Текст книги "Эпоха любви"

Еще о Трое…

 
Младая бл..дь стальным копытом роет
Феррари-алый свадебный ковер…
 
 
Когда Парис украл Елену в Трою,
Все старцы Трои вскрикнули: Позор!
 
 
Приам, твой сын похотник, а не воин!
Мы эту женщину от греков не укроем, —
Его любовь разрушит Трои трон!
 
 
Парис неправ, сказал Приам, не скрою.
Но, будь я молод, я б любил, как он.
 
 
Да, греки победили в той афере:
Тому пять тысяч лет, как Трои нет.
 
 
Но есть Ахилл и Гектор в той же мере,
В какой над Грецией погас античный свет.
 
 
6. 20. 1974
 

Сага несчастной любви

Она не носит лифов и духов,

Округлые, живут под кофтой груди.

Они не терпят никаких оков

Помимо губ моих, но кто осудит?

Мы счастливы, и это видно всем.

Под нами снег и лед шипят и тают.

Мы источаем мед любой осе,

Которая над нами пролетает!..

Чем это кончится, нечетко видим мы.

Устав от страсти, говорим о свадьбе,

И строим планы посреди зимы

О занавесях, детях и усадьбе…

Но Бог давал, а дьявол отбирал.

Грабитель был сильнее, чем Даритель.

Я описал все то, что потерял.

Теперь над нашей сагой плачет Зритель.

12. 4. 1975

Полночь в полдень

 
Чайки лаяли лисьим фальцетом
За объедки картошки дерясь.
 
 
Я любил, но не думал об этом
Этим летом, безрадостным летом,
В полуденное море вперясь.
 
 
Каждый полдень у пристани утлой
Я съедаю мой сандвич, курю.
 
 
Говорю с тобой две-три минуты.
 
 
У тебя в этом времени суток
Полнолуние, говорю.
 
 
Ты киваешь. За два океана,
И полтыщи врозь прожитых дней,
 
 
Ты нечаянно, окаянно,
Лунным светом в ночи осиянна,
 
 
Смотришь в море навстречу мне.
 
 
Эта россыпь алмазов в полдень,
Этой лунной дорожки жесть,
Знаю, встретятся, чтобы вспомнил, —
 
 
Несмотря на судьбу и пошлость
Обстоятельств, людскую месть, —
 
 
Каждый любящий, кто он есть, —
 
 
Дабы верил: порвутся сети
Предначертанной немоты, —
 
 
Чтобы в лунном иль солнечном свете
Мы сумели друг друга встретить, —
 
 
Чтобы сбылись на этом свете
Наши помыслы и мечты.
 
 
Август 1977
 

Больше мне не пиши

 
Больше мне не пиши.
Не хочу вспоминать.
Мы с тобой – каннибалы великой любви.
 
 
От нее уж давно ничего не осталось.
Будь красива и счастлива.
 
 
Но теперь навсегда без меня.
 
 
9. 9. 1978
 

Любовь

 
В сосуд возвышенной печали
Немного счастья подмешали.
 
 
Что ж получилось из того?
 
 
Любовь поэта одного.
 
 
11. 5. 1978
 

Когда-то возлюбленной

Красавица в летах, уходишь в Лету

Отсутствий штор, любовников, зеркал,

И прочих штучек, делавших планету

Комфортным местом для советских дам.

1989

Советским девушкам

Советским девушкам – хвала.

По ним, тоскуя, плачу.

У каждой Золушки зола

Своя, – своя удача.

Я был порой им в горле ком, —

Ненаш, и пятый угол, —

Порой – возлюбленным врагом,

Всегда – сердешным другом.

Они умели полюбить,

Смешавши грустъ и похоть, —

Порою преданными быть,

Порой, – предать со вздохом.

В уме тасую лица их

Ньюйоркскими ночами.

