Текст книги "Как избежать климатических катастроф? План Б 4.0: спасение цивилизации"

ГЛОБАЛЬНАЯ ПРОДРАЗВЕРСТКА

По мере роста угрозы продовольственной безопасности возникает новая геополитика, характеризующаяся довольно тревожными симптомами. В рамках этой геополитики отдельные страны, действуя в собственных, узко понятых интересах, усиливают негативные тенденции. Это началось в конце 2007 г., когда страны – экспортеры пшеницы, такие как Россия и Аргентина, в попытке справиться с ростом цен на зерно на своих внутренних рынках ограничили или запретили его экспорт. По той же причине на несколько месяцев запретил экспорт риса и Вьетнам. Несколько других, менее крупных, экспортеров тоже ввели те или иные ограничения на экспорт зерна. Эти меры обнадежили население стран, экспортирующих зерно, но вызвали панику в десятках стран, зерно импортирующих²¹.

Когда цены на зерно и соевые бобы выросли втрое, правительства стран, импортирующих зерно, внезапно осознали, что не могут более полагаться на рынок как на инструмент обеспечения поставок. В связи с этим некоторые страны попытались заключить долгосрочные двусторонние торговые соглашения, которые гарантировали бы поставки зерна в будущем. Один из ведущих импортеров риса, Филиппины, заключили трехлетнее соглашение с Вьетнамом, в соответствии с которым страна должна была гарантированно получать 1,5 млн т риса ежегодно. Делегация из Йемена, который ныне импортирует большую часть необходимой ему пшеницы, отправилась в Австралию в надежде договориться о заключении долгосрочного соглашения об импорте австралийской пшеницы. Египет заключил долгосрочное соглашение с Россией о ежегодной поставке более 3 млн т пшеницы. Сходных договоренностей пытались добиться и другие страны-импортеры. Но на рынке, где условия диктует продавец, преуспели немногие²².

Неспособность договориться о заключении долгосрочных соглашений сопровождалась определенными мерами, предпринятыми наиболее богатыми странами – импортерами продовольствия, пытающимися приобрести или взять в аренду большие массивы сельскохозяйственных земель в других странах. По мере усугубления проблем со снабжением продовольствием мы становимся свидетелями беспрецедентной борьбы за землю, которая выходит за пределы национальных границ. Ливия, импортирующая 90% необходимого ей зерна и обеспокоенная доступностью поставок продовольствия, одной из первых стала присматривать земли за своими рубежами. После продолжавшихся более года переговоров Ливия заключила соглашение об аренде 100 тыс. га (250 тыс. акров) земли на Украине под выращивание пшеницы для своего населения. Приобретение такого рода – типичный пример соглашений, открывших новую главу в продовольственной геополитике²³.

Количество соглашений о приобретении земли, заключенных или рассматриваемых, поистине поражает. Международный институт изучения продовольственной политики (IFPRI) на основе преимущественно обзоров мировой прессы составил перечень, в который включено почти 50 таких соглашений. Поскольку пункта официальной регистрации подобных сделок не существует, никто не может с уверенностью сказать, сколько таких соглашений действует. И уж тем более никто не знает, сколько таких соглашений заключат в конечном итоге. Масштабное приобретение земель для наращивания снабжения продовольствием других стран – один из крупнейших экспериментов, когда-либо проводившихся в геополитике²⁴.

В сделках по приобретению земли правительства в каждом конкретном случае действуют по-разному. Иногда землю приобретают государственные корпорации. В других случаях покупателями являются частные компании, а правительства стран, инвестирующих в подобные сделки, используют свои дипломатические возможности для достижения соглашений, выгодных для инвесторов.

Страны, приобретающие землю за рубежом, – это по большей части те страны, населению которых уже недостаточно национальных земельных и водных ресурсов. В их числе следует назвать Саудовскую Аравию, Южную Корею, Китай, Кувейт, Ливию, Индию, Египет, Иорданию, Объединенные Арабские Эмираты и Катар. Саудовская Аравия ищет возможности купить или арендовать земли по меньшей мере в 11 странах, в том числе в Эфиопии, Турции, Украине, Судане, Казахстане, на Филиппинах, во Вьетнаме и Бразилии²⁵.

