Текст книги "А был ли мальчик? Скептический анализ традиционной истории"

После молитвы о даровании победы и по совершении возлияний корабли снялись с якоря. Сначала они шли в одну линию, а затем до Эгины соревновались между собой в быстроте. Афиняне торопились прибыть в Корфу, где собиралось и остальное войско союзников». (Цитата из Н. А. Морозова по книге Д. Калюжного и А. Жабинского «Другая история войн».) И это пятый век до новой эры? Вне всякого сомнения, перед нами слог позднего Средневековья или эпохи Возрождения, а то и Нового времени. Сравните этот текст хотя бы с Апокалипсисом или Евангелиями, которые, если верить историкам, написаны через несколько сотен лет после Фу-кидида. Слов нет, Апокалипсис по-своему стилистически безупречен, но нам думается, вы все равно сразу же ощутите разницу. Сам Н. А. Морозов прокомментировал этот фрагмент так: «Это не древность, а отправка генуэзского или венецианского флота с крестоносцами, где Афины (в переводе – порт) лишь перепутаны с одним из этих мореходных городов».

Теперь давайте посмотрим на проблему письменных источников древности под несколько иным углом зрения. Зададимся простым вопросом: как могло получиться, что античные тексты подверглись столь незначительным искажениям, путешествуя сквозь века? Ведь традиционная история учит, что после падения Западной Римской империи в 476 г. н. э. на Европу опустилась ночь Средневековья. На обломках мировой державы возникли варварские королевства, непрерывно воюющие друг с другом. Величайшие достижения античности забыты и похоронены, а научная мысль вновь скатывается на пещерный уровень: вспомните хотя бы Вселенную в виде квадратного ящика и сравните это убожество с уровнем древнегреческой астрономии. На протяжении пятисот лет Европа была чуть ли не поголовно неграмотна, причем это касалось не только мирян, но и большей части священников. Для того чтобы античные рукописи (пусть даже написанные на прочном пергаменте) могли в таких условиях благополучно всплыть в Италии XV в., их должны были время от времени переписывать. Историки классического направления утверждают, что так и было – этим делом якобы занимались монахи. В таком случае скажите на милость, что мог понять темный клир раннего Средневековья в сочинениях Евклида, Архимеда или Аристарха Самосского? Кто из этой публики мог по достоинству оценить поэзию Овидия или Горация? Наконец, какому средневековому монаху, умерщвляющему плоть в уединенной келье, придет в голову переписывать атеистическую поэму Тита Лукреция Кара «О природе вещей»?

Все это, разумеется, риторические вопросы. Совершенно очевидно, что никакой преемственности в таких условиях возникнуть не могло, и древнее знание оказалось бы утраченным безвозвратно. Правда, нам говорят, что значительный корпус античных текстов осел в культурной Византии и был впоследствии подхвачен не менее культурными арабами. А вот европейцы познакомились с трудами греков и римлян уже на излете Средневековья в переводах с арабского и греческого. Хорошо, пусть будет так, хотя нас уверяют, что и в дремучей Европе работа со старинными рукописями не прекращалась ни на миг. Давайте поглядим, какой вклад внесла в науки и искусства наследница великого Рима – Византийская империя. Картина получается удручающая, поскольку на поверку оказывается, что на протяжении почти тысячи лет византийцы занимались исключительно переписыванием и комментированием античного наследия. Арабы от них тоже недалеко ушли: они всего-навсего перевели сочинения выдающихся греков на арабский.

Получается какая-то дикая картина, полная вопиющих несообразностей. Как можно, не вникая в суть, механически переписывать Платона, Аристотеля и тех же Архимеда с Евклидом? Ведь каждая научная дисциплина оперирует своей собственной системой понятий и парадигм, а кроме того, имеет некоторый необходимый набор только ей присущих терминов, которые трактуются достаточно строго. Переписывать такой текст, не разобравшись основательно и глубоко в материале, совершенно бессмысленно. На выходе получится неудобочитаемая галиматья, а между тем античные труды дошли до нас в весьма осмысленном и связном виде. Передача знаний от поколения к поколению ни в коем случае не сводится к рутинному переписыванию работ основоположников, а непременно предполагает противоборство научных школ, сопровождающееся измышлением новых гипотез и концепций. Таким образом, мы с очевидностью убеждаемся, что оба варианта сохранения и приумножения античного наследия не выдерживают минимальной критики. Первая версия, постулирующая одичание и варваризацию Западной Европы, автоматически означает, что культурная традиция, идущая из глубины веков, должна была неминуемо пресечься. Вариант номер два, рассматривающий Византию и Арабский халифат в качестве своего рода эстафетных звеньев, сводится почти исключительно к голому копированию достижений предшественников. Мы не видим здесь сколько-нибудь ощутимого приращения старого знания (хотя бы в узкоприкладных областях), что невозможно в принципе.

