Текст книги "Испытание киллера"

– В смысле – заказать три литра водки? – Я направился в спальню, чтобы набрать номер «Курьера».

– Заказать нянечку, – бросила мне вдогон Оксана. – Поедем куда-нибудь, посидим. Когда окосеете, я вас отвезу домой…

Глава 7

Вечерело. Звуки лесной жизни становились все отчетливее, с каждой минутой удлинялись тени. Солнце неотвратимо сползало к западу, заливая пустоши тревожным багрянцем заката.

Я сидел на высокой сосне, метрах в восьми над землей, и лениво жевал бутерброд с копченой колбасой, периодически вздыхая от зависти. Сосна была третья по счету от окоема, и сквозь раскидистые ветви спереди расположенных деревьев я мог рассмотреть через подзорную трубу, чем занимается расположившаяся на ночевку компания, которая разбила палатку в двухстах метрах от меня, на опушке соснового бора.

Компашка сия состояла из трех человек, и до рассвета прибавления в ней не ожидалось. А между тем на клеенчатой скатерти у костра я заметил чуть ли не ящик выпива высшего качества и целую гору разнообразной закуси из богатого погреба старшего егеря.

Сглотнув слюну, я стал активнее жевать сухую колбасу и в очередной раз завистливо вздохнул, пожелав от всей души вольготно расположившейся у костра троице, чтобы у них там что-нибудь поперек горла встало! Ну представьте: прохладная августовская ночь, почти без комаров, напоенная концентрированным ароматом хвои, костерок, шашлычок, копченая дичинка, моченая брусничка, водчонка высшей категории… и все это в предвкушении завтрашнего азартного развлечения, которое доступно лишь немногим. М-м-м-м-м-м-м… Красота! Это вам не на сосне торчать, треская всухомять колбасу и непрерывно ведя наблюдение за объектом!

Дожевав колбасу, я попил воды из фляжки и успокоил себя, представив грядущий скоро результат моего сидения. Завидовать этим мужикам можно лишь до зорьки. На зорьке – если у меня все получится – им позавидовать может лишь отъявленный идиот. Потому что один из них умрет мученической смертью, которой я не пожелал бы даже самому своему лютому врагу. А двое других обзаведутся целой кучей проблем. После смерти первого этих двоих моментально возьмут в оборот сильные и сноровистые ребята и начнут выяснять, как же вышла такая залипуха. А поскольку эти двое, даже при наличии очень сильного желания, не сумеют ничего вразумительно объяснить, вполне возможно, что ребята под горячую руку, прямо не отходя от кассы, выведут мужиков в расход. Увы, такова суровая проза жизни. Так что пусть себе потешатся напоследок…

Да-да, уважаемый читатель, – как вы уже догадались, я в очередной раз готовил акцию по профсоюзной разнарядке. Готовил в сумеречном настроении, помимо своей воли, чуть ли не через «не могу».

В этот раз ПРОФСОЮЗ заказал… Феликса. Представляете?

Я заметил, что Диспетчер, сволочь этакая, всегда звонит мне рано утром и выбирает для постановки задач такие моменты, когда очень туго соображаю ввиду того, что накануне всю ночь занимался каким-нибудь важным делом. Этот заказ не был исключением: накануне мы с Милкиным братцем ударно принимали на грудь до трех часов пополуночи под бдительным присмотром малопьющей психоаналитички. В результате я с трудом разлепил веки где-то на семнадцатом звонке и потухшим голосом простонал в трубку:

– А-а-а-а-а…

– Так и скурвиться недолго, Капитан! – укоризненно сказал Диспетчер и поинтересовался с некоторым состраданием: – Ты что – совсем никакой?

– Какой, – хрипло опроверг я, мгновенно просыпаясь. – Я какой. Чего там?

– Феликс, – буднично проговорил Диспетчер. – Последний срок – следующее воскресенье. Вариант – нулевой. Вопросы?

– Стоп! – ржаво каркнул я и, прокашлявшись, сурово отчеканил: – Стоп, паря! Не гони. Ну-ка повтори!

