Текст книги "А был ли мальчик? Скептический анализ традиционной истории"

Мы уже не говорим про слог – длинные периоды, сложные придаточные предложения – неужели так писали в III в. до н. э.? Это же Николай Васильевич Гоголь! А как вам, уважаемый читатель, сам корабль? Между прочим, водоизмещение этого гиганта никак не меньше 4,5 тысяч т, а грузоподъемность составляет 3 тысячи т. Вспомните испанский галион XV в. и подумайте на досуге, каким образом с помощью рулевых весел можно управлять таким чудовищем. Англичане, кстати, наученные горьким опытом испанцев, почти не строили судов с водоизмещением более 600 т – такие корабли были не только легче, но и не в пример быстроходнее.

Мы уже писали о сотнях военных кораблей, принимавших участие в Первой Пунической войне и 380 судах греков против 1000 персидских у Саламина. От этой дикой цифири рябит в глазах. Готовясь к знаменитому индийскому походу, Александр Македонский подготовил к отправке огромный флот. Число кораблей не называется, но если принять во внимание, что на борту находились греческие и фракийские наемники, всадники из Согдианы и Скифии и боевые слоны, а одни только экипажи кораблей насчитывали не меньше 20 тысяч человек, то счет судов опять-таки должен идти на многие сотни. Историки, повторяющие эти досужие выдумки, никак не могут понять, что флот не просто стоит денег, а денег огромных. Ведь в те далекие времена судостроение было одной из самых высокотехнологичных отраслей, а по своему значению и сложности его вполне можно сравнить, скажем, с авиакосмической промышленностью сегодня. В реальной истории снаряжение и отправка большого флота всегда были делом исключительно дорогим, причем нередко для этого требовались совместные усилия нескольких стран. В книге Г. Мишо «История Крестовых походов» можно прочитать о непростых переговорах командиров крестоносцев с венецианским дожем. Венеция пообещала предоставить суда для перевозки рыцарской армии и провиант в расчете на девятимесячное плавание, а также дополнительно вооружить еще 50 галер. Разумеется, услуги были предоставлены не за так. Венеция претендовала на половину будущих завоеваний, а рыцари и бароны, кроме того, обязывались уплатить Венецианской республике 85 000 серебряных марок – сумму по тем временам огромную. А нам после этого рассказывают басни о персах, снарядивших в греческий поход 1000 кораблей, совершенно не задумываясь о том, что Венеция была как-никак богатейшей морской торговой республикой, а персы – это вчерашние скотоводы, пусть и создавшие большую империю. Скажите на милость, откуда возьмутся мастера, необходимые материалы и навыки (да и деньги тоже – страна непрерывно воюет), чтобы построить такой умопомрачительный флот?

Подведем некоторые итоги. Если исходить из общесистемных соображений и рассуждать с позиций здравого смысла, представляется совершенно невероятным, чтобы однажды сделанные фундаментальные открытия, нашедшие широкое практическое применение, вдруг оказались забытыми на века. Точнее говоря, такое вполне могло произойти, но только в том случае, если речь идет о каких-то отдельных фактах, книгах, достижениях. Но бесследное исчезновение целых пластов культуры, огромных массивов тщательно систематизированной научной информации, обкатанных поколениями мастеров технологий – это нонсенс. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Мы уже писали, что в реальной истории (а под реальной историей мы здесь понимаем временной отрезок, событийный ряд которого относительно свободен от неоднозначных толкований) отсутствуют примеры катастрофических культурных провалов и нелепой забывчивости. Научные открытия и технические новшества не удается надолго сохранить в тайне – рано или поздно они всплывают на поверхность и становятся общим достоянием. Работает своего рода закон сохранения информации: цивилизационный багаж никогда не утрачивается безвозвратно, а перетекает от народа к народу, по пути обогащаясь и трансформируясь. Цивилизация развивается как единое целое, и неумолимые законы функционирования систем самым решительным образом запрещают тысячелетнее погружение в дикость целых стран и континентов. Подобная чудовищная летаргия, мягко говоря, изумляет.