Между прочим, характер развития античной науки обнаруживает еще один фундаментальный парадокс. Как известно, классическая Древняя Греция – это в первую очередь южная часть Балканского полуострова и архипелаги Эгейского моря. Только вот география греческой науки решительно не совпадает с локализацией великолепной Эллады. Ведущие научные центры античности находятся где угодно, но только не в материковой Греции. Это Малая Азия, север Египта, остров Сицилия и юг Апеннинского полуострова (который, кстати сказать, назывался в древности Великой Грецией). Общее у всех этих земель только одно – греческий язык, который был на упомянутых территориях основным. А вот римляне, унаследовавшие достижения древних греков, не сделали для развития античной науки ровным счетом ничего существенного.

Недаром про них говорят, что они были умелыми политиками (максима «разделяй и властвуй» родилась именно в Риме) и замечательными солдатами, но никуда не годными мыслителями. Согласитесь, это весьма странная картина, особенно если принять во внимание, что серьезное культурное влияние греков на римлян давным-давно стало общим местом и даже пантеон римских богов почти всегда имеет греческие дубликаты, временами совпадающие до полной неразличимости.

Про византийцев и арабов, занятых сугубым копированием античных текстов, мы говорили уже достаточно. И только в Западной Европе наследием античности сумели распорядиться с умом. Едва только европейцы в конце Средних веков и начале эпохи Возрождения познакомились с достижениями античной мысли в переводах с греческого и арабского, как сразу же прервавшаяся было культурная традиция возобновилась. Наука стала развиваться точь-в-точь с того самого места, на котором застыла в древности. Не лишним будет заметить, что и Малая Азия, и Северный Египет, и Сицилия вместе с Южной Италией – исконные земли Византийской империи. Поэтому гипотеза Н. А. Морозова (развитая и дополненная впоследствии работами С. Валянского, Д. Калюжного и А. Жабинского) о том, что первоначальный культурный прорыв состоялся именно в Византии, заслуживает самого серьезного внимания. Византийская империя была в пору своего расцвета, по всей видимости, мультиконфессиональным государством, и арабы, входившие в число ее подданных наряду с другими народами, тоже имели возможность познакомиться с «античными» (а в действительности – византийскими) научными и культурными достижениями. А вот когда в середине XV столетия под натиском турок-османов Византия приказала долго жить, отток греческих интеллектуалов на Запад (исподволь начавшийся еще задолго до окончательного краха империи) как раз и обеспечил небывалый научно-технический и культурный подъем стран Западной Европы. Во всяком случае, такая концепция (ни в коей мере, конечно же, не являющаяся истиной в последней инстанции) значительно лучше объясняет имеющиеся в нашем распоряжении факты и позволяет избавиться от нелепых многовековых провалов чуть ли не до пещерного одичания подавляющей части цивилизованного человечества.

Бесконечная череда взлетов и падений буквально пронизывает традиционную историю. И почти всегда очередной цивилиза-ционный крах связан с нашествием варваров, с приходом неведомо откуда кочевого пастушеского народа. Около 1700 г. до н. э. под ударами кочевников-гиксосов пало египетское Среднее царство. Историки полагают, что иноземное владычество продолжалось не менее 108 лет. Микенскую культуру бронзового века в Греции сокрушили дорийцы – проникший с севера дикий пастушеский народ, вооруженный длинными железными мечами и сражавшийся сомкнутым строем. Культурные ахейцы, в свое время завоевавшие Трою, ничего не смогли противопоставить свирепым варварам. На протяжении первой половины I-го тысячелетия до н. э. рубежи восточных деспотий в Передней Азии бесперечь тревожат легендарные киммерийцы и скифы. Орды кровожадных всадников, на полном скаку без промаха бьющие в цель, сметают на своем пути все, раскалывая древние царства, как гнилой орех. «Вот идет далекий северный народ. Колчан его – как открытый гроб…», – сообщает древняя хроника. В IV–V вв. уже новой эры началось Великое переселение народов, когда десятки племен снялись с насиженных мест и гуртом навалились на Римскую империю. Толчком к великому переселению послужило движение на запад кочевых гуннов, которые на своих косматых лошадках проскакали от Тихого океана до атлантического побережья Галлии (современная Франция). А тюркский Великий Эль, привольно раскинувшийся в VI в. в евразийских степях от Китая до Черного моря? А сарматы, авары, венгры, уйгуры и многие другие, которым несть числа? О неукротимых монголах, завоевавших полмира, мы даже не говорим – им будет посвящена отдельная глава. Возникает впечатление, что где-то в глубинах Центральной Азии работает чудовищный генератор, время от времени выбрасывающий орды диких кочевников. Об этом очень изящно сказал Н. А. Заболоцкий в стихотворении «Рубрук в Монголии»:

