Текст книги "Копенгагенский разгром"

Лев Портной
Копенгагенский разгром

Глава 1

По пути в Лондон на нас напали разбойники.

Еще в Дувре рыжий малый, в частном порядке промышлявший подменами лошадей, предупредил, чтобы держали наготове по четыре гинеи. Плата за проезд, с ухмылкой пояснил он.

Ладно, отметил я про себя, главное, чтобы разбойники не напали на нас по пути из Лондона.

Мы наняли еще один экипаж – двухместный фиакр, в него посадили мосье Каню и переложили вещи. Сундуки, притороченные на заднике кареты, по уверению рыжего парня, не доехали бы до Лондона.

Жаркий день в первых числах марта был для нас непривычен, и мы отправились в путь, откинув крышу экипажа. Сделали небольшую остановку в Дартфорде. В местном кабачке мы с Артемием Савельевичем Феклистовым заняли стол у окна, а Жан Каню кинулся к буфетной стойке, отчего-то не доверив обслуживание кельнерам. Местная кухня, а главное – стаканчик виски усугубили мою неприязнь к англичанам.

– Слухи о разбоях, похоже, сильно преувеличены, – сказал я.

– Мы проехали только половину пути, – ответил Артемий. – Нужно быть наготове.

– Все же надеюсь, что обойдемся без приключений, – промолвил я.

– Надейся на лучшее, но будь готов ко всему, – выдал он.

– Сударь, что вы имеете в виду-с? – насторожился Жан.

– Мы имеем в виду, что каждый из нас будет держать в руках по две гинеи, – успокоил я камердинера.

Мосье Каню выпятил губы и трубочкой потянул их вправо так, словно хотел ухватить себя за мочку уха. На меня он смотрел недоверчиво, а на Феклистова и вовсе с неприязнью.

Спустя два часа возница порадовал известием, что путешествие близится к концу. Мы проехали небольшое селение. Далее дорога углублялась в лес, удивлявший наши взоры густою зеленью. Мы до сих пор не обвыклись с мыслью, что где-то первые числа марта – уже не зима, а самый разгар весны.

Экипажи покатили в лес, и едва прогалина за спиною скрылась среди деревьев, сбылось предсказание рыжего пройдохи. Нахальный голос скомандовал «Стоп!», и возница безропотно осадил лошадей.

Из кустов выскочил разбойник и приставил пистолет к груди Феклистова. Затрещали сучья под чьими-то ногами, запричитал мосье Каню – второй разбойник разбирался с французишкой.

Потрошитель пробурчал что-то неразборчивое. Впрочем, не нужно быть знатоком английского, чтобы понять его требование. Артемий Феклистов протянул ему золотую монету достоинством в две гинеи. Грабитель зажал ее в ладони и, выкрикнув что-то злым голосом, угрожающе повел стволом пистолета.

– Мы бедные люди. У нас нет денег, – сказал я по-английски.

– Делаем, как договорились, – пробормотал Феклистов по-русски.

Разбойник хмыкнул, сплюнул в сторону и выдал несколько фраз, тыкая стволом то в грудь, то в треуголку на голове Артемия Феклистова. Я не успевал разобрать его речь. Очевидно, он не верил в нашу бедность. Я знал, что в любое мгновение Артемий окажет сопротивление, и молил Бога, чтобы это упрямство и храбрость не обернулись трагедией. Не для того я оставил военную службу, чтобы расстаться с жизнью в английском захолустье из-за пары золотых. А Артемий до недавнего времени служил в Первой дивизии Балтийского флота. Он носил военно-морской мундир и представлялся лейтенантом.

Я выложил еще две гинеи. Но грабитель и этим не удовлетворился. Он размахивал пистолетом, подкрепляя угрожающие жесты бранью. Феклистов держался спокойно, и я подумал, что он отказался от безрассудной затеи. Одно дело в пабе за стаканчиком виски рассуждать, как поколотишь англичашек. Другое дело – геройствовать, когда перед носом размахивают пистолетом.

А грабитель не унимался, он давил в грудь Артемию стволом, сверкал глазами и шипел сквозь зубы.

