Текст книги "Отрицательные линии: Стихотворения и поэмы"

 
Я мирно спал ещё… покуда
Одолевали сны. Но вот
В моё окно лучами бьёт,
Ликуя солнце. Я восход
Воспринимаю словно чудо.
Я открываю окна в сад,
Где зелень смочена росою,
Где капли крупные дрожат,
Ещё удержаны листвою.
Но солнце выпьет их шутя,
Едва поднимется немного.
Вот золотится вновь дорога.
Смеётся за стеной дитя,
Мать уговаривает строго:
– Угомонися, время спать!
Вот разбуянилось некстати!
Тут солнце прыгает в кровати
И нежно обнимает мать.
 
 
Я у окна… Кусты сирени
В цвету, и яблони в цвету.
Террасы ветхие ступени,
Прохладные, сырые тени
Мне так приятны. Я расту,
Я поднимаюсь в высоту,
Я покидаю кров приветный,
Где мне сидеть невмоготу.
 
 
И вот в саду… Едва приметный,
Душистый, утренний туман
Всего пронизывает. Снова
Меня переполняет слово,
Я одурманен, полупьян.
 

1937 май 10

 
Мне радостно виденье Бога,
Возникшего из темноты…
 
 
Я раздвигал рукой кусты,
Не зная, где лежит дорога,
Я нарушал ночной покой
Призывным окликом, не зная
Где выход, ибо глушь лесная
Вновь тяготела надо мной.
Но вот я вышел на поляну,
Где редкие чернели пни,
Которым поклоняться стану.
Присел я отдохнуть немного.
Тут путник подошёл ко мне.
И я познал наедине
Явленье радостного Бога.
 

1937 июнь

1.

 
Ходил я к Андрею Белому
В дни болезни его на поклон,
Мне скромному и несмелому
Пророком казался он.
 
 
Имел я тогда немного
Молодых, но радостных лет.
Искал я по книгам Бога
И верил в Третий завет.
 
 
Меня не пустили к больному.
Вечно ставят преграды поэтам.
В горе я удалился к дому –
И о смерти узнал по газетам.
 

1936

2.

 
Я пребывал в астральном мире,
Там, где прообразы вещей,
Мой разум разгорался шире
Снопом ликующих лучей.
 
 
Я не грешил, лишённый тела,
И на земную суету
Смотрел торжественно и смело,
Как перешедший за черту.
 
 
Неосязаем и бесплотен,
Я был мечтой во много сотен
Веков и стран перенесён.
 
 
Несуществующей рукою
Его руки коснулся я,
И думал: – Друга успокою,
Ему близка любовь моя!
 
 
Озарена лучами славы
Преображённая душа,
Её движенья величавы,
Она проходит не спеша.
 

1937 сентябрь 17

3.

 
И когда Андрея Белого
Повстречал я в поздний час,
Невещественное тело его
Было призраком для нас.
 
 
Он прошёл путями росными,
Нарушая тишину,
И дымками папиросными
Обволакивал луну.
 

1938 февраль

 
Юноша, ломая руки,
Молился каменным богам.
Он отвергал докучные науки,
Читая тексты древних по слогам.
Преданья косного Востока
Ему подспорьем были.
Крылатые духи духовное око
Насильно ему приоткрыли.
 

1937 октябрь 16

1.

 
Прекрасная страна Кеми,
Повсюду слышу я приветствия тебе,
И двойника моего Ка
Славословия, обращённые к тебе…
На берегу голубого Нила
Медленно влачились дни мои.
Я был бедным землевладельцем,
Поклонявшимся Амону-Ра.
 

1937

2.

 
Меня за письменным столом
Терзают мысли о былом
Египта, и во славу Бату
Слагаю гимны я. Потом
Иду смиренно получать зарплату,
Не мысля тело изнурять постом.
Я стал практичен, озабочен
Делами службы и еды.
Мой день размерен, приурочен
К таблицам, графикам и прочим
Бумагам. Все мои труды
Приведены в порядок строгий.
Пишу и мыслю я дорогой.
Дневные записи веду
В метро, в трамвае, на ходу.
Друзьям кажуся недотрогой.
Они в заботах обо мне
Способны утомить вдвойне
Участьем, дружеской беседой.
Прижав заботливо к стене,
Твердят они порой: «Поведай
Свои сомненья и тревоги…»
Я покидаю удобное кресло и говорю:
« Не мучьте, не мучьте, старинные боги,
Ещё не забыл я ваши заветы,
Мне памятны будут заботы, заметы,
За ваше внимание благодарю».
Передо мною том Тураева,
В судьбы Египта вникая,
Я сел читать ещё вчера его,
Своим привычкам потакая,
И смутно вижу воды Нила
И землю, где во время оно
Влачились дни мои под тяжестью закона.
Египет знойный, родина моя,
Благословенные, священные края…
 

1937 март

3.