 
Европа сжалась до предела
И превратилась в островок,
Лежащий где-то возле тела
Лесов, пожарищ и берлог.
Так вот она, страна уныний,
Гиперборейский интернат,
В котором видел древний
Плиний Жерло, простершееся в ад!
Так вот он, дом чужих народов
Без прозвищ, кличек и имен,
Стрелков, бродяг и скотоводов,
Владык без тронов и корон!
 

Да, чуть было не забыли: давным-давно жили на свете еще одни неугомонные пастухи – древние арии, покорившие во II тысячелетии до н. э. Индию. Воля ваша, но пастух – самый воинственный человек в истории. Правда, не очень понятно, почему у этого неграмотного дикаря все выходит так гладко. Ухаживая за скотиной, обучиться воинскому строю, железной дисциплине, тактическим и стратегическим премудростям ведения боя куда как непросто. Но нашему кочевнику закон не писан: захотелось ему завоевать полмира – он и завоевал. Как говорится, сказано – сделано.

Надо отметить, что назойливая цикличность, необходимо присутствующая в развитии едва ли не всех древних культур, вообще является очень слабым местом ортодоксальной исторической парадигмы. В этом смысле построения современных историков мало чем отличаются от так называемой «теории круговорота» итальянского философа Джамбаттисты Вико (1668–1744), согласно которой человечество неизбежно проходит три стадии развития – эпоху варварства, век героев и век человечества. Однако «дурной бесконечности» у Вико все-таки нет – повторение пройденного в рамках его концепции предполагает наличие вектора, нацеленного вперед, поэтому развитие осуществляется по раскручивающейся спирали. В этом смысле пытливый итальянец совпадает не только со Скалигером и Петавиусом, но и позднейшими социологическими конструкциями вроде ортодоксального марксизма.

В рамках нашей темы совершенно невозможно миновать героический античный эпос – поэмы «Илиада» и «Одиссея», принадлежащие, как считается, перу слепого певца Гомера и посвященные событиям Троянской войны. Поскольку мы абсолютно уверены, что большинство читателей вряд ли имеет представление о догоме-ровской истории Древней Греции, следует сделать небольшое отступление. Согласно современным представлениям, уже в начале II тысячелетия до н. э. на Балканском полуострове и островах Эгейского моря (в первую очередь – на Крите) начинают складываться рабовладельческие культуры бронзового века. Начиная с XVI в. до н. э. так называемая позднеминойская критская культура переживает период максимального расцвета. К этому времени относятся лучшие памятники критской архитектуры, бурно развивается изобразительное искусство, совершенствуется кораблестроение. На смену легким ладьям приходят палубные суда, заметно оживляются торговые связи Крита с Египтом, Сирией и особенно микенской Грецией. Критские купцы постепенно осваивают практически все Средиземноморье. Материковая ахейская Греция, по-видимому, первоначально находилась в зависимости от могущественной критской морской державы, что нашло выражение в знаменитом мифологическом сюжете о Минотавре – кровожадном получеловеке-полубыке, скрывавшемся в запутанных переходах Кносского дворца. По преданию, Афины ежегодно присылали ему на съедение семь юношей и столько же девушек. В конце концов сын царя Эгея Тезей убил чудовище.

