Текст книги "Рождённый в чужой стране. Время перемен"

Лев. 21.08.1997

Анализы я сдал в шесть утра и теперь, в восемь, снова спал. Сквозь сон слышал, как пациенты из других палат, переговариваясь друг с другом, плелись в сортир. Карантинным торопиться с подъёмом было не обязательно: ели мы во вторую смену, а значит, можно подремать минут ещё так… полчаса. Громко и нудно бубнил один из больных – тот самый, что вчера пытался выразить свою любовь к уборщице. Я уже знал: он бывший мент[20]20
  Мент (сленг) – милиционер, сотрудник милиции. 1 марта 2011 года милиция была реорганизована в полицию.


[Закрыть]. Прозвище – Чебурашка. И он никогда не расстаётся с целлофановым пакетом, в котором лежит классический такой пресс – пачка денег, перетянутая резинкой от презерватива. Купюры, правда, разношёрстные, и потому, за исключением Чебурашки, истинный размер сбережений никому не ведом.

В памяти всплыл случай почти трёхмесячной давности. Полина, перебирая вещи в кладовке, наткнулась на потрёпанную книгу «Крокодил Гена и его друзья». Полчаса спустя, попивая чай на кухне, она принялась перечитывать найденную сказку Успенского. Немного погодя задумалась, а затем выдала:

– Вот послушай! «В одном густом тропическом лесу жил да был очень забавный зверёк. Звали его Чебурашка. Вернее, сначала его никак не звали, пока он жил в своём тропическом лесу. А назвали его Чебурашкой потом, когда он из леса уехал и встретился с людьми. Ведь это же люди дают зверям имена… – Полина перелистнула несколько страниц и продолжила: – Продавцы вытащили Чебурашку из его каюты и посадили на стол. Но Чебурашка не мог сидеть на столе: он слишком много времени провёл в ящике, и у него затекли лапы. Он сидел, сидел, смотрел по сторонам, а потом взял, да и чебурахнулся со стола на стул. Но и на стуле он долго не усидел – чебурахнулся снова. На пол. „Фу-ты, Чебурашка какой! – сказал про него директор магазина. – Совсем не может сидеть на месте!“ Так наш зверёк и узнал, что его имя – Чебурашка».

– И?!

Полина фыркнула, возмущённая моей недогадливостью.

– «Чебурахнулся со стола на стул»! – повторила она. – Даже если предположить, что директор и правда выбрал цензурный синоним… ну, рядом же находились продавщицы… наверняка все, как одна, интеллигентные… потому что с людьми работают… А он аж целый директор продуктового магазина – человек при высокой должности…

– То есть Успенский обманул читателей?!

– Конечно! Ведь книжка-то для детей! Так что самый мягкий вариант истинного имени «нашего зверька» – Долбанушка!

Что ж, Полина, ты была права, но окончательно это стало ясно только здесь, в сумасшедшем доме…

Услышал знакомый звук – кулак врезался в грудную клетку. Раздался крик:

– Боксёр! Иди на хрен отсюда!

Тут же из соседней (кажется, четвёртой, буйной) палаты донёсся вопль:

– Сестра! Сестра! Я хочу в туалет. Выпусти меня, сестра!

– Заткнись! – рявкнул на него кто-то из соседей.

– Но ведь я тоже хочу в туалет! – хныкал больной.

– Заткнись и ляг на койку! Или я тебе торец разнахрачу!

Судя по тону, угроза была реальной, и страждущий на некоторое время умолк.

Но тут выяснилось, что в другой палате у кого-то украли зубную щётку и пасту…

Крик, шум, гам стихли лишь минут через пятнадцать, когда народ переместился вниз, в столовую. Для нас это стало сигналом к подъёму.

Завтрак. После завтрака уборка. Пациентов на это время выгоняют из палаты в коридор. Исключением были буйные и карантинные – нам просто дали команду сидеть на кроватях, пока не высохнет пол.

На пороге возник мужчина в возрасте – санитар из новой смены:

– Оп-па! – воскликнул он, глядя на Васю. – Опять ты здесь, регулярный наш! Ничего, проспишься денёк-другой, подлечим, и домой до следующего раза!