 
Не много слов лукаво сказано,
Но сердце новой страстью связано.
К осеннему солнцу обращу лицо
И юные плечи, откину косынку,
С добрым утром выйду я на крыльцо,
Поздравлю стройную, тонкую рябинку.
Она, смеясь, целует небо,
Поборница любви земной,
Даёт собаке ломоть хлеба:
– Вот, раздели его со мной!..
И двор, окинув быстрым взглядом,
Пошла минуя грядки,
Пленяя утренним нарядом,
Играть с цветами в прятки.
Покинув сонные покои,
Где изнывала час назад –
Она срывала астры, бархатки, левкои
И скромно потупляла взгляд,
Когда назойливые пчёлы
Спешили к ней прильнуть в надежде
Пить мёд из рук, что голы
И гибки. В солнечной одежде
Была смугла она, улыбка
Её лицо преображала.
Она, шутя, воображала,
Что и недуг любви – ошибка.
Нарушен вечный распорядок,
И вместе с гибелью цветка
Ей привкус смерти также сладок,
Как детям карамель с лотка.
В своих поступках непреклонна,
В любую минуту поставить могла на своём.
Читала гимны Эхнатона
И солнце славила во всём.
 

1937

[…]

5.

 
Белых лотосов букет
Получи, моя красавица,
Мне приятен твой привет
И желание понравиться.
Рано утром по реке
Плыл я в утлом челноке.
Наловил я много рыбы,
На базар её отнёс…
Жить мы весело могли бы –
Всё зависит лишь от нас.
Золотисты твои плечи,
Обожжённые загаром,
И пленяешь ты задором
Вздорной, непокорной речи.
Все твои пятнадцать лет
Опалёны солнцем юга…
Ты мне верная подруга,
Излучающая свет.
 

1937 декабря 2

6.

 
Незабвенный, далёкий Египет,
Ты моё золотое детство –
О тебе мои светлые сны.
 
 
Ничего не забыл, вспоминаю
Плодородную нашу долину,
Утопающий в зелени дом.
 
 
Ты со мною сестра и невеста,
Ты меня никогда не покинешь.
Нам родная земля дорога.
 
 
Мы богам поклоняемся в храме,
Мы покорны словам фараона,
Наши дни без движенья давно.
 
 
Злые духи пустыни песками
Дуют долгие годы в лицо –
Нам завидуют злобные духи.
 
 
Мы следим за разливами Нила,
Нашим нивам несущего жизнь,
И к нему обращаем хвалу.
 
 
Вся природа близка и прекрасна,
Когда служит она человеку
И трудам помогает его.
 
 
Ты со мною сестра и невеста,
Поклоняешься светлому солнцу,
Славишь родину нашу – Египет.
 

1938 февраль

7.

БОЖИИ КОРОВКИ

 
Вот маленькие аписы… Они
Вмиг разбрелись по рукаву толстовки.
Любимы мною божии коровки,
Они быкам египетским сродни.
 
 
И красные, пылают как огни,
Когда вперёд ползут без остановки.
Мне нравятся их скромные уловки,
Следя за ними – вспоминаю дни,
 
 
В которые любила Египтянка
Пришельца чуждой северной страны.
Нарушила заветы старины
 
 
Свободная, простая поселянка –
И перешла в сказания веков
Пасти со мною жертвенных быков.
 

1938 февраль

8.

 
Любовь вернёт былые сны,
Колоду карт своих рассыплет,
И снова я войду в Египет,
Внимая зову старины.
 
 
Я сдвину крышку саркофага
И встану в тленных пеленах,
Когда окаменевший прах
Земная оживит отвага.
 
 
Один пойду бродить в поля
Ещё затопленные Нилом,
Вновь поклонюсь моим могилам,
Тебе, священная земля.
 
 
Как правоверный египтянин,
Родную навещу семью,
И будет славить жизнь мою
Своими песнями крестьянин.
 
 
Сухое, тощее зерно
Само весною прорастает,
И тот спокойно умирает,
Кому воскреснуть суждено.
 

