Текст книги "Торжественная комедия"

Леонид Зорин
Торжественная комедия
Торжественная комедия в двух частях.

encoding and publishing house

© Зорин Г.А., 2020

© Издательство «Aegitas», 2020

Все права защищены. Охраняется законом РФ об авторском праве. Никакая часть электронного экземпляра этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

⁂

Роли:

Лидия – премьер-министр

Антон – ее сын

Четвергов – ее муж

Дора – ее помощник

Диомидов – министр иностранных дел

Керн – министр финансов

Варвара – министр здравоохранения

Чекан – генерал, министр обороны

Гусева – лидер оппозиции

Посол

1

Загородная резиденция премьер-министра.

Лидия и ее министры

Лидия: Наша сегодняшняя встреча происходит в критической обстановке. Пограничники сопредельной державы схватили двух наших соотечественников, юную пару, оказавшуюся на территории Кривых Бугров. Она, как известно, является спорной. Мало того, что наши соседи бесцеремонно на ней хозяйничают, они еще с вызовом квалифицируют появление молодых людей не как досадную случайность, а как намеренную провокацию. Требование освободить наших граждан не встретило должного понимания.

Керн: Это действительно случайность?

Лидия: Наши компетентные органы меня заверили: так и есть.

Чекан: А если не случайность, тем лучше. Значит – осознанный протест. Двое молодых патриотов считают Кривые Бугры своей родиной.

Варвара: Как занесло туда этих олухов?

Лидия: Спросили бы что-нибудь полегче. Прежде всего я бы хотела, чтобы министр иностранных дел нам осветил всю ситуацию.

Диомидов: Не было бы, как говорится, несчастья… Я полагаю, давно пора всем нам повернуться лицом к этой кровоточащей ране. Вспомнить об исторической миссии. Кривые Бугры – это наша боль, наша священная корова. Ну, пусть одна из священных коров. Мы ее приняли как эстафету из ослабевших рук предшественников, можно сказать, она нам завещана. В самые сложные периоды она канализирует страсти и консолидирует население. Думаю, больше того – убежден: для сопредельного государства наличие спорной территории играет аналогичную роль.

Чекан: Да, но в отличие от нас они сохраняют над ней контроль.

Керн: Песчаник вперемешку с болотом.

Чекан: Нет, есть и лес.

Керн: Анекдот, а не лес.

Лидия: Тем не менее в этом лесу их и взяли. Местность достаточно романтическая.

Чекан: Прежде всего это наша местность. Шеф дипломатии очень красиво рассказывал нам о Кривых Буграх. Но он их рассматривает как средство, а я их рассматриваю как цель.

Диомидов: Я уважаю жар ветерана, однако кто это вам сказал, что для меня Кривые Бугры – это лишь средство?

Чекан: Сами сказали. “Канализируют, консолидируют”. Дело не в том, чтобы выпустить пар. Пора уже исполнить свой долг.

Лидия: Что вы имеете в виду?

Чекан: Необходимо вернуть народу национальную святыню.

Керн: Это Кривые Бугры – святыня?

Чекан: Именно. Кривые Бугры. Они укрепляют народный дух и пробуждают от долгой спячки наши вооруженные силы. Бездействие армию разлагает.

Варвара: Насколько я поняла генерала, он предлагает нам на обед маленькую победоносную?

Чекан: Вы меня правильно понимаете.

Лидия: Что скажет нам министр финансов?

Керн: Маленькая для нас разорительна. Победоносная – исключена.

Лидия: Убеждены?

Керн: Дефицит ликвидности.

Чекан: Старая надоевшая песня.

Керн: Малайский кризис.

Чекан: А мы при чем?

Керн: При чем.

Чекан: Я полгода слушаю про малайский кризис. Министр финансов – пораженец.

Керн: Тотальная неуплата налогов. В нормальных странах за это сажают. На триста лет. Иногда – на четыреста.

Диомидов: За это время можно исправиться.

Варвара: Все-то у нас не на должном месте.

Керн: Мое место – электрический стул.

Лидия: Я тоже от своего – не в восторге. По-моему, все здесь недооценивают сложности нынешней ситуации. Коллеги отгородились от улицы. Но улица может вас потревожить.