– Феликс, – недовольно повторил Диспетчер. – Срок – до следующего воскресенья. Вариант – ноль. Чего неясно?

– Всего неясно! – ответно раздражился я. – Какие вы шустрые! Мне нужно немедленно встретиться с кем-нибудь из управления. Вопросы?

– Зачем? – удивился Диспетчер. – Условия вполне доступные…

– Я сказал – надо! – злобно пробормотал я. – Пока не встречусь – хер вам, а не работа!

– Ладно, – обескураженно согласился Диспетчер. – Жди. Сейчас я узнаю, – и положил трубку. Минут через пять телефон зазвонил вновь.

– Ну?

– Одевайся, – распорядился Диспетчер. – Через пятнадцать минут к тебе подъедут.

– Кто подъедет – ликвидаторы? – ядовито поинтересовался я.

– Ну зачем же так сразу! – миролюбиво хмыкнул Диспетчер. – Это всегда успеется. Жди у калитки – заберут…

Через 15 минут на улице два раза коротко бибикнул автосигнал. Выйдя со двора, я был принят на борт серебристым «Фордом Мустангом», который резко стартанул с места и ушуршал к центру. В машине, помимо пожилого водилы, на заднем сиденье располагались двое мальчуганов лет под тридцать с необъятными плечами и руками толщиной в мое бедро. Вот так шкафчики! Не хотелось бы с такими серьезно ссориться…

За все время, пока мы перемещались, никто не произнес ни слова. У сквера Героев Революции машина остановилась.

– На выход, – буркнул один из «мальчуганов».

Покинув салон «Форда», мы двинулись в глубь сквера. Несмотря на теплое августовское утро, я зябко поежился и нахохлился в предвкушении какой-нибудь пакости. Этот сквер вкупе с сопровождающими меня плечистыми парнями вызвали в моей памяти очень неприятные ассоциации двухгодичной давности.

Да, примерно два года назад в этом же скверике происходило нечто подобное. «Форд», дядечки плечистые, представитель Управления ПРОФСОЮЗА… В тот раз, правда, присутствовал еще и хлороформ, а у плечистых на головах красовались малосимпатичные лыжные шапки с дырками. Сейчас обошлось без шапок и хлороформа. Очевидно, эти аксессуары в общении между мной и ПРОФСОЮЗОМ уже излишни. Потому что я давненько залез в такое дерьмо, что ПРОФСОЮЗУ скрывать от меня нечего. Теперь я – свой…

В глубине сквера, на одинокой скамейке, сидел мужик лет сорока пяти, облаченный в деловой костюм хорошего пошива. Он методично лузгал фисташки из пакета и просматривал «Новую Неделю».

Плечистые с ходу подобрались с разных сторон от лавки, метрах в пятнадцати, а я сел рядом с мужиком и агрессивно поинтересовался:

– Ну и?..

– Здравствуй, Эммануил, – добродушно улыбнулся мужик, протягивая мне руку, – давненько не общались.

Посомневавшись самую малость, я пожал предложенную руку и вспомнил, что два года назад имел счастье общаться с этим товарищем. Только в тот раз я его не видел. В тот раз ПРОФСОЮЗ не пожелал явить мне личину одного из своих управленцев. Сейчас, значит, сподобился! Очень приятно.

– Это вы меня вербовали? – уточнил я. – Ну, помните, там, в комнате… А?

– Мы, – подтвердил дядька. – Можешь звать меня Петровичем. Для удобства общения. Итак – чего ты хочешь, мой ласковый? Сформулировать можешь?

Я собрался было надуться и гордо заявить, что напрасно он так: уж с формулировками у меня всегда дела обстояли прекрасно. Недаром Профессором дразнили в свое время. Однако, быстро промотав в голове все, что собирался выговорить этому Петровичу, я вдруг с удивлением обнаружил, что действительно – не могу сформулировать! Наверное, раньше надо было. А то что же получается: Снегова и Гнилова завалил без единого писка, на тех же условиях, а вот по поводу Феликса вдруг возникли какие-то сомнения! Да, раньше надо было…

Заметив, что я накуксился, Петрович решил прийти мне на помощь.