Давайте дружить с элементарным здравым смыслом. Если некий купец вдруг узнает, что имеется более удобное сообщение между пунктами А и В, обещающее немалые выгоды, то неужели он им не воспользуется? Если военному станет известно, что соседи с успехом применили некую загадочную техническую штучку, позволяющую одерживать победы, как долго сия новинка останется в безраздельном владении изобретателя? Самый свежий пример у нас перед глазами: потребовалось совсем немного лет, чтобы великие державы растеряли все свои атомные секреты, хотя уж что-что, а ядерные технологии охранялись строже некуда. И так было всегда. Помните историю о том, как Архимед сжег неприятельский флот, воспользовавшись для этой цели сложной системой вогнутых зеркал? Вся беда в том, что даже плоские стеклянные зеркала научились делать сравнительно поздно – не раньше XV в., а уж изготовить вогнутое зеркало с заданным фокусным расстоянием было и вовсе непосильной задачей для ремесленников того времени. Первые зеркальные мастерские появились на венецианском острове Мурано, а секрет производства зеркал сохранялся в строжайшей тайне. Заподозренных в разглашении цеховых секретов бросали в темницы и отправляли на плаху, но даже такие жестокие профилактические меры не смогли предотвратить утечки информации. Потребовалось совсем не так уж много времени, чтобы технология получения стеклянных зеркал оказалась в полном распоряжении соседей венецианцев.

Промышленный шпионаж родился не вчера. Самый, пожалуй, хрестоматийный пример – это кража секрета изготовления шелка. Говорят, что впервые производить шелк научились в Китае, а в Византии и Европе он долго оставался дорогим импортным товаром. Как известно, сам торговый маршрут, связывающий Дальний Восток с Передней Азией и Европой, назывался Великим шелковым путем. Даже когда европейцы, арабы и греки выяснили, что для получения ткани необходима нить шелковичного червя, это не решило проблему за неимением червя как такового. Существует несколько преданий о том, как были похищены драгоценные червячки. По одной из версий, китайская принцесса вышла замуж за правителя Хотана в Восточном Туркестане и по его просьбе провезла коконы шелкопряда, спрятав их в своей шляпке. Таможенники не решились обыскать высокородную особу. Другая версия рассказывает историю о некоем монахе, который поместил коконы внутрь своего посоха, выдолбив в нем специальную полость. Так или иначе, но китайцам не удалось сохранить в тайне секрет изготовления шелка.

А вот пример посвежее – победное шествие по Европе русских пушек. Помните, мы рассказывали о «единорогах», которые в значительной степени обеспечили успехи русской армии на полях Семилетней войны? Эти пушки были почти сразу же взяты на вооружение австрийской армией, а чуть позже – и французской. Прусский король Фридрих II приказал любой ценой захватить несколько «единорогов», чтобы скопировать их конструктивные особенности. Истории такого рода можно множить без конца, но это довольно бесплодное занятие. Повторимся еще раз: нигде, никогда и никому не удавалось надолго сохранить в тайне научное открытие или новую технологию, если они сулили очевидные выгоды – экономические ли, политические или военные. Еще более невероятно бесследное выпадение таких достижений из культурного обихода человечества. Согласитесь, уважаемый читатель, получается какая-то непроходимая чушь. Вот, скажем, древние финикийцы придумали и построили великолепные корабли, которые по своим техническим характеристикам были выше всех похвал. А через несколько веков эта превосходная техника оказалась никому не нужной и о ней благополучно забыли, равно как и о блестящих открытиях Архимеда. И только через полторы тысячи лет викинги переоткрыли достижения мореходов античности, создав свои собственные быстроходные и надежные корабли.