Чекан: Вторично обращаюсь к премьеру с настойчивой просьбой переименовать вверенное мне министерство. Что значит “министр обороны”? Само это слово “оборона” парализует личный состав. Дает неверную установку.

Керн: Переименование – затратное дело.

Чекан: Заметьте, что министр финансов играет роль пятой колонны.

Лидия: Господа, не переходите на личности. Я обдумаю высказанные суждения. Выражаю вам свою благодарность за то, что вы приехали за́ город. Я себя чувствую нынче скверно, а встречу нельзя было откладывать. Все свободны.

Керн: Скорей поправляйтесь.

Чекан: Честь имею.

Лидия: Прошу министра здравоохранения и демографии задержаться. (Прощание. Министры, кроме Варвары, уходят.) Ну и страной досталось рулить. Никак не поймешь, чего она хочет. Не то разогнуться и распрямиться, не то надраться, как Четвергов. Горбатишься, как ломовая кляча. И все – без толку. Одни неожиданности. Из-за каких-то двух байстрюков стоит на ушах все государство.

Варвара: Не первая на волка зима. Прорвемся. А что ты хандришь? Пожалуйся. Я все-таки врач.

Лидия: Не бери себе в голову. Просто критические дни.

Варвара: Я думала – за державу обидно. Скажи Четвергову, чтоб был аккуратен. И бережен.

Лидия: От него дождешься! Вот уж сосватала мне сокровище.

Варвара: Ты же сама меня просила.

Лидия: Знала я разве, что он – тунеядец?

Варвара: Ну почему? Он пишет комедию.

Лидия: Ой, не смеши. Лежит на тахте.

Варвара Творческий кризис.

Лидия: Ну, спасибо. Мало мне малайского кризиса.

Варвара Поставь-ка себя на его место. Баба – в тузах, а муж – валет. Стало быть, прояви терпение.

Лидия: Оно мне нужно для государства.

Варвара (оглядывая ее): У Глеба шила?

Лидия: А у кого же?

Варвара Смотришься. Смени только пуговки.

Лидия: Ты полагаешь?

Варвара Убеждена. И пряжку на пояс – другую. Поменьше. Не кисни, подруга. (Смотрит на часы.) Пора – в министерство. Через часок у меня – “круглый стол”.

Лидия: Удачи. Позвони вечерком. (Варвара уходит. Появляется Дора – рослая девица со скорбно сжатыми губами.) В чем дело, Дора? Такое лицо обычно носят на панихиде.

Дора: Лидия Павловна! Прошу извинить меня, но ваш супруг меня шлепнул по тазу.

Лидия: Таз цел?

Дора: Он цел, но дело тут глубже.

Лидия: Ах, даже так?

Дора: Ваш муж задел не только мой таз. Мое достоинство.

Лидия: Бесспорно. Твой таз – твое достоинство. Поэтому он его и задел. Ладно, я с ним поговорю. И кто еще на тебя посягал?

Дора: Ваш сын.

Лидия: Это новость! И он – туда же?

Дора: Лидия Павловна! Я понимаю, он юноша, он ищет себя, в нем молодая кровь играет…

Лидия: Он тоже шлепнул ниже спины?

Дора: Лидия Павловна! Есть еще сердце. Есть и душа, в конце концов.

Лидия: Дора, душа – не в конце концов. Наоборот – в начале начал. Кстати, я вижу, ты клеишь Антона. Трудное дело. Но если уж клеишь – не ной, не дергайся, не шурши. Побольше стали.

Дора: О, как вы правы. Необходимо взять себя в руки.

Лидия: И крепче сжать ноги.

Дора: Это ужасно. В чем вы меня подозреваете?

Лидия: В вечно женственном. Не подозреваю, а знаю. Но ничего ужасного нет. Все, что естественно, – не ужасно.

Дора: Какая гениальная формула.

Лидия: Общее место. Не лизоблюдничай.

Дора: Поверьте, я от чистого сердца.

Лидия: Само собой. Что у тебя еще?