– Нам ждать пополнения? – спросил Шест у визитёра.

– Да, – подтвердил тот. – Готовьтесь к приёму новобранцев.

– Сколько? – осведомился Татарин.

– Трое пока. Если так дальше дело пойдёт, будем ставить койки в два яруса. – И, уже уходя, добавил: – Через полчаса обход.

– Шмаков. Стукач. С ним того, поосторожнее, – пояснил Шест, обращаясь ни к кому и ко всем сразу.

Вопреки моим ожиданиям, обход в больнице для скорбных головою оказался будничной процедурой. У меня, например, поинтересовались настроением. Ответил, что привыкаю, но медленно.

– Нам тут сказали, что ещё новеньких подкинут… – перед уходом врача забросил удочку Татарин.

– Подкинем, – заверила заведующая отделением.

– Если их больше двух, то где нам всем разместиться? – развил мысль Шест.

– Проблема, – согласилась женщина. – Но решаемая. На первом этаже, на складе, разобранные койки стоят. Как раз на такой вот случай. Санитарам я скажу, чтобы оттуда взяли и сюда поставили.

Новенькие стали прибывать через полчаса по одному. Всего их оказалось шестеро.

Мы сдвинули шконки вплотную друг к другу и добавили по одной в каждый ряд. Одну поставили в проходе изголовьем к окну. На неё перебрался хитрый Татарин.

Получилось тринадцать лежачих мест. Решётка открывалась внутрь палаты, и если бы принесли ещё одну кровать, то она бы попросту заблокировала выход.

Но даже с учётом этих перестановок нас было четырнадцать.

– Ближе к ночи возьмём матрас, кинем между кроватью Татарина и решёткой, – решил Шест. – Васе-психу похрену, на чём валяться. Туда мы его и положим.

– Твои бы слова да богу в уши! – произнёс я с сомнением. – Полдня впереди. Мало ли кого ещё подселят…Сколько они нас тут в предвариловке держать намерены?

– Хрен его знает… Кого больше, кого меньше, но в среднем неделю. Пока анализы сделают, пока ответ вернётся. Я вот в прошлую пятницу лёг.

Значит, минимум семь из десяти дней, положенных на обследование, я проведу в палате с ограниченными правами. Ни телевизора, ни прогулок (даже по коридору). Ладно, хоть аминазином не пичкают. Мой друг Эндрю, помнится, после отмены препарата ещё долго тормозил. Обработали парня не по-детски. Его тогда уложили с подозрением на депрессивное расстройство, чуть было не повлёкшее суицид. Зато несчастная любовь помогла откосить от армии.

В отличие от обычной больницы, местная карантинная палата служила несколько иным целям. Этакий изолятор временного содержания. Но заградительный барьер работал странно. Подумав, я пришёл к выводу, что ограждают старожилов от новичков. Старожилы и сами избегали нас. Однако при потребности в общении пусть и ненадолго, но заходили в гости.

После обеда выяснил у санитаров, здесь ли ещё заведующая. Сказали: сегодня она будет до трёх. Тянуть не было смысла. Через медсестру попросился на приём. Спустя несколько минут та подтвердила, что врач не возражает, и провела меня к кабинету.

– Можно войти? – поинтересовался я, приоткрывая дверь.

– Проходи. Садись…

– За грубость извиниться хотел, – сказал я, опускаясь в то же самое кресло, что и вчера. – Я не всегда такой.

– Догадываюсь… Твою карточку из диспансера прислали. Я уже посмотрела.

– И много обо мне хорошего пишут?

– Часто бывают срывы? – ответила она вопросом на вопрос.

– По-разному. Если не давят, веду себя спокойно. Просто некоторые особо настырные попадаются.

– Учись себя контролировать. Твоя статья не даст поблажек, если дойдёт до уголовного дела.

– Говорили уже. Только когда забрало падает, об этом как-то не вспоминается.

– А ты старайся!

Я закусил нижнюю губу. Помолчал немного, потом спросил:

– Я вчера очень агрессивный был?

– Я весьма удивилась твоему поведению. Симпатичный молодой человек, с обаятельной улыбкой – и вдруг такая реакция! Ты женат?

