Текст книги "Стихи для Москвы"

Лера Манович
Стихи для Москвы

Предисловие

В наше время книга стихов – сувенир, затейливая вещица, амулет, сродни куску папируса или цилиндрической печати, вещь, по сути бесполезная. Пожалуй, к этой восхитительной бесполезности испытываешь своего рода уважение. Не то дело проза, для прозы всегда сохраняется надежда на открытие истин, разрушение вековых запретов, на то, что сыщется собственный читатель, оценит, расхвалит, и всё завертится. А поэтическая книга, что там, Господи, может найтись? У всех хороших поэтических книг читатель, примерно, один и тот же, и тираж примерно одинаковый. И написаны они все об одном, полагаю, о том единственном, о чём пишутся настоящие стихи.

Поэзия Леры Манович мне бесконечно дорога, немало стоит эта её выстраданная, сбивчивая речь, многострадальная и стыдливая, исполненная слабости, но способная ослепить, как вспышка магния – ослепить на мгновение, чтобы запечатлеть тебя навечно. Тут всё созвучно мне, словно нашептанное автором вселилось в мои сны, и время тут вытекает, словно рис из порванного мешка, и детство возвращается, становясь навязчивым, необычайно холодным и горьким, но оттого не менее дорогим, и на натянутых проводах прошлого непрерывно лают псы вечного сожаления.

Ты веришь этому сразу, ведь и ты тоже – человек, родившийся от железной змеи, и на твоих чемоданах соль, и тебе уже не двадцать, и, страшно сказать, не тридцать, и обоняние твоё обострилось настолько, что рассада у тебя пахнет кладбищем, и внутри тебя самого – изначальная глина творения. Веришь, когда закрашивая седину, ты стремишься потерять часть возраста, а теряешь лишь часть памяти, и слышишь навязчивый голос, повторяющий «следующая станция, следующая станция».

Ты веришь этому сразу, потому что, чёрт возьми, это изумительно честно, честно до неправдоподобия, а поймай ты хоть одно лукавство, одно украшательство, одну пошлинку, ты с такой непередаваемой лёгкостью швырнул бы эти тексты оземь и объявил бы – «плохими стихами», а ведь не можешь. Не можешь, и наблюдаешь с растерянностью и трепетом это движение девочки за счастьем, до последней страницы, не отрываясь, поскольку принимаешь этот срез чужой жизни – такой чистой и трепетной, такой чувственной и хрупкой, и такой исключительно трогательной.

И мир этот опознаваем, как христианский, но выдержанный в элементах изначального гностического Египта, когда ад это недосказанность, и состоит он из нерождённых текстов, ставших элементами Хаоса, а сам ты – Творец этого мира, и, попутно, его единственный обитатель, маленький ребёнок, стоящий на трамвайной остановке, с линией Жизни, начертанной на ладони – раз и навсегда.

Прочтите эту книгу и сохраните её, если и остались в наше время настоящие амулеты, то это, наверное, лучший из всех.

Амирам Григоров

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«Счастье…»

 
Счастье
играет со мной в дженгу
каждый день
вынимаю из него день
ожидая
что все рухнет
 

«Это с птицей прощается ветер…»

 
         Это с птицей прощается ветер
         и крылом к подоконнику льнет,
         это наши прозрачные дети
         тянут руки из синих болот.
 
 
         Это слово распалось на слоги,
         первоцвет заблудился в весне,
         это дремлет в приюте безногий
         спотыкается в радостном сне.
 
 
         Это рыба на сушу выходит,
         задыхаясь на трудном пути,
         это что-то проходит-проходит
         и никак не умеет пройти.
 

ТОЛСТОЙ

 
Во сне
напялила цветные колготки.
Ноги были длинные и толстые
как трубы парохода,
как те деревья в Ясной Поляне,
куда нас привезли на пыльном автобусе,
и один маленький мальчик плакал и кричал,
что не хочет смотреть,
как жил великий писатель.
 

ПЕРВАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА

 
Моя первая учительница
Шалтай Болтай
Александра Васильевна
живет в синей папке с завязками
у нее есть только
черно-белый портрет
лицо в овале
окруженная
детскими овалами
она выглядит гордо
как королева-матка
в муравейнике школы
 
 
Спите спокойно
Александра Васильевна
нету у нас больше
ни спичек
ни сигарет
ни поцелуев под лестницей
мы вымерли
так и не вылупившись из яйца
захлебнулись в проявителе
нам не хватило вашего тепла
вашего света
и теперь мы
глянцевы и покорны.
 