Дора: Лидия Павловна! Ваш супруг спаивает вашего сына.

Лидия: Новое дело. Послушай, милая, ради Христа, не морочь мне голову ни своим тазом, ни моим мужем. Ни Антоном, ни своей мерехлюндией. У меня и без вас забот выше крыши.

Дора: Простите меня, я виновата. Вас домогается посол.

Лидия: Дора, между нами есть разница. Меня мужчины не домогаются, а посещают. Запомни на будущее. С посла и надо было начать. Ясно тебе? С иностранного гостя, а не с твоей потерпевшей задницы. Пригласи его.

Дора: Простите меня (выходит).

Лидия (берет трубку): Антон, не уходи. Ты мне нужен. (Входит посол, статный мужчина представительной внешности. Похоже, он о ней высокого мнения.)

Посол: Приветствую вас, госпожа премьер. Рад видеть вас в столь блистательной форме.

Лидия: Я также рада тому, что вы рады. И сожалею, что мне приходится внести диссонирующую ноту в ваше мажорное настроение.

Посол: Ноты неизменно присутствуют в дипломатической повседневности. Мало-помалу я к ним привык.

Лидия: Я все же попытаюсь нарушить ваш столь надежный иммунитет. Мне кажется, что ваше правительство не представляет масштаба кризиса. Моя страна никогда не бросит своих детей, попавших в беду.

Посол: Позволю себе восстановить объективную картину событий. Они оказались на территории, куда их никто не приглашал. Их появление непонятно, и цели его вызывают вопросы.

Лидия: И вы постараетесь получить необходимые вам ответы. Все это началось не вчера. Суть дела не в судьбах двух юных существ, а в отношениях двух государств. Они ненормальны и драматичны. Если хотите – кровоточат. Наше терпение не беспредельно.

Посол: Я с сожалением должен заметить: эта позиция неконструктивна.

Лидия: Напротив, ваше превосходительство. У нас есть четкие предложения. И есть возможность раз навсегда покончить с источником противоречий. В конце концов, спорная территория может управляться совместно.

Посол: Два замечания. Территория, которую вы объявили спорной, в наших глазах таковой не является. Что же касается кондоминиума, то это конструкция архаическая.

Лидия: Ничуть не более архаическая, нежели военный конфликт.

Посол: Позвольте мне быть вполне откровенным. Я понимаю, что вы обязаны сказать мне несколько резких слов. Это нисколько не уменьшает не только моего восхищения вашими превосходными качествами, но и надежды, что чувство реальности удержит вас от неверного шага.

Лидия: Благодарю вас от всей души за эти столь лестные оценки. Но вам ли не знать: в народной душе может в рубежный момент истории скопиться критическая масса. Она становится неуправляемой.

Посол: Я понял. Народная душа – субстанция странная и загадочная. Она возбуждается в нужное время и в нужном месте.

Лидия: Отлично сказано. Нужное место вам известно. Его называют Кривые Бугры. А нужное время известно мне. О нем вы узнаете позднее. Пусть это будет не слишком поздно.

Посол: Это угроза?

Лидия: Избави Бог. Просто делюсь своими мыслями.

Посол: Я непременно их доведу до сведения моего правительства.

Лидия: Мои пожелания благополучия и всяческих радостей вашей супруге.

Посол: Я передам их, хотя и рискую. Моя супруга убеждена, что я слишком ревностный ваш почитатель.

Лидия: Что делать, где ревностность, там и ревность. Желаю вам мира в вашей семье.

Посол: Такого же, как и нашим странам. (Уходит. Сразу же входит Дора.)

Лидия: Кто еще?

Дора: Лидер оппозиции.

Лидия: Да, верно. Скажи, что я ее жду. (Дора уходит. Лидия берет трубку.) Четвергов, приведи себя в порядок. Освобожусь через четверть часа.

(Входит Гусева. Сухопара, подтянута. Резкая энергичная пластика.)

Здравствуйте, Надежда Петровна. Приятно, что вы не поленились приехать за город. Я нынче – не в форме.

Гусева: Прошу простить мне мою настойчивость. Недопустимые действия мэра…

Лидия: Чем провинился наш городничий?