– Есть еще небольшой кошелек, но он у камердинера во втором экипаже, – сказал я.

Разбойник повернул голову и крикнул что-то своему напарнику. А Феклистов вцепился злодею в руку. В то же мгновение я выхватил приготовленный заранее пистолет, привстал и с разворота выстрелил во второго грабителя.

Мой выстрел и выстрел злодея, с которым боролся Артемий, грянули одновременно. Его пуля улетела в лес. А я прострелил неприятелю руку. Воспользоваться оружием он не успел. Его пистолет выпал под ноги перепуганному мосье Каню. Возница, управлявший фиакром, прыгнул в кусты.

Феклистов обезоружил соперника и двинул ему локтем в переносицу. Тот отлетел от кареты. Мы соскочили на землю. Артемий сжимал в руках оба своих пистолета. Я подбежал к фиакру и ударом ноги свалил на землю разбойника, пытавшегося здоровой рукой нащупать пистолет на дне экипажа.

– Андрей, будь наготове! Наверняка поблизости их сообщники! – крикнул Феклистов.

– Помню, – буркнул я.

Признаться, в душе я был недоволен тем, что он берет на себя столько инициативы. В конце концов, миссия поручена мне, а его дело сопровождать меня и помогать, когда я о том попрошу.

Напрасно я поддался на его уговоры дать вооруженный отпор грабителям, ежели таковые появятся. Но теперь отступать было нельзя, да и фортуна благоволила нам.

Я схватил злодея за ворот, протащил его по земле и толкнул к первому грабителю. Феклистов с пистолетами наизготовку оглядывался по сторонам. Для морского офицера он держался неплохо в наземной схватке.

– Джентльмены! Джентльмены! Что же вы делаете?! – кричал кучер.

– Считай, война с Россией началась, – ответил я по-русски.

– Нам этого не простят! – верещал кучер.

Моих слов он, конечно же, не понял.

– Сударь мой-с! – подал голос французишка. – Что же вы такое-с творите-с?! Из-за вашего-с безрассудства-с меня чуть не убили-с!

– Так это же политика, Жан, – откликнулся я. – Русские бьют англичан, а по морде получают французы!

– Вечно вы издеваетесь надо мною-с, сударь! – всхлипнул мосье Каню.

– Господа, оставьте шутки на потом! – строгим голосом выкрикнул Артемий.

Я обыскал разбойников. Уловом стали еще два пистолета и нож с почерневшим лезвием. Я бросил трофеи на дно кареты и, протянув открытую ладонь, потребовал:

– Верните награбленное!

Четыре гинеи перекочевали обратно.

– Может, наложить на вас контрибуцию? – сказал я, глядя сверху вниз на разбойников.

Тот, что покушался на нас с Феклистовым, с ненавистью сверкал глазами. Второй грабитель зажимал здоровой рукой рану на правом предплечье. Его одежда пропиталась кровью.

– Попадетесь на обратном пути – так и сделаем! – пообещал я.

– По каретам! – скомандовал Феклистов.

– Жан! – крикнул я. – Тебе придется самому править лошадьми! Кучера твоего и след…

– Вот он! Вот! – закричал Жан.

Артемий развернулся с оружием наготове, но из кустов с поднятыми руками вышел возница фиакра. Феклистов опустил пистолеты, кучер обронил руки и, окинув нас неодобрительным взглядом, поднялся на козлы. Мы отправились дальше.

– Джентльмены, – обратился к нам кучер, – вы действовали безрассудно. Вы нарушаете традиции. Вы можете… да нет же! Вы наверняка поплатитесь…

– Похоже, их было только двое, – перебил его Артемий.

Возница умолк. Феклистов стоял в карете и озирался по сторонам, не выпуская из рук пистолетов.

– А ты ждал сообщников?! – хмыкнул я. – Ты видишь, традиции здесь таковы, что скоро разбойникам будет ни к чему брать на дело оружие.

Мы проехали версту, и Феклистов опустился на сиденье.

– Эти мерзавцы непременно созовут друзей и подстерегут нас на обратном пути, – сказал я.

– Но раз уж мы знаем об этом, – ответил он, – то окажемся дураками, если позволим завлечь себя в ловушку.