К середине II тысячелетия до н. э. гегемония в Эгеиде, судя по всему, переходит к микенской культуре, обосновавшейся на Балканах. Документы, относящиеся к этому времени, все чаще написаны линейным письмом Б и составлены на греческом языке, хотя негреческое письмо А (не расшифрованное до сих пор) продолжает употребляться в некоторых районах Крита вплоть до конца поздне-минойского периода, т. е. до XII столетия до н. э. Микенская материковая Греция начинает решительно преобладать в Восточном Средиземноморье. О возвышении Микен недвусмысленно свидетельствуют многочисленные археологические находки: монументальное циклопическое зодчество (толщина городских стен Тирин-фа достигает, к примеру, 17 м), высокохудожественные ремесленные изделия, привезенные из стран Востока и даже из Прибалтики (янтарь), умаление критских мотивов в изобразительном искусстве, создание сети мощеных дорог, построенных по единому плану, и т. д.

В XIV–XIII вв. до н. э. начинается постепенный упадок культур бронзового века как на Крите, так и на территории материковой Греции. Причины называются самые разные – от системного кризиса ранних рабовладельческих обществ до природных катаклизмов, подорвавших экономику критской морской державы (катастрофическое извержение вулкана Санторин в XV или XIV в. до н. э.). Но ведущую роль в крахе ахейских греческих царств, по мнению большинства историков, сыграло переселение дорийских племен в XII–XI вв. до н. э., разрушивших микенскую цивилизацию до основания. Хотя по своему размаху нашествие дорийцев уступало походам «народов моря», сокрушившим хеттскую державу, и охватило только южную часть Балканского полуострова, его значение для истории Греции было очень велико. Мы в очередной раз сталкиваемся с удивительным забвением всех культурных достижений недавнего прошлого. Прекращается монументальное строительство, пропадают великолепные фрески и росписи, исчезают памятники письменности, прерываются почти все внешние сношения. Великолепную Элладу окутывает непроницаемый мрак. По самым скромным подсчетам, «темные века» греческой истории продолжаются никак не меньше четырехсот лет, и только в самом конце IX – начале VIII в. до н. э. начинается «ползучий» Ренессанс.

Добросовестно излагая сию цивилизационную катастрофу, подмявшую под себя по крайней мере десятка полтора поколений, наши бравые историки пишут так: «Очевидно, ранее возникшие рабовладельческие общества были уничтожены окружающими племенами, жившими еще в условиях первобытнообщинного строя. Но при этом пришельцы немало восприняли от покоренного ими населения, что в конечном счете способствовало переходу уже всех эллинских племен к рабовладельческому строю» (Всемирная история в 10 томах под ред. Академии наук СССР, том первый). Почему пришельцы начали активно воплощать в жизнь воспринятое только почти пятьсот лет спустя, уважаемая редакция не объясняет. И далее: «Строй греческого общества начала I-го тысячелетия до н. э. можно назвать военной демократией» (там же). Что и говорить, небывалый прогресс…

Между прочим, Троянская война – центральное событие гомеровских поэм – происходила в XIII–XII вв. до н. э., т. е. может быть датирована самым концом микенского периода (еще до нашествия дорийцев). А вот Гомер, что самое пикантное, жил в лучшем случае в начале VIII в. до н. э. Вроде бы неувязочка получается. Четыре-ста, а то и пятьсот лет – это все-таки не кот начхал. Но у наших историков на душе спокойно. Сказания о Троянской войне, говорят они, передавались устно из поколения в поколение и только по истечении нескольких столетий (!) послужили основой для крупных поэтических произведений. Вы думаете, мы шутим? Извольте, вот цитата из «Всемирной истории»: «Исключительно высокие достоинства гомеровских поэм как художественных произведений народного творчества – образный, насыщенный запоминающимися сравнениями язык, яркие характеристики действующих лиц, наконец, сложная композиция, особенно „Одиссеи“, – свидетельствуют не только о гениальности автора или авторов поэм, но и о длительном пути развития, который прошел греческий героический эпос до создания „Илиады“ и „Одиссеи“». Конец цитаты. Для справки: опричников Ивана Грозного отделяет от наших дней чуть менее пятисот лет. Представьте себе, что все русские летописи вдруг в одночасье сгинули, и вам предстоит восстановить события Ливонской войны (1558–1583) и деяния «кромешников» царя Ивана исключительно на основе изустных преданий. Как вы думаете, у вас что-нибудь получится? А вот многие исследователи с легкой руки Генриха Шлимана стали рассматривать гомеровский эпос как бесспорный исторический документ, заслуживающий всяческого доверия. Как же, ведь Шлиман раскопал не только Трою, но отыскал «злато-обильные» Микены и «крепкостенный» Тиринф! Действительно, на холме Гиссарлык в Малой Азии было обнаружено поселение бронзового века, и даже не одно (на сегодняшний день раскопано семь послойно расположенных городищ). А вот почему Шлиман решил, что нашел гомеровскую Трою, это уж один Бог знает.

