Книга: Полное собрание сочинений. Том 23. Произведения 1879–1884 гг. В чем моя вера? - Лев Толстой

Мы часто обманываемся тем, что, встречаясь с революционерами, думаем, что мы стоим близко рядом.— „Нет государства!”— „Нет государства”.— „Нет собственности!”— „Нет собственности”.—„Нет неравенства!”—„Нет неравенства”— и многое другое. Кажется, все одно и то же. Но разница есть большая и даже нет более далеких от нас людей. Для христианина нет государства; для них нужно уничтожить государство. Для христианина нет собственности, а они хотят собственность сокрушить. Для христианина все равны, а они хотят уничтожить неравенство. Это как два конца несомкнутого кольца. Концы рядом, но более отдалены друг от друга, чем все остальные части кольца

Очень помогают комментарии редакции, разъясняющие отдельные пункты и общий смысл ответов на письма. В частности, мы можем многое узнать о тяжести характера писателя, постоянных разладах с родными – так бывает, когда человек, стремящийся внести гармонию в окружающий мир, не имеет ее в своей личной жизни. Лев Николаевич внутренне страдал, но по существу ничего не делал. Кроме этого, он пытался избавиться от собственности, но его супруга, Софья Андреевна, с ее слов, привыкшая к обеспеченности, с типичной женской логикой пресекала все попытки супруга самораскулачиться. Немаловажную роль играл ее инстинкт матери, потому что она не могла позволить, чтобы ее многочисленное семейство терпело нужду. Не зря Толстой часто просил уничтожать свои письма, но еще при жизни писателя Чертков добился сатисфакции части переписки. Очень часто встречаются моменты самобичевания Льва Николаевича, “недовольного” своей сытой жизнью, и в такие моменты на него находило некое помутнение: он срывался на родных, стремился “уйти в люди”. Кроме всего прочего, переписка между друзьями дает неплохое отражение жизни в дореволюционной России – непрекращающаяся пауперизация, детская проституция, повсеместный алкоголизм – с одной стороны, и подвижничество (полный дауншифтинг с преображением дворянских детишек в крестьян без роду и племени), “кающееся дворянство”. Мелочи жизни (интересные факты из жизни Толстого) - За время написания писем Толстой безуспешно бросал курить и отучал от этой привычке Черткова. Лев Николаевич бросил смолить только в 1888; - У Толстогобыла плохая память на имена, и иногда он их путал, что будет заметно при последующем чтении писем; - несмотря на тяжелый характер, Толстой весьма и весьма уважал мнение жены. Она вела его дела, касающиеся собственности и денег. Кроме этого, она не позволяла мужу принимать женщин, не относящихся к ее кругу общения, чего писатель неукоснительно слушался; - Имеется эпизод из переписки, далее развитый комментаторами, когда Толстой плотски возжелал Домну, молодуху 22-23 лет от роду, работающую кухаркой при доме. После пары ничего не значащих бесед граф назначил ей свидание. Судя по всему, кухарка была не против аристократического секса в отсутствие мужа-солдата и любезно согласилась явиться на свидание. “Спасло” писателя провидение – “не иначе как ведомый Богом” сын Толстого крикнул, что у него назначен урок греческого и Лев Николаевич с радостью бросился помогать отпрыску. Домну потом потихоньку слили по указанию самого же Толстого, а писатель успешно преодолел соблазн. Учитывая страстную натуру Толстого, произошедшее можно считать подвигом и образцом внутреннего целомудрия. А кухарка, говорят (пишут), была ничего; - именно в заслугу Черткова В.Г. можно поставить издание 90-томного собрания сочинения, передавшего весь архив документов Луначарскому; - по ходу переписки Толстой не раз уговаривал Черткова связать себя узами брака. Наконец в 1886 году идейный толстовец нашел себе жену по духу – Анну Дитерихс, известную всем по картине “Курсистка” Николая Ярошенко. Именно бонусом к книге может служить трогательный комментарий об истории брака Черткова и Дитерихс. Читается не так захватывающе, как любовные многоугольники богемы Серебряного века, но все же. И напоследок, неожиданный бонус от Толстого, тем не менее отражающий современный российский подход к образованию

чтение и образования себя для образования есть ужаснейший онанизм

Михаил Лермонтов "Герой нашего времени"

Ох, какая сложная это задача, оценить и вспомнить свое детство! Попробуйте, напрягитесь, что Вы вспомните из своего детства? Например, когда Вам было 8-10 лет? Когда вспомнили, теперь отсеките из этих воспоминаний то, что Вам рассказывали родители и близкие? Что осталось? Фрагменты - да, но полный сюжет остался? У меня - НЕТ!