Я поежился, а Артемий положил руки с пистолетами на колени. И только когда мы въехали в Лондон, он спрятал оружие в деревянный футляр.

– Однако же погода в Англии такова, что я хотел бы в зимние месяцы иметь регулярные назначения в миссии, – сказал он.

– В Петербурге уже вполне тепло, – промолвил я.

– Все-таки здесь март лучше, – вздохнул Артемий и добавил: – Решительно, граф Воронцов неплохо устроился…

– Неплохо! – выдал я с сарказмом. – Ты забыл, что в числе депеш, которые мы везем, рескрипт императора о конфискации принадлежащих графу Воронцову имений?!

Феклистов вскинул брови и хмыкнул, выдав удивление о том, что и впрямь забыл о той неприятной новости, которую предстояло сообщить графу Воронцову. Он отвернулся и некоторое время молчал. Мимо проплывали дома из красного кирпича, местами почерневшего от въевшейся сажи. По напрягшимся скулам Артемия было видно, что лондонская архитектура его не занимала, он мучился какими-то тревожными сомнениями.

– Год назад государь отправил Воронцова в отставку с поста чрезвычайного и полномочного посла. А теперь еще и конфискация, – наконец с досадой произнес Феклистов.

– Переживаешь за него? – спросил я.

– А ты – нет? – вопросом на вопрос ответил Артемий.

– Я не знаком с ним, – обронил я.

– Это большой удар – потерять все на пятьдесят седьмом году жизни, – с сочувствием покачал головой Феклистов. – Он уже не молод. Шанса наверстать упущенное, скорее всего, уже не получит. Это обидно. Обидно и горько на склоне лет оказаться забытым. Еще страшнее нищета.

Я взглянул на собеседника. Похоже, он испытывал искреннее сострадание к графу Воронцову. Я и сам был не в восторге от предстоящей встречи. Но меня больше огорчала роль печального вестника, чем судьба впавшего в немилость сановника.

– Ты еще молод. Тебе не понять, – помолчав, сказал Феклистов.

– А ты будто стар! – буркнул я.

– Нет, еще нет, – с готовностью согласился Артемий. – Но я уже в том возрасте, когда понимаешь, что времени впереди не так уж и много.

– Я слышал, что Лондон на многих навевает тоску и скуку. Что-то тебя потянуло на философию. Может, заразился английским сплином, – сказал я.

– Просто я думаю, насколько это разумно со стороны государя нашего Павла Петровича поручать столь важное дело человеку, которого год назад он прогнал со службы, а теперь еще имения отобрал.

– Ты что? Ты это серьезно? – хмыкнул я.

Артемий молчал, провожая взглядом угловатые эркеры с большими окнами, в которых мелькали англичашки. Многие топили камины, из чего я заключил, что ночи в Лондоне пока холодные. Над трубами взвивался дым. И казалось, что мы вдыхаем угольную пыль.

– Кто его знает, – задумчиво промолвил мой спутник. – Поставь себя на его место. Ты получил от жизни все, о чем мог только мечтать. Ты генерал от инфантерии, служил послом, был обласкан многими почестями и царской милостью. И вдруг – все идет прахом! Но одновременно предоставляется случай единым разом восстановить богатство…

– Но как? Каким образом?! – воскликнул я.

– Сударь, ты помнишь, что ты должен получить из рук графа? – ответил Артемий с некоторым раздражением, словно сердился на мою непонятливость.

– Что за фантазия?! – фыркнул я. – По-твоему, граф Воронцов не выдаст нам ящики?! И что же он скажет?! «Передайте императору: покамест не вернет мне имения и не восстановит в должности, я не отдам…»

– Напрасно иронизируешь, – перебил меня Феклистов. – Он конечно же все отдаст. Но где гарантия, что по пути из Лондона мы не попадем в засаду?

– Да что ты такое говоришь?! – Я хлопнул себя по коленям. – Он же не разбойник!

– Но может нанять разбойников, – стоял на своем Артемий. – Говорят, в Англии есть клуб воров. Решительно, члены этого клуба готовы сами заплатить за наши головы. После сегодняшнего происшествия-то…

– Сожалеешь? Может, возвратиться и отдать им золотые монеты? – хохотнул я.