«Вздыхал натруженный причал…»

 
            Вздыхал натруженный причал
            пустотами вбирая влагу,
            и ты на cтанции встречал
            с цветком завернутым в бумагу
 
 
            На новой плоскости земли
            почуяв новые тропинки
            нас по булыжнику вели
            невозмутимые ботинки
 
 
            И город c площадью пустой
            кустом топорщился у входа,
            и в номер чистый и простой
            звала усталая природа.
 

САМОЛЁТ

 
Всё медленно
невыносимо медленно
будто ты в самолете
идешь вслед
за тележкой с напитками,
глядя на номера рядов,
на шею бортпроводницы
со свежим укусом.
 
 
Рыба или мясо?
Они каждый раз
спрашивают об этом,
пока ты в воздухе
давай поиграем в эту игру на земле.
 
 
Я устала от мяса животных,
от птиц и рыб,
от людей снаружи
и внутри.
 
 
Приятно знать,
что спасательный жилет
под моим креслом.
 

ЭЛЕКТРИЧКА

 
       Деревья и заборы пролетали
       и деревень кладбищенские виды,
       когда везла тебе из серых далей
       окрепшую на воздухе обиду
 
 
       в вагоне пахло пеплом и грибами,
       старик никак не мог найти билета
       и всё ровнял дрожащими руками
       набухшую от осени газету
 
 
       все электрички шли по расписанью,
       и стрелочник в каморке привокзальной,
       теряя смысл твердил, чтобы позвали
       какую-то неведомую Таню
 
 
       луна на вcё светила бесполезно
       и поводя сухим янтарным веком,
       cледила, как нутро змеи железной
       исторгнет на платформу человека.
 

ПЬЯНЬ

 
Ты хотел мальчика
но у меня в животе
были только американские горки
 
 
ночь несла нас
как сломанная карусель
деревья сливались
птицы сливались
 
 
ты хотел темноты
но фонари крепко держали моё лицо
в своих желтых щупальцах
 
 
ночь кудахтала
и хлопала крыльями
пока утро не свернуло ей шею.
 

ПОМИНКИ

 
         Дней убывающих холодное свеченье
         у кухонной плиты хозяйки силуэт
         и кофе-чай, и в вазочке печенье
         а человека нет.
 

ОСЕНЬ

 
Стояли и курили, ждали чуда
но осень желтый выдала билет
покоя нет, и счастья тоже нет
мне б просто унести себя отсюда
 
 
троллейбус полз по мокрой мостовой
и шевелил ленивыми рогами
чужие угощали пирогами
своим хватало просто, что живой
 
 
любовь текла в израненном стволе
томилась в хирургических отходах
свистела в легких мертвых пароходов
и окликала лезвием в спине
 
 
в надломе поднебесной тетивы
тугую книгу мальчик раскрывает
и снова упоительно читает
мол, жили-были кто-то
но не мы.
 

SOUNDRAMA

 
      Мама говорит,
     что Москва – злой город.
     Что Питер на костях,
      а Москва еще хуже.
      Она души забирает.
      Но это же полная ерунда.
 
 
      Просто человек
      с годами портится.
      И чем лучше он живет,
     тем сильнее портится.
     А в Москве люди хорошо живут.
      И от этого говнистее становятся.
 
 
     А душу мужики забирают, а не Москва.
     Любить надо осторожно, как по болоту идешь.
     А я, когда сюда приехала, совсем дура была.
      Мне, вообще, почти все нравились.
      Мне и сейчас почти все нравятся.
     Только я им уже нет.
 

ОСЕНЬ В КУСКОВО

 
Все что-то консервируют
и маринуют
а мне что
моя зима сытнее лета
пойду в лес
выразить соболезнования деревьям
куплю шашлык
у старика в черном
и буду смотреть
как таджикские дети
носятся на самокатах
по усадьбе графа Шереметьева
так ему и надо
нельзя жениться на крепостных
глупый глупый
старик Жемчугов.
 

