Текст книги "Тот, кто убивает дракона"

20

Когда Бекстрём вошел в свой служебный кабинет, у него на столе лежал листок с сообщением от коллеги, который занимался отслеживанием мобильных телефонов. Хулиганский звонок Бекстрёма Столхаммеру в пятницу после обеда в качестве конечного пункта проходил через мачту, расположенную по другую сторону Эресунна, в центре Копенгагена.

– Кто бы сомневался, – проворчал Бекстрём и позвонил на мобильный Аннике Карлссон.

– Доброе утро, Бекстрём, – сказала Карлссон.

– Черт с этим сейчас, – оборвал ее Бекстрём в своей самой вежливой манере. – Столхаммер, похоже, сбежал в Копенгаген.

– Уже нет, – возразила Анника Карлссон. – Мне только что звонили с охраны, и, по их словам, он сидит внизу в вестибюле. И хочет встретиться с нами.

Через десять минут Бекстрём, Карлссон и Столхаммер сидели в допросной криминального отдела. Столхаммер, судя по его наряду и внешнему виду, провел напряженные выходные. Трехдневная щетина, потный, в нестираной одежде и с сильным запахом старого и свежего перегара. В остальном он был похож на себя. Большой, здоровый мужик, с резкими чертами лица и без намека на жир на мускулистом теле. Правда, морщин на лице прибавилось.

– Это же чертовщина какая-то, Бекстрём, – сказал Столхаммер и потер костяшками правой руки уголок глаза. – Что за бандиты убили Калле?

– Мы надеялись, ты поможешь нам это узнать, – ответил Бекстрём. – Поэтому и искали тебя несколько дней.

– Я свалил в Мальме в четверг утром, – сообщил Столхаммер и почесал красные глаза. – Тогда же это случилось, если я все правильно понял?

– Что ты делал в Мальме? – поинтересовался Бекстрём. «Здесь я задаю вопросы».

– У меня там старая зазноба. Очень милая дамочка, поэтому, когда мы с Калле поставили на победителя в среду и на меня свалились десять штук, как манная небесная, уже особо не задумывался. Сел в поезд. У меня проблема с самолетами. Там такая теснота. Надо быть безногим японцем, чтобы хватило места. Опять же ни пожрать, ни выпить. Поэтому сел на утренний поезд. Был на месте сразу после обеда.

– У нее есть имя? – поинтересовался Бекстрём.

– У кого? – спросил Столхаммер и удивленно посмотрел на Аннику Карлссон.

– У дамочки из Мальме, – объяснил Бекстрём.

– Ясное дело, – кивнул Столхаммер. – Мария Олссон. Живет на Стаффансвеген, 4. Есть в телефонном каталоге. Работает санитаркой в тамошней больнице. Она забрала меня на Центральном вокзале в Мальме. Ты можешь позвонить ей, если мне не веришь.

– Чем вы занимались потом? – спросил Бекстрём.

– Ну, вышли из ее квартиры только в пятницу, когда поехали в Копенгаген, и там у нас получился дьявольски приличный обед. Продолжался целый день и половину ночи.

– А потом?

– Ну, потом мы поехали назад. Где-то под утро. В Мальме то есть. Домой к Марии, и там все получилось как обычно. Выбрался на улицу и затарился немного в субботу перед закрытием винного магазина. Затем мы опять расслаблялись.

– Вы опять расслаблялись?

– Конечно, – подтвердил Столхаммер и вздохнул. – Она дьявольски выносливая девчонка, а мои лучшие дни прошли. Не вылезали из койки до вечера воскресенья, когда Бликстен позвонил мне на мобильник и рассказал о случившемся.

– Бликстен?

– Бьерн Юханссон. Другой старый приятель по школе. Ты, пожалуй, знаешь, кто это? Известный человек в нашей деревне. В старой Сольне. У него еще была фирма, энергетическая компания Бликстена в Сумпане, но сейчас она перешла к его парню. Да, он рассказал о случившемся, и в такой ситуации я, конечно, не мог уже больше зависать в Мальме, поэтому сел на ночной поезд, хотел помочь вам поймать идиота, который убил Калле.

– Очень мило с твоей стороны, Роланд, – заметил Бекстрём. «Похоже, старина Столис успел поразмыслить между всеми своими возлияниями и решил немного потрудиться».

– Да, вот черт, ясно дело, я с вами. Поэтому сейчас я здесь, значит, – объяснил он.

Потребовалось два часа, чтобы разобрать, чем Столхаммер занимался с утра четверга, когда он внезапно отправился в Мальме, и до утра понедельника, когда он появился в здании полиции в Сольне. Потом они прервались на обед.