– Воронцову не составит труда найти нужных людей. – Феклистов не обратил внимания на мои ерничанья.

– Не имею удовольствия знать графа Воронцова лично, – сказал я, – но поверить в такое не могу. Потерять должность, потерять имения – это не значит потерять честь. Граф Воронцов не допустит позора…

– Не забывай, что граф Воронцов окажется вне подозрений.

– Хочешь сказать, втайне он пойдет на бесчестье?

– Мы же не знаем состояния его дел, – ответил Артемий. – Что, если он стеснен в средствах и своим указом государь обрекает его на нищету? Это не позор? Да, не позор. Но унижение, страшное унижение. А тут предоставляется возможность избежать унижения. Да, поступить позорно, но об этом никто не узнает. А вспомни его отца! Тот воровал и позора не слишком-то боялся! Недаром получил прозвище «Роман – большой карман».

– Ты всерьез допускаешь подобное?

– Некоторые вещи представляются невероятными из этических соображений, однако происходят сплошь и рядом. Возможно ли, чтобы брат восстал против брата, сын против отца? Невозможно, но ведь восстают!

Я потянул воздух носом, почувствовал во рту привкус угольной пыли и произнес:

– Лондон для тебя вреден.

– Возьми того же Воронцова, – продолжил Феклистов. – Двадцать восьмого июня тысяча семьсот шестьдесят второго года он со шпагой в руках защищал императора Петра Третьего. А его родная сестра княгиня Дашкова руководила переворотом!

– К слову сказать, вторая сестра, Елизавета Романовна, являлась фавориткой императора, – добавил я. – Дашкова вообще выступила против всей семьи.

– Вот-вот, – воодушевился Артемий, решивший, что я согласился с его доводами, но вдруг разом уставшим голосом добавил: – Я не говорю, что он учинит разбой. Но нельзя исключать подобного. И кстати, в свете охлаждения отношений между Англией и Россией ему и разбойников искать не понадобится. Не удивлюсь, если английские власти снарядят на такую миссию военный отряд.

– Из этого совершенно не следует, что граф Воронцов на старости лет вдруг превратится в разбойника, – возразил я.

– Сент-Джеймс Вуд, – послышался голос возницы.

– Роща Святого Джеймса, – пробормотал Артемий.

– Мэнсфилд! Мэнсфилд! Нам нужна улица Мэнсфилд! – Я выкрикнул по-русски, но название кучер понял.

Он щелкнул кнутом, и мы покатили дальше. Городской пейзаж вокруг значительно изменился. Мы оказались в богатых кварталах. Попрошайки, оборванцы и просто всякие подозрительные субъекты исчезли. Вдоль проезжей части тянулись ограды, большей частью сложенные из кирпича вполовину человеческого роста. За ними в зелени садов утопали двух– и трехэтажные особняки.

Вдруг Феклистов закричал:

– Стой! Стой!

Необычайное возбуждение охватило его. Приподнявшись, он следил за кем-то в толпе, очевидно, боясь потерять этого кого-то из виду. От неожиданности Артемий забыл, что мы в Лондоне, и кричал по-русски:

– Стой! Стой!

– Стоп! – рявкнул я, вспомнив, как разбойники остановили нас в лесу.

– Дружище! – Феклистов схватил меня за руку. – Поезжай к графу Воронцову пока без меня. Я заметил старого знакомого! То-то будет встреча!

– Но к чему такая спешка? – изумился я. – Мы можем вместе…

– Нет-нет! – перебил меня Артемий, спрыгивая на землю. – Я буду скоро. Дом графа Воронцова на Мэнсфилд-стрит я запомнил, найду. Это же где-то здесь рядом!

Он растворился в толпе. Некоторое время я сидел, вытянув шею, но так и не смог высмотреть, за кем бросился Артемий. Он поравнялся с кабачком на углу улицы, на мгновение возвысился над прохожими, поднявшись по ступенькам, и исчез за дверью.