НЕ ПРОПАДАЙ

 
       Не пропадай. В какой унылый край
       Земная ось качнула это лето?
       И почему-то женщин очень жаль,
       Когда их сумочки подобраны по цвету
 
 
       К плащу. Печален неба свод,
       И листья каждой жилкой кровоточат
       И всё желтеет, тлеет и гниет,
       Но сдаться увяданию не хочет.
 
 
      Ты плачешь оттого, что ты живой,
      А всё прошло. Пчелою пролетело.
      Так плачет дерево под медленной пилой,
       Цилиндрами своё теряя тело,
 
 
      Так плачет мать, кроватку теребя,
       Невыбранное имя повторяя,
       И я как никогда люблю тебя,
       И я как никогда тебя теряю.
 

VENTSPILS

 
Сегодня никто не купит
цветы на рыночной площади
старуха в большой шапке
уйдет печальная
квадратные часы
замрут от удивления
баянист на Katrinasiela
не поднимет глаз
 
 
cлишком рано для прощания
зачем мы покидаем Вентспилс?
 
 
простреленная голова фонтана
смотрит с укоризной
цветные спины коров
остывают на ветру
никто не погладит
траурные бока сухогруза
с белым клеймом
 
 
мы покидаем Вентспилс
 
 
руки женщины
взбивают в мансарде подушку
и она забывает твой затылок
ночной шепот
повис между рамами
 
 
город ускользает
из рук
как мелкая рыба
и соль остается на чемоданах.
 

«Что там, на горизонте так сияет…»

 
Что там, на горизонте так сияет
Осколки звезд? Разбитого стекла?
А батюшка венчает, отпевает
С одним и тем же выражением лица.
 
 
Ведь жизнь проста. И смерть опять проста.
Все сложности лишь только в различеньи
Небесного и местного свеченья.
Не замирай. Учись читать с листа.
 

О ГЛАВНОМ

 
Когда меж огородов дач и вилл
бродило лето бедрами качая,
тебя любила я, и ты любил,
и шевелились лодки на причале
 
 
И темный колебался водоем,
и ласточки так низко гнезда вили,
мы шли на нерест – люди нас палили
как двух блядей под красным фонарем
 
 
Любимый, дерни, выдави стекло
к чему нам паcторальные картины,
гарпун держать ровней поможет спину,
согреет пульс электроволокно
 
 
пока на кафедре физических наук
какая-нибудь Белла или Ада
не зафиксирует реакцию распада
стучи хвостом, мой серебристый друг.
 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПОСЛЕДНЕЕ
РИФМОВАННОЕ

 
Из контурной карты изъята
мелеет река,
теперь межоконная вата
несет рыбака
 
 
Земли материнской отрада
ограды столбы,
и серое небо над садом
валит из трубы
 
 
Не нужен нам греческий ладан
и берег другой,
могилою пахнет рассада
гараж голубой.
 

ПАРИКМАХЕРШИ

 
Парикмахерши
держат в руках чужие головы
грустные потомки Далилы
они похожи на усталых актрис
Женщина на соседнем кресле
просит сделать с ней что-нибудь веселое
у нее красноватый кончик носа
и рот, опущенный вниз,
она похожа на цветок
который растоптали
Ей делают светлые, легкие кудри
теперь она похожа на девочку
которой пересадили лицо
Таджичка
сметая волосы
говорит по телефону
на тревожном языке
«Как же ты говоришь
«люблю тебя»
а сердце твое не со мною?»
говорит она
«Ты трижды обманул меня
и не сказал мне» – говорит она
и выбрасывает
волосы в корзину
Парикмахерши с лицами старух
и фигурами школьниц
курят у входа
пока перекись водорода
заставляет волосы
забыть свой цвет
забыть прошлое
Здравствуйте, парикмахерши
я принесла вам
свою голову
я сажусь перед зеркалом
и сила уходит из меня
 
 
Харон смазал уключины и ждет
 

ПАСЕЧНИК

 
Моя приятельница
вышла замуж за сына
испанского пасечника
 
 
я видела фотографии
старики всего мира
одеваются как братья
предпочитая коричневое и синее
они похожи как пчелы
 
 
у старости свой почерк
молодость просто ставит крестик
главные достопримечательности —
кладбище церковь мясокомбинат
та же пластиковая мебель
во дворе, увитом виноградом
паэлья – это желтый рис
мать жениха – бывшая женщина
 
 
моя приятельница —
невестка испанского пасечника
сорок километров до моря
шестьсот метров до кладбища
он кадит дымом
как священник
и улыбается
как чокнутый.
 