Они мне снятся птицами

С горячими крылами, —

И в стороне от толстых плеч

Супруги, мирно спящей,

Во сне мечтаю снова лечь

Меж бедер их лядащих.

5. 7. 1989

Отец: Десятая годовщина

 
                                                                                 1978 – 1989
 
 
В лунных оспинах, в солнечных алых рубцах
Блудный сын возвратился на могилу отца.
 
 
Из дорожной сумы хлеб изгнания он достает,
Соль отчаянья, памяти тающий лед.
 
 
На могильной плите, распластавшись,
                                                          как уж пред совой,
Я молю о прощеньи, прощаю, прощаюсь с тобой.
 

7. 22. 1989

Куры

Наш путь пересекает хутор на

Краю оврага, где гремит камнями

Невидимый ручей, и мостик уже,

Чем бедра моей спутницы.

За ним

Семнадцать миль большой степи, и нам

До ночи не добраться до гостиниц.

Хозяин предложил ночлег в амбаре,

На свежескошенной соломе:

«Лишь дождитесь

Захода солнца, чтобы наши куры

Зашли в сарай и заняли насест…»

Так мы и сделали, и подражая круглым

Степенным белым курам, аккуратно,

Стараясь не размахивать руками,

Зашли в строение и тихо сели в сено…

Клокочущий недоуменьем, белый

Петух зашел последним, и с порога

Взлетел на верхнюю неструганную жердь.

Как хорошо, усталым после марша,

Вдыхая запах мяты и полыни,

Сквозь дыры в древней крыше наблюдать,

Как на темнеющей опушке между туч

Похожая на курицу, луна

Несется звездами и на насест взлетает…

1992

Поездка в Кенингсберг

 
С высоты верхней стены с бойницами, —
Как ее название у настоящей крепости? Бэтлмент? —
 
 
Виден довольно глубокий,
Oбложенный гранитным булыжником
                                                        полукольцевой овраг, —
Настоящий средневековый крепостной ров,
                           когда-то заполненный черной водою…
 
 
Теперь, безнадежно старый и пустой,
Зияющий донными дырами, он походил
На слепок гигантского челюстного протеза, —
 
 
Сооруженного в воспомоществование титану, —
Из тех, с кликухою «Гекатонхейры», сторуких бестий,
Кому, помогая отцу уничтожить их,
 
 
Выбил стрелами зубы бессмертный сын Зевса Геракл. Урра!
 
 
Из всей поездки на поезде в Калининград,
Я запомнил только мою попутчицу, звать Машей,
И эту страшную старую крепость.
 
 
Девушка довольно юна, – второкурсница, —
                                                и красиво, хорошо сложена.
Синеглазая и русая, она картавила,
                                                    и это было очень забавно.
 
 
Говорит, что картавила всегда, и с младых ногтей
Очень переживала по этому поводу:
Меня все за еврейку принимают!… и все такое.
 
 
Русский комплекс еврейства!
 
 
Когда я ей, к слову, во время любовной передышки,
Сказал про себя, что еврей, она, – посереди интима, —
Оторопела и растерялась.
 
 
И поспешно засобиралась назад в Питер.
 
 
Вот так, мак-дурак, тебе говорили, а ты не верил.
Воистину так!..
 
 
Лето 1996
 

Настя Данич

 
Вот моя внучка Настя —
Серьезнейший человек.
Она – подмастерье счастья, —
 
 
В ведро или ненастье
Она утишает страсти
Смехом и своевластьем:
 
 
Долог будь Настин век!
 
 
О красоте моей внучки
Шепчутся в небе тучки,
А в траве-мураве, где роса
 
 
Вот кто хвалят ее глаза:
 
 
Русские и якуты,
Поэты-обереуты,
Юный мормон из Юты,
Старый волчище лютый,
Два зайчика и лиса!
 
 
Такие глаза у Настюты,
Что с ними шутки не шутят —
Синие, что небеса!
 