Между прочим, Шлимана не раз и не два уличали в подлогах и фальсификациях. Хорошо известна история, как, откопав сокровища царя Приама, он показал некоторые из бесценных находок знакомому ювелиру. Тот поднял его на смех, заявив, что выполнить такую тонкую работу без помощи лупы невозможно. Догадайтесь с трех раз, как поступил Шлиман? Совершенно верно. Он тут же «обнаружил» десятки увеличительных стекол из горного хрусталя.

Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Не будем сейчас говорить о том, что Гомер, согласно традиционной версии, был слеп и ничего написать не мог (разве только шрифтом Брайля). Крайне сомнительно, что это могли сделать другие, поскольку годы его жизни, как вы помните, падают на бесписьменный период греческих «темных веков». Да что мы ломимся в открытую дверь! Нам же русским языком сказано, что на протяжении столетий его поэмы бытовали в устной традиции. А впервые записаны они были особой комиссией, созданной афинским тираном Писи-стратом (560–527 до н. э.), т. е. по меньшей мере через 600 лет после окончания Троянской войны и через 200 – после смерти Гомера. Уважаемый читатель, а вы держали когда-нибудь в руках «Илиаду» с «Одиссеей»? В переводе Н. И. Гнедича сей труд занимает 700 страниц мелким шрифтом. Сколько потребуется времени, чтобы пропеть их наизусть (мы уже не говорим – заучить)? Формальные достоинства гомеровских поэм тоже выше всех похвал. Столь изысканный текст предполагает длительную над ним работу. В гекзаметрах Гомера вообще содержится много занимательного. Вот как, например, там описана колесница богини Геры:

 
Тотчас сама устремилась коней запрягать златосбруйных
Дочерь великого Крона, богиня старейшая Гера.
Геба ж с боков колесницы набросила гнутые круги
Медных колес восьмиспичных, ходящих по оси железной
Ободы их – золотые, нетленные, сверху которых
Плотные медные шины наложены, диво для взора!
 

Припоминаете, уважаемый читатель, как мы в свое время говорили о необходимости железных осей для конных повозок, без которых они не боевые колесницы, а сплошное недоразумение? Оказывается, слепой аэд Гомер прекрасно понимает, что к чему. Закавыка только в том, что события Троянской войны, которые наш бард живописует, это бронзовый век в полный рост. Никакого железа тогда не было и в помине, а уж умением отковать прочную железную ось овладеют не раньше, чем через тысячу лет. Даже римляне, если верить античным хронистам, весьма сдержанно оценивали качество мечей своих собственных солдат и завидовали белой завистью кельтским длинным клинкам, с которыми близко познакомились в Галлии. Какие уж тут кованые железные оси…

Правда, Гомер жил через четыреста лет после Троянской войны (по самым скромным подсчетам), а дорийцы, опрокинувшие ахейские царства, как раз и принесли в Грецию железный век. Имеются, однако, серьезные сомнения, что свирепым северным варварам, жившим родовым строем, были по плечу такие технологические свершения. Азы металлообработки еще ровным счетом ни о чем не говорят: африканские племена банту, с которыми в конце XIX в. столкнулись европейские колонизаторы, тоже умели получать железо сыродутным способом, но дальше изготовления ножей и наконечников стрел и копий дело у них не пошло. А вот наши историки на голубом глазу повествуют о хетто-египетских войнах в XIV в. до н. э. Близ города Кадеша, что в Сирии, египетский фараон Рамсес II одержал блистательную победу над хеттской армией, в составе которой было три с половиной тысячи боевых колесниц. Где хеттские цари раздобыли этакую прорву металла, история умалчивает.