Страны, продающие землю или сдающие ее в аренду, напротив, часто являются странами с низкими доходами и еще чаще – странами, население которых страдает от хронического голода и недоедания. Некоторые из них зависят от Всемирной продовольственной программы, благодаря которой получают часть необходимого им продовольствия. В марте 2009 г. газета Financial Times сообщила о том, что в Саудовской Аравии торжественно встретили первую партию риса, который был выращен на земле, приобретенной в Эфиопии, где 4,6 млн человек получают пропитание благодаря помощи по линии Всемирной продовольственной программы. Другой страной, в которой крупные участки земли куплены Саудовской Аравией и еще несколькими странами – импортерами зерна, является Судан. По иронии судьбы, Судан – страна, которая получают самую большую помощь по линии Всемирной продовольственной программы.²⁶

Индонезия согласилась предоставить саудовским инвесторам доступ к 2 млн га (4,9 млн акров) земли, предназначенной по большей части для выращивания риса. Саудовская компания Binladin Group ведет переговоры об освоении 500 тыс. га земли и выращивании риса на площадях, находящихся в индонезийской провинции Папуа. Впрочем, эти переговоры приостановлены, по всей вероятности, по финансовым причинам²⁷.

Среди прочих стран особо выделяется масштабами своих инвестиций в приобретение земли Китай. Китайская компания ZTE International получила права на 2,8 млн га (6,9 млн акров) земли в Демократической Республике Конго для производства пальмового масла, которое можно использовать либо в пищу, либо для производства биологического горючего для дизельных двигателей. Таким образом, конкуренция между продовольствием и горючим проявляется и на этом уровне. Для сравнения: площади, приобретенные китайской компанией в Демократической Республике Конго составляют 2,8 млн га, а для производства кукурузы – основного продукта питания конголезцев – 66 млн жителей Конго возделывают лишь 1,9 млн га. Как Эфиопия и Судан, Конго зависит от поставок продовольствия по линии Всемирной продовольственной программы. Кроме того, Китай ведет переговоры о приобретении 2 млн га в Замбии. На этих площадях Китай планирует развернуть выращивание многолетних масличных культур. В числе других стран, в которых Китай приобрел земли или планирует это сделать, Австралия, Россия, Бразилия, Казахстан, Мьянма и Мозамбик²⁸.

Южная Корея, один из главных импортеров зерна, является крупным инвестором в нескольких странах. Заключив сделки о приобретении 690 тыс. га (1,7 млн акров) земли в Судане для выращивания пшеницы, Южная Корея сделала решительный рывок в деле достижения продовольственной безопасности. В перспективе эти площади составят почти 3/4 тех 930 тыс. га, которые Южная Корея использует ныне для производства риса, основного продукта питания корейцев. Корейцы также присматриваются к российскому Дальнему Востоку, где планируют выращивать зерновые и соевые бобы²⁹.

Одна из малозаметных особенностей этих приобретений состоит в том, что такие сделки одновременно являются и сделками по приобретению воды. Неважно, получает ли земля воду в результате дождей или через ирригационные системы, подобные сделки представляют собой заявку на водные ресурсы страны, в которой куплена земля. Земли, приобретенные в Судане, получают воду из Нила, возможности которого уже использованы в полной мере, а это означает, что Египет получит меньше воды из Нила и будет еще сильнее зависеть от импорта зерна³⁰.

Подобные двусторонние сделки по приобретению земли вызывают много вопросов. Для начала заметим, что переговоры о приобретении и аренде земли и соглашения, которыми они завершаются, непрозрачны. Обычно в обсуждение и решение этих вопросов вовлечено несколько высокопоставленных должностных лиц, и условия сделок конфиденциальны. Проблема заключается не только в том, что за столом переговоров отсутствуют многие заинтересованные лица (например, земледельцы), но и в том, что эти лица не информируются о подобных сделках до тех пор, пока не подписаны соответствующие соглашения. А так как в странах, в которых покупают или арендуют землю, земли эти редко пустуют, подобные соглашения предполагают, что многих местных земледельцев попросту сгонят с земли, которая может быть конфискована или выкуплена по ценам, установленным покупателями или властями. Это обстоятельство объясняет враждебность, с которой часто относится к сделкам о покупке и аренде земли общественность стран, уступающих землю иностранцам.