– Я тебя понял, Эммануил, – добродушно заявил он, – можешь не напрягаться. До этого мы тебя беспокоили практически по графику, раз в квартал. Клиент всегда был самым натуральным козлом – убивать его было не жалко. Времени навалом, творческий подход и все такое прочее – короче, работай в свое удовольствие… Так?

– Угу, – согласно кивнул я, – так. А тут – как с цепи сорвались! Что за война?

– Это временно, – успокоил Петрович. – Можешь не сомневаться. Во-первых, ситуация сложилась так, что существованию вашей фирмы угрожала довольно серьезная опасность. А мы заинтересованы в ее процветании.

– И чем же наша фирма для вас так ценна? – полюбопытствовал я.

– Долгий разговор, – уклончиво бросил Петрович. – Но можешь не сомневаться в одном: ПРОФСОЮЗ заинтересован в том, чтобы ваша фирма процветала. На данный момент ваша фирма – это модель будущего экономики России. Если у нас все получится, в скором времени такие образования будут процветать и властвовать по всей стране.

– Во как! – удивился я. – То есть вы берете нас под «крышу»?

– П-ф-ф-ф… ну ты скажешь тоже! – Петрович лукаво улыбнулся. – «Крыша» вам не нужна – и так хорошо сидите. Мы просто прогнозируем ситуацию. И по ходу процесса производим корректировку. Можешь быть уверен – все мероприятия, к которым ты причастен, так или иначе направлены на создание режима наибольшего благоприятствования для вашей фирмы. Сейчас возникла такая ситуация, что надо поработать в сжатые сроки… Вот сделай Феликса – потом мы тебя минимум год трогать не будем.

– А что, так уж необходимо Феликса устранять? – с надеждой поинтересовался я. – Между прочим, башковитый мужик – группировку держит в ежовых рукавицах, беспредела не допускает…

– А ты назови хоть одного своего клиента, который бы был дегенератом? – жестко оборвал меня Петрович. – Все они крайне башковитые особи и занимали – царствие небесное – в криминальном мире далеко не последние места. Дебилами ПРОФСОЮЗ не занимается – для этого есть психиатрические лечебницы.

– Значит, Феликса завалю, а после этого вы меня не будете тревожить целый год, – раздумчиво произнес я, – угу, угу… А чем же все-таки Феликс вам не угодил? Вот хоть убейте – не могу припомнить, чтобы какие-то его действия наносили ущерб нашей фирме! Скорее наоборот – Феликс поднимает фирму, фирма поднимает Феликса, взаимообразно…

– Ага, доподнимались, – саркастически усмехнулся Петрович, – дальше некуда! Еще полгода – и все в округе подомнет под себя. И фирму вашу слопает – нечего делать… Так что – как ни крути, устранять придется. И потом: можешь быть уверен, Эммануил, – ты в этом деле далеко не последняя фигура. И не надо воспринимать свое участие в происходящем как бездушное функционирование винтика в большом механизме.

– То есть? – не вполне уловил я смысл сказанного. – Вы хотите сказать, что все эти акции некоторым образом работают и в мою пользу?

– ПРОФСОЮЗ возлагает на тебя большие надежды, – проигнорировал мой вопрос Петрович, вставая и протягивая мне руку. – Даже бо€льшие, нежели ты себе можешь представить! Исполнителем ты будешь работать очень недолго – если все пойдет по задуманному плану. Только единственное условие – веди себя прилично. У тебя, знаешь ли, есть склонности к выпаданию из имиджа добропорядочного гражданина. Веди себя прилично, Эммануил, – и все получится… – Напутствовав меня таким образом, Петрович развернулся и неторопливо двинулся к выходу из сквера, сопровождаемый двумя шкафоподобными дядьками, которые на прощание посмотрели на меня – как мне показалось – несколько по-особенному…

