думал археолог, пробираясь по узкому, похожему на пищевод, коридору. – Эскадру выслали наперерез или впереди минное поле?»

Непейвода собрался по всем правилам, туго наполнил собою полетный комбинезон и промаршировал в рубку как дисциплинированный член экипажа. Пока его клеточки не начнут стареть и помирать, он всегда будет в отличной форме.

Когда напарники уселись в кресла, корабельный мозг коротко и внятно доложил о проблеме.

– Насколько я знаю, в подпространстве не бывает течений, – хмыкнув, сказал Платон, постукивая костяшками пальцев по подлокотнику. После известных событий он старался поменьше говорить с «Оболтусом», а уж если было не отвертеться, против воли начинал хамить. Детская защитная реакция.

– Я тоже так думал. Но это что-то вроде Мальстрема, который захватывает суденышко и рано или поздно швыряет его на дно гигантской воронки, – начал оправдываться «Оболтус». – К нашему вектору – прямолинейного, поступательного движения – добавился новый. Он почти перпендикулярен курсу и непрерывно растет. Едва мы выпрыгиваем в обычное пространство, его кусок вместе с нами делает свой собственный гиперпрыжок. И мы все больше отклоняемся от курса, двигаясь как бы по закручивающейся спирали. Для этого нужен гипергенератор, на три порядка мощнее моего. Лига такими не обладает. Я вообще не слыхал о подобных махинах.

– Ты устарел на сотню лет, – раздраженно произнес археолог.

– Прошу прощения, – только и смог ответить корабельный мозг. Он чувствовал себя виноватым.

– Ты уже понял, куда нас затягивает «воронка»? – осведомился ходячий муравейник. Он сразу во всем разобрался. Непейвода был подтянут и чертовски спокоен.

– Тахионный щуп обнаружил там довольно крупное тело, неправильной формы. Похоже на астероид.

* * *

– Чиуауа…– выдохнул Платон.

– Ох ты! – воскликнул Двунадесятый Дом. Это было оч-чень нехорошее космическое поселение. Ну просто хуже некуда…

Астероид таинственным образом пропал именно в этом секторе Галактики около столетия назад и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу.

– Есть только одна возможность вырваться, – нарушил воцарившееся молчание корабельный мозг. – Можно прыгать в противоположную сторону. Хватит ли мощности моего генератора – время покажет.

– В лучшем случае мы вырвемся на волю, потеряв несколько драгоценных дней, – тихо произнес Непейвода. – А в худшем: впустую израсходуем энергию и все равно окажемся там, куда нас волокут.

– Есть другое предложение? – спросил Платон.

– Нет, – понуро ответил Дом.

Корабельный мозг рассчитал траекторию и сделал первый гиперпрыжок, уже не приближаясь, а удаляясь от Тиугальбы. «Оболтусу» почти не препятствовали. Встречный вектор оказался вдесятеро слабее. Возможно, их противнику важно было задержать корабль, и не важно, куда именно он теперь летит.

Но ликование оказалось недолгим. Сопротивление подпространства начало расти: от прыжка к прыжку «Оболтус» продвигался все меньше. И наконец стало ясно: через пять прыжков, на шестом корабль не сдвинется с места, а потом его снова начнет втягивать в Мальстрем.

Корабельный мозг вторично созвал экипаж. Платон и Непейвода пришли в рубку мрачные, плюхнулись в выращенные из пола кресла и молча уставились на полный ослепительных звезд экран переднего обзора. Спустя мгновение звезды сменила компьютерная картинка: маленький кораблик несся по спирали все быстрее и быстрее, а потом, когда до дна воронки оставалось совсем немного, вдруг перескочил на соседний виток и начал удаляться от собственной погибели.

– Мы ждем объяснений, – буркнул археолог. Он успел проклясть все на свете. Чем так лететь на Тиугальбу, уж лучше сидеть в тюремной камере на Гее-Квадрус, есть котлеты с макаронами и запивать компотом из сухофруктов.