КО ДНЮ РОЖДЕНИЯ КУСТО

 
           Мой отец ушел от матери
           потом ушел от женщины
           к которой ушел от матери
           и от женщины
           к которой ушел от женщины
           к которой ушел от матери.
           Теперь он прописан
           на улице Жака Ива Кусто
           в Новой Усмани.
           Деревенские грамотеи
           не понимают в склонениях
           они написали в его паспорте
           улица Жака Ив Кусто.
           Отец расстраивается
           из-за этой ошибки
           из-за всех ошибок
           он ушел бы снова
           но идти больше некуда
           мой грустный отец
           с улицы Жака Ив.
 

НИЩИЕ

 
Идешь тайно
а они стоят
всё видят
с банками и стаканчиками
с костылями и обмотками
с вечным «спраздником» во рту
Господи
убереги меня от нищих
пусть отступят
им и так хорошо
у них Бог воскресает
каждую неделю
а у меня только раз
не хочу давать им бумажные
пусть громыхают
железом моей скупости
пусть идут
пока не получили
камень
ножницы
бумагу
я боюсь их сильнее
чем тебя
у них нахальные улыбки
и след от капучино
в стаканчике для подаяния
приди и уведи их
как псов от калитки
дай мне войти.
 

РОЯЛЬ

 
Любимый
купи мне рояль
я видела его
в витрине за стеклом
он стоял на вершине
белоснежного торта
маленький рояль
из черного шоколада
 
 
Так устала, что музыка
уже не звучит во мне
 
 
Дома я заварю чай
и откушу ему ножки
одну за другой
черно-белые клавиши
застынут на моей губе
треугольную крышку
я буду долго гонять за щекой
 
 
Я заем эту ненужную
эту лицемерную красоту
краковской колбасой
и желтым сыром
и лягу рядом с тобой
 
 
Ты еще любишь меня?
Тогда купи мне рояль.
 

ФИЗРУК

 
     Некоторые красивые женщины
     в детстве были уродливыми толстухами,
     некоторые уродливые толстухи
     в детстве были красивыми девочками.
 
 
     Не знаю, что утешительнее.
    Я всегда была примерно одинаковой
     не считая расцвета с 13 до 14 лет
     когда ко мне приставали
     в троллейбусах, автобусах
     просто на улице
     и даже школьный физрук
    у которого жена была тоже
     школьный физрук
     и я придумала «физрук физрука
     видит издалека».
     Одноклассники смеялись.
 
 
     Он носил обтягивающие треники
     и красный свисток на шее
    жаль, что не осталось никаких фотографий
     в доказательство того
    что физрук был хорош собой
     а я была еще прекраснее.
     Остались только мои
     cовсем детские
     на горшке
     c лицом заляпанным кашей
     и пухом вместо прически
     и все, кто смотрит, говорят:
     «ты почти не изменилась».
 

БАЛЛАДА О ПРОИГРАВШИХ

 
Проигравшие едут в метро
читают утренние молитвы
проигравшие женщины едут стоя
мужчины спят под ними —
они еще помнят о приличиях
 
 
В окна проигравших не светит солнце
они перемещаются под землей как черви
 
 
Ангелы не видят тех, кто под землей,
демоны не видят тех кто под землей
друг друга не видят те, кто под землей
 
 
Земля как столетний ворон
научилась говорить человеческими голосами —
мужскими и женскими
земля презирает проигравших
она говорит им
«cохраняйте спокойствие»
говорит
«следующая станция»
снова и снова повторяет
«следующая станция»
и её черное горло трясется от смеха
 

СТИХОТВОРЕНИЕ, НАПИСАННОЕ В ДЕНЬ СМЕРТИ БОУИ

 
Москва минус двадцать
бабка с ключами на веревке
не может попасть в домофон
руки скрюченные
авоська до земли
давайте я помогу вам бабка
ненадоненадо
столько их
московских пенсионеров
из-за квартир убиенных и замученных
смотрит испуганными
птичьими глазами
беру ее синюю лапку
прикладываю кружок к кружку
дверь с писком открывается
дальше не надо
давайте хоть сумку донесу
не надо
бабка-бабка
сколько ж тебе лет?
много
семьсят
да ты почти невеста
кому же я невеста?
новопреставленному
Дэвиду Боуи.
 