1938 апрель

 
Преданья косного Востока
Ему подспорьем были.
Крылатые духи духовное око
Насильно ему приоткрыли.
 

1937 октябрь 16

 
И вот любовь моя
К твоей стремится,
Ты самая упрямая,
Ты прямо львица.
 

1937

 
Осень настала.
Падают с клёнов и лип
Жёлтые листья.
Ветер с клумбы срывает
Цветы запоздалые…
 

1937 сентябрь

 
Листок беру я
Восковой с прожилками,
В нём горечи мёд.
Линию руки смотрю.
Гадаю свою судьбу.
 

1937

 
Солнце любовью
Дарит растенья в саду.
Лишь моё сердце:
Вовсе любви не знает,
Пребывает в печали.
 

1937

 
Я принёс цветы –
И в холодном вазоне
Горело пламя,
Внесённое из лесу –
Солнца кусок на столе.
 

1937

 
Думаешь легко
Написать танку тебе,
Возлюбленная?
Нужно ходить часами,
Считать слога и вздохи.
 

1937 сентябрь

 
Отцвели астры,
Отцветут и гвоздики –
Как и, ты радость!
Золотых волос твоих
Шёлк померкнет в тумане.
 

1937

 
Ты вся, как цветок
Нарядный, изысканный,
Благоуханный…
И мог бы сорвать я тебя,
Но лучше мимо пройду.
 

1937 сентябрь

 
Если сделано
Из хрупкого фарфора
Сердце твоё, друг,
Она будет играть им
И разобьёт случайно.
 

1937 сентябрь

 
Лишь одна звезда
В холодном, синем небе
Привлекает взгляд.
Снится любимая мне.
Прекрасен сон наяву.
 

1937

 
Пойти ли куда –
Душу тревога томит,
Скука объемлет.
Вот и сижу я дома
Долгими днями один.
 

1937 сентябрь

 
Снова дождь идёт.
Льются потоки воды
По тротуару.
Сегодня нужен зонтик
И новые калоши.
 

1937

 
С утра лёг иней
Голубой и девственный.
Старуха прошла,
Сапогами грязными
Проложила дорогу.
 

1937

 
Подобно вину,
Тринадцатая танка
Мутит мой разум.
Я пьян от пряных стихов,
Написанных в листопад.
 

1937

1938

 
Вот смуглая, красивая гадалка,
Раскинувшая карты на полу.
Толпятся тени длинные в углу.
Она одна, ей никого не жалко.
 
 
Гремит вдали невидимая прялка.
Она глядит в сиреневую мглу
И знает – нить, продетую в иглу
Спокойно обрезает Парка.
 
 
Её глаза огромные темны,
Они слезой туманятся невольно.
Ей всё равно – однако сердцу больно
 
 
От наступившей сразу тишины.
Суровый мир, сокрытый за коврами,
Врывается, переполняя снами…
 

1938 март 31

 
Мне дорога любовь безумного Эдгара
К Виргинии. Он никому на свете
За все сокровища не уступил бы нежной,
К нему покорно льнущей девочки. Не мог бы
Из города уехать, изменить порядок
Раз установленного дня, забыть тревоги…
 
 
Ей шёл девятый год, когда впервые
Постиг он, что любовь навеки свяжет,
Поработит его, но и взамен подарит
Преображённый мир. По вечерам у тётки
Засиживался он, размеренной беседой
Одновременно радуя и досаждая.
Он был любим, как сын, к его привычкам
И странностям обычно снисходили.
 
 
Виргиния росла с ним вместе…Утомлённый
Бесплодным днём, несущим огорченья,
Спешил он в дом, где был всегда желанен –
И память сохраняла для него
Теченье вечеров неповторимых.
 
 
Любил играть он с девочкою, наряжая
В костюмы фантастические кукол,
Придумывал смешные представленья,
Преображая комнату в огромный,
Народом переполненный театр.
Виргиния смеясь рукоплескала
Весёлым фокусам. В иные вечера
Они писали вместе акварелью
Кривые домики, деревья и людей.
 
 
Нередко у Эдгара на коленях
Малютка засыпала, прислонившись
К плечу. Боялся он тогда нарушить
Её покой, она казалась хрупкой
И маленькой. Безмолвно любоваться,
Оберегая сон её, он мог часами.
 
 
Был день рожденья тётки. У неё
Собрались гости. В их кругу Эдгар
Казался мрачным. Он сидел с бокалом
Вина и про себя скандировал стихи.
Так далеко была Виргиния, что даже
С ней перекинуться единым словом
Не мог он, так докучны были гости,
Что сердце разрывалося от скорби.
 