Гусева: Он воспрепятствовал нашему шествию.

Лидия: Но ведь не митингу.

Гусева: В этом и было его изощренное иезуитство. Можете надрывать свои глотки, но улицы города – не для вас. Они – для избранных. Вы здесь – парии.

Лидия: Надежда Петровна, нам не по возрасту ложноклассицистский надрыв. Мы – избранные, в этом вы правы. Но – не фортуной, а населением. Дождитесь, чтоб оно выбрало вас.

Гусева: Лидия Павловна, это случится гораздо быстрее, чем вы рассчитываете. Нельзя быть бесстрастной, когда сограждане томятся в чужеземных застенках.

Лидия: Я не бесстрастна, я темпераментна. Но я не втяну страну в авантюру.

Гусева: Вы называете патриотов авантюристами?

Лидия: Вовсе нет. Но то и дело авантюристы себя называют патриотами.

Гусева: Коснемся этой кровавой темы во время наших теледебатов. Мы на коленях стоять не будем.

Лидия: Разумно. Неудобная поза. Самый сердечный поклон супругу.

Гусева: Благодарю вас. Мы разбежались.

Лидия: Да быть не может. Такое чувство…

Гусева: Он вздумал поставить меня перед выбором: “Политика или я”. Представляете?

Лидия: Безумец.

Гусева: Это я и сказала. Что делать? Такова наша доля. Ваш героический Четвергов держится?

Лидия: Он не герой. Он стоик.

Гусева: Вам повезло. Все еще дружит с зеленым змием?

Лидия: По мере сил он мне обеспечивает симпатии моего избирателя.

Гусева: Вы полагаете?

Лидия: Население ценит социальную близость.

Гусева: Всех благ вам. Вы мужественная женщина.

Лидия: У каждого – свой любимый змий. (Гусева уходит. Является Антон.)

Антон: Муттерхен, ты мной недовольна?

Лидия: Ты это понял?

Антон: Ты мне сказала, что я тебе нужен. Понять нетрудно.

Лидия: Ранимый молодой человек должен вести себя подобающе.

Антон: Какие претензии?

Лидия: Дора сказала, что у тебя горячая кровь.

Антон: Что она имеет в виду?

Лидия: Что ты ее тискаешь.

Антон: Преувеличивает. Тщеславие женщины непомерно.

Лидия: Прошу перестать разыгрывать сцены из жизни золотой молодежи. Безвкусный, затасканный репертуар. Работаешь у министра финансов. Есть чему и у кого поучиться.

Антон: Да, он знаток и специалист. Но примениться к нему непросто.

Лидия: В чем проблема?

Антон: Не употребляет глаголов.

Лидия: Он занят и экономит время. Теперь – о главном. Ты втихаря киряешь с Четверговым?

Антон: Ей-Богу, однажды эта Дора дождется!

Лидия: Хочешь сказать, на тебя клевещут?

Антон: Нет, информация достоверна. Но нет криминала в том, что мне хочется закорешиться с твоим супругом.

Лидия: Что сходит тертому калачу, для вундеркинда жизнеопасно.

Антон: Он, безусловно, тертый калач. Но терли его сверх всяких мер. Тебя не смущает?

Лидия: Нет, мой милый. Я, как ты знаешь, зубастая дама. Кроме того, по роду занятий на волкодавов я насмотрелась. Меня уже стало от них поташнивать. Но речь не о них, а о тебе. Услышу еще раз об этих подвигах – забудь о стажировке в Швейцарии. (Уходит.)

Антон: Весело началась неделька. (Входит Дора.) А вот и прекрасная стукачка.

Дора: Я не позволю себя оскорблять.

Антон: Зловеще. Это вас мать научила?

Дора: Ваша мать – выдающаяся женщина. Знает людей. Не имеет иллюзий. И не испытывает колебаний.

Антон: Я – не в нее. Вам можно расслабиться. (Обнимает ее.)

Дора: Что это значит?

Антон: Хочу убедиться: вы в самом деле – в бронежилете?

Дора (высвобождается): Стыдно играть чувствами девушки.

Антон: Если вам стыдно, я испарюсь.