Из напиравших следом экипажей послышались возмущенные окрики. Я подал знак вознице, и мы двинулись дальше. Через несколько минут экипаж остановился. Подоспел Жан Каню, откинул подножку, и я спустился.

Граф Воронцов вышел встречать меня в холл. Высокий и статный, он держался вальяжно, улыбался радушно. Я в ответ выдал улыбку короткую, призванную предупредить, что радоваться моему прибытию не стоит.

– Я граф Андрей Васильевич Воленский, служу в секретной экспедиции Коллегии иностранных дел, – отрекомендовался я и добавил: – Служил под началом графа Федора Васильевича Ростопчина.

– Служили? – переспросил с удивлением граф Воронцов. – И что же – больше не служите?

У меня запершило в горле, я слегка кашлянул, мысленно ругая себя, что стушевался как недоросль.

– Служу, но уже без его сиятельства Федора Васильевича, – вымолвил я и пояснил: – Его величество изволили отправить графа в отставку.

– Федор Васильевич – мой большой друг, – с теплотой в голосе сказал граф Воронцов. – Помнится, он примчался в Лондон, чтобы помочь мне на первых порах. Сколько уж минуло? Шестнадцать лет!

И вновь я почувствовал неловкость: ведь предстояло еще и графу Воронцову сообщить неприятное известие. Я решил направить разговор в другое русло:

– Со мною прибыл Артемий Савельевич Феклистов, лейтенант в отставке, прусское торговое судно «Brunhild» доставило нас в Англию из Кенингсберга. Феклистов задержался, встретил знакомого. Но появится с минуты на минуту. Я нахожусь в Лондоне с поручением от государя Павла Петровича…

Граф Воронцов поднял руку, прерывая меня:

– К чему формальности? Я нынче не на службе. Так, заканчиваю кое-какие дела, вроде вашего. Письмо о вашей миссии я получил заранее.

– Я также привез еще некоторые письма и рескрипты его величества, – добавил я.

Но граф Воронцов вновь прервал меня и заговорил столь энергично, что не позволил ни слова вставить. Я едва успевал следить за ходом его мыслей.

– Друг мой, вы должны отдохнуть с дороги! Оставим все дела до утра. Единственное – прошу вас – если есть письмо от моего брата Александра, порадуйте сейчас же. Остальное подождет. И познакомьтесь – Николай Николаевич Новосильцев. Большой и близкий друг великого князя Александра Павловича. Столь близкий друг, что вынужден коротать время за границей, пока в России правит папенька Александра Павловича. А меня друзья зовут попросту графом Семеном. Николай занимается медициной, практикует физические опыты. Проходите, друзья. Отведайте настоящую английскую кухню. Будет замечательный ужин. Осторожно, не спугните кошку. Не сгоняйте ее со стула. В английском доме кошка пользуется особыми привилегиями. Тем паче это не моя кошка. Она гостит в нашем доме. Да и вообще это не просто кошка, а кот.

Разговор о питомце показался мне совершенно неуместным. На обитом красным бархатом стуле возлежал черный кот. Звериным чутьем он уловил мою неприязнь, приоткрыл глаза и окинул меня презрительным взглядом.

Вошел камердинер Жан Каню и поставил на стул вещи. Кот едва успел выскочить из-под дорожного сундука. Граф Воронцов негодующе покачал головой, но промолчал, Николай Николаевич выдал короткий смешок, а я сказал:

– Французы с куда большим уважением относятся к лягушкам, чем к кошкам.

Жан вытянул губы трубочкой и обиженным голосом отозвался:

– Все бы вам, барин, смеяться надо мной-с.

– Мистер Блотт, помогите с вещами, – велел граф Воронцов находившемуся тут же лакею. – А вы, друг мой, пройдемте в гостиную. Скоротаем время за чашкой чая. Скоро будет ужин. Как раз и ваш друг подоспеет.

Мы прошли в гостиную. Граф Воронцов предложил мне сесть на диван у камина, а сам занял кресло напротив. Я решил не откладывать разговора по делам:

– Ваше…

– Просто Семен Романович, – попросил меня граф.