 
Вдруг все заметили Виргинию, все потянулись
К ней, заговорили сразу: – Да она совсем
Невеста! Как она мила! Немного
И замуж выдадим её! – Все эти шутки
Измучили Эдгара. И когда малютка,
Смущенье поборов, сказала твёрдо,
Указывая на поэта мрачного: – Я буду
Только его невеста! – Все переглянулись
И долго хохотали. В этом смехе
Обидного немного было, но Эдгар
Смутился, он не смел поверить
Словам Виргинии. Они стояли вместе
Среди смеющихся гостей и ждали
Когда утихнет гомон…
Так слагалось
Повествованье о любви поэта.
 

1938 июль

 
Как трепетал он в тёмном коридоре
Пустом и длинном. Притаясь в углу,
Он думал: – тут пройдут убийцы вскоре
И труп его покинут на полу.
Все двери заперты, закрыты ставни плотно,
Мосты разведены, во рву шумит вода,
На оклик часовых стремится безотчётно
Его душа – и так идут года…
Он одинок давно, и служат лицемерно
Ему враги, и сам он поощряет ложь.
Часы бьют полночь. Их удары мерно
И глухо падают… Той пытки – не уйдёшь!
Он волен сам себя испытывать. От Бога
Ему дана неограниченная власть.
Судьба страны в его руках, и строго
Судить он должен, чтобы не упасть
Во мнении держав соседственных. Заставил
Он всех дрожать при имени своём.
Топорщится и поднимает плечи Павел,
Пока слагаются сказания о нём.
Он строит фантастические планы
И правит призраками. Как невнятный бред
Нагромождаются указы, и туманны
Деянья – и ни в чём порядка нет,
Всё перепутано. Дыханье смерти снова
Его страшит, он напрягает мозг
Полубольной, и силой подавляет слово.
Один в углу он словно топит воск
И полнится кошмарами . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 

1938 август

 
Давно перепутал я символы веры
И церковь свою воздвигаю на зыбком песке.
Меня вдохновляют подвижников древних примеры,
Строгие лики икон я созерцаю в тоске.
Мучительны поиски мудрого Бога,
И нет надежды себя спасти.
Творю молитвы, шепчу: – Прости!..
В моей душе гнездится тревога.
 

1938 август

 
Когда готовится война,
Скорее прозреваешь Бога –
И сердцу бранная тревога
В годину смуты не страшна.
 
 
На подвиг позовёт страна,
И будет суд свершаться строго.
В глухие дни погибнет много
Людей. Им будет смерть красна.
 

1938 сентябрь

1939

 
Мой Врубель, высказать тебе смогу ли
Всю горечь, что вольна сорваться с горьких губ.
Роится, разлетается, как мыслей улей,
Моё весёлое и звонкое – Могу!..
С утра гремлю заслонкой. Занят делом.
Заспан.
Наткнусь на заступ. Кто-то свет мне застит,
Глаза заслонит, спросит: Любит ли вас Пан?
Звучит свирель, и я опять во власти
Ночных напевов. Но подступит счастье
И полоснёт по горлу острой бритвой,
Или укажет кратко: Вскройте вены!..
О, нет! В своей я смерти не виновен,
Ещё пиджак мой кровью не закапан,
И ворон не кричит над отчей кровлей.
Все черви выпадут. Вся масть.
Взирает молча голый череп.
Живу давно с бубновой дамой
У самой городской черты.
Меня страшит десятка пик,
Восьмёрка треф. Судьба гадалка
Посмотрит скорбными глазами
В пустые, тёмные глазницы.
Мне самого себя не жалко.
Я ваш покорный, скромный ученик,
И не могу никак остановиться.
Вдруг сорвалось, нахлынуло Ночное.
Пахнуло степью. Гулко ржали кони.
К траве припал и долго бился инок,
И у него прорезывались рожки.
Узорны были травы. Плыли зори.
Цветы, как факелы, дымились и чадили,
Вытягивались тонкими свечами.
Не знаю сам, что сталося со мною.
Я звал любовь, покуда бредил Врубель,
И в зале было чадно от сирени
В цвету. Тут жизнь его пошла на убыль.
Забила Лебедь белая крылами.
Всегда так было. И всегда так будет.
Надеюсь, мне не изменяет память.
 

1939 январь 19

В.М.