Таким вот образом состоялось мое открытое знакомство с представителем Управления ПРОФСОЮЗА – самой могущественной теневой организации нашей страны. Как видите, ничего особенного – руки, ноги, голова; жабр и нимба вокруг черепа я у него не обнаружил, как ни приглядывался. Обычный немолодой дядечка средних кондиций, которого я при желании могу убить одним движением. Встретив такого на улице, вы даже предположить не сможете, что под командой этого типа находится целая армия профессионалов, которые в состоянии за одну ночь без особых потуг вырезать всю Госдуму с домочадцами, а если понадобится – то и две Госдумы кряду. Тем лучше. Значит, не так страшен черт, как его малюют. Значит, можно плодотворно трудиться во благо ПРОФСОЮЗА, как на обычной работе: когда приспичит, валять дурака, когда надо – мухлевать втихую, а то и вообще устроить тихий саботаж с недалеко идущими последствиями – коль скоро обстоятельства благоприятно сложатся…

…Солнце скрылось за линию горизонта, попугав на прощание лесных обитателей тревожным закатным заревом, и на пустоши опустилась ночь. Проводив взглядом последние сполохи кровавого зарева, я облегченно вздохнул и несколько приободрился. Ненавижу закат. Закат – это последние конвульсии умирающего дня. Склонные к сентиментальности индивиды (и ваш пок. сл. в их числе) во время заката зачастую впадают в психофизиологический ступор. Повышается давление, появляется состояние безотчетной тревоги, в голове всплывают сомнения в целесообразности своего существования в этом мире – особенно если тебе предстоит какое-нибудь скверное дельце… Человек вообще отвратно себя чувствует, присутствуя при чьей-нибудь безвременной кончине – ежели, конечно, он не извращенец. Котенок отдает концы – и то грустно. А тут, представьте, умирает день на половине земного шара! Чем не повод для меланхолии? Ненавижу закат…

Между тем мои поднадзорные ударно поднимали стаканы и неспешно болтали о всякой всячине. Вскоре ночная мгла загустела настолько, что, помимо светового пятна от костра и лениво маячивших в нем лиц охотников, я уже не мог рассмотреть совершенно ничего. Мгла постепенно поглотила и все лишние звуки: через некоторое время в лесу стало так тихо, что отдельные фразы, долетавшие от костра, я достаточно четко воспринимал и без узконаправленного микрофона, который, как обычно, торчал неподалеку, будучи укреплен на ветке штативом.

Ход беседы не вызывал у меня особого интереса. Все, что необходимо, я уже давно подслушал и теперь лениво фиксировал содержание обычных охотницких баек про всякую небыть: трехпудовых косачей, лосей чуть меньше мамонта, карасей размером с Моби Дика и иную фантастическую живность, павшую в тутошних необъятных пустошах от руки старшего егеря городовиковского заказника Вадима Жукова (который, кстати, приставлен сюда вовсе не за этим!). Сам егерь – хозяин застолья – уже изрядно нагрузился и клятвенно обещал своему гостю на завтрашней зорьке просто феноменальную добычу. И погода-де располагает, и ветер что надо, и вообще!

В гостях у Жукова сегодня Феликс. Он фанат охоты и потому придерживается всех суеверий, принятых в кругу настоящих мастеров-зверобоев. На похвальбу Жукова Феликс отвечает ритуальным поношением достоинств заказника. Дескать, и птица-то у вас тут – вороны да галки; и кабаны размером с собаку, а рыба вообще – только гуппи в аквариуме, что у егеря в усадьбе! Каждый истинный охотник страшно мнителен: спугнуть призрачную удачу и остаться без добычи очень легко. Артемида – баба взбалмошная и капризная – услышит хвастовство и накажет болтливого за самоуверенность – придется возвращаться домой несолоно хлебавши. Феликс машет рукой на Жукова и по всем позициям опровергает его россказни. Этот ритуал тоже является составной частью охоты – он отработан до мелочей и изменению не подлежит. Феликс – охотник божьей милостью, настоящий профи. Охота – его главная страсть, она для главы Центральной группировки дороже, чем все развлечения мира, вместе взятые. Жуков хорошо принимает Феликса именно из-за этого, а не потому, что под началом у гостя две сотни отъявленных головорезов. А еще Жуков и Феликс – одноклассники. Они оба выросли на этих пустошах, совместно получали двойки в городовиковской средней школе № 1, а потом, когда Феликс еще пахал на Родину, частенько проводили время вместе, охотясь на разное зверье. Старшему егерю наплевать на персоны. Он запросто может любому «новому» – даже самому крутому и навороченному – показать заскорузлый кукиш в ответ на просьбу поохотиться в заказнике. Феликс – другое дело. Для Феликса сердце Жукова открыто всегда. Поэтому Феликс чувствует себя у костра очень уютно, поднимая со старшим егерем и его помощником стакан за стаканом и слушая охотницкие байки. Примерно так же, как я в гостях у толстого Бо. Феликс даже отказался от своих вышколенных телохранителей – они остались в егерской усадьбе. Доверяет Жукову, как брату. Какая идиллия!