– Бракоподобные отношения. Бо́льшую часть времени живём на квартире её матери. У меня своё жильё есть, но подруга без штампа в паспорте перебираться туда не хочет. Говорит, не комильфо.

– Забавно… Она знает, где ты сейчас?

– Конечно.

– Сколько знакомы? Часто ругаетесь?

– Знакомы лет пять. Конфликты бывают, конечно, но до метания чайников пока не доходило.

– С другими, значит, доходило?

– Бывало, – признался я.

– А почему чайников?

– Чай люблю. Поэтому они чаще всего под руку и попадаются.

– И кому же такое счастье досталось?

– Вы про личную жизнь или про метательные предметы?

– Про всё сразу!

– Девушку мою вы всё равно не знаете, а доводит до ручки чаще всего мама. Моя.

– Отцы и дети – это древний конфликт. Но чайниками-то зачем кидаться?

– С отцом я почти не ругаюсь. А вот если женщина настырна сверх всякой меры и цель её жизни – всех утомить и самой утомиться, то однажды в её сторону что-нибудь да прилетит. И ещё я очень не люблю, когда думают одно, говорят другое, а делают вообще третье. Но давайте не будем о грустном. Мне выяснить кое-что хотелось бы.

– Смотря что.

Легенда у меня была уже давно заготовлена.

– Я на досуге литературой балуюсь, пишу. Ну и, чтобы не оконфузиться, беру по разным вопросам у разных людей консультации. Информацию в том или ином виде, затем использую в тексте.

– И про что пишешь?

– Про то, как управлять вселенной, не привлекая внимания санитаров.

Шутка была не первой свежести, но женщина восприняла её благосклонно:

– Чувство юмора литератору лишним не будет!

– Пожалуй… Пишу повесть. Фантастическую. Про человека, живущего двумя жизнями. Первая – обычная. Другая проходит во сне. На самом деле она тоже реальна, но… в параллельном мире!

– Ну, проконсультируйся… Только я не на все твои вопросы отвечу.

– Хорошо. Так вот, про жизнь во сне. Леви упоминает аналогичный случай в книге «Охота за мыслью». Но информации там – кот наплакал…

– Леви Владимир Львович, психиатр?

– Да.

– И что тебя интересует?

– Во-первых, у людей, живущих двумя жизнями, должны проявляться какие-то характерные черты. Во-вторых, с чем подобные случаи связаны: это психическое отклонение или некая личностная особенность?

– Спектр причин может быть широкий. Надо рассматривать каждый случай по отдельности. Но ведь ты говоришь, что его вторая жизнь находит подтверждение пусть и в параллельной, но реальности. А это совсем другое. Тогда он обычный человек и ведёт себя соответствующим образом.

– Значит, ничего определённого… Жаль! Тогда следующий вопрос.

Я назвал книгу и автора.

Заведующая задумалась. Затем, видимо, решила, что бессмысленно отказывать в обсуждении того, с чем я и так знаком, и сказала:

– Есть такая.

– Автор упоминал постгипнотическое внушение[21]21
  Постгипнотическое внушение – отсроченное внушение. Команда, отдаваемая гипнотизёром перципиенту в момент, когда тот находится в гипнотическом трансе, но исполняемая (по условному сигналу) уже после транса.


[Закрыть] и наркогипноз[22]22
  Наркогипноз – метод ускорения наступления (углубления) гипноза путем предварительного введения снотворного (наркотического) средства.


[Закрыть]. Список средств для наркогипноза не оговаривался, но это в моём случае и ни к чему… Вопрос в другом: действия, которые идут вразрез с моральными принципами перципиента[23]23
  Перципиент – тот, кто воспринимает, субъект восприятия. В данном случае – человек, с которым работает гипнотизёр.


[Закрыть], отвергаются им и могут вызывать истерические реакции. Но ведь наверняка существуют препараты, способствующие обходу и моральных, и защитных, включая потребность в самосохранении, блоков? Если применить их в комплексе с психотехниками, то… получим очень эффективное оружие. Как считаете, спецслужбы используют это в своей практике? Я собираюсь описать подобную ситуацию в своей повести…

– Спецслужбы перед нами не отчитываются, но… почему нет?!