 
Там радуга и салюты,
Там черные парашюты
Высаживают десант!..
 
 
9. 1. 1996
 

Ирландия

Где овцы катились, как капельки ртути,

По дивному склону холма,

Ты рассмеялась, воскликнула: Будет

Друг друга сводить с ума!

Смотри, как Ирландии хочется, чтоб мы

Не ссорились, – никогда!

Чтоб было опрятно и чисто, как дома,

В душе – и прощай, города!

Давай не вернемся, останемся в этой

Деревне, здесь сладко любить!

Попробуем вместе до нового лета,

На миг не расставшись, прожить!..

Ну что ж, остаемся. Но только недолго

Длилась решимость твоя.

Ссора за ссорою сор и осколки

Оставили от бытия.

Заперты снегом в ирландской деревне,

Виски глушили тоску.

Ты примеряешь ирландский передник,

И улетаешь в Москву.

Миска с куском деревенского хлеба.

В комнате воздух парной.

Как ты была жестока и нелепа!

Как славно расстаться с тобой!

Я же… распелся.. Под желтым торшером

Мой голубеет экран.

Ивнинги сини и морнинги серы,

Хлещет стихами гортань.

Долго ли? Скоро ли кончится эта

Благословенная боль?

Дух одиночества – Муза поэта.

Светится Раем юдоль.

11. 10. 1996

Моцарт

Он в эмпиреи, как на антресоли,

Пот не пролив и не набив мозоли,

Вскарабкался – не как на Пиренеи, —

Играючи, без всякого труда.

Он был и есть бог музыки и гений.

Сальери ж, бедный, трудится всегда.

1997

Бумеранг

Чтоб мы с тобой любить не перестали,

И не страшились старости и мрака,

Астралопитек, проживающий в астрале,

Нам лепит время в форме бумеранга, —

И запускает скачущее древко

В соседнее – уже – тысячелетье!..

Мы в этом веке видимся так редко,

Чтоб в Том не перестало наше лето.

1. 2. 1999

В альбом Н.П.

Прекрасное не ищет похвалы, —

Оно прекрасно без уподобленья.

Ему обратны: гнусный визг пилы,

Твои стихи, мой хохот, запах тленья.

3. 6. 2002

Когда внезапно…

 
Когда внезапно встреча глаз
О встрече тел предвозвещает, —
 
 
Нам свод запретов – не указ.
Нам страсть дорогу освещает.
 
 
Апрель 2002
 

Гениальному мужу одной замечательной женщины

Мореплаватель космоса Д-Н-К,

Измеритель глубин человеческой пошлости, гений, —

Ты любил лишь одну только женщину, но НИ-КО-ГДА

Не был любим ею.

(Со стыдом за себя, в камышинку стиха,

Говорю, – не как сплетник, а как аноним, —

Ибо дудочка эта пребудет тиха):

В ее списке восьмой, Я был ею любим.

Июль 2002

Заоблачно-житейское

Сиамская сестра Евразии, Европа,

По шву Украйны сращенная с ней,

Лежит в квадратиках полей укропа,

Льна, жита, лютиков… Из облачных полей

Гляжу на мачеху… и пролетаю мимо

Стокгольма, Рима, Иерусалима, —

В Лос-Анжелос, где очень ждет меня

Моя семья, где редко счастлив я.

Август 2002

Сосед по этажу

 
И как волна дерьма на дебаркадер,
Он наплывает в персональном аде
Характера на юную жену..
 
 
А мне грозит за то, что я «к ней льну».
 
 
А я не льну: жалею, но не льну..
 
 
Август 2002
 

Гордячка Эва

Она была шляхеткою из Польши.

В рот палец не клади – откусит палец!

Я находил с ней общего не больше,

Чем с неандарталкой – андарталец.

12. 7. 2002

Обычная заря…

Обычная заря, в обычных облаках,

На створе декабря и января…

Как наша встреча в мае далека!