– Если Мальстрем не может менять направление вектора, а только его величину, у нас есть шанс выскочить, – произнес «Оболтус». – Правда, небольшой.

– С какой стати? – удивился Платон Рассольников. – Почему этот чертов гипергенератор нельзя перенацеливать, как все другие? Тем более, если он несусветно могуч?

– Мне кажется, астероид Чиуауа – не хищник, а жертва, – подал голос Двунадесятый Дом. – «Оболтус» прав: таких грандиозных машин не производит ни одна цивилизация Галактики. Тем более, – где раздобыть его изгоям?.. Этот генератор может оказаться неким природным объектом или обломком древнейшей цивилизации. Астероид попал в «Мальстрем» на общих основаниях и теперь лежит на дне вместе с кучей других кораблей. Скоро и мы там будем.

Археолог подавился воздухом, закашлялся. Непейвода любезно постучал его по спине. «Оболтус» застонал от зависти.

Его мучило неисполнимое желание прикоснуться к своему любимому и облегчить его мучения.

– Попытка – не пытка, – утерев слезы, выдавил из себя Платон. – Разве у нас есть выбор?

– Отдаться на волю волн, тихо улечься на дно и поглядеть, что там такое, – ответил Дом. – И если удастся найти гипергенератор и его перенала…

– Не пори чушь. Логики – ноль. Ты же сам сказал, что это природный феномен. Флуктуация подпространства. Что-то вроде галактического Саргассова моря. Это его ты собираешься переналадить? Есть другой вариант – еще «лучше»: генератор рукотворен и стоит на военной базе негуманоидов, которая напичкана оружием и полна головорезов…

– Ты сейчас до смерти запугаешь себя самого да и нас заодно, – ворчливо произнес Двунадесятый Дом. – Значит, попробуем выскочить. А не выйдет, будем переналаживать головорезов, – усмехнулся он.

Платон усмехнулся в ответ.

– Ты мне положительно нравишься. Ты самый оптимистичный муравейник из всех, что я знаю.

И все трое расхохотались.

«Оболтус» больше не прыгал, экономя топливо. Его продолжало нести по спирали. Органы чувств по-прежнему не замечали никаких гиперпрыжков. Приборы не улавливали изменений гиперполя, но корабль с каждым часом оказывался все ближе к астероиду Чиуауа.

На тринадцатый день полета «Оболтус» отделяло от астероида меньше миллиарда километров – сущая безделица. Пришло время рискнуть. Надо сделать снайперски точный «выстрел». Корабль в гиперпрыжке проскочит центр воронки и окажется по другую ее сторону.

Платон и Непейвода в очередной раз собрались в командной рубке. Напарники сухо поздоровались и уселись в кресла. Прыжок был беззвучен. Скрип переборок и шорох эфира только чудятся испуганному человечку, который впервые в жизни нарушает все привычные законы физики.

Вцепившись в теплые шерстистые подлокотники, археолог вперился в покрытый серыми искрами экран. На время гиперпрыжка иллюминаторы непременно задраивают, а экраны гасят – такова традиция космофлота. Считается: те, кто нарушит этот неписаный закон, могут не выйти из подпространства.

В юности Платон Рассольников расспрашивал космических волков, в том числе своего брата: «Чего там такого страшного?» Кто отмахивался, кто отшучивался. А если и говорили, то всякий раз разное. Или сирены сладкоголосые выманивают экипаж из корабля, превращая его в «летучий голландец». Или так страшен облик нашего мира с изнанки, что сердца не выдерживают и лопаются. Или на людей нападает безумие при виде узора звезд, вышитого на небе шиворот-навыворот… Археолог предпочитал не докапываться до истины– здоровье дороже: «Ежели поймают за отвинчиванием гаек – морду набьют, а не поймают – вдруг на самом деле все помрем?»

– Есть! – воскликнул корабельный мозг, и зажегся экран переднего обзора.

Напарники глянули и онемели от изумления. «Оболтус» был теперь не один: длинная цепочка маленьких корабликов тянулась перед ним с одного витка спирали на другой.

– Дай увеличение! – гаркнул Дом.