– Весёлая картинка. Пожалуй, вопросы исчерпались. Благодарю за помощь.

Я уже почти покинул кабинет, когда она меня окликнула:

– Постой! У меня есть одна книга – я её рекомендую своим студентам для общего развития. Если интересно, то могу ссудить на время.

– Неплохо бы! Здесь всё равно заняться особо нечем.

Она подошла к шкафу, нашла нужный учебник, взяла его с полки и протянула мне:

– Условий два: другим пациентам в руки не давать и читать аккуратно.

– Понял. Принял. Буду соблюдать…

Мы попрощались. Заведующая провела меня в отделение и закрыла за мной двери.

Я вернулся в пятую палату.

Пока я отсутствовал, к нам доставили ещё одного. Когда я вошёл, над ним уже нависал Евсей. Новенький был наркоманом. Правда, не системным. И передач ему не предвиделось.

– А ты что здесь делаешь?! Уже сончас начался! А ну, вали в свою палату! – прикрикнул на страждущего один из пациентов-надзирателей, вошедший в карантинную следом за мной.

– Всё-всё, иду, – торопливо согласился Евсей, в очередной раз оставшийся ни с чем. – Уже и на секунду зайти с друзьями поговорить нельзя…

– А это что за ком с горы? – спросил я у Шестакова, когда Евсей и надзиратель ушли. – Пижама-то больничная, только прав у него явно больше, чем у рядовых граждан.

– Их сюда с тюрьмы перевели.

– Два Рэндла Патрика МакМёрфи на отделение?!

– А что тебя удивляет? – поинтересовался Шест, который «Пролетая над гнездом кукушки» не смотрел и уж тем более не читал, а потому понял меня по-своему. – Стандартная тема! Косяки за ними. Какой за кем конкретно – не в курсе. Может, стучали козлы, да дело вскрылось… Вот и убрали их с зоны от греха подальше.

– Да уж, в жизни всё прозаичнее…

– Прозаичнее или не прозаичнее, но с этими уродами лучше не связываться – по-любому крайним останешься. Ромка вон схлестнулся. Он нормальный пацан, но из-за этих гондонов теперь в четвёртой буйной палате чалится.

Едва объявили сончас, я принялся за чтение. Оторвался от книги, только когда меня вызвали вниз, к посетителю.

Пришла Полина. Принесла штук десять крупнокалиберных бутербродов и литровый термос с кофе.

– Судя по тому, как ты их уплетаешь, кормят здесь плохо, – посочувствовала подруга.

Я попытался ответить ей, не переставая жевать. Но она, конечно, ничего не разобрала.

Дожевав и проглотив остатки бутерброда, я запил его кофе и повторил уже более или менее внятно:

– В прошлый раз с питанием было лучше. Правда, тогда и отделение было другое.

– Сравнил! Стационар и… дневной стационар. Что у вас тут интересного происходит? Тебя не обижают?

– У нас тут всё интересно, – пробормотал я, протягивая руку к следующему сооружению из колбасы, сыра и хлеба. – Меня не обижают, но иногда бьют ногами…

– Тебя забьёшь!

– Приятно, когда в человека верят, – поморщившись, пробурчал я и откусил от бутерброда почти половину.

Неподалёку от нас на скамейке пристроилась парочка – прикинутая[24]24
  Прикинутый, прикинутая (разг.) – новомодный, стильный.


[Закрыть] девушка и молодой человек, на котором из одежды были только шорты и сланцы. Он был пониже меня ростом, но мускулистый. На правом плече татуировка – паук в центре паутины[25]25
  Наколка с паутиной весьма популярна в тюрьме. Изначально заключенные набивали число окружностей паутины по количеству лет отбытия наказания, но сейчас этот канон не соблюдается, и татуировка стала знаком мужественности и брутальности. На зоне паук в паутине означает, что владелец наколки – наркоман. Если же паутина пуста, а паук спускается по тонкой нити вниз, то человек «соскочил» и раскаивается в содеянном.