Тьфу, черт… Я выключил микрофон и извлек из уха крохотный наушник. Хватит слушать – а то уже жаль Феликса. Жаль рушить этот уютный мирок. Петрович сказал, что этот хищник хочет сожрать нашу фирму. Что ж – очень может быть, Феликс на это способен. Он вообще очень способный, этот парниша.

Чтоб не дать жалости ослабить чувство уверенности в правильности осуществляемой акции, я быстренько прокрутил в уме достижения объекта наблюдения. Так, так… Да, тип еще тот. 18 лет работал в угрозыске, затем при смутно прослеживающихся обстоятельствах был уволен за какие-то нарушения и вдруг, ни с того ни с сего, стал бандитом. Да каким бандитом! Резво сколотил боевую группировку и в скором времени уже вовсю заправлял Октябрьским районом Новотопчинска – самым большим, прошу заметить, административным участком города. Заправлял очень жестко и зачастую утверждал свою власть ценой немалой крови. Сволочь, что и говорить! Мерзкий тип! Чуть позже, воспользовавшись поддержкой Дона – моего патрона, прибрал к рукам Центральный и Халтуринский районы, соседствовавшие с Октябрьским. Деяние сие свершилось отнюдь не безболезненно: в ходе борьбы за новые территории образовалось около четырех десятков трупов как простых «быков», так и авторитетов из верхнего слоя братвы. Кстати, Центральный район потребовался Феликсу лишь для имиджа: кроме властных структур и административных органов регионального управления, на территории центра ничего путного не располагается – разве что оперный театр. Феликс просто потешил свое тщеславие. Период становления новой группировки, которая в обиходе получила наименование Центральной (ах, как звучит!), сохранился в памяти у новотопчинских правоохранительных органов как последний этап бандитских войн городского масштаба – самый жестокий и кровопролитный этап. В общем, сволочь он, сволочь – мне его ни капельки не жаль. Чего жалеть душегуба и кровопийцу…

Около двух часов ночи компашка у костра перестала подавать признаки жизни. Включив микрофон, я уловил мощный храп. Очень приятно, хлопцы! Я уж, грешным делом, начал опасаться, что вы до самой зари будете стаканами звенеть.

Собрав свои пожитки, я спустился с дерева и двинулся к костру, замирая на каждом шаге и напряженно прислушиваясь. Мою задачу в значительной степени облегчало то обстоятельство, что у костра не было собак. Все собаки в настоящий момент находились в десяти километрах отсюда, за Гашунскими озерами. Завтра, с первыми лучами солнца, оттуда начнет движение облава, возглавляемая старшим сыном Жукова – Сашкой. Облава подымет с лежек в камыше стадо диких свинтусов и будет неспешно гнать его до засеки, срубленной два дня назад в шестистах метрах отсюда. Когда стадо дойдет до засеки, младший Жуков заберется на дерево у прохода и займется селекцией, используя для этого многозарядную воздушку и здоровенный биц, которым можно сбить с ног человека. Свиней покрупнее Жуков пропустит через проход, и они помчатся по трем узким тропкам прямиком на засадников. Затем подоспевшие егеря с собачками завернут молодняк и маток и погонят обратно в камыш, чтобы с перепугу не откочевали куда не положено. Животину надо беречь – еще не раз предстоит охотиться на пустошах дорогим гостям.