Например, Китай подписал с правительством Филиппин соглашение об аренде более миллиона гектаров, на которых китайцы собираются производить сельскохозяйственную продукцию и отправлять ее в Китай. Как только благодаря утечке информации сведения об этой правительственной сделке стали достоянием гласности, возмущение общественности и особенно филиппинских земледельцев вынудило правительство приостановить соглашение. Аналогичная ситуация возникла и на Мадагаскаре, где южнокорейская компания Daewoo Logistics приобрела права более чем на 1 млн га, что равно примерно половине площади Бельгии. Эта сделка спровоцировала политический скандал, который привел к смене правительства и аннулированию соглашения. С сопротивлением, которое оказывает население Замбии попыткам приобрести 2 млн га, сталкивается и Китай³¹.

Этот новый способ укрепления продовольственной безопасности также вызывает вопросы, связанные с проблемой занятости населения. По меньшей мере две страны, Китай и Южная Корея, планируют в некоторых случаях отправлять в страны, где приобретены или арендованы земли, своих сельскохозяйственных рабочих. Также возникает и проблема, связанная с внедрением на купленных или арендованных землях крупномасштабного коммерческого механизированного сельского хозяйства. Является ли такое внедрение тем, в чем нуждаются страны-реципиенты, страдающие от безработицы?³²

Если в стране-реципиенте растут цены на продовольствие, сможет ли страна-инвестор свободно вывозить зерно, выращенное на приобретенной земле? Или же для обеспечения этого вывоза придется нанимать охранников? Осознавая эту потенциальную проблему, правительство Пакистана, которое пытается продать или сдать в аренду 400 тыс. га, предлагает инвесторам службу безопасности, насчитывающую 100 тыс. человек. Эта армия будет защищать землю и активы инвесторов. От кого защищать? От голодающих пакистанцев? Или, может быть, от крестьян, земли которых будут конфискованы для продажи инвесторам?³³

Другим тревожным аспектом многих инвестиций в землю является то, что подобные проекты осуществляются в странах вроде Индонезии, Бразилии и Демократической Республики Конго, где расширение сельскохозяйственных угодий обычно означает уничтожение тропических влажных лесов, которые связывают большие количества углерода. Уничтожение этих лесов может заметно повысить уровень выбросов углерода в атмосферу, что усилит угрозу, которую создают изменения климата для мировой продовольственной безопасности.

Правительство Японии, Международный институт изучения продовольственной политики, другие государства и организации заявляют о необходимости разработки инвестиционного кодекса, который будет регулировать соглашения о приобретении земли. Такой кодекс, по замыслу сторонников этой идеи, должен уважать права населения стран, продающих или сдающих в аренду свою землю, а также права инвесторов. По-видимому, Всемирный банк, ФАО и Африканский Союз разрабатывают свои кодексы поведения³⁴.

Таким образом, усиливающаяся неуверенность всего мира в стабильном обеспечении продовольствием открыла новую геополитику дефицита продовольствия, геополитику международной, пренебрегающей национальными границами конкуренции за землю и воду. Многие сделки о приобретении земель заключены со странами, страдающими от голода и нехватки земли, и оставляют меньше площадей под производство продовольствия для населения стран, продающих эти площади. Опасность в данном случае заключается в усугублении голода и политической нестабильности, что приведет к увеличению числа разваливающихся государств.

Ни одна страна не обладает иммунитетом, который защищал бы ее от последствий сокращения снабжения продовольствием. Даже США, являющиеся мировой кормушкой. Если, к примеру, Китай начнет закупать огромные количества зерна на мировом рынке – как эта страна недавно и сделала, совершив крупные закупки соевых бобов, – то непременно обратится с этим предложением и к США, которые доминируют на мировом рынке зерна. Для американских потребителей перспектива конкуренции за американское зерно с 1,3 млрд. китайских потребителей с быстро растущими доходами – кошмарный сценарий³⁵.