К сожалению, античная история в ее традиционном истолковании буквально переполнена подобными нелепостями. Например, живший в IV–III вв. до н. э. Аристарх Самосский уже прекрасно знал, что наша планета имеет форму шара. Более того, ему было известно, что Земля вращается вокруг Солнца, а Луна – вокруг Земли. Тем самым он предвосхитил гелиоцентрическую астрономию Коперника. А вот Эратосфен Киренский (276–194 гг. до н. э.) не только знал о шарообразности Земли, но и сумел вычислить ее окружность, причем с такой невероятной точностью, что его результат сумели слегка подправить только в Новое время, в конце XVIII в. Расстояние до Луны ему удалось определить тоже весьма точно. У Архимеда все вышло далеко не так гладко, но и задачу перед собой он поставил значительно более сложную – рассчитать расстояние от Земли до Солнца. Величина, полученная Архимедом, меньше действительной на 2/5, но упрекать его за это как-то неловко, поскольку даже Иоганн Кеплер в XVII столетии с этой задачей не справился – вычисленное им расстояние оказалось еще меньше. Между прочим, не лишним будет заметить, что для точных астрономических наблюдений совершенно необходимы часы с секундной стрелкой, тогда как изобретенные в Европе на излете Средних веков механические часы долгое время не имели даже минутной. Хроники сообщают, что расстояния между географическими пунктами Эратосфен измерял по скорости верблюжьих караванов, а углы подъема Солнца определял с помощью врытой в землю палки. Каким образом с помощью столь примитивных приспособлений ему удалось вычислить окружность земного шара и расстояние до Луны с такой большой точностью, история умалчивает.

Но самое интересное заключается даже не в этом. Блестящие открытия античных астрономов оказались странным образом невостребованными и легко легли под сукно. Просвещенный византиец Косьма Индикоплевт (Козьма Индикополов), признанный специалист по средневековой космографии, полагал, что Вселенная представляет собой прямоугольный ящик, омываемый водами великой реки Океан. Небесный свод поддерживается четырьмя отвесными стенами. Звезды, по мнению Косьмы, есть не что иное, как маленькие гвоздики, которыми нашпигована крышка этого ящика, а по углам сей невразумительной конструкции помещаются четыре ангела, производящие ветер. Между прочим, упомянутый Кось-ма жил в VI в. уже новой эры, т. е. через девятьсот лет после Аристарха и через семьсот – после Эратосфена. Обогатив свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество (в полном соответствии с известной формулой классического марксизма), он без особого труда вернулся к доисторическим представлениям, согласно которым плоский земной диск покоится на спинах трех исполинских слонов. Откуда взялся этот пещерный уровень космологических представлений? Складывается впечатление, что труды Аристарха и Эратосфена (а также Гиппарха, Птолемея и иже с ними) благополучно почили в бозе, чтобы явиться на свет полторы тысячи лет спустя. Впрочем, об истории накопления научных знаний мы еще поговорим отдельно.

Мы полагаем, вдумчивый читатель уже давным-давно догадался, что экскурс в военную историю древности был предпринят не из любви к искусству. В меру своих скромных сил мы стремились показать, что не все спокойно в датском королевстве, вопреки благостным реляциям убежденных сторонников официальной исторической парадигмы. В самом деле: за сотни лет до рождества Христова отмобилизованные и вымуштрованные армии, насчитывающие десятки, а то и сотни тысяч солдат, ведомые опытными полководцами, искушенными в вопросах стратегии и тактики, проводят сложнейшие маневры, практикуют фланговые охваты и умеют добиться подавляющего преимущества на направлении главного удара. Античные армии со времен седой старины – это ни в коем случае не аморфные вооруженные ополчения: они структурированы по последнему слову военной науки и имеют в своем составе легкую и тяжелую пехоту, легкую и тяжелую кавалерию, парк осадной техники, а также специально подготовленные инженерные части. Младшие командиры гоняют солдат как сидоровых коз – античные хроники сообщают, что тренировочное вооружение римских легионеров было вдвое тяжелее боевого. Овладевшие суворовской «наукой побеждать», несокрушимые римские легионы проходят огнем и мечом по землям варварской Европы.

И вдруг в одночасье небывалая мощь римлян истаивает, как дым. Некогда безотказная военная машина не в состоянии защитить население Италии от неорганизованных варварских толп.

Вождь готов Аларих, подступив к стенам Рима в 410 г., требует безоговорочной капитуляции и выплаты огромной дани. Ему отвечают, что население Рима пока еще очень многочисленно и готово сражаться до последнего человека. Чем гуще трава, тем легче косить, усмехается Аларих и решительно идет на приступ. И Вечный город безропотно сдается на милость победителя.