Через полгода зорь, – твоя заря!

Что ж, – наблюдатель стрелок часовых,

Я жить тобой учусь издалека…

Считаю дни… Но у часов моих

Минуты протекают как века.

Но если мне предложит сама Смерть

Собрать в одно всю страсть грядущих дней, —

Поцеловать тебя, и умереть, —

Я соглашусь, и не торгуясь с ней!..

2003

Восток – дело пошлое

 
К несчастью, я выбрал вместо
Ложа любви – похоть.
 
 
Над минаретом месяц
Остер, как кошачий коготь.
 
 
Османские одалиски —
Средь них есть русские бляди, —
 
 
Свои басурманские сиськи
Несут, как блины на блюде, —
 
 
И видишь себя премерзким
Актером позорной пьесы,
 
 
Подметив акцент одесский
У гурии из Эдессы.
 
 
Февраль-март 2003
 

Потому что я оттуда

Эта женщина бездарна.

Выпивая, бьет посуду.

Я в любви тоталитарна,

Потому что я оттуда! —

Говорит она, рукою

Тыча в место под собою —

В полушарие другое,

Где любовь берется с бою.

Ей, выжившей из кодла,

Знакомы кнут и тать, —

Но в подлинности подлых

Страстей не отказать.

6. 15. 2003

Чудо кончилось

 
Расстаемся. Не встретиться вновь.
Чудо кончилось тостами в баре.
 
 
Утешаемся: наша любовь
Украшает небесный гербарий.
 
 
Разлетелись, как бабочки две.
Жизнь намного длинней, чем объятья.
 
 
Что осталось от нас на траве?
Смятый колос, да нитка от платья…
 
 
Возвращение в лоно семей
Превращает смятенье в молебен.
 
 
Дети держат капкана сильней.
С ними договор тоже на небе.
 
 
Июль 2003
 

Кoнец детства, или некруговорот красоты в природе

 
                                                                    Насте Данич
 
 
Насте десять.
                           Сядь, Настенька, рядом.
Вот – леса опушка: гляди, как наряден
Здесь полдень, как бабочка крыльями дышит,
Как горлица стонет, лисы не слышит…
 
 
Как песенка светит из горла птицы!
 
 
А вот и погасла, – ибо лисица
Эту самую горлицу держит за горло:
Скушала птичку, и песенку сперла!
 
 
Кто ж отпустит лисе за такое дело?!
Птица погибла за то, что пела!..
 
 
Долго ли ждать, чтоб лисица эта
Украсила плечи жены поэта
 
 
(бабы вздорной, неумной, ни кожи, ни рожи, —
которая мужа костит да гложет,
а тот ее тоже терпеть не может)
 
 
Который новую песенку сложит,
Чтоб заплатить за лисицу ту
И тем защитить красоту?…
 
 
Долго, Настенька: лес заповедный.
В нем егерь строжит, чтоб охотник бедный
 
 
Не промышлял и не бил лисиц,
Охочих до певчих птиц.
 
 
9. 1. 2003
 

Развод

 
Грядущее, что корень эвкалипта
Сосет из прошлого.
                                Немалая толика
Меня уж выпита, а та, что есть – поджара.
 
 
Вот отчего, дабы еще не старым
Совпасть с тысячелетия исходом,
Я занялся стихами и разводом.
 
 
Взвод низменных желаний и забот
Исчез!
И – о да здравствует развод!…
 
 
Учусь стирать, стелить постель, готовить;
 
 
Но плещет незапятнанная совесть
Над рощей жизни – пламенеет осень, —
Бубнит Евгений, морщится Иосиф,
 
 
И вместо толстой женщины под боком
Журчит Ахматова, и дует в медь Набоков.
 