[Закрыть]. Чувствовалось, что жёсткости и воли парню не занимать. Такие люди одним внешним видом вызывают уважение. И понимание: их следует опасаться. Видел я его впервые за эти два дня, но был совершенно уверен, что с интеллектом у него всё в порядке. На наркомана тоже не похож, но почему тогда паук в паутине? Впрочем, не моё это дело…

Девушка перебралась к нему на колени. В том, как они разговаривали, улыбались, обнимали друг друга, сквозила привязанность.

– Расскажи про сумасшедших! – потеребив меня за рукав футболки, попросила Полина. – Как они себя ведут, что делают?

– Спят, едят, в шахматы играют, телевизор смотрят, беседуют. Прямо как обычные люди.

– Врёшь ты всё, дурак противный!

– Нет, в очередной раз правду говорю.

– Да тебя не поймёшь, когда ты всерьёз говоришь, а когда издеваешься. Как тогда с дорогой: «Туда пойдём по насыпной, а обратно вернёшься уже по асфальтированной!»

– Ну так разве обманул? В клинику мы шли по насыпной? А возвращалась ты по асфальтированной?

– Да, – неохотно согласилась она, – но это были разные дороги!

– А я не утверждал, что будет одна и та же.

– Вот именно! Ты так говоришь правду, что в итоге обманываешь!

– Противоречишь сама себе – первые признаки душевного нездоровья… Может, тебе тоже в клинику лечь?

– Опять издеваешься! – рассерженно заявила она и ущипнула меня за бок.

Бутерброды закончились на удивление быстро. А через минуту закончился и кофе.

– Ты совсем голодный, – с сожалением произнесла моя подруга. – Ничего, если я как-нибудь с мамой приду? Она хотела тебя навестить, но побоялась, что тебе будет неловко.

– Хоть всей семьёй сразу. Вообще-то, я парень стеснительный, но надо же с этим бороться.

Она ещё около часа болтала о всяких пустяках: о том, что скоро поедет работать в лесную школу, об увиденном в магазинах и том, что из этого хотела бы купить, а что не купила бы никогда… Я слушал её, кивая и угукая в ответ.

В палату я вернулся примерно за час до ужина. Расписали партию в тысячу. Правила были проще тех, по которым мы играли на работе, а игроки слабее. У своих коллег – Рината с Андреем – я выиграл всего один раз, и то из-за удачных раскладов, а здесь победил без особого труда…

Потом опять читал, одним ухом прислушиваясь к разговору соседей. Узнал много интересного.

Старик, давеча просивший у Вити ложечку для обуви, – бывший глава администрации Ленинского района. Евсей постоянно донимает его вопросом, где спрятано золото партии, а Иван Алексеевич сокрушается: «Забыл!»

Боксёр, которого я пока не знал в лицо, и в самом деле мастер спорта по боксу. Тяжеловес. Достаётся ему почти от всех, а он вынужден терпеть. Любой конфликт с его участием чреват задержкой выписки минимум на полгода.

Один из психов в буйной имеет три высших образования. Но здесь они ему не нужны. По ночам руки и ноги «умнику» привязывают к раме кровати. Жить бедолаге осталось недолго, сёстры говорят: гниёт изнутри.

Стас – социально опасная личность. С виду неуклюжий парень, а бьёт резко и без предупреждения. От него чаще всего достаётся Боксёру.

Парень с забавной фамилией Андрюшкин – хозяюшка. До похода в армию он был вполне здоров, но сослуживцы ударили его табуретом по голове. Сзади и сильно. Теперь за сигарету, пирожок или другую мелкую плату он выполняет любую грязную работу: стирает чужие носки, трусы…

Чебурашка души не чает в техничке и постоянно дерётся из-за неё с другими сумасшедшими. Наркоманы и алкоголики на неё не претендуют.

На ужин дали рожки и кусок варёной колбасы. По отзывам местных, это было шикарно. Может, и так, но лично я ничего шикарного в таком ужине не увидел. Да и размер порций оставлял желать лучшего. Я мгновенно умял всё, но так и не наелся.

После ужина Шесту забросили с воли шприц с ханкой[26]26
  Загустевший сок, собираемый с маковых головок, а также раствор, получаемый из этого сока.