Из-за чего мы ломаем копья? Нам представляется крайне маловероятным, чтобы навыки, вошедшие в плоть и кровь военного сословия античных держав, провалились в небытие. Если даже на секунду предположить, что системный внутриполитический кризис Западной римской империи, осложнившийся непрерывной чередой варварских нашествий, действительно имел место, то все равно остается совершенно непонятным, почему многочисленные научно-технические достижения античности пропали втуне. Понятно, что гелиоцентрическая астрономия Аристарха Самосского вряд ли могла заинтересовать франков, захвативших в пятом веке провинцию Галлию. Но вот к организации римского войска они неизбежно должны были присмотреться весьма внимательно. Короче говоря, приходится выбирать из двух вариантов. Вариант первый: большая часть открытий, якобы совершенных в античности, не могла быть сделана столь давно. Вариант номер два: если они все-таки были сделаны, то ни в коем случае не могли оказаться забытыми впоследствии. Подобного рода перерывы постепенности самым решительным образом расходятся с событиями относительно недавней истории.

Итак, мы вынуждены констатировать, что древняя история войн и вооружений содержит несметное количество парадоксов и несообразностей. К сожалению, этим дело не ограничивается. Беда в том, что вся вообще античная история насквозь противоречива и предельно мифологизирована. Давайте начнем с самого начала и повнимательнее присмотримся к старинным письменным памятникам – основе основ наших знаний о далеком прошлом. Археологические находки, безусловно, способны многое рассказать о делах давно минувших дней и являются важным подспорьем в работе историка, но сами по себе они немы, и только вдумчивое сопоставление древних хроник помогает исследователю выстроить сколько-нибудь связную историческую картину.

Мы убеждены, что далеко не каждому читателю известен тот фундаментальный и крайне любопытный факт, что современная историческая наука не имеет в своем распоряжении буквально ни одной подлинной античной рукописи. Все без исключения труды древнегреческих и древнеримских философов, историков, ученых всплыли на поверхность в позднем Средневековье или в эпоху Возрождения. Большая часть античных трактатов дошла до нас в отрывках и фрагментах, но все равно объем письменной продукции древности поражает воображение. Скажем, знаменитый римский историк Тит Ливий (59 г. до н. э. – 17 г. н. э.) написал грандиозную «Римскую историю от основания города» в 142 книгах. К нашему времени сохранилось всего 35 томов, что, согласитесь, совсем не так уж мало. Древнегреческий историк Полибий (ок. 200 – ок. 120 гг. до н. э.) был менее плодовит – накропал каких-то жалких 40 томов, из которых полностью сохранились первые пять, а остальные известны нам во фрагментах. Другой древний грек – Геродот (между 490 и 480 – ок. 425 гг. до н. э.), прозванный «отцом истории» и оставивший нам подробное описание греко-персидских войн, обстоятельно изложил, кроме того, историю державы Ахеменидов и Древнего Египта, а также особенности жизни и быта скифов. Современное издание его трудов, напечатанное убористым шрифтом на бумаге, занимает ни много ни мало свыше 700 страниц. История Пелопонесской войны Фукидида, считающаяся вершиной античной историографии, насчитывает восемь томов. Римский историк Тацит (ок. 58 – ок. 117 гг. н. э.) написал объемистое сочинение в 14 книгах, из которых уцелели первые четыре и начало пятой. Философские труды Платона (428 или 427–348 или 347 гг. до н. э.) по форме представляют собой высокохудожественные диалоги, вот важнейшие из них: «Апология Сократа», «Федон», «Пир», «Федр» (учение об идеях), «Государство», «Теэтет» (теория познания), «Парменид» и «Софист» (диалектика категорий), «Тимей» (натурфилософия).