ЧЕРВЯК

 
Не люби меня,
потому что устанешь,
и не принесу тебе
ни мальчика,
ни девочку,
ни кофе в постель.
Я – червяк
у меня в животе
земля.
 

ОЖИДАНИЕ

 
В детстве
сладкий запах
отглаженного пионерского галстука,
дробь на линейке,
нежный полет комара в ночи
был ожиданием мужчины.
 
 
Любой домашний праздник:
запах салатов,
звяканье вилок и ложек,
нетронутая скатерть на столе,
звонок в дверь
был ожиданием мужчины.
 
 
Позже
в юности
слишком долго закрытая дверь туалета
с тянущимся оттуда запахом табака,
кружева торчащие
из ящика маминого комода,
та неприличная книжка,
самоиздат,
которая я однажды нашла у родителей,
низкий голос,
который ошибся номером,
влажный мрак
речного воздуха на турбазе
рассеченный треском цикад,
тошнота полуденного зноя,
кожа сгоревшая на солнце
касающаяся грубой
казенной простыни,
свет
льющийся из окна
гинекологического кабинета
в студенческой поликлинике,
запах разгоряченных шин
в центре города
все
было
ожиданием.
 

АВГУСТ

 
Лето отпели,
все возвращались с дач,
август как призрак
скорбно стоял позади,
ты мне сказал:
Очень красивый плащ,
тронул за пуговицу
на груди
 
 
Я не забуду
тамбура ржавый пол
на запотевшем стекле
надпись: «Марина – блядь»
Падает осень
зрелым плодом на стол
будто за лето
хочет долги отдать.
 

САMPER

 
Ботинки Кэмпер
почти не ношеные
купленные в Испании
я принесла тебе, Господи
 
 
Помню как стояла в них
на площади Таррагоны
оттуда было видно море
и какие-то развалины
Ботинки нещадно жали
клянусь
это был не тридцать шестой
а тридцать пятый.
 
 
Я протерла их тряпкой
и положила в коробку
три года они лежали как новые
даже чек сохранился
70 евро…
 
 
На столе
сбоку от распятия
мука и пряники
кофеты «ласточка»
подсолнечное масло
и ботинки Кэмпер
в коробке как новые
 
 
Господи, найди и одари ими тех
кто в них нуждается
это отличные ботинки
легкие и теплые
они помнят шум прибоя
и булыжники Таррагоны
но, Господи, не ошибись как я
там написано тридцать шестой
а на самом деле тридцать пятый.
 

ЗОЕ

 
Возвращаясь со свидания
я думала о маленьком домике
в котором пытали
Зою Космодемьянскую
кто-то призывал
защитить его от сноса
не знаю
может его стоит сровнять с землей
 
 
Мне нравятся нарциссы
у них измученная красота
как будто их долго пытали
 
 
Шла по улице и мне хотелось крикнуть
какое-нибудь длинное
и сложное слово
например «дифференциальный»
что-нибудь по-женски призывное
например:
«Ребята! Миелофон у меня!»
 
 
В том фильме
Колю тоже пытали
и он им ничего не сказал
 
 
Этой весной всех пытали
и никто
никому
ничего
не сказал.
 

РЫБКА

 
Я совсем не помню
свою первую женщину
Все помнят – а я нет.
Помню только
как лежал под кроватью
и плакал
Мне было шесть лет
Родители не купили мне
золотую рыбку в зоомагазине.
Помню пыль
собравшуюся у ножки дивана
полосу света из двери
и как мама что-то говорила
отцу на кухне.
Мне казалось, что моё сердце
разорвется от горя
от любви к рыбке
которая осталась плавать
там в аквариуме с ценником
У нее были радужные выпуклые глаза
нежный хвост
и оранжевое тело с круглыми боками.
Я мог бы часами описывать её
это была удивительная
единственная на свете рыбка.
А женщины были большие
крикливые
и совершенно одинаковые.
 