[Закрыть]. Всех, кто в тот момент был в палате, он попросил о передаче не распространяться. Дозу разделил с Ринатом. Когда примчался Серёга Евсеев, было уже поздно.

– Я с тобой всегда как с человеком поступал, – укорял Евсей собрата. – Жаба душит, да?

– Серёга, да там было-то полкуба! Даже меньше. Нам с Татарином по две точки всего досталось. Раствор беспонтовый. Ни в голове, ни в жопе!

– Тем более! Думаешь, мне для кайфа? Мне раскумариться[27]27
  Раскумариться – употребить (начать употреблять) наркотики после долгого перерыва или для снятия абстиненции.


[Закрыть] надо! Я сдыхаю, а ты повёлся, как сука…

Они препирались ещё несколько минут. Затем разочарованный Евсей ушёл в свою палату и, видимо, чтобы отвлечься, начал горланить песни. Длилось это примерно с полчаса.

Ближе к отбою постояльцы карантинной палаты, посовещавшись, решили: чтобы не загнуться с голоду, нужно устраивать второй ужин из продуктов, переданных родственниками и друзьями. Сдвинули плотнее кровати наркоманского ряда и перебрались на них. Чтобы не испоганить постельное бельё, вместо скатерти постелили серую больничную пижаму.

Этот второй ужин получился на славу, и пижаму на радостях переименовали в самобранку.

Перед самым отбоем в палату пришёл санитар Шмаков. Ухмыльнулся, глядя на нашу скученность, которая, впрочем, проявилась только у военкоматчиков.

– Просто замечательно тут у вас! – Голос Шмакова сочился сарказмом. – Может, кто-нибудь хочет нормально поспать? Есть свободная постелька…

Желающие нашлись. И тут же исчезли. Место, о котором завёл речь наш «сердобольный» санитар, находилось в палате для буйных.

– Нашли дураков!

– В логово к психам соваться!

– В соседних палатах больных поищите! Им это больше подходит.

На фоне этих возгласов моё «Я пойду» выглядело странно.

На меня посмотрели с удивлением. Некоторые – с сочувствием.

Оставаясь в карантинной, я ничего не терял – вряд ли кто-то стал бы претендовать на мою территорию. Да пусть бы даже и стал… Но если отбросить суеверные страхи перед сумасшедшими, то в предложении Шмакова был резон.

– Спокойной тебе ночи, – ехидно бросили мне с наркоманского ряда.

Шмаков открыл дверь четвёртой палаты и, указав пальцем на свободную койку, сказал:

– Вон та.

Он запер за мной дверь.

В палате царил полумрак. И холод, потому что форточка была открыта нараспашку. Ещё днем прошёл дождь, и температура на улице упала градусов до десяти (такое нередко случается в конце лета). А после захода солнца опустилась ещё ниже.

Свободная кровать стояла как раз на сквозняке. Я подошёл к окошку и протянул руку к форточке, собираясь её притворить, но слева от меня очень агрессивно прозвучало:

– Зачем закрываешь?!

Приглядевшись, я узнал парня с татуировкой паука на плече. Значит, это тот самый «Ромка», который сцепился с надзирателями.

– Ты под одеялом лежишь, а я к утру под этой простынкой от холода ласты склею! – ответил я.

– Лысый, отдай ему своё одеяло, – приказал Роман.

Сосед справа безропотно выполнил команду.

– И на том спасибо, – сказал я, ложась и укрываясь. – Так в самый раз.

Я уже почти уснул, когда один из обитателей буйной решил повторить мою попытку – встал и направился к окну.

– А ну, ляг! – приказал ему Роман.

– Холодно очень, – пожаловался долговязый коротко остриженный псих в полосатой пижаме. – Закрыть нужно…

Я узнал его по голосу – тот, что настойчиво просился утром в туалет.

– Упади обратно, я сказал!

Сумасшедший подчинился, но вскоре поднялся снова. Я отметил, что он вообще часто и настойчиво просится куда-нибудь или пытается что-то сделать. Не дойдя до окна, он отлетел назад, размахивая руками, – Роман, не вставая, нанёс ему два мощных удара ногой. Один в бедро, другой в живот. «Аргументы у него… сильные!» – подумал я и провалился в сон.