В такой ситуации для США было бы соблазнительно ограничить экспорт, что, например, они и сделали, введя ограничения на экспорт зерна и соевых бобов в 70-х годах ХХ в., когда внутренние цены на продовольствие стали быстро повышаться. Но в отношениях с Китаем, который в настоящее время держит облигации государственного долга США на сумму, превышающую 1 трлн долларов, введение ограничений на экспорт продовольствия – не вариант. На ежемесячных аукционах по продаже ценных бумаг казначейства США, за счет которых и финансируется растущий дефицит американского бюджета Америки, Китай часто оказывается ведущим международным покупателем. В сущности, Китай стал банкиром США. Американские потребители, нравится им это или нет, будут делиться американским зерном с китайскими потребителями, как бы высоко ни поднялись цены на продовольствие³⁶.

ПИРАМИДА ПОНЦИ МИРОВОГО МАСШТАБА

Сегодня наша плохо управляемая мировая экономика во многом схожа со схемой Понци. Организаторы таких схем принимают платежи у множества инвесторов и используют полученные деньги для выплаты процентов. Создается иллюзия, что такие схемы обеспечивают весьма привлекательные нормы прибыли за счет искусного принятия инвестиционных решений, тогда как на самом деле эти неотразимо высокие прибыли отчасти являются результатом паразитического потребления базовых активов, обеспечивающих деятельность компаний. Инвестиционный фонд, работающий по схеме Понци, может действовать до тех пор, пока поток новых инвесторов достаточен для поддержания высоких прибылей, которые выплачиваются инвесторам, ранее вложившим деньги в такой фонд. Когда это становится невозможным, схема разваливается, что в декабре 2008 г. и произошло с инвестиционным фондом Бернарда Мэдоффа, в который было привлечено 65 млрд долларов³⁷.

Хотя механизм функционирования мировой экономики и инвестиционная схема Понци не вполне аналогичны, некоторые параллели вызывают беспокойство. Еще примерно в 1950 г. мировая экономика существовала более или менее по средствам, потребляя только на устойчивом уровне, т.е. ту норму прибыли, которую могли обеспечивать природные системы. Но потом, когда экономика выросла вдвое, а затем снова вдвое, и продолжила рост, достигнув восьмикратного увеличения, она начала преступать пределы устойчивого роста и потреблять базисные активы. В одном из исследований, опубликованных в 2002 г. Американской национальной академией наук, группа исследователей под руководством Матиаса Ваккернагеля пришла к выводу: совокупный спрос человечества впервые превзошел регенеративные возможности Земли примерно в 1980 г. В 2009 г. глобальный спрос, предъявляемый к природным системам, превосходит устойчивые репродуктивные возможности этих систем приблизительно на 30%. Таким образом, мы удовлетворяем текущие потребности отчасти за счет потребления естественных активов Земли. Тем самым мы создаем предпосылки грядущего краха системы, очень похожей на схему Понци. Этот крах наступит тогда, когда эти естественные активы будут истощены³⁸.

По состоянию на середину 2009 г. почти из всех крупных подземных резервуаров воды в мире выкачивают чрезмерные объемы. До того, как началась эта чрезмерная эксплуатация водных ресурсов, у нас было больше воды для орошения, так что обеспечение водой идет точно по схеме Понци. Представления о том, что в сельском хозяйстве все обстоит прекрасно, обманчивы: в реальности сейчас, по самым общим оценкам, 400 млн человек кормятся за счет чрезмерной эксплуатации запасов подземных вод, а это процесс, по определению, краткосрочный. Поскольку запасы подземных вод истощаются, этот продовольственный пузырь, возникший благодаря чрезмерному использованию подземных вод, вскоре лопнет³⁹.

Сходная ситуация складывается и с тающими горными ледниками. Когда ледники начали таять, потоки талых вод устремлялись в реки и оросительные каналы, питая их сильнее, чем до начала таяния. Однако после того как была пройдена некая точка, когда мелкие ледники исчезли, а площади крупных ледников сократилась, объемы талой воды уменьшились, а вслед за этим стали мелеть и реки. Итак, в обеспечении сельского хозяйства водой параллельно разыгрываются две схемы Понци.

На самом деле таких схем намного больше. Поскольку численность населения и численность поголовья скота растут более или менее согласованно, растущий спрос на корма для скота стал, в конце концов, превышать устойчивые уровни производства кормов на пастбищах. В результате скот вытаптывает пастбища, уничтожает почвенный слой, что приводит к опустыниванию. В какой-то момент стада истощенного до крайности скота гибнут. В этой схеме Понци пастухи вынуждены либо полагаться на продовольственную помощь, либо мигрировать в города.