Примерно таким вот образом все обстояло в прошлом году. В тот раз Феликс пригласил Дона на охоту, я, как обычно, увязался с ними и имел возможность понаблюдать за всеми этапами процедуры со стороны – в засаду меня не взяли по причине малозначительности ранга и недостаточной солидности возрастного плана…

Приблизившись к костру метров на десять, я лег и медленно пополз. Зачехленный карабин Феликса был прислонен к молодой сосенке в пяти шагах от кострища, рядом лежал рюкзак с охотницким припасом. Оттащив рюкзак от костра метров на десять, произвел все необходимые манипуляции, пользуясь фонарем, после чего вернул имущество Феликса на место.

Охотники спали. Какая непростительная беспечность! В летнее время по пустошам и окрестным лесам шастают самые разнообразные твари – в том числе и двуногие. Оглянуться не успеешь, как останешься без головенки! В этих местах частенько находят объеденные трупы, не поддающиеся идентификации. Я бы, например, не рискнул спать здесь без охраны, даже будь я хоть трижды старший егерь или самый авторитетный бандит Федерации. Сам по себе авторитет не может спасти от острых зубов и завидущих рук – практика так показывает. Так что спите, ребята, спите – авось чего и выспите.

…Убравшись прочь от костра, я выбрал крепкую сосну на опушке бора, на левом фланге от засеки, забрался на нее и приготовился к терпеливому длительному ожиданию.

В этот раз я попробовал разрешить заморочку с центральной братвой самостоятельно. Беспокоить Дона мне не улыбалось. В прошлый раз – после потасовки в «Тюльпане», закончившейся бегством на Оксанкином «СААБе», – я обо всем проинформировал Дона. Он быстренько все уладил, но это стоило мне долгой и нудной выволочки, длившейся около трех дней подряд. За это время шеф так заморочил мне мозги наставительными нравоучениями, что я уже на полном серьезе подумывал насчет застрелиться из табельного оружия (как референту-телохранителю, мне разрешено хранение и ношение боевого пистолета). Но, увы, пистолет мой хранился в сейфе у начальника службы безопасности фирмы и выдаче мне без разрешения шефа не подлежал. Были, знаете ли, для этого основания – по опыту прошлого. А еще после всего этого Феликс этак ненавязчиво намекнул мне, что я напрасно побеспокоил старика. Дескать, разобрались бы и сами – свои люди, сочтемся.

Так вот, сразу после рандеву с Петровичем я позвонил Дону и попросил два дня отгула – в счет грядущего отпуска. Повод для отпрашивания имелся: внезапный приезд Милкиного братца, которому, мол, надо помочь с бытоустройством и вообще… Выслушав пятиминутный разнос, основной мыслью которого было мое безалаберное отношение к исполнению должностных обязанностей, я заполучил требуемое разрешение. И тут же отправился к Феликсу, чтобы отрегулировать вчерашний конфликт на вокзале, а заодно произвести рекогносцировку на предмет нового задания ПРОФСОЮЗА.

В отличие от большинства властей предержащих Новотопчинска, имевших в пригородной зоне симпатичные особняки, глава Центральной группировки обитал в скромной семикомнатной квартире, на седьмом этаже одноподъездной шестнадцатиэтажки, расположившейся в закрытой части Центрального парка культуры и отдыха. Над Феликсом, под Феликсом, справа и слева от Феликса проживали приближенные из группировки – так было удобнее для организации взаимодействия и руководства (и, как мне кажется, для круговой обороны, коль скоро в таковой возникла бы необходимость!).

В подъезде шестнадцатиэтажки располагался круглосуточный милицейский пост, а вокруг «свечки» непрерывно перемещался парный патруль ОМОНа. Оба наряда несли здесь службу «по многочисленным просьбам граждан» (Феликс в свое время звякнул начальнику УВД!) – для пресечения правонарушений со стороны малолетних хулиганов. На самом же деле малолетними хулиганами, как и хулиганами в возрасте, в радиусе двух километров от шестнадцатиэтажки даже и не пахло. Все горожане прекрасно знали, кто «ютится» в «свечке», и почтительно блюли дистанцию.