Этот далеко не полный список без особого труда может быть продолжен, но мы полагаем, что и приведенных имен вполне достаточно. Скажите на милость, как могло получиться, чтобы из такого Монблана книг не уцелела до наших дней ни одна? Куда подевались все до единого первоисточники? Ведь все без исключения труды вышеперечисленных историков и философов мы имеем только в позднейших копиях (в основном эпохи Возрождения). Кто спорит, от Геродота или Платона нас отделяет, что называется, дистанция огромного размера. За две с половиной тысячи лет много воды утекло, поэтому совсем неудивительно, что десятки и сотни рукописей могли быть безвозвратно утрачены. Но ведь не осталось буквально ни строчки! А если верить гуманистам Ренессанса, то еще в XV–XVI вв. сенсационные находки старинных пергаментов были делом довольно обычным. Скажем, в 1420 г. миланский профессор Гаспарино Барцицца обнаруживает в крохотном итальянском городке Лоди старинную рукопись с полным текстом всех риторических сочинений Цицерона. Вместе с учениками Барцицца трудолюбиво расшифровывает бесценную находку и снимает с нее копию, после чего подлинник – Лодийская рукопись – странным образом бесследно пропадает. К сожалению, история, приключившаяся с трудами Цицерона, не является чем-то из ряда вон выходящим. Все случаи обнаружения древних рукописей в Средние века и эпоху Возрождения развиваются по одному и тому же сценарию: чудесная находка аутентичного старинного текста, его копирование и распространение, загадочное исчезновение подлинника. Уже начиная с 1428 г. о судьбе Лодийской рукописи ничего не известно. Но не мог же древний документ за восемь лет рассыпаться в пыль, если до этого он благополучно прожил полтора тысячелетия!

К обстоятельствам обнаружения подлинных документов античности мы в свое время еще вернемся, а пока зададимся вопросом принципиальной важности. Дело в том, что культура любого народа развивается как единое целое и функционирует по определенным правилам. Чуть выше мы отнюдь не случайно привели обширный список древних авторов и перечень их многотомных трудов. Ведь Геродот, Платон, Аристотель, Фукидид, Архимед, Евклид, Полибий, Тит Ливий, Корнелий Тацит и еще многие десятки имен, перечислять которые можно очень долго, – это все вершина античной мысли, фигуры, что называется, первого эшелона. А если мы добавим сюда имена прозаиков, поэтов, драматургов, ораторов и философов, то наш список станет и вовсе необозримым. Между тем хорошо известно, что культура представляет собой хрупкий оранжерейный цветок, нуждающийся в тщательном уходе. Столпы и титаны философской или научной мысли не вырастают сами собой и не могут существовать в безвоздушном пространстве. Им требуется соответствующее культурное окружение, своего рода питательная среда, плодородный гумус, который один только и может обеспечить появление ростков нового знания. Если ученые, философы и писатели только первого ряда исчисляются едва ли не сотнями, то сколько интеллектуалов рангом пониже должно было работать с ними одновременно? И ведь все они тоже что-то писали! Подобную картину мы наблюдаем во все эпохи. Альберт Эйнштейн, Нильс Бор, Поль Дирак, Лев Ландау и иже с ними – это примеры исключительной интеллектуальной одаренности, люди, внесшие непреходящий вклад в развитие той дисциплины, в которой они работали. А сколько рядовых физиков трудились с ними бок о бок! Конечно, во времена Ньютона, Лейбница или Декарта научное сообщество было не столь многолюдным, но и эти титаны Нового времени произросли отнюдь не на пустом месте. Мы знаем о золотом и серебряном веке русской литературы, имена ее выдающихся представителей у всех на слуху, но при этом не следует забывать об огромном количестве сочинителей, живших с ними рядом, книги которых мертвым грузом лежат в пыльных книгохранилищах. Одним словом, культура развивается по своим законам, которые решительно запрещают появление из ничего исполинов духа.

Не менее важно и то обстоятельство, что творцы любого ранга и уровня существуют не в башне из слоновой кости. Их труды не могут быть предназначены только для узкого круга посвященных. Всюду, где есть творец, обязательно присутствует потребитель; невозможно себе представить литераторов и мыслителей, пишущих поголовно «в стол» или исключительно друг для друга. Таким образом, приходится заключить, что наличие такого количества античных философов, ученых и писателей с необходимостью предполагает еще более широкий круг грамотной, интеллигентной, читающей публики. Отсюда с неизбежностью вытекает проблема тиражей – рукописи должны были изготавливаться в достаточном количестве копий. И после этого нас хотят уверить, что такое море разливанное письменной продукции кануло в небытие? Поэмы, стихи, ученые трактаты, драматургические сочинения, частная переписка наконец – все это как корова языком слизнула, так что потомки не могут отыскать ни клочка. Извините, но мы в такие чудеса поверить не можем, если, конечно, античные тексты действительно создавались в Александрии, Афинах и Риме.