В настоящее время в трех четвертях районов рыболовства в мире рыбу добывают в количествах, равных или превышающих регенерирующие возможности этих промысловых районов. Если так будет продолжаться, многие из этих районов рыбного промысла перестанут существовать. Проще говоря, чрезмерный вылов рыбы означает, что мы берем рыбу из океана быстрее, чем она может воспроизвести свое поголовье. Район лова трески у побережья Ньюфаундленда в Канаде – отличный пример того, что может случиться. Промысловый район, долгое время бывший самым богатым районом добычи рыбы в мире, в начале 90-х годов ХХ в. перестал существовать и, возможно, никогда уже не восстановится⁴⁰.

Пол Хокен, автор книги Blessed Unrest («Благословенное беспокойство»), хорошо сформулировал суть происходящего сегодня: «Сегодня мы разворовываем будущее, которое продаем в настоящем, и называем это валовым национальным продуктом. Мы можем столь же просто создать экономику, основанную не на расхищении будущего, а на его врачевании. Мы можем либо создавать активы на будущее, либо забирать активы из будущего. Одно называется восстановлением, другое – эксплуатацией»⁴¹.

Действительно, если мы будем продолжать опустошать запасы подземных вод, вытаптывать пастбища до голой земли, чрезмерно вспахивая пашни и выбрасывая в атмосферу чрезмерные количества углекислого газа и так далее в том же духе, как долго будет продолжаться это безумие? До тех пор, пока экономика Понци не расползется как гнилая тряпка и не развалится? Ответ неизвестен. Наша индустриальная цивилизация никогда еще не находилась в таких условиях.

В отличие от схемы Понци, использованной в предприятии Бернардом Мэдоффом, который учреждал свой фонд, зная, что он когда-нибудь развалится, наша глобальная экономика Понци создавалась отнюдь не для того, чтобы погибнуть. Она вышла на гибельный путь под воздействием рыночных сила извращенных мотивов и стимулов и ошибочных критериев прогресса. Мы слишком полагаемся на рынок, ибо он во многих отношениях – потрясающий инструмент. Он распределяет ресурсы с эффективностью, с которой не может сравниться ни один орган централизованного планирования, и легко устанавливает равновесие спроса и предложения.

Однако у рынка есть некоторые фундаментальные потенциально фатальные слабости. Рынок не уважает устойчивые пределы отдачи прибавочного продукта, которые присущи естественным системам. Кроме того, рынок отдает предпочтение не долгосрочным, а краткосрочным целям, не проявляя особой заботы о будущих поколениях. Рынок не включает в цены товаров косвенные издержки производства. В результате рынок не может подавать сигналы, которые предупреждали бы нас о том, что мы попались в ловушку схемы Понци.

В дополнение к потреблению базисных активов мы также изобрели и хитрые приемы, позволяющие не вносить в бухгалтерские книги некоторые издержки, поступая в значительной степени именно так, как несколько лет назад это проделывала бесславно обанкротившаяся техасская энергетическая компания Enron. Например, когда мы используем электроэнергию, полученную на станции, работающей на угле, местная распределительная станция ежемесячно присылает нам счета. В счет входит стоимость добычи угля, его транспортировки на электростанцию, стоимость его сожжения на электростанции, производства и поставки электричества в наши дома. Однако в этих счетах не учитываются издержки, сопряженные с изменениями климата, которые вызваны сжиганием угля. Счет на эти расходы придет позднее – вероятно, нашим детям. К их несчастью, сумма счета, который предъявят им за использованный нами уголь, будет больше той, которую ныне платим мы⁴².

Когда сэр Николас Стерн, бывший главный экономист Всемирного банка, опубликовал в 2006 г. свое потрясающее исследование об издержках, которые сулит в будущем изменение климата, он говорил о крупном провале рынка. Если говорить конкретнее, он говорил о неспособности рынка включить связанные с изменением климата затраты в цену ископаемых видов топлива. По мнению Стерна, эти затраты измеряются триллионами долларов. Разница между рыночными ценами на ископаемые виды топлива и справедливой ценой, включающей и издержки, которые учитывают вред, причиняемый обществу экологическими последствиями сжигания таких видов топлива, огромна⁴³.