Наличие милицейских нарядов объяснялось несколько иначе. Проработав 18 лет в уголовном розыске, Феликс в совершенстве изучил нравы и обычаи преступного мира и прекрасно знал, на что способны желающие отомстить обидчику блатные старой формации. Глава Центральной группировки боялся киллеров. В свое время по неопытности и простоте душевной он сильно обидел много товарищей, которых даже пальцем трогать не стоило. Товарищи эти теперь имели вполне резонные основания желать скорой кончины главы группировки. Казалось бы – пусть себе, мало ли чего могут некоторые желать! Но увы – данные товарищи принадлежали к той категории, у которой желания такого рода чреваты как просто шилом в печень и стрельбой по площадям, так и индивидуальными снайперскими заказами.

Выходец из правоохранительных органов, Феликс по инерции не доверял свою безопасность «быкам». Он больше полагался на добросовестность сотрудников милиции, усугубляемую солидной прибавкой к жалованью, которую ежемесячно отстегивал парням в форме казначеев группировки.

На подступах к «свечке» меня остановил омоновский патруль – старший подозрительно поинтересовался, куда это я направляюсь. Я ответил. Старший тотчас же сообщил об этом по радиостанции и принялся поедать меня глазами, недружелюбно шмыгая носом. Через пару минут из радиостанции грубый голос рявкнул: «Мож-жна!», после чего я был допущен к подъезду.

В подъезде меня опять остановил милицейский сержант, который не поленился погладить мой прикид импортным металлообнаруживателем и отнял связку ключей с металлическим свистком, заявив, что сие я получу по возвращении – коль скоро таковое состоится.

Несколько обескураженный столь нерадушным приемом, я поднялся в лифте, оборудованном телекамерой, на седьмой этаж, где тут же угодил в цепкие лапы двух очень недружелюбных секьюрити, дежуривших на площадке, – эти хмыри ощупали чуть ли не каждый квадратный сантиметр моего мускулистого тела, даже не спросив, позволяю я им это или нет. И лишь после этого я поимел возможность наконец пожать крепкую руку главы Центральной группировки Новотопчинска, который встретил меня, возлежа в банном халате в кресле перед телевизором.

– Ну и порядки тут у вас! – возмущенно попенял я Феликсу, плюхаясь в кресло. – Пока доберешься до тебя, всего обмацают пять раз. Хорошо, в задницу не залезли, сатрапы!

– Да что ты! – лениво удивился Феликс. – Странно… Я вот хожу – никто не мацает… А насчет задницы… Хм! Интересная мысль. Интересная… Надо будет насчет этого ребятам сказать.

Кисло улыбнувшись шутке хозяина, я решительно перешел к делу:

– Тебе уже доложили?

– Ага. – Феликс взял с журнального столика медный колокольчик и пару раз звякнул. – Мне еще вчера доложили – сразу после того, как.

– А насчет чего тебе доложили? – настороженно поинтересовался я – докладчик мог извратить факты настолько, что происшествие на перроне было бы воспринято Феликсом как беспредельный наезд с моей стороны на ни в чем не повинных «быков».

– Доложили, доложили – не сомневайся, – успокоил меня Феликс. – Мои хотели разобраться че почем, а ты с каким-то левым «быком» их угондонил.

– Они с ходу начали меня окучивать! – начал горячо оправдываться я. – Даже как звать не спросили! Они… – тут я осекся – сообразил, что упустил одну существенную деталь. – Слушай, они же меня не знают, – растерянно пробормотал я. – Откуда же они могли… а?

– Следствие ведут знатоки, – мудро прикрыл глаза Феликс. – Нашли проводницу, допросили, забрали у нее билет того «быка» – оказалось, что Стас Васильев. Сопоставили факты – выяснилось, что это брат твоей… мкхм… гммм… ну, твоей женщины… Вот и всех делов, братишка.

В комнату вошла ного-грудая блондинка в суперкоротком халатике – притащила нам кофе. При виде девы у меня сладко защемило под ложечкой – Феликс понимает толк в женской плоти. Только при одном взгляде на такую можно получасовую эрекцию схлопотать. Дева кокетливо стрельнула в мою сторону глазками и удалилась, оставив в воздухе тонкий аромат свежевымытых волос.