Дора: Я вас об этом не просила.

Антон: Трудно понять, чего вы хотите.

Дора: Дитя поняло бы, чего я хочу.

Антон: Так я же не дитя.

Дора: Вы – садист.

Антон: Очень суровы и нетолерантны. Я вас сегодня не узнаю.

Дора: Узнаете. С течением времени.

(Входит Лидия.)

Лидия: Дора, соедини меня с Керном.

Дора: Минуточку. Добрый день, Осип Осипович. С вами на связи – Лидия Павловна.

Голос Керна: Рад.

Лидия: Что вас радует?

Голос Керна: Ваш звонок.

Лидия: Я думала, падение индексов.

Голос Керна: Иммунитет.

Лидия: Жду вас к семи. (Вешает трубку.) Больше ни с кем не соединять. Антон, побеседуем позднее. (Дора и Антон уходят.)

Четвергов (входя): Я тоже к вам не буду допущен?

Лидия: С какой это стати, любезный друг, ты должен подпасть под исключение?

Четвергов: Под правило точно не подпадаю.

Лидия: Я нынче занята. Извини.

Четвергов: Беседуешь со своим народом?

Лидия: В веселом расположении духа?

Четвергов: Просто мне вспомнился один деятель. Мать приглашает его отобедать, а он ей ответствует: “Не могу. Я говорю со своим народом”. Но он сказал это по-французски. Изысканно. Великосветски. “Маман, жё парль авек мон пёпль”.

Лидия: Мне этот разговор предстоит. Впрочем и наш с тобою – тоже.

Четвергов: Любовь моя, нужен шлейф отношений. Нельзя начинать их каждое утро с белого чистого листа. Мы можем расстаться, любя друг друга, как два оленя. И вдруг при встрече я обнаруживаю: передо мной – другой человек.

Лидия: Не человек. Просто другая ситуация.

Четвергов: Чувство не может быть заложником вашей политической кухни. Премьер и жена – понятия разные.

Лидия: Согласна. Так же, как муж и бой-френд. Кажется, я поторопилась.

Четвергов: Чем я на этот раз провинился?

Лидия: Сделай мне милость и напомни, сколько ты раз был женат, Четвергов?

Четвергов: В своем подавляющем большинстве все это были гражданские браки.

Лидия: Какая разница?

Четвергов: Не скажи. Гражданский брак напоминает гражданское общество. Так же бесформен. Очень расплывчатое понятие.

Лидия: Но были же, насколько я помню, официальные союзы.

Четвергов: Три. Даже не о чем говорить.

Лидия: Прошу тебя их вспомнить.

Четвергов: Попробую. Но если только ты мне поможешь.

Лидия: Первая, вроде, была рекордсменка?

Четвергов: Да. Прыгала в высоту. Успешно.

Лидия: Допрыгалась. Вышла за прощелыгу.

Четвергов: Все мы порой опускаем планку.

Лидия: Вторая вроде была офтальмологом.

Четвергов: Она лечила от слепоты.

Лидия: Тебя она вовсе не разглядела. Насколько я помню, третья дама была актерка.

Четвергов: Способная женщина. Но увядала без культа личности. Я был, естественно, его жертвой. Жизнь моя, то была катастрофа. Этакий, знаешь ли, холокост. Ушел из дома. Сменил профессию. Стал драматургом.

Лидия: Дальше я знаю. Мне выпала роль героини драмы.

Четвергов: Солнце мое, я драм не пишу. Я легкомысленный комедиограф.

Лидия: Слышала. Скоро ты нас потешишь?

Четвергов: Процесс пошел. Уже есть название.

Лидия: Немало. “Синяя Борода”?

Четвергов: “Торжественная комедия”.

Лидия: Браво. Почти как у Данте.

Четвергов: Зачем мелочиться?

Лидия: Осталось только начать и кончить.

Четвергов: Было б название. В нем вся суть.

Лидия: Суть в том, что мне не нужен бездельник.

Четвергов: Любимая, ты меня удручаешь. Сначала – Синяя Борода. Потом – тунеядец. Ни то, ни другое. Я легкомыслен, но безбород. И труженик. Письменного стола.