– Семен Романович, я имею указание его императорского величества действовать, как можно быстрее, – сказал я. – Если возможно управиться за день, то завтра же вечером я хотел бы отбыть в Россию.

– Жаль, – промолвил граф Воронцов. – Мудрые начальники отправляют молодых людей за границу с расчетом, чтобы посланник успел не только задание выполнить, но и неоценимый опыт приобрести.

– Государь вполне это осознает, – я поймал себя на мысли, что защищаю императора, – однако в данном случае счет идет на недели, а то и на дни. Государь в приватной беседе указал мне, что если я поспею в срок, возможно, удастся избежать войны с Англией.

Я ожидал, что мои слова вызовут усмешку, иронию, но граф Воронцов отнесся к ним со всею серьезностью.

– К сожалению, мой друг, Павел Петрович не ошибся, – кивнул он. – Война может начаться в любую минуту. И если вам удастся предотвратить военный конфликт, вы окажете величайшую услугу и России, и Великобритании. Я твердо убежден, что два великих государства должны сохранять мир.

– Право, я ума не приложу, как моя миссия может повлиять на военный вопрос, – признался я.

Граф Воронцов едва заметно повел плечами, и это движение выдавало смущение.

– Я могу лишь гадать и строить предположения… Не удивлюсь, если единственный человек, знающий ответ на этот вопрос, сам император. Он отнюдь не всегда делится своими замыслами. А зря. Но если есть шанс избежать войны, его нужно использовать.

– Вот почему нельзя терять ни минуты. Я должен как можно быстрее отправиться в обратный путь.

– Мы все приготовили, – заверил меня граф Воронцов. – Задержки не будет. Завтра же после обеда вы сможете отправиться в обратный путь. Но давайте же выпьем чаю. Как-никак вы с дороги. А потом продолжим.

Он позвонил в колокольчик, появился слуга.

– Мистер Блотт, велите подать чай и позовите Екатерину Семеновну, – распорядился граф.

Дочь Семена Романовича отличалась красотой необыкновенной и в свои семнадцать лет могла запросто вскружить голову кому угодно. На груди ее я заметил фрейлинский шифр императрицы Марии Федоровны, чему удивился, ибо государь император отказывал в пожаловании шифров находящимся за границей.

Поздоровавшись с нею, я бросил мельком взгляд на Новосильцева: уж не ради ли молодой графини он находится в доме Семена Романовича. Однако тот не выказывал каких-либо особенных чувств.

– Моя дочь частенько помогает мне. – Граф Воронцов обнял ее за плечи. – Пожалуй, правильно сказать, что секретарские обязанности целиком на ней. Так что Катя знает все тонкости британо-российских отношений.

– Полно вам, папенька, – покраснела девушка. – Давайте пить чай. Вы уморите Андрея Васильевича.

Нужно отдать должное английскому чаю – он оказался превосходным. Или показался таким из-за подступившего чувства голода. Рискуя испортить аппетит перед ужином, я налегал на бисквиты.

– Как вы добрались? – спросила Екатерина Семеновна. – Разве навигация уже открыта?

– Мы с лейтенантом Феклистовым Артемием Савельевичем доехали сухопутным путем до Кенингсберга, там нас встретил граф Коррильо, мальтийский рыцарь, и препроводил на прусское торговое судно «Brunhild». Я называю его просто «Брунхильда».

– Довольно расспросов, – вмешался граф Воронцов. – Катенька, теперь ты не даешь нашему гостю отдохнуть и подкрепиться с дороги.

– Я ничуть не устал, – возразил я.

Но граф Воронцов перехватил у дочери инициативу и более не умолкал. Он говорил о стране и англичанах, словно задался целью устными рассказами компенсировать мне недостаток времени для знакомства с Англией. Он хотя и скептически, но в целом с одобрением относился к местным законам и традициям. Из вежливости я соглашался с доводами графа и лишь однажды заметил:

– Вот только дышишь здесь не воздухом, а угольной пылью.

– А как там наш император? – вдруг спросил Новосильцев. – Его роман с Наполеоном продолжается? Доходят слухи, что всерьез затевается поход в Индию.

– Вы говорите таким тоном, каким говорят о несусветных глупостях, – заметил я.