На экране возник бок ближайшего корабля. Он едва заметно вздымался, как у всякой живой твари. Потому надпись на нем легонько ходила вверх-вниз. Написано там было на космолингве одно-единственное слово: «ОБОЛТУС».

– А что у нас с тыла? – спросил Платон севшим голосом. Изображение появилось и на экране заднего обзора. Перед глазами была все та же цепочка на фоне черного неба.

– Так мы что, где-то в середине? – оторопело произнес археолог. – Сколько же нас всего?

– Не меньше полутора тысяч. Не могу сосчитать, – ответил «Оболтус» виноватым тоном. – Концы цепи теряются вдали.

Только сейчас археолог понял, что не видит на экране звезд. Черная занавесь неба была девственно чиста.

– Где мы находимся? Относительно центра воронки?

– Не знаю, – буркнул корабельный мозг. – Не могу сориентироваться в пространстве. Здесь, куда мы попали, нет источников излучения – ни в радиодиапазоне, ни в каком другом. Нет ничего, кроме этой цепочки меня.

– То есть мы, пройдя центр воронки, так и не вышли в нормальное пространство, – подытожил Платон.

– Осталось выяснить, что это: фантомы, наши копии или нас вот так… дискретно размазало по миру, – сказал Непейвода. – Оболтус, сделай какой-нибудь маневр. Например, ляг на бок.

– Вас понял, командир, – по-военному отчеканил тот.

Человек и Дом Симбионтов ощутили некое движение. Гравитатор по-прежнему прижимал их тела к полу, сохраняя нормальную силу тяжести, но вестибулярка ощутила перемену.

Платон и Непейвода уперлись глазами в экран, глядя на цепочку «Оболтусов». Если это фантомы, они в точности повторят движение настоящего кораблика, на мгновение припоздав с маневром. И чем они дальше, тем больше будет отставание. Его легко измерить, зная скорость света. Если же гирлянда существует на самом деле, и «Оболтусы» захотят собезьянничать, копии повернутся вразнобой, немножко отклонясь от девяноста градусов. Да и по времени они отстанут каждый по-своему.

Кораблики на экране двинулись совершенно синхронно. Органы чувств «Оболтуса» подтвердили это. Либо все они были одним и тем же кораблем, либо их продублированные вместе с телом «Оболтуса» корабельные мозги думают абсолютно одинаково.

– Что будем делать? – спросил археолог, нарушив долгую паузу.

– Очередной прыжок, – тусклым голосом ответил корабельный мозг. – Прыжок наобум. И тут три варианта. Либо ничего не выйдет – и мы застряли здесь навечно. Либо вернемся в прежнее состояние, и нам останется только подрулить к астероиду. Либо, если мы попали в узел связности, нас может выбросить в любой точке Вселенной.

– Тогда вперед, – сказал Двунадесятый Дом.

– Одна просьба, – добавил Платон. – Давайте посмотрим, как это будет. Еще никто и никогда не смотрел на гиперпрыжок отсюда. – Вдруг мы хоть что-нибудь увидим?..

– В этом бреде есть здравое зерно, – неожиданно поддержал его Непейвода.

– Только потом не говорите, что я вас не предупреждал, – после минутных раздумий уступил «Оболтус». – Делаю обратный прыжок, – объявил он роковым баритоном. – Начинаю отсчет… Девять. Восемь…

«Мамочка родная! Спаси и сохрани, – мысленно зашептал Платон. – Теперь ты наверняка на небесах. Больше мне не к кому обратиться. Обещаю тебе никогда не пить больше литра текилы за раз и любить не больше трех девочек за ночь…»

Черный полог небес мгновенно стал серым. А бесконечная череда «Оболтусов» схлопывалась, превращаясь в единое размазанное, как на неудачном снимке, изображение.

– Злобные пираты пошли на абордаж. Не могу найти я к пушке патронташ, – напевал Платон, ерзая в пилотском кресле. Дом расползся по рубке, тонким слоем покрыв ее стены. Каждый волновался как мог.