Бекстрём нагрузил свой поднос основательно, поскольку считал, что история может затянуться и потребует много сил. И в этот раз взял тефтели, и картофельное пюре с коричневым соусом, и пылесос в паре с миндальным пирожным. Анника Карлссон же перекусила на скорую руку макаронным салатом с минеральной водой, прежде чем поручила Альму и другим проверить данные, сообщенные Роландом Столхаммером о его пребывании в Мальме и Копенгагене. Сам же Столхаммер довольствовался бутербродом и кофе, которые Анника взяла ему в кафетерии.

«Сейчас мы приближаемся к решающему моменту», – подумал Бекстрём, когда они снова сидели в допросной. Столхаммер вдобавок начал потеть, что выглядело многообещающе, а когда подносил чашку кофе ко рту, на всякий случай использовал обе руки.

– Ты был в Солвалле в среду на прошлой неделе, в среду 14 мая? – спросил Бекстрём. – Можешь рассказать об этом?

Он притащился туда уже в четыре пополудни, посмотреть разминку, походить среди старых приятелей и послушать.

– Разминку? – спросила Анника Карлссон, которая в основном молчала до обеда.

Столхаммер объяснил. Разминка – это когда лошадей выводят на беговую дорожку перед заездами, чтобы дать им размяться.

– Подобно тому как растягиваются, ну, ты понимаешь. Разогреваются то есть, прежде чем бежать по-настоящему, – объяснил Столхаммер.

Примерно час спустя появился Калле Даниэльссон. Они поговорили с Гуннаром Густавссоном, и тот подтвердил, что высказанное накануне мнение о фаворите остается в силе. Мгновенное Правосудие отлично показал себя на первой разминке. Старая травма, похоже, больше не беспокоила его.

– Если верить Гегурре, это была совсем другая лошадь. Горячности у него поубавилось, но сохранились те же феноменальные физические кондиции. Настоящий локомотив, если ты спросишь меня, Бекстрём.

– Как вы нашли друг друга в Солвалле? – спросила Анника Карлссон. – Заранее условились встретиться?

– Он позвонил мне на мобильный, – сказал Столхаммер и покачал головой. – По крайней мере, насколько я помню.

– Значит, у Калле был мобильник? – спросила Анника.

– Они есть у всех в наше время, – удивленно посмотрел на нее Столхаммер.

– У тебя есть его номер? Номер его мобильного, – уточнил Бекстрём.

– Не-а, – сказал Столхаммер и покачал головой. – Зачем он мне? Я обычно звонил ему домой, или мы сталкивались где-то в городе. Если его не было дома, я всегда оставлял ему сообщение на автоответчике. Потом он перезванивал. Кроме того, он имел номер моего мобильного.

– Подожди, Роланд, – не унимался Бекстрём. – Само собой, ты должен иметь номер мобильного телефона Даниэльссона.

«Что-то здесь не сходится», – подумал он.

– Нет, – мотнул головой Столхаммер. – Разве ты не слышал, что я сказал, – добавил он и угрюмо уставился на Бекстрёма.

– Ты сам видел у Даниэльссон мобильный? – спросила Карлссон. – Ты уверен в этом?

«Что-то здесь не сходится», – подумала она.

– Сейчас после твоих слов у меня появились сомнения, – сказал Столхаммер.

«Черт», – подумал Бекстрём, он обменялся взглядом с коллегой и решил поменять тему.

– Мы вернемся к этому позднее, – сказал Бекстрём. – Ты и Даниэльссон, по-видимому, выиграли кучу денег, – продолжил он.

Он и Даниэльссон поставили пятьсот крон на победителя, заново вернувшегося на беговую дорожку Мгновенное Правосудие, поделили купон, а через две минуты после старта стали на двадцать тысяч богаче.

– Потом что? – спросил Бекстрём.

– Калле забрал деньги, – сказал Столхаммер, – а затем взял такси и поехал домой готовить ужин. Мы же собирались увидеться у него и перекусить немного, и я посчитал, что это лучше всего. Так удается избежать соблазна. Когда тебе под семьдесят, уже знаешь себя, – объяснил он. – И слава богу, – продолжил Столхаммер, – поскольку уже после следующего заезда у меня не осталось ни гроша. Пришлось занимать сотню у одного старого приятеля, не добираться же к Калле пешком. Время ведь приближалось к восьми, а кому хочется сидеть и жрать среди ночи. Да, если за разговором не засидишься допоздна, конечно.

– У него есть какое-то имя? – поинтересовался Бекстрём.

– У кого? – спросил Столхаммер и удивленно покачал головой. – У Калле?

