Текст книги "Тридцать пять дробь тридцать"

Лев Иванович Биноклев
Тридцать пять дробь тридцать

Я родился, рос, кормили соскою, – жил, работал, стал староват… Вот и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова.

Владимир Маяковский

www.superizdatelstvo.ru

© Лев Иванович Биноклев, 2024

© Супер Издательство, 2024

Вы не поверите. Каждый раз, когда я прохожу или проезжаю мимо своего дома, Кутузовский проспект, дом 35/30, у меня замирает сердце. В памяти просыпаются детские воспоминания. Учащается пульс, и щекочет то ли в глазу, то ли в горле, может, от солнечных бурь, может, просто так. Боль от утраты детства настойчиво преследует нас всю жизнь. Я очень гордился, что жил в этом самом красивом доме с колоннами, в квартире на восьмом этаже с балконом и видом на Триумфальную арку!

Фото Кутузовского проспекта 1953 года сделал Наум Грановский

На последнем этаже, где и находились колонны, раньше располагался ресторан. Потом его закрыли, потому что якобы подвыпившие посетители падали вниз, невзирая на ограждения. Я как-то и этим гордился. Всё мне в доме сталинской постройки нравилось. И высокие потолки с шикарной лепниной, и широкие бетонные подоконники, и дубовый паркет, который полотёрная машина натирала специальной мастикой. Удивляло, что по углам комнат в паркете были установлены металлические решётки для вентиляции пола. Радовало, что окна выходили на станцию метро «Кутузовская» и было слышно, как тормозят и разгоняются метропоезда. Ночью мерно громыхала товарными вагонами кольцевая железная дорога. Я только крепче спал, представляя себя пассажиром поезда, следовавшего, как мне бы хотелось, к Чёрному морю. Машин тогда было поменьше, но и они создавали некий шумовой фон.

В доме была булочная, там продавали и пирожные: песочная полоска прямоугольной формы, с прослойкой из повидла, посыпанная орехами, – шедевр кулинарного искусства времён СССР. Еще имелся в доме спортивный магазин, я был постоянный его посетитель. Мечтал купить всё, что там продавалось, особенно снегокат «Чук и Гек» стоимостью сорок рублей. Купили же мне клюшку «КиД», на что во дворе мне сразу расшифровали: «клюшка игрока-дурака». Позже мне купили настоящую иностранную клюшку, задорого. Много я ей не наиграл: ребята постарше во дворе в коробке щёлкнули пару раз шайбой и суперклюшка сломалась. Снегокат мне сделал папа из старых лыж, но долго он не прослужил. А новую клюшку я получил в качестве приза в зимнем лагере от завода имени Хруничева, где работал папа, за скоростной спуск на санках с горы. Правда, она была для русского хоккея с мячом. Ещё много лет я выбивал ей ковры на улице. Такая у меня была домашняя работа.

Ковры доставались в тяжких трудах: родители девять месяцев отмечались в очереди на их покупку. Один ковёр висел на стене, как в юрте, назывался «Русская красавица», другой лежал на полу, весь такой зелёный. На этом волшебном ковре мама отгадывала кроссворды в газете «Вечерняя Москва», используя большой энциклопедический словарь в двух томах как сейчас используют интернет, а я играл в солдатиков. Расставленные в ряды и колонны оловянные солдатики метко поражались пластмассовыми снарядами с резиновыми наконечниками из пушки за шесть рублей, купленной в «Доме Игрушки».

Ещё на ковёр время от времени высыпали и пересчитывали накопления – десятикопеечные монеты из бутылки из-под шампанского. Купили на эти деньги хрустальную вазу чешского производства, чуть ли не за восемьдесят рублей. Это два снегоката «Чук и Гек».

Ковры, хрусталь и книги – это три кита, на которых держался миф о благосостоянии советского человека. На самом деле слонов было больше, около шести, как говорил Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб устами пионера Вольки ибн Алёши на уроке географии в школе. «Земля, о достойнейшая и благороднейшая из преподавателей и наставников, имела и имеет форму плоского диска и омывается со всех сторон величественной рекой, называемой "Океан". Земля покоится на шести слонах, а те стоят на огромной черепахе. Вот как устроен мир, о учительница!» – так толково изложена теория о плоской земле в советском кинематографе («Старик Хоттабыч», 1956 год).

Из второй тройки слонов, отвечающих за благосостояние советского человека, могу отметить приобретение цветного телевизора марки «Рубин». Старый чёрно-белый «Рекорд» выработал свой ресурс: телевизионные программы переключали с помощью плоскогубцев, а помехи на экране исправляли ударом кулака сверху по корпусу телевизора.

Ещё один слон – стенка – у нас появился после переезда в отдельную квартиру. Была она из ДСП и бесила меня. С некоторой натяжкой стационарный телефон тоже можно было считать признаком принадлежности к привилегированной прослойке общества, ещё одним слоном. Наш телефон висел на стене, у входной двери, в общем коридоре коммунальной квартиры. Длинный провод к чёрной, как весь аппарат, трубке, мог позволить вести секретные разговоры из личных комнат. Но такого, к сожалению, не было. Наш телефон напоминал уличный телефон-автомат.

Основным элементом убранства нашей квартиры были полки с книгами. Особой гордостью считались собрания сочинений известных писателей. Русская классическая литература была представлена наиболее полно красивыми корешками. Любовь к чтению художественной литературы прививалась мне на Чёрном море. Купаться разрешалось только после того, как я, прочитав задание мамы, от сих до сих мог связно пересказать содержание художественного отрывка.

Для пополнения библиотеки сдавали по двадцать килограммов макулатуры, накопленные газеты и журналы в обмен на абонемент на покупку произведений Александра Дюма, Джека Лондона, Мориса Дрюона, Жуля Верна. Ещё книги мама привозила из туристических поездок по всей стране, где сопровождала группы с предприятий и организаций. Это была как бы и вторая работа, и увлечение одновременно.