 
9. 6. 2003
 

Пляж

 
Пляж дугой огибает залив. Каждым летом,
Бросив взгляд за балкон, замечаю в тоске:
Сотни пляжников, будто мухи на липкой ленте,
Чуть заметно шевелятся на песке…
 
 
Бог с ним, с летом! Восемь месяцев пляж пустынен.
Мы приятели с ним. Его чайка меня узнает:
 
 
Особь Альфа по имени Глаша
                                                   регулярно вкушает дыни,
С гордым криком садясь на колено мое.
 
 
Жизнь балует меня. Расслабляясь в минуту покоя,
Каждый вечер гляжу, под усмешкой скрывая экстаз,
 
 
Как закатное солнце, алое и большое,
Опускается в воду, как любимая женщина в таз.
 
 
10. 11. 2003
 

Олимпиада – Александру

 
Письмо первое
 
 
Александрос, сынок!
 
 
Чтобы стать Александром Великим
Ты оставил меня, как змея оставляет кожу.
 
 
И в твоих легендарных победах над варваром диким —
Оправданье меча за невозвращение в ножны, —
 
 
За невозвращенье в простертые руки мои!..
 
 
Письмо девятое
 
 
Мой сын и царь, из ста Александрий
Ты написал мне трижды, только трижды!
И все о том, как местные цари
Воткнули выи в твой хомут и дышло.
 
 
Что ж, знай: вестям о подвигах твоих
В степях персидских, в Азиях, Европах,
Египтах, Бактриях и на согдийских тропах,
Не ужаснусь, —
 
 
Ведь главные бои
Ты в материнской выдержал утробе, —
 
 
Пришла пора сказать – в моей утробе, сын!
 
 
Да, мальчик мой, то тайна: твой отец
Не царь Филипп, о ком рокочет лира,
Когда твой царский список речет льстец, —
 
 
A Тот, другой, чья слава вне ранжира!
 
 
Величье всех царей, их смертные дела
Ты превзошел в тот миг,
                          когда под древней липой
Меня взял тот, кто вышел из дупла
Ее, светясь бессмертно…
 
 
Он не был Филиппом!
 
 
Нет, не мужлан, не хам, не автоном, —
Царь Македонский, пусть!
                             Но кто он есть пред Зевсом?! —
 
 
Избранным мною твоим настоящим отцом,
Дабы ты не страшился богов фараона и перса.
 
 
Дабы ты, полубог, основатель династий и стран,
Дав завет человечеству осознать твою волю и меру,
Когда кончится жизнь,
                                     смог вернуться в Эллизий, и там
Провести бесконечность в беседах с Ахиллом, Гомером.
 
 
2004
 

Обручение

Вы встретились почти случайно.

Почти случайно.

Меня тревожит, сколь нечаен

Ваш звон венчальный?

То ль ангел, свят и неразумен,

По знаку свыше

Его судьбу с твоей связует?

То ль случай вышел?

То ль кто-то, непотребный глазу,

По знаку снизу

Нечистой страстью напроказил,

И всех унизил?

Как я несчастлив этой ночью!

Как сердце скачет!

Смеется ангел, черт хохочет.

Я плачу, плачу.

2004

Океан

Oн был всегда.

Но было решено

Раздаться жизни в нем из ниоткуда, —

Чтоб плоть свою, как лимфу и вино

Он смог сообщить земли немым сосудам…

Зеленых волн запальчивую рать

Миллиарды лет заставить бить о берег, —

Одну и ту же, в кружевах истерик,

Пенящуюся правду повторять!

Жить для того, чтоб в пене Бытия

Царила истина, доступная любому.

А косность Суши и ее зверья

Прощать, как дочь, ушедшую к чужому.

3. 12. 2004

Гармошка

 
                                       С. Л. М.
 
 
Перенесясь из времени кифары
Во времячко, наяривающее на гармошке,
Мой папа умер, хоть еще не старый,
Хоть было вдоволь хлеба и картошки.
 
 
Как горячо в ночи молился он,
Дабы вдохнуть гармонию в гармонь!
 