Лидия: Ты должен знать меня, Четвергов. Я никого никогда не пугаю. Я сразу посылаю в отставку.

Четвергов: Но я ведь не министр. Я – муж.

Лидия: Тем более.

Четвергов: Произвол, несравненная. Ты хоть скажи мне, в чем дал я маху?

Лидия: Во-первых, киряешь.

Четвергов: Я муж русской женщины.

Лидия: Даешь оружие в руки недругам. Хочешь пропить мое премьерство?

Четвергов: Пропью премьера – верну жену.

Лидия: Можешь лишиться нас обоих.

Четвергов: Это во-первых, а во-вторых?

Лидия: А во-вторых, ты пьешь с моим сыном.

Четвергов: Я полюбил его, как родного. Кроме того, вдвоем – теплее.

Лидия: Вот так же вдвоем вы жмете Дору.

Четвергов: Я уже сделал ему внушение.

Лидия: Я, Четвергов, обойдусь без нотаций. Слишком надеешься на свои стати. Бери чемодан, ступай на вокзал.

Четвергов: Что мне там делать?

Лидия: Ты говорил, что любишь железную дорогу.

Четвергов: Теперь я люблю железную женщину.

Лидия: Причем – без взаимности. Собирайся.

Четвергов: Лидия. Выслушай меня. Дора всего лишь – несчастный случай. Во-первых, она удачно подставилась. А во-вторых, тут есть обстоятельство. Смягчающее. Врожденный порок.

Лидия: В чем дело? Что еще за напасть?

Четвергов: Я и мои несчастные руки не составляем единого целого. Они живут в автономном режиме. Это прискорбно, но сплошь и рядом действуют они сепаратно.

Лидия: Это бывает. Мы с тобой тоже не составляем единого целого.

Четвергов: Будь снисходительна, моя гурия. Все мои беды и все ошибки – лишь оттого, что я еще в поиске.

Лидия: В каком еще поиске, Четвергов? Всю свою жизнь ты ищешь жен.

Четвергов: Не все так просто.

Лидия: А что такого?

Четвергов: Надбытная мировая тоска.

Лидия: Не в том ли она, что муж – рукосуй, а баба – премьер?

Четвергов: Грубо и плоско.

Лидия: Не нахожу. Четко и точно.

Четвергов: Все было горше, недосягаемая. Однажды в унылую зимнюю пору на грустной земле появилось дитя. Роды были мучительно тяжкими. Прибегли к кесареву сечению. Дитя ничего об этом не ведало. Оно было розовым и простодушным. Уверенным, что все ему рады.

Лидия: Если дитя сейчас намеренно вспомнит свой путь с младенческих дней, то пусть оно поимеет в виду, что я ограничена во времени.

Четвергов: Что на него не хватает времени, оно усвоило очень быстро. Незрячая жизнь в упор не видела этих протянутых к ней ручонок. Когда-то вот так же люди отвергли младенца, рожденного в Галилее. И все-таки жаль его, дорогая. Теперь это, правда, уже неважно. Я скоро уйду из этого мира.

Лидия: Во всяком случае – из моего. Я нынче имела рандеву с Надеждой Гусевой.

Четвергов: Что ей надо?

Лидия: Если вообще – мое кресло. А в частности, она сообщила, что ты, мой милый, не просыхаешь.

Четвергов: Но это вторжение в личную жизнь!

Лидия: Само собою. Как человек нормальной коммуносоветской выучки она собирает компромат. Ты, Четвергов, для нее находка.

Четвергов: Ну и мерзавка!

Лидия: Нормальный политик. Не лучше и не хуже других. Вот социум – это и впрямь трудный случай. И главная сложность в том, Четвергов, что слово “народ” – женского рода. Не он, а она. Не мужчина, а дама. Которая требует, чтобы ей льстили. Твердили, какая она красавица. Извольте. Но эта красавица – спящая. И сон ее длится тысячелетия. Во сне она любит, во сне ненавидит, во сне она творит свои мифы, устраивает всесветный разор и называет его революцией, чтоб освятить свои безобразия. Как видишь, особая летаргия.