Вернемся, однако, к Гомеру. Мы остановились на том, что афинский тиран Писистрат повелел в VI в. до рождества Христова занести на скрижали бессмертные поэмы, входящие в золотой фонд отечественной классики. Было бы любопытно посмотреть, как сие выглядело на практике, поскольку трудно допустить, чтобы за сотни лет устного бытования восторжествовал один-единственный канонический текст. Комиссия, надо полагать, заседала без выходных, ибо внимательно выслушать несколько многочасовых песен, добросовестно перенести их на папирус и свести воедино все варианты было очень непростой задачей. Впрочем, может быть, сразу остановились на самом привлекательном варианте, а всех остальных аэдов прогнали к чертовой матери. Так или иначе, но дело было сделано. Посмотрим, как события развивались дальше.

Сегодня считается, что еще в III в. до н. э. гомеровские песни были хорошо известны. Излишне говорить, что подлинниками «Илиады» и «Одиссеи», как и другими античными подлинниками, современная историография не располагает. После третьего века интерес к Гомеру странным образом улетучивается, а его сочинения проваливаются в небытие. И такое забвение продолжается на протяжении почти тысячи лет. Где в это время находятся бесценные рукописи, никому неведомо. Это неудобное обстоятельство скрепя сердце признают и сами историки: «В средневековой Европе Гомера знали только по цитатам и ссылкам у латинских писателей и Аристотеля; поэтическую славу Гомера полностью затмила слава Вергилия. Лишь в конце XIV и первой половине XV века… итальянские гуманисты познакомились с Гомером ближе. В XV веке многие переводили Гомера на латинский язык… В 1488 году во Флоренции выходит первое печатное издание Гомера на греческом языке. В XVI веке отдельные части гомеровских поэм неоднократно переводились и на итальянский язык. Однако лишь в 1723 году появился первый полный перевод „Илиады“, сделанный поэтом Анто-нио Мария Сальвини». (Цитата по книге Г. В. Носовского и А. Т. Фоменко «Русь и Рим».)

Что можно сказать по этому поводу? Столь позднее обнаружение сложного в формальном отношении и стилистически безупречного поэтического сочинения (при отсутствии подлинника!) не дает нам никакого права настаивать на его исключительной древности. Не вдаваясь в бесплодные спекуляции относительно того, где именно и кем были созданы эти сочинения, мы окончательно закрываем гомеровскую тему и предлагаем читателю приглядеться к обстоятельствам обнаружения античных рукописей.

Сначала еще раз напомним, что сегодня в распоряжении историков нет ни одного подлинного античного документа. Почти все тексты, традиционно приписываемые древним грекам и римлянам, были обнаружены в конце Средних веков и в эпоху Возрождения. Если даже допустить, что ученые XV в. действительно держали в руках оригиналы трудов Платона или Тита Ливия, это не дает нам ровным счетом ничего, поскольку ни один из них не дожил до наших дней. Научный мир имеет дело только с копиями старинных рукописей, обстоятельства появления на свет которых часто весьма туманны. Сегодня принято считать, что отличительной чертой эпохи Возрождения является внезапно вспыхнувший интерес к античности. Сочинения древних авторов посыпались как из рога изобилия. В городах Северной Италии вновь зазвучала классическая, или «золотая», латынь, на которой говорили в Риме I-го в. до н. э. Современные ученые полагают, что после падения Западной Римской империи в V в. после рождества Христова латинский язык основательно деградировал, но продолжал существовать в двух вариантах – в виде народно-разговорного языка (народная, или вульгарная, латынь) и в форме письменной латыни. Впоследствии региональная дифференциация народной латыни привела к образованию романских языков (около IX в.), а вот единство письменной латыни сохранилось: на протяжении всех Средних веков она была языком торговли, администрации, науки и школы и выполняла роль письменного языка для всех стран Западной Европы. Откровенно говоря, не совсем понятно, каким образом латынь за полторы тысячи лет умудрилась практически не измениться, чтобы ее возрождение во всем прежнем блеске не составило никакого труда. Еще большее недоумение вызывают походя сделанные замечания итальянских авторов XV–XVI вв. о том, что в крохотных деревушках в окрестностях Рима и по сей день говорят на языке, почти не отличающемся от латинского. Не будучи филологами, мы не станем вмешиваться в спор специалистов, а просто отметим очередную странность – воскрешение, казалось бы, давным-давно почившей в бозе древней латыни во всем своем великолепии.