– У того, кто одолжил тебе сотню.

– Бликстен, – сказал Столхаммер. – Мне казалось, я это уже говорил. Разве мы не болтали о нем до обеда?

– Ты взял такси до дома Даниэльссона? До Хасселстиген, 1? – спросил Бекстрём. В его памяти еще были свежи показания свидетельницы Бритт Марии Андерссон.

– Конечно, – кивнул Столхаммер.

– Ты абсолютно в этом уверен? – поинтересовался Бекстрём.

– Нет, черт, если подумать. Сотни ведь не хватило, а жадный иракец, который сидел за рулем, высадил меня на Росундавеген. Само по себе не велика проблема, всего в каких-то ста метрах от подъезда Калле, так что пришлось топать на своих двоих последний отрезок.

– Ты взял у него квитанцию?

– Стоило бы, – ответил Столхаммер. – Обычно все квитанции отдавались Калле. А он, в свою очередь, продавал их какому-то старому приятелю, который торгует бытовой техникой. Но черный просто смылся.

– Значит, ты шел пешком последний отрезок, – констатировал Бекстрём. «А он не совсем тупой, этот старый пьяница». – И что было потом? – спросил Бекстрём.

Сначала они разделили деньги поровну. Почти, по крайней мере. Столхаммер получил 10 300, десять тысячных купюр и три сотенные, но, поскольку у Даниэльссона не оказалось мелочи, Столхаммер предложил ему забрать последнюю десятку.

– Старый приятель, тоже мне проблема. – Столхаммер пожал широкими плечами.

Потом они ели, пили и болтали. Когда закончили с едой, Даниэльссон смешал грог на водке и тонике, в то время как Столхаммер предпочитал чистые напитки. Они поговорили еще, настроение – лучше не придумаешь, и Калле поставил на проигрыватель диск Эверта Таубе.

– Этот парень знал свое дело, – сказал Столхаммер с чувством. – В нашей стране не написали ни одной приличной мелодии после того, как Таубе умер. Сплошная попса!

– Как долго вы слушали музыку? – спросила Анника Карлссон.

– Прилично, – сказал Столхаммер и удивленно посмотрел на нее. – Это была такая старая долгоиграющая пластинка, и мы прокрутили ее по крайней мере пару раз. – «На старом „Хайленд ровере“, судне из Абердина, стояли мы в порту Сан-Педро и загружали газолин», – напел Столхаммер. – Послушай сама, Карлссон. Текст все еще сидит как «Отче наш» в моей голове, – констатировал он.

– Как долго вы продолжали петь тогда? – спросил Бекстрём.

– Ну, пока чокнутая старуха не позвонила в дверь и не начала орать и ругаться. Я ведь стоял в гостиной и балдел от Эверта Таубе и избежал удовольствия видеть эту дуру, но слышать я ее слышал.

– Сколько времени было тогда? – не унимался Бекстрём.

– Понятия не имею. – Столхаммер пожал широкими плечами. – Хотя мне известно, сколько было, когда я пришел домой и позвонил Марии, ведь тогда я сначала посмотрел на часы. Не хочется ведь никого беспокоить среди ночи.

– И сколько было тогда?

– Полдвенадцатого. Если мне память не изменяет, – сказал Столхаммер. – Я, помнится, еще подумал, что, пожалуй, немного поздно, но потом успел соскучиться тоже. Поэтому собрался с духом и набрал номер. Хотя сначала я дома отпраздновал чуточку. У меня еще оставалась капелька в кладовке, и, как раз прикончив ее, я решил, что надо, пожалуй, прокатиться на юг.

– Когда ты ушел от Даниэльссона тогда? – спросил Бекстрём. «И как нам сейчас проверить последнее?» – подумал он.

– Как только старуха начала шуметь, я понял: самое время отправляться домой и ложиться спать. Потом распрощался с Калле и поковылял к себе. На дорогу ушло самое большее десять минут, включая то или иное отклонение от маршрута по пути. – Столхаммера улыбнулся и покачал головой. – Вечеринка ведь уже зачахла, скажем так, и Калле утомился и позвонил старухе, которая спускалась ругаться. Стоял и собачился с ней, когда я уходил.

– Даниэльссон стоял у телефона и ругался с соседкой, когда ты уходил, – повторил Бекстрём.

– Точно, – подтвердил Столхаммер. – То есть ситуация способствовала, чтобы прогуляться домой и получить немного тишины и покоя. Конечно, это чертовщина какая-то, – продолжил Столхаммер и снова потер костяшкой кулака уголок глаза. – Пока я лежал там, и спал, и мечтал о Марии, какой-то псих вломился к Калле и забил его насмерть.