Между прочим, отдельного рассмотрения заслуживает проблема писчего материала в древности. На чем писали свои бессмертные произведения наши далекие предки? Бумаги в ту пору, разумеется, не было, не говоря уже о типографском станке. Надо сказать, что история с появлением бумаги вообще не очень ясна. В соответствии с традиционной хронологией, первыми получать бумагу из тряпья научились арабы в VIII в. н. э. К X в. она проникла в Египет и Северную Африку; говорят, что в Каире бумажные мастера населяли целые кварталы. В XII столетии бумага из Северной Африки попала в Испанию, где ее вырабатывали сначала из хлопка, а потом стали делать из очесок, ветхого белья и старых канатов. Высоким качеством бумаги славились Валенсия и Толедо. Технологический процесс в бумажном производстве был достаточно сложным и трудоемким и включал не менее 30 операций (очистка и промывка тряпья, толчение его в деревянных корытах пестами и т. д.). С. Валянский и Д. Калюжный в книге «Другая история науки» пишут, что в Италии бумагу научились делать в 1154 г., а центром ее производства стал город Фабриано, где насчитывалось до 40 бумажных мельниц. Венеция также активно развивала бумажную промышленность, и со временем итальянские мастера значительно усовершенствовали технологический процесс изготовления бумаги.

Сначала качество бумаги оставляло желать лучшего – она была рыхлой, непрочной, имела сероватый или желтоватый цвет. Но постепенно качество ее все росло, и к XIII в. на бумаге появились даже водяные знаки. Изобретение в XV столетии печатного станка Иоганном Гутенбергом изрядно подхлестнуло бумажное производство, предъявив к нему новые требования. Бумага должна была стать значительно более гладкой, ровной и прочной и к тому же хорошо впитывать краску. И в дальнейшем типографское дело и выделка бумаги развивались уже рука об руку, оказывая взаимное влияние друг на друга. К середине пятнадцатого века в Европе уже достаточно широко использовались металлические литеры, а к 1500 г. книгопечатание распространилось на 12 европейских стран; суммарный тираж всех печатаных книг достиг к этому времени 40 тысяч.

Историки говорят, что в Китае бумагу якобы научились делать еще во II в., а книгопечатание с использованием деревянных форм появилось аж в VI столетии, но мы этого вопроса касаться не будем, поскольку в Китае, как известно, все выдумали раньше всех. Кроме того, бумага является термодинамически неравновесным материалом, поэтому срок ее жизни не превышает тысячи лет. Таким образом, если некий неведомый гений и изобрел бумагу во втором веке, практического значения сие открытие не имеет, ибо столь древние образцы давным-давно превратились в пыль.

Ну а на чем же писали древние греки и римляне за неимением бумаги? Это хорошо известно – основными писчими материалами в античном мире были папирус и пергамент. Первыми папирус научились делать египтяне. Его изготовляли из стеблей нильской лилии – многолетнего травянистого растения семейства осоковых. Сначала стебли разрезали на узкие полоски, затем крест-накрест укладывали их в два слоя на плоской каменной плите, а после этого накрывали куском ткани и выколачивали плоским камнем. В результате получалась цельная пленка, которую сушили и разглаживали. Изготовленные с помощью таких несложных операций полосы папируса достигали 30–40 см в ширину и нескольких десятков метров в длину. Писали на нем обыкновенно тушью с помощью простой заостренной палочки.

В Древнем Египте папирус в качестве материала для письма стали применять в III тысячелетии до н. э., а около V в. до рождества Христова он проникает в Грецию. В позднейшие века Римской империи папирус практически полностью вытесняется пергаментом, который получали из особым образом обработанной телячьей кожи. Традиционно считается, что слово «пергамент» происходит от названия города Пергам в Малой Азии, где во II в. до н. э. его начали впервые изготовлять. Но даже в этом пункте, к сожалению, имеются существенные разночтения. В книге «Другая история науки» С. Валянский и Д. Калюжный со ссылкой на источники приводят несколько версий происхождения пергамента. Один источник утверждает, что во втором веке до рождества Христова пергамент начали изготовлять; другой говорит, что он в это время широко применялся; третий свидетельствует, что он «получил свое название от города Пергама (ныне Бергама), расположенного в Малой Азии, где во II в. до н. э. была усовершенствована технология его изготовления». Авторы «Другой истории науки» совершенно справедливо на это замечают, что абсолютно непонятно, на каком основании историки увязывают пергамент с городом Пергам и почему они так уверены, что выделка шкур животных для получения писчих материалов была впервые опробована именно в Малой Азии. Почему бы, спрашивается, не связать технологию получения пергамента с городом Бергамо в Северной Италии? Такая версия будет выглядеть ничуть не менее убедительно, чем официальная.