МАШЕ

 
В детстве
ходили с мамой
на Коминтерновское кладбище
Недалеко от дедушкиной могилы
был памятник
с фотографией девочки
в белом платье
с большим бантом
девочка улыбалась
Это Маша, – говорила мама
её папа
топором зарубил
Пока мама
красила ограду
я стояла и смотрела на шею девочки
Белая шея
над белым воротничком
На венках было написано:
«любимой дочке от мамы и бабушки»
Маша улыбалась
мурашки ползли у меня по спине
Мы снова шли на кладбище
и я просила:
Мама, расскажи мне про девочку
Про какую?
Про Машу, которую папа зарубил.
А что рассказать-то?
Ну как все было?
Пришел папа. Ночью. Пьяный.
А мама где была?
 
 
Я не знаю!
А девочка спала в своей кроватке?
Наверное
 
 
Я представляла Машу
в рубашке в горошек
как у меня
и папу
красивого и страшного
он входил в комнату.
 
 
Проснулась
спустя тридцать пять лет
пью кофе
смотрю в окно
ничего не чувствую
Здравствуйте
я – девочка Маша
которую папа
зарубил топором.
 

НОВОГОДНЕЕ

 
Ощущение бессмысленности
я бы сказала «тупика»,
но если быть честной
это предчувствие конца.
Доктор говорит
об угрозе анемии
и советует есть говядину
желательно субпродукты:
печень, легкие, сердце.
 
 
Купила четыре телячьих сердца
таких упругих и молодых,
что страшно держать в руках.
У телят длинные ресницы
и шершавый язык,
который к новому году
очень подорожал.
 
 
Утром первого января
открыла холодильник,
и мне на ногу упало
телячье сердце.
 
 
Ненавижу новый год.
 

БЕССОННИЦА

 
Этой ночью
как никогда
мне нужна собачка
вертлявая сучка
с маленькой красной пастью
вы когда-нибудь
клали палец
в раскрытый щенячий рот
с острыми как иглы
неопасными зубами?
щенячий рот – сотворение мира
оттуда начинается
все горячее и скользкое
все молодое и твердое
сильное и слабое
злое и ласковое
красное и черное
как жаль
что я не могу войти в собаку целиком
и исчезнуть
но если я положу палец
в её маленькую
красную пасть
то смогу уснуть.
 

МАЛЬЧИК

 
Стоя перед иконой Богородицы
забыла, о чем хотела просить
я думала о другом
о том,
что у меня нет
и вероятно уже никогда
не будет сына
 
 
Я стояла
и с ревностью
рассматривала её сына
так матери в поликлинике
cмотрят на чужих младенцев
 
 
Нарядный веселый мальчик
совершенно здоровый
и еще не распятый
смотрел на меня
и улыбался.
 

ЛЫЖНИКУ

 
Не люблю смотреть
в спину лыжнику
и вообще в спину.
Мне нравится
пустой лес
с лоснящейся лыжней.
Мне так хорошо
в этом одиночестве,
что даже собака мешала бы.
Иду и вспоминаю тех,
кто шел здесь раньше
это почти молитва.
Не знаю,
достойны ли эти люди,
красивы ли,
но желаю им счастья
просто за то,
что они проложили
в высоком снегу
эти две непересекающиеся линии
по которым
так легко идти,
что я останавливаюсь
смотрю в небо
и улыбаюсь.
 

СВОБОДНАЯ КАССА

 
Опять отпускаю тебя, любовь.
 
 
C ужасом смотрю,
как ты переходишь улицу,
становясь все меньше.
 
 
В этом весеннем городе,
похожем на большую прачечную
я смотрю и смотрю тебе вслед,
не замечая мальчика
в окошке Макдака
который уже минуту
кричит мне в лицо:
свободная касса!
 

ВЕСЕЛОЙ ВДОВЕ

 
смеркалось. над распахнутой землей
томился постоялец неподвижный,
и воздух надрывался тишиной,
когда веревки опускались ниже
 
 
корней и трав. и снова вверх ползли
и на ладонь ложились как ручные,
все подходили, брали горсть земли
не зная почему, но так учили
 
 
и было странно обрывать дела
и в землю класть непрожитое тело,
и безутешно плакала вдова
но к осени опять похорошела.