Четвергов: Милое дело. Нас презирают.

Лидия: Изжитая лексика, Четвергов. Мы с тобой дети двадцатого века. Казалось, что нас уже не удивить. И вот мы с тобой живем в двадцать первом и ясно, что этот будет похлеще. Пора уж раскрыть свои гляделки, увидеть, каков этот славный мир. Нас окружают дремучесть, злоба, и не обходится без паранойи. Но нет у меня другой планеты.

Четвергов: Нелегкий хлеб у тебя, мой ангел.

Лидия: Ты прав, политика – грязное дело.

Четвергов. О, да. И с Эросом несовместна. Как гений и злодейство.

Лидия: О, нет. В политике есть своя эротика.

Четвергов: Не смешивай Божий дар с похлебкой. Грязное дело есть грязное дело. Я только хочу наконец понять: что же тебя к нему так тянет? Чем тебе грязное дело мило?

Лидия: Есть долг, Четвергов. За мной – моя партия. И есть поверившие ей люди.

Четвергов: Долг? Ты должна только мне, жена моя. Роскошная жена моей зрелости. Ты задолжала мне слишком много. Любви. Самозабвения. Страсти. И больше ты не должна никому. Какая партия? Прохиндеи? Ловкие мальчики? Сладкоежки? Провинциальные краснобаи, дорвавшиеся до столичных трибун? Фурункулы! Мыльные пузыри! Народ? О каком ты толкуешь народе? У вас есть только электорат. Но он ведь хочет того же, что я, хоть ты и произвела его в дамочки. А мы с ним хотим, чтобы все зазывалы оставили нас наконец в покое. Нас, обитателей многоэтажек. Нас, составляющих вашу статистику! Нет уже сил без содрогания, беззвучно, точно в параличе смотреть, как уносятся наши монетки на ваши кампании, ваши вояжи, афиши, плакаты, телеэкраны, на всю эту рекламную муть. Мы понимаем, что вся ваша жизнь, – это украденная наша! Но если крадете, то не воруйте! Однажды вы разменяли страну на государство. Ваше право. Но наше право иметь мечту: проснуться утром и обнаружить, что вы улетели в дальний космос. Вы нас достали. По самые уши. (Пауза.) Не отвечай. Я все понимаю. Иду.

Лидия: Куда?

Четвергов: Собирать чемодан.

Лидия: Не суетись. Я отменяю свою команду: с вещами на выход. Можешь ты все это записать?

Четвергов: Что именно?

Лидия: Этот свой монолог, облитый горечью и злостью. Он мне потребуется сегодня же. Я выступлю с обращением к нации. Понадобятся твой яд и желчь, плавно переходящие в пафос. Тебе предстоит развернуть кампанию по вызволению двух засранцев, которых поймали в Кривых Буграх, в остохреневших Кривых Буграх.

Четвергов: Ты непочтительно отзываешься о национальной святыне.

Лидия: Ты принимаешь мое предложение?

Четвергов: Что ж, Лидия, видит Бог, я хотел покинуть постылую планету, где был не понят и был распят. Хотел прокричать, что с меня довольно. Что даже эти несколько реплик, которые выпало произнести в вашей торжественной комедии, меня утомили и я иссяк. Но если я нужен любимой женщине, то я напишу эту грустную повесть о новых Ромео и Джульетте. Печальней ее на свете не будет. Я выжму слезы из глаз соотечественников. Я напишу, как тайная сила влекла эти два молодых тела прямо на спорную территорию, именуемую Кривые Бугры. То был неосознанный властный зов злодейски отторгнутой части родины. Они не стремились туда идти, но нечто мистически неодолимое будто подсказывало маршрут.

Лидия: Нечто?

Четвергов: Да, НЕЧТО, моя беспримерная. НЕЧТО, названия не имеющее.

Лидия: Нечто. Это хорошее слово. Патриотично и непонятно. Оно мне подходит. Ну что ж, валяй. Может быть, на что-то сгодишься.

Четвергов: Обидно. Пусть так. Снесу и это.

Лидия: Заткнись, Четвергов. Я даю тебе шанс.