 
Его учил Орфей или Хирам
Как из мелодии построить храм,
В котором поселится строгий бог.
 
 
Гармонь жива, строитель изнемог.
 
 
3. 20. 2004
 

Апрель

Любимушка, смотри как тепел

Апрель, как ливень голосист!

Я от него с ладони отпил:

Он пахнет счастьем, согласись…

Апрельский дождик солнцем плещет,

Двум радугам проходу не дает, —

Он ласточками рукоплещет

И всеми брызгами поет!

Все светится, плывет, играет,

Сияют стекла и дома.

Земля и небо повторяют

Что кончилась уже зима!

Что все грехи и пересуды

Стареть остались в январе —

Oсколки давнишней посуды,

Морщины льда на пустыре.

4. 4. 2004

Здравствуй

 
                                         Памяти Э. В.
 
 
Этот день необычен уж тем, что похож
На вчерашний, который был тоже хорош:
 
 
Будто бабочка, нежная чья-то душа
Выползла к свету из черствых кож.
 
 
Роща в щебете птичьем, ярка и свежа,
Луч из тучи закатной, полет стрижа,
Долгий сполох зарниц, теплый дождь.
 
 
Жизнь не может быть лучше, и не должна.
 
 
Стол накрыт на пеньке, и бутылка вина
По бумажным стаканам с любовью разлита.
 
 
Пей до дна, пей до дна, до последнего дня!
Хоть и чокнуться не с кем, но ты не забыта.
 
 
4. 14. 2004
 

Слезы свободы

Мой проект бытия стал давно невозможен:

Он в конфликте с проектом бытия твоего.

Со-бытие – вылезая из кожи, —

Не заштопает ссор, не спасет никого.

Потому и развод – стрелок жизни семейной, —

Разведенье под разными флагами двух кораблей.

Возведение в степень абсурда задачи обмена

Милой Музы на недоуменье детей…

Не ярись, о, давно нелюбимая! Медли

Проклинать меня, и да будет дано тебе вновь

Завести себе новые тряпки и мебель,

Дом, достаток, и – Господи, дай ей!!! – любовь!

5. 1. 2004

Перед рассветом

 
Здесь плеск волны и света лепет,
Не вмешиваясь в шелест рук,
Ежемгновенно нежность лепят.
 
 
Мы просыпались поутру
 
 
На палубе яхтчонки утлой,
Разбуженные тишиной,
И предстоящею разлукой,
Как обоюдною виной, —
 
 
Следя, как ангелы рассвета
Мужают в звездной чехарде,
Обменивая ленты света
На глыбы тьмы в морской воде…
 
 
5. 29. 2004
 

Звезды

 
                               Мaмe
 
 
Говорят, разошлись муэдзины,
И весь мир угрожают взорвать.
И китайцы плетут не корзины,
А интриги с Россией опять.
 
 
Предвещают несчастья созвездья —
Говорят, будто мир обречен,
И конец его точно известен
И пророками предвосхищен…
 
 
…Происшествий небесных свидетель, —
Не заметишь событий земных.
Сколько лет пролетело! На свете
Не осталось любимых моих!
 
 
Лица их на заре и закате
Замечаю, хоть больно взглянуть.
Ночью лунной, и в облачной вате
Их глаза освещают мой путь.
 
 
И когда бы и чем бы я ни был
Занят в эти последние дни, —
Мои звезды сияют на небе,
Мои сны посещают они.
 
 
5. 30. 2004
 

Четыре танки

 
Весна, вокзал.
Мой нос оранжев
От тычинок.
 
 
В букеты девушек
Его вонзал
Я без причины;
 
 
Они пришли
Мне помахать,
Расцеловаться, —
 
 
А я – их нюхать,
Хохотать,
И не остаться!..
 