– А вы иного мнения? – живо поинтересовался он.

– Индия куда ближе к Москве, нежели к Лондону, – ответил я. – И полагаю, вас не смущают английские колонии?

Новосильцев ничего не ответил, а только вскинул брови так, словно решил для себя, что не стоит снисходить до споров со мною.

– Что-то ваш друг запропастился! – с нарочитым беспокойством воскликнул граф Воронцов – явно чтобы сменить тему.

– Должно быть, встретил какого-то знакомца по морской службе, – предположил Новосильцев.

– Если так, эта встреча не на пять минут, – промолвил Семен Романович.

– Как вам чай? – спросила меня Екатерина Семеновна.

– Чай превосходный, – ответил я. – Я бы с удовольствием попробовал английский кофий.

– О, это мигом, – отозвался граф Воронцов.

Кофий оказался с горьким привкусом, и я проглотил его, взяв на заметку поручить мосье Каню преподать урок местному повару.

Лакей, подавший мне кофий, задержался в гостиной. Он имел столь невозмутимый вид, что мне в голову не пришло заподозрить неладное. Но граф Воронцов по каким-то признакам, известным человеку, прожившему много лет в Лондоне, почувствовал неприятности.

– Что-то случилось, мистер Блотт? – спросил Семен Романович.

– Пришел инспектор полиции мистер Салливан, – промолвил лакей.

– Вот как! – Граф Воронцов оживился. – Неужели появились новости о Камышове?

– А кто такой Камышов? – поинтересовался я.

Семен Романович ждал от полиции известий об этом человеке, что и пробудило мое любопытство.

– Инспектор Салливан хочет побеседовать с человеком, только что прибывшим к вам, сэр, – сообщил мистер Блотт.

– Со мной? – удивился я и повернулся так неловко, что опрокинул кофейную чашечку.

Николай Николаевич подхватил ее, поставил на стол и с укоризной произнес:

– Это «Веджвуд».

– Простите, – смутился я и, чтобы сгладить неловкость, произнес: – Так значит, полиция здесь не сидит сложа руки.

Граф Воронцов и Новосильцев, удивленные тем, что интерес блюстителя порядка к моей персоне не стал для меня неожиданностью, вперили в меня испытующие взоры. Они ждали объяснения.

– На подъезде к Лондону нас пытались ограбить, – сообщил я.

– Да? – воскликнул Новосильцев. – Слава богу, все обошлось!

– Здесь это обычное дело, – посетовал граф Воронцов. – Отправляясь в дорогу, нужно брать с собою несколько гиней…

– А мы взяли пистолеты, – улыбнулся я.

– И что? – нетерпеливо поинтересовался Николай Николаевич.

– Говорят, нарушили английские традиции… – промолвил я с усмешкой.

– В каком смысле? – с нажимом в голосе спросил граф Воронцов.

– Дали отпор и обезоружили разбойников!

Втайне я порадовался тому, что Феклистов задержался и нет нужды объяснять, что это была его инициатива.

Граф Воронцов вздохнул с облегчением и сказал:

– На обратном пути вас будет сопровождать охрана. А теперь, мистер Блотт, ведите сюда инспектора. Только пусть он оставит в холле свой плащ.

Поклонившись, мистер Блотт удалился, а через минуту вернулся и привел полицейского с землистым лицом и густыми бакенбардами непонятного цвета – местами рыжими, а местами – цвета прошлогодней золы.

Он обвел присутствующих озабоченным взглядом, его глаза остановились на мне и недобро сверкнули.

– Хорошо, джентльмены, добрый вечер, – поздоровался он.

– Я надеялся, что есть новости о Камышове, – сказал граф Воронцов.

– Хорошо, сэр. Только что в соседнем пабе произошло убийство, – поведал он. – Убитый одет в форму русского офицера. Может, это и Камышов. Но свидетели говорят, он приехал на фиакре, который спустя пару минут остановился возле вашего дома.

Лицо графа Воронцова побледнело и вытянулось. Николай Николаевич застыл, вперив взгляд в полицейского, а я пробормотал:

– Ерунда какая-то. Сущая ерунда.