– Почему ты думаешь, что он вломился?

– Так, по крайней мере, утверждал Бликстен, – сказал Столхаммер и посмотрел удивленно сначала на Бекстрёма, а потом на Аннику Карлссон. – Как он слышал, дверь в квартиру Калле болталась на соплях. Какой-то дьявол вломился внутрь и ограбил его. Забил насмерть, пока он спал.

– Когда ты уходил, – слегка поменял тему Бекстрём, – не помнишь, Калле запер дверь на замок?

– Он всегда так делал. Калле был осторожным человеком. Не потому, что я подумал об этом тогда, но на сто процентов уверен, что он это сделал. Я обычно подсмеивался над ним из-за этого. По поводу его привычки всегда запираться на замок. Сам я никогда не запираюсь.

– Он боялся кого-то? – спросил Бекстрём. – Поскольку всегда запирался?

– Он ведь не хотел, чтобы кто-то забрался к нему и стянул его пожитки. У него же хватало ценных вещей.

– И каких же? – поинтересовался Бекстрём. Он сам побывал на месте и видел все собственными глазами.

– Ну-у, – сказал Столхаммер и, судя по его виду, серьезно задумался. – Его коллекция старых пластинок, наверное, стоила кучу денег. Не говоря уже о письменном столе.

– Ты имеешь в виду тот, который стоял в его спальне? – спросил Бекстрём.

«Как его вытащить оттуда и как такой, как Столхаммер, мог стать полицейским?» – подумал он.

– Точно, – кивнул Столхаммер. – Антиквариат. У Калле хватало такого. У него были настоящие ковры и старые красивые вещи.

– У нас есть маленькая проблема с тем, что ты говоришь, – сказал Бекстрём. – Когда мы его нашли, дверь стояла открытой, и на ней не было никаких следов взлома. Изнутри ее можно открыть ключом или ручкой. Снаружи только ключом. Когда коллеги прибыли туда, она стояла распахнутой без каких-либо повреждений. По мнению экспертов, уходя, преступник просто прикрыл ее, но, поскольку балконная дверь в гостиной оставалась приоткрытой, образовался сквозняк, и входная дверь распахнулась. Как ты это объяснишь?

– Объясню? – спросил Столхаммер удивленно. – Если эксперты говорят, значит, все так и есть. Зачем ты спрашиваешь меня о подобном. Я же старый сыскарь, а не эксперт. Поинтересуйся у Пелле Ниеми или у кого-то из его парней.

– Я и коллеги рассуждали немного иначе, – сказал Бекстрём и кивнул Аннике Карлссон. – По нашему мнению, Калле Даниэльссон, скорее всего, сам впустил преступника, поскольку речь шла о ком-то, кого он знал и кому доверял.

«Вот тебе пища для размышлений», – подумал он.

– В этом ты ошибаешься, Бекстрём, – сказал Столхаммер и покачал головой. – У кого из нас, старых приятелей, могла иметься причина убить Калле?

– У тебя нет никаких предположений? – спросил Бекстрём. – Я и коллега Карлссон надеялись на это.

– Ну, единственный из старых приятелей, о ком я в таком случае мог бы подумать, – это ведь Манхэттен. Из старых приятелей, я имею в виду. У кого был зуб на Калле.

– Манхэттен? Манхэттен, который находится в Нью-Йорке?

– Нет, черт, – сказал Столхаммер. – Как чертов приторно сладкий напиток из виски и ликера. Кто мог додуматься лить ликер в виски? За подобное надо наказывать.

– Итак, Манхэттен… – напомнил Бекстрём.

– Манне Ханссон, – объяснил Столхаммер. – Его прозвали Манхэттеном среди своих. Работал барменом в старом отеле «Карлтон» до пенсии. По пьянке он мог стать ужасно злым. Вписался в какую-то фирму по совету Калле, и все, конечно, пошло прахом. Он тогда не очень обрадовался.

– Манне Ханссон? – повторил Бекстрём. – Где мы можем его найти?

– Боюсь, это будет не легко, – сказал Роланд Столхаммер и ухмыльнулся. – Лучше всего поискать на кладбище в Сольне. Детки, конечно, развеяли его прах в мемориальном комплексе, чтобы снизить расходы.

– И когда это случилось? – спросил Бекстрём.

– Давненько, – сказал Столхаммер. – По крайней мере десять лет назад, если ты спросишь меня.

– Есть еще одно дело, которое меня интересует, Роланд, – вступила в разговор Анника Карлссон. – Ты же старый наш коллега, поэтому относительно контроля телефонов наверняка понимаешь так же хорошо, как и я.