Именно поэтому я не верю Графу Льву Николаевичу! Не верю именно в его личные воспоминания. Ведь он не помнил свою маму, не помнил хорошо своего детства в той самой Ясной Поляне, в которой знаменитый писатель родился и прожил позже бОльшую часть своей жизни.

Да, совершенно милая, трогательная, близкая каждому читателю история. О своей "маман", об всегда занятом отце, о первом своем учителе, о переезде на Плющиху, позже, о первой потере близкого человека, первой мальчишеской влюбленности, первой дружбе, первом разочаровании. Да, очень хорошо и близко почти каждому из нас.

Каждый второй ребенок был также избалован, как и мальчик из этого описанного детства. Очень занимательным является такое особое детство в "мире барчуков", как было у героя книги Николеньки.

И все же не верю, даже во второй части "Детства", когда мы переносимся на несколько лет вперед, когда уже можно не только "писать со слов", а писать "по своим убеждениям". Все равно, монолог Николеньки перед читателем здесь сильно видоизменяется. От радости к печали, от обиды к стыду. Слишком резко и осмысленно. Однако, осмысленно также и с высоты лет писателя.

Но Николай Некрасов в "Детстве" разглядел тогда, в 1852 году, великого писателя девятнадцатого века, и отрецензировав, создал почву для создания будущих великих произведений. "Детство" привнесло в прозу в первую очередь большую толику добра, и это хорошо и почитаемо до сих пор.

А будут люди искать каждого своего счастья, и жизнь их будет дурная

Порой Толстой уходит в раж с пылкостью какого-нибудь Свидетеля Иеговы, но только истинная вера мудреца, названного Ересиархом, и преданного анафеме, не заставит вас подумать, что вера Толстого фанатична. Нет, она из другого теста, близкая к запретной сумасшедшей мудрости Андреева, с его "Розой мира", вера в интеллектуального Бога, всеведущего мудреца, наблюдающего за поползновениями из всех сфер. Причем Л.Н. в отличии от иных не оперирует религией и людьми за счет антиподов - Дьявола, Сатаны, прочих азазелей, а всецело полагается на выбор человека, мол, что посеешь, то и пожнешь. Ирония судьбы, но автор “Войны и мира” будет отрицательно относился к патриотизму, ставя во главу угла непротивление злу насилием. Я его слепила из того что было, - пела сладкоголосая Апина, и в чем-то права. Заключительный том – сборная солянка, собрание ранее несобранного и не разбросанного: вдумчивые рассуждения о переустройстве армии, религиозные воззрения; очень много опубликованных челобитных к чиновникам, где Толстой стремится подсобить товарищу из низов, и судя по письмам, просьбы были частыми. Брат - крестьянин не чурался ходить к графу и бить челом оземь, для вызволения своего заблудшего родственника, в пьяном безобразии навалявшего лещаков собутыльнику. Нельзя забывать, что том – это довесок, и цене будет лишь тем, кто уже собрал всю историю жизни Толстого в предыдущих 89 томах и ему остались крупицы, типа что мог делать граф в такую-то пятницу марта 1901 года, когда разругался вдрызг с Софьей Андреевной. И лишь поэтому, заключительному 90 тому твердая тройка. Нет в ней идейной монолитности, нет в ней величественного толстовского духа, витающего меж строк. Это только поиски, метания, заметки. Мысли. То, что не вошло и никогда не было закончено ввиду потребности для писателя, в чем не было необходимости. Могу посоветовать для прочтения только внимательным биографам и ценителям Льва Николаевича, для которых важна каждая деталь его жизни и творчества.