– Жена? – хрипло поинтересовался я и смущенно прокашлялся, вспомнив, что жены у Феликса никогда не было.

– Ха! Жена… – Феликс лукаво улыбнулся, остро глянув на меня. – Наложница, братишка. Хочешь, подарю? Токо учти – балованная скотинка, управы нет. Только на одну ее парфюмерию целая бригада хлеборобов пашет. Потянешь?

– Да я как-нибудь так – пешком постою, – смущенно произнес я, устыдившись своей финансовой несостоятельности. – У меня вон есть подружка, сама себя обеспечивает. Так удобнее.

– Ага, знаем мы вашу подружку, – Феликс вдруг колюче прищурился. – Так себя обеспечивает, что на «СААБе» катается, который, между прочим, за сороковник потянет. И быстро же катается, красавица!

– Ты че, Феликс! – удивленно произнес я. – Замяли же дело! Да и давно было. Зачем старое вспоминать?

– Да нет, это я так, – Феликс лениво зевнул и успокаивающе махнул рукой – дескать, не боись, парень, лишнее не будем тебе писать. – Хорошо, что сам пришел – разберемся. Там нюансик – Саню Бурого ты того… чересчур. Он руку сломал и сильное сотрясение получил. Остальные отделались ушибами средней тяжести. Короче – братва сильно тебя хочет. Говорят, за прошлое не поквитались, а тут еще получилось… Я сказал, чтобы тебя не трогали, но, знаешь… всякое бывает. Я же не услежу за всеми.

– Так, может быть, мне надо что-то предпринять? – живо поинтересовался я. – Может, надо съездить к этому Саше Бурому, поговорить…

– Без толку, – Феликс пренебрежительно махнул рукой. – У нас все бабки стоит. Без бабок – никаких разговоров. Ты вот что – найди пятнадцать штук баксов, а потом приходи – я тебя сведу с теми пацанами, которых ты на вокзале отоварил. Вот тогда у вас конкретный разговор получится. Сядете, бухнете, побратаетесь – и ходи потом без оглядки.

– Так где ж я возьму эти пятнадцать штук? – удивился я. – Это ж какие деньги!

– Господи, вот проблема! – Феликс пренебрежительно скривился. – Ну, займи у кого – потом вернешь. В принципе – можешь не искать и вообще ничего не делать. Я же сказал, что скандал замяли – пацаны знают. Но ты пойми правильно – ты уже второй раз на халяву проехал. В тот раз тебе с рук сошло и в этот – тоже крутанулся. Пацаны на тебя жлобу заточили. Ты, кстати, по графику работаешь: в тот раз с Октябрьской бригадой сцепился, в этот раз – с вокзальной, – Феликс насмешливо покачал головой. – Теперь тебе осталось еще две бригады зацепить – и как раз со всей группировкой будешь в состоянии кровной мести. С чем тебя и поздравляю.

– Ей-богу, не хотел! – сокрушенно покаялся я. – Так все по-дурацки вышло – что в прошлый раз, что в этот… Но, хочу заметить, оба раза твои ребята вели себя по меньшей мере м-м-м… нетактично. Любой нормальный мужик возмутился бы!

– Любого нормального пацана утоптали бы на три счета, – живо отпарировал Феликс. – А такие шустрые, как ты, попадаются крайне редко – прецедент, что называется. И потом – как бы мои себя ни вели, они практически всегда правы. Потому что находятся на своей земле – чувствуют себя хозяевами. А бойскаутов я из них делать не собираюсь. На хер они тогда такие добренькие нужны?

Феликс нахмурился и начал напряженно отбивать пальцами дробь по крышке журнального столика. Я почувствовал себя несколько неуютно. Хозяин явно дал понять, что всячески не одобряет моего поведения и терпит меня лишь за принадлежность к ближнему кругу жизнедеятельности Дона. Чтобы как-то отвлечь его от мрачных размышлений, я решил переключить внимание Феликса на более приятные для него вещи.