Как люди, принимающие экономические решения, – потребители, сотрудники, составляющие планы корпораций, министры или инвестиционные банкиры, мы все зависим от рынка, поставляющего нам информацию, которой мы и руководствуемся при принятии решений. Для того чтобы рынки работали долгое время, а субъекты экономики принимали здравые решения, рынки должны предоставлять надежную информацию, в том числе о полной стоимости продуктов. Но рынок дает нам неполную информацию. В результате мы принимаем плохие решения.

Один из наиболее ярких примеров этой несостоятельности рынка можно найти в США, где в середине 2009 г. на заправках цена галлона бензина равнялась примерно 3 долларам. Эта цена отражает только расходы, сопряженные с поисками нефти, ее добычей, переработкой в бензин и доставкой бензина на заправочные станции. В этой цене не учтены ни затраты, связанные с преодолением изменений климата, ни расходы на налоговые субсидии нефтяной промышленности (такие, как скидки на истощение запасов нефти), ни стремительно растущие военные расходы на защиту доступа к нефти на политически нестабильном Среднем Востоке. Не учтены в этой цене и расходы на лечение заболеваний органов дыхания, вызванных загрязнением воздуха⁴⁴.

Основываясь на исследовании, выполненном Международным центром оценки технологий, можно подсчитать, что в настоящее время эти затраты составляют приблизительно 12 долларов за галлон бензина, сжигаемого в США (или 3,17 доллара за литр). Если к этой цене прибавить 3 доллара прямых затрат на производство бензина, владельцам автомобилей пришлось бы платить на заправках за галлон бензина 15 долларов. В действительности сжигание бензина обходится очень дорого, однако рынок говорит нам, что это дешево, и тем самым страшно искажает структуру экономики⁴⁵.

Сходная ситуация существует и на продовольственном фронте. Если бы мы оплачивали полную стоимость производства продовольствия, в том числе истинную стоимость топлива, используемого при производстве продовольствия, если бы мы оплачивали будущие расходы, связанные с истощением запасов воды, эрозией почв и увеличением выбросов углекислого газа в атмосферу в результате уничтожения лесов, продовольствие обходилось бы нам намного дороже того, что мы платим в супермаркете за продукты.

Помимо того, что рынок игнорирует косвенные затраты, он еще и недооценивает услуги, которые оказывает нам природа. Это стало совершенно ясно летом 1998 г., когда в Китае произошло одно из самых страшных наводнений в истории, затопившее долину реки Янцзы, в которой проживает почти 400 млн человек. Нанесенный этим наводнением ущерб оценивался в 30 млрд – сумма, равная стоимости годового сбора риса в Китае⁴⁶.

После нескольких недель наводнения Пекин объявил о введении запрета на вырубку деревьев в долине Янцзы. Оправдывая этот запрет, правительство отметило, что живые деревья стоят втрое больше срубленных, – леса, оказывающие услуги по сдерживанию наводнений, намного ценнее древесины, которую можно заготовить из срубленных деревьев. В сущности, рыночная цена занижала стоимость леса втрое⁴⁷.

Рынок не уважает нагрузки, которые способны выносить природные системы. Например, если рыбный промысел постоянно и чрезмерно увеличивают, уловы в конце концов станут сокращаться, а цены на рыбу – расти, что будет стимулировать дальнейшие инвестиции в рыболовный флот. Неизбежным результатом этого станет стремительное падение уловов и гибель промыслового района.

Сегодня нам необходим реалистичный взгляд на взаимоотношения, связывающие экономику и окружающую среду. И более чем когда-либо в прошлом нам необходимы политические лидеры, способные видеть целиком картину происходящего. А поскольку главными советниками правительств являются экономисты, нам нужны либо экономисты, способные мыслить так, как мыслят экологи (редкие примеры таких экономистов – сэр Николас Стерн и Герман Дейли, первопроходец экологической экономики), либо больше советников-экологов.

Рыночное поведение, включающее неспособность учитывать косвенные затраты на производство товаров и услуг, оценивать услуги, оказываемые природой, и уважать пределы устойчивой производительности, ведет к разрушению природных систем, поддерживающих экономику. В какой-то момент ухудшение отношений между экономикой и ее природными основами начинает взимать политическую пошлину, что способствует распаду государств.