 
6. 11. 2004
 

На краю океана

 
Спасшись от бывшей жены в законе,
Лежу в гамаке на своем балконе,
Гляжу на волны, и их озоном
Дышу, в костюм Адама одетый…
 
 
Тех, кто когда-то за мной в погоню
Пустились, увы, ужe нету.
                                       Про их агонии
Я прочитал в газетах.
 
 
Конечно, и я, как и все, конечен:
Уже назначен мой день иль вечер.
Глотая зелье, держусь за печень:
Кончается все,
        и особенно быстро – старость.
 
 
Назад оглянулся – то чет, то нечет:
Да, ангел хранил, но и черт калечил.
Но в чем бы я ни был небезупречен, —
Музы терпят и девы не плачут,
                                а это – не малость.
 
 
По утрам на песке между пирсом и дамбой
Я пишу свои дактили или ямбы, —
Каждый раз доверяя зеленой хляби
Выбор размера строфы, поскольку
 
 
Превращению вещи прозрачной в пену
Афродитой иль Мельпоменой
Всегда изумлялся, как бы измене
Стекла – осколкам.
 
 
6. 14. 2004
 

Человеческий лемминг

 
                                                                              И. К.
 
 
Закат. Солнце бросает дорожку на малахит,
И та к ногам моим раскатывается молчаливо,
 
 
Ластится у щиколоток, плещет, рябит,
Красит бронзой мокрый песок отлива.
 
 
Как Иаков на лестницу, я на эту дорожку ступил,
И по жидкому солнцу вразмашку поплыл на запад,
В открытое море и, помнится, долго плыл,
Человеческий лемминг,
                                      на счастья мучительный запах.
 
 
6. 19. 2004
 

Озеро Tахо

 
                                         Aннете
 
 
Над моей головою бедовой,
Над седою уже головой,
Улететь в Палестину готовы,
Журавли собираются в строй.
 
 
Неуклюжие строгие птицы,
С жестяным треугольным крылом,
То садятся в дорогу напиться,
То взлетают, трубя напролом, —
 
 
По повадке, круженью и крику
Отобрав атамана дружин,
Стая гаркнула радостно, мигом
Перестроившись в перистый клин, —
 
 
Вот они улетают, вонзаясь
В щель меж тучей и дальней горой,
 
 
Как с подранком, навеки прощаясь, —
 
 
Трубным криком прощаясь со мной.
 
 
6. 30. 2004
 

Мой Орфей

 
В девятьсот шестьдесятом,
Для меня эпохальном, —
Рыжий и веснушчатый
Мальчик, – гений опальный…
 
 
Где на глади атласной
Две звезды трепетали,
Слышу голос прекрасный
Над каналом печали, —
 
 
Голос юный, фатальный,
Гордый, вечный, вчерашний,
Преисполненный тайны
И пророчеством ставший, —
 
 
Столь хрустально-высокий
Для державного уха,
Что ограды под током, —
Не преграды для духа.
 
 
Меднорыжий, картавый,
Полон певческой силы, —
Аполлоново право
Утверждает в России.
 
 
Спотыкаясь в согласных,
Нараспев завывая,
Предавая огласке,
Что эпоха иная,
 
 
Под звездой с фонарями
Начинается нами…
 
 
В ленинградской кофейне
И над плеском канала,
На ямбической фене
Эта песня звучала, —
 
 
Как Орфей захолустный
Над булыжником диким…
 
 
Обессмертила муза.
Предала Эвридика…
 
 
7. 4. 2004
 

Скарабей

Итак, любовь. За что ее дары?

Восстанье чувств, омоложенье крови,

Взгляд в звездный космос из сырой норы, —

Игра в замри и счастья мык коровий.

Муж яр и страстен. Дева влюблена.

Ее физиология длинна.

Любовь дарует женщине смешать

Событье Бытия с событьем быта.

Здесь пирамида творчества, душа

Изрыта скарабеями Египта,

Кишащими в любой ее щели, —

Чтоб Истины познать мы не смогли.

7. 5. 2004