Как бы там ни было, но папирус, а в особенности пергамент были материалами далеко не дешевыми. Скажем, процесс изготовления последнего включал множество весьма тонких и достаточно трудоемких операций, поэтому нередко возникали ситуации, когда пергамента катастрофически не хватало, следствием чего становилось широкое использование так называемых палимпсестов – пергаментов, с которых стирали первоначальный текст и заменяли его на новый. А теперь, уважаемый читатель, имея в виду только что сказанное, вернитесь на несколько страниц назад и перечитайте фрагмент, посвященный научным трактатам и литературным произведениям античности. Разве можно вообразить хотя бы на мгновение, что такие дорогие и сравнительно редкие материалы, как пергамент и папирус, могли покрыть нужды огромного числа пишущих – философов, историков, политологов, публицистов, не говоря уже о рядовой интеллигенции? Каким образом с помощью непростого в изготовлении пергамента могла быть решена проблема тиражей, если на протяжении многих столетий сплошь и рядом использовались палимпсесты?

В свое время мы уже писали об изысканном слоге античных сочинений. Помните рассуждения Лукиана по поводу поразившего его воображение корабля? Громоздкие придаточные предложения, сложные грамматика и синтаксис, пышные метафоры, длинные отступления… Писать столь неторопливо и обстоятельно можно только в том случае, если писчего материала у вас сколько угодно. Более того, подобный слог не рождается сам собой, а вырабатывается посредством длительных упражнений. Представляете, сколько пергамента в детстве и юности должен был извести наш писатель, чтобы добиться такой стилистической отточенности? Правда, историки говорят, что в школах и для повседневных записей в древности широко применялись вощеные дощечки, на которых писали с помощью стилуса – заостренной металлической или костяной палочки. Написанное периодически стирали обратным расплющенным концом стилуса, и дощечка была вновь готова к работе. Так-то оно так, писать можно и по сырой глине, как это делали в Двуречье, но существуют серьезные сомнения, что в результате столь кустарных упражнений, без книг и специальных прописей можно выработать слог наподобие лукиановского. До эры книгопечатания просто не существовало универсальных правил грамматики, синтаксиса и орфографии. Если вы возьмете по-настоящему древние сочинения – книги Ветхого завета, эпос о Гильгаме-ше, те же глиняные таблички шумеров, то найдете или скупые хозяйственные записи, или лаконичные тексты в виде афоризмов и притч, напрочь лишенные стилистических красот. Гладких и долгих периодов Лукиана и Фукидида там нет и в помине.

А теперь прочитайте отрывок из Фукидида. Дело происходит в V в. до н. э., а речь идет об отправке на войну флота. «В момент, когда отправляющимся и провожающим предстояло уже расстаться друг с другом, они были обуреваемы мыслями о предстоявших опасностях. Рискованность предприятия предстала им теперь яснее, чем в то время, как они подавали голоса за отплытие. Однако они снова становились бодрее при сознании своей силы в данное время, видя изобилие всего, что было перед их глазами. Иноземцы и прочая толпа явились на зрелище с таким чувством, как будто дело шло о поразительном предприятии, превосходящем всякое вероятие. И действительно, тут было самое дорогостоящее и великолепнейшее войско из всех снаряжавшихся до того времени, войско, впервые выступавшее в морской поход на средства одного эллинского государства». И далее: «Тогда на всех кораблях одновременно, а не на каждом порознь, по голосу глашатая исполнились молитвы, полагавшиеся перед отправлением войска. В то же время по всей линии кораблей матросы и начальники, смешав вино с водою в чашах, совершили возлияние из золотых и серебряных кубков. В молитве принимала участие и остальная толпа, стоявшая на суше: молились все граждане, так и другие из присутствовавших, сочувствовавшие афинянам.