 
Что не существенно, то пресущественно
быть может.
Испепелён и переполнен пеплом страсти
Он и главу свою посыпал пеплом синим…
– Усталый друг наш духом изнеможет –
Так говорил изнемогавшему от власти –
– Его тревоги, как рукою снимем,
Он будет волен властвовать над плотью.
А мы встречать его готовились по платью.
Над мороком, широким взмахом крыл
Простёрт, он бронзу шумно отряхает.
Под тяжким взмахом крыл покорный засыпает.
Кто тайну тяжкую безумцу приоткрыл?
Его глаза расширены от боли
Он видит мир, как на ладони: горы
И реки синие венозных жил….
Ещё недавно он спокойно жил,
Ещё вчера он слушал разговоры
Своих друзей и не был вовсе болен.
Его болезнь!? Что может быть любезней
И обязательней для всякого поэта? –
Как хорошо переболеть любовью вечной
И знать, что будет сниться Беатриче.
Нам радостны воспоминанья детства!
Он, голову склонив и обхватив колени.
Провис в пространстве неподвижной глыбой.
– Когда бы встретиться с тобой могли бы
Мы скоро… – Запеклися губы.
Всё ж не из камня он. Однако точит камень
Седое время, обдувает ветер…
Друг, погоди, ты будешь снова с нами…
 

1939 февраль 22

«Как с ладони сдуну пустынь песок…»

 
Как с ладони сдуну пустынь песок,
То пустынножителя в руках расцветёт посох.
Богом данное – древо зелёное.
В тех лесах избуду мои многие радости,
Во грехах погрязший в младости.
От гордыни мира скрытый,
Приму схиму в ските.
О, порывы благие, вы не вечно спите!..
Наяву я прозрел древо зелёное.
Так поёт душа, любовью дыша,
Для блага жива – благовестница –
Благолепная духу лествица.
От небес до земли настилается,
По ней ангел господень насылается.
А вокруг леса, где певчих птиц голоса,
Где дух медвян от душистых трав,
Где до смертного часа человек здрав,
От мира ограждён, к небесам вознесён.
Спаси, Господи, люди твоя!..
 

1939 март

1.

 
Так вот, когда остался я один
И сразу стал ненужным и ничтожным,
Вновь предался моим мечтам тревожным,
Преодолеть пытаясь тяжкий сплин.
Презрел людей, и в бегстве от любви,
Блуждал все дни в безжизненной пустыне.
Стремился дух к отверженной святыне –
И сердце задыхалося в крови.
 

2.

 
Так вот, когда остался я один
Нахлынули разрозненные мысли,
И некуда бежать, кругом провисли
Громады мной не прожитых годин.
Я отогнал докучные надежды,
Что крались вслед, вселяя суету.
Теперь спокойно в камни прорасту,
Седые мхи заменят мне одежды.
 

3.

 
Так вот, когда остался я один
И, радостью отравлен, задыхался…
Терновник за края одежд цеплялся
И провисал над крутизной стремнин.
Мне стало одиночество наградой
За то, что я избрал неверный путь.
Тут снова – скорбь мою стеснила грудь
И сердце переполнило досадой…
 

1939 апрель

 
Хранитель старинных преданий,
Я молча поник у черты.
Совсем знакомые снились мне черты
В часы тревог и ожиданий.
А глаза – холодной, синей воды,
Как две пригоршни подняты к небу,
И в них отражается свет вечерней звезды.
Словно лиственный шёпот: – Мне бы…
На воды ложится долгая тень,
И встаёт над кровлями Хлебников,
Обрывая лепестки ромашек.
В ногах его путается низкий плетень,
Кора берёз подставляет ему слои бумажек,
Чтоб он вывел слово, да был таков.
Многозначительней тысячи учебников
Мудрое речение поэта.
Дети сплетут из полевых цветов
И возложат на голову мудреца венок.
Терзая крылья нарядных мотыльков,
Будут славить они знойное лето,
Превращая радость в унылый урок –
Так несносны человеческие детёныши.
Мудрый Хлебников дарит улыбки –
И взлетают, трепеща крылами ошибки,
Которые выверил он уже –
Словно шумная стая нетопырей.
Виснет каплей чернил на гусином пере,
Но стекает расплавленным оловом слово –
И люди гибнут в бранной пре…
 

1939 май 14

 
Есть в слове трепетная плоть.
Земное, гибельное тело.
Оно мгновенно оскудело.
Едва презрел его Господь.
 