– Ну, не все еще забыто, – согласился Столхаммер с самоуверенной миной.

– Когда ты уходил, Калле Даниэльссон стоял у телефона и ругался с соседкой. Тот разговор мы проверили. Он звонил около половины одиннадцатого. Потом, по твоим словам, ты направился прямо домой, и на дорогу у тебя ушло приблизительно десять минут. Это должно означать, что ты пришел к себе где-то без двадцати одиннадцать.

– Все сходится, – кивнул Столхаммер.

– Потом, если верить тебе, ты позвонил своей подруге в Мальме около половины двенадцатого.

– Да, так я помню. Поскольку тогда посмотрел на часы. Не хотел беспокоить слишком поздно, как я сказал.

– А что ты делал в промежутке? Ты приходишь домой без двадцати одиннадцать и звонишь ей полдвенадцатого. Между этими событиями пятьдесят минут. Почти час. Что ты делал тогда?

– Я же говорил, – произнес Столхаммер с удивленной миной.

– В таком случае я, наверное, забыла это, – сказала Анника Карлссон. – Расскажи снова, будь добр.

– У меня оставалась капелька в кладовке. Душа требовала продолжения банкета, и повод был, поэтому я для начала допил все. Потом позвонил Марии. Чтобы пропустить рюмочку, тоже понадобилось время. – Столхаммер криво улыбнулся.

– Пятьдесят минут, – повторила Анника Карлссон, и они быстро переглянулись с Бекстрёмом.

– Приличная, наверное, была капелька, – заметил Бекстрём.

– Да брось ты, Бекстрём, – проворчал Столхаммер. – Я же сидел и философствовал просто-напросто.

– Совсем другое дело, – согласился Бекстрём. – Ты не помнишь, у Калле Даниэльссона имелся какой-нибудь портфель или атташе-кейс? Довольно приличный, кожаный, с латунными замками.

– Да, у него был такой, – подтвердил Столхаммер и кивнул. – Из светло-коричневой кожи. Настоящий директорский. В последний раз я видел его, когда мы пировали у Калле в тот вечер, перед тем как его убили. Это я точно помню.

– Ты помнишь? – переспросил Бекстрём. – И почему?

– Он лежал на телевизоре, – сообщил Столхаммер. – В гостиной, где мы сидели и закусывали. Чертовски странное место для такой вещицы. У меня, конечно, нет никакого портфеля, но, если бы был, я вряд ли клал бы его на телевизор. Почему это тебя интересует, кстати?

– Он пропал, – сообщил Бекстрём.

– Да… – Столхаммер пожал плечами. – Когда я уходил оттуда, он по-прежнему лежал на телевизоре.

– Когда мы пришли туда утром, его уже не было, – констатировал Бекстрём. – Ты не знаешь, куда он мог деться?

– Сейчас ведь ты все равно должен сдаться, – сказал Столхаммер и зло посмотрел на Бекстрёма глубоко посаженными глазами.

– Я думаю, мы прервемся на этом, – сказал Бекстрём и кивнул своей коллеге.

– Ничего не имею против, – буркнул Столхаммер. – Мне надо пойти домой и принять душ.

– Ты должен уделить нам еще несколько минут, Роланд, – сказала Анника Карлссон и улыбнулась дружелюбно. – Нам надо переговорить с прокурором, прежде чем ты уйдешь.

– Хорошо, – согласился Роланд Столхаммер и пожал плечами.

Час спустя заместитель главного прокурора Туве Карлгрен приняла решение задержать бывшего инспектора полиции Роланда Столхаммера. В этом ее убедили Бекстрём и Карлссон, и, несмотря на пересуды в коридорах, она приняла их сторону. У Столхаммера хватало времени как на то, чтобы убить Карла Даниэльссона, так и на то, чтобы выбросить окровавленную одежду и прочее по пути домой. Определенные факты говорили против него, и многое требовалось проверить. Имелись основания подозревать его в убийстве, и, пока изучались полученные от него данные и проводился обыск у него дома, для всех было лучше, если Столхаммер посидит в камере.

Когда Бекстрём собирался идти домой, ему позвонил Петер Ниеми. На его факс только что пришло первое сообщение из Главной криминалистической лаборатории об окровавленной одежде.

– Кровь Даниэльссона, – констатировал Бекстрём вместо того, чтобы задать вопрос.

– Да, точно, – подтвердил Ниеми.

Но никаких следов, не имевших отношения к Даниэльссону, по данным криминалистов и Ниеми. Никаких волокон, волос или отпечатков пальцев. Оставались следы ДНК, но для этого требовалось время.

«Вот дерьмо», – подумал Бекстрём и вызвал такси по телефону.