Вернемся, однако, к нашим баранам, т. е. к находкам старинных рукописей. Честь их открытия принадлежит итальянским гуманистам, которые были блистательными знатоками классической латыни и с пеной у рта спорили о сравнительных достоинствах комедий Плавта и Теренция. В свое время мы уже упоминали имя знаменитого римского историка Корнелия Тацита (58-117), оставившего внушительный 14-томный труд, из которого к нашему времени уцелели только первые пять книг. Не лишен интереса тот факт, что еще в конце XIX в. два историка – француз Гошар и англичанин Росс – практически одновременно опубликовали исследования, согласно которым «История» Тацита на самом деле принадлежит перу знаменитого гуманиста эпохи Возрождения Поджо Браччоли-ни. Мы не станем здесь обсуждать вопрос о подлинности или подложности сочинений Тацита, а отметим только, что тот же Браччоли-ни впервые обнаружил и пустил в обращение некоторые трактаты Цицерона и Лукреция, произведения Петрония, Плавта, Тертул-лиана, Марцеллина и книги некоторых других античных мыслителей и писателей. Обстоятельства обнаружения этих рукописей всегда предельно туманны. Поджо (владевший, кстати, латинским языком как родным), выставляя свои находки на продажу, рассказывает бесконечные байки о каких-то загадочных монахах, но ни самих монахов, ни якобы принадлежащих им древних рукописей никто и никогда не видел. Живший на широкую ногу и постоянно нуждавшийся в деньгах Браччолини кроме оригиналов торговал и копиями, которые сбывал за огромные деньги. Достаточно сказать, что на гонорар, вырученный от продажи копии сочинений Тита Ливия Альфонсу Арагонскому, он купил себе виллу во Флоренции. Постоянными клиентами Поджо Браччолини были не только владетельные особы европейских дворов, но и представители аристократических фамилий Италии и Англии, кардиналы, университеты, наконец просто богатые люди.

Разумеется, Поджо Браччолини трудился не в гордом одиночестве. Происхождение всех без исключения трудов античных писателей, историков и мыслителей покрыто мраком неизвестности. В XV в. в Италию приезжают знаменитые гуманисты Мануил Хризо-лор, Гемист Плетон (Плифон), Виссарион Никейский и некоторые другие. Как вы помните, середина XV столетия ознаменовалась крахом Византийской империи и толпы греческих интеллектуалов буквально наводнили Европу. В распоряжении европейцев (и в первую очередь – итальянцев) оказались исчерпывающие переводы Платона, труды отцов восточной и западной церкви и масса иных классических текстов. Скажем, богатейшее собрание Виссариона стало основой Библиотеки св. Марка, из которой впоследствии вышло огромное количество рукописей, считающихся сегодня античными. По мнению Н. А. Морозова, Византия в это время дала Западу почти все известные древнегреческие рукописи античной эпохи, и как раз тогда же итальянские гуманисты во главе с неутомимым Поджо обнародовали почти все латинские произведения Древнего Рима, нимало при этом не интересуясь датировкой этих текстов, равно как и описываемых в них событий. Об обстоятельствах открытия полного корпуса сочинений Цицерона в городе Лоди на севере Италии мы уже писали, поэтому повторяться не будем. А вот о византийском мыслителе Гемисте Плетоне поговорим, так сказать, отдельно.

Во-первых, сразу же бросается в глаза удивительное созвучие его имени с именем великого древнегреческого философа Платона, который был учеником Сократа, жил в V–IV вв. до н. э., основал а Афинах платоновскую Академию и создал стройное философское учение, получившее впоследствии название платонизма. В свое время мы уже писали об этом философе-идеалисте и его блестящих сочинениях, имеющих форму диалогов. Среди прочих трудов от Платона остался трактат-утопия «О законах». Весьма интересно, что сходство между Платоном и Плетоном отнюдь не ограничивается фамилией. Выходец из Византии Гемист Плетон был не только ревностным пропагандистом платоновского учения, но и возродил древний платонизм во всей своей полноте. Приехав в Италию, он основывает во Флоренции плетоновскую Академию, которая на поверку оказывается полным подобием афинской школы его великого тезки. Мало того, Плетон пишет утопию под названием «Трактат о законах», которая в полном виде до нас не дошла, но переживать по этому поводу не стоит, поскольку как раз в XV в. всплывает рукопись того самого древнегреческого Платона. Мы полагаем, что читатель уже не удивится, узнав, что проект идеального государства, вышедший из под пера Гемиста Плетона, мало чем отличается от аналогичной программы Платона древнегреческого.