 
Но дремлет словно голубь, Дух,
Во глубине его сокрытый,
Суровой пеленой повитый,
Он и в тенетах бредит вслух.
 
 
Крыла свои подъемлет слово
И рушит грубый матерьял,
Когда из естества гнилого
В прозрачный яснится кристалл.
 
 
Не утеряв былые свойства,
Но сотни граней обретя,
Оно, как малое дитя,
Встаёт само на путь геройства.
 

1939 июнь 8

 
Как яблоня в сплошном цвету
Раскинула свои побеги,
И ветви полны душной неги –
Так я ращу мою мечту.
 
 
Но сотни белых лепестков
Дождём валятся на дорожку,
Так я стрясаю понемножку
Всю мишуру весенних снов.
 
 
Давно опал последний цвет,
И на ветвях обильна завязь.
Меня томит глухая зависть,
Мои цветы – все пустоцвет.
 

1939 июнь 14

 
На тёмном лице его
Копошатся мухи…
 
 
Ввалились глаза.
 
 
Синева
впадин –
обведена
углем.
 
 
Чужая слеза
Жжёт
Жёлтую
Кожу.
 
 
Над гробом
веют
духи.
 
 
Так можно стать
совсем смуглым,
застыть
мёртвым.
 
 
Не ставьте труп
у всех на виду,
чтобы ложь
не липла
к нему.
 
 
Лучше бы
быть одному,
чем в толпе
зевак.
 
 
Ведь
не в силах
руку
поднять
никак
 
 
Мертвец,
над которым
люди творят –
 
 
поругание и обиду…
 
 
Словно
длинная палка
простёрт
в гробу.
 
 
Белый венчик
лежит
на жёлтом
лбу.
 
 
Руки
сложены
на груди
крестом.
 
 
Ничего не скажет,
покидая
дом.
 
 
Так уходят все,
покидая
дом,
 
 
но никто
не властен
придти
назад.
 
 
От цветов
давно
темнеет
лицо.
 
 
От пряных
запахов
убежать
нельзя.
 
 
По ландышам белым
Ползёт,
скользя,
зелёная
гусеница
к рукам
мертвеца.
 
 
Недвижны руки.
Скованы
члены.
С жёлтого
лица
не сходят
муки.
 
 
А тут –
мухи!
 
 
Встать бы из гроба!
Убрать цветы!
Стряхнуть
мишуру гробовую
к ногам,
от всех провожатых
уйти –
 
 
в храм.
 
 
Но только
и там
не избыть
суеты.
 
 
И там
равнодушно
творят
обряд.
 
 
Святые слова
Говорят
невпопад,
 
 
глазом мигает
над трупом
поп,
 
 
друзья и родные
смотрят
в гроб,
 
 
брезгливо
целуют
белый венец –
 
 
И всё это:
 
 
молча,
терпит
Мертвец.
 
 
Господи!
Избави
труп
от поругания
близких!
 
 
Защити
от скверны
земной!
 
 
Не дай душе
быть
исчервоточенной!
 
 
И в последний час
погребения
ниспошли
терпение
 
 
перенести
эту
пытку!
 

1939 июнь 21

 
Мы одни остались в саду,
Для беседы я слов не нашёл,
Но принёс от тебя резеду
И поставил на письменный стол.
 
 
Этой данью с душистой гряды
Ты сумела сказаться без слов –
Сладким запахом резеды
Я себя одурманить готов.
 

1939 июнь 29

 
Душа изнемогла от скорби.
В моей гробнице скарабеи.
Отточены серые плиты –
И путь заказан в Египет.
 
 
Тяжёлый камень привален
К дверям забытого склепа,
И свет увидит едва ли,
Истлевший в гробу скелет.
 
 
Хотя бы вольные птицы
Донесли до меня вести
О том, как время мчится,
Какие народы в чести.
 
 
Мне скучно, давно я умер,
Забылся сладким сном смерти.
Надо мною вечные сумерки,
И от вечной тьмы не уйти.
 

1939 июль 5

 
Перед зеркалом
Ты заплела косы,
Звонко смеялась.
Сетью волос душистых
Я навеки опутан.
 

1939 август

N.

 
Белые голуби над маленьким домом
Тонули в небе глубоком и голубом,
Вместе с дымом сизым столбом
Тянулись к высям от солнца весёлым –
 
 
И так золотиста была глубина,
Что не было сил отойти от края,
Выросли крылья, и хотелось, играя,
Кинуться в небо до самого дна.
 

1939 август 19