Текст книги "Право на новую жизнь"

Почему так, спрашивала себя Вероника. Чем она лучше меня? Может быть, потому что Анжелика красавица блондинка? Хотя да, спорить с этим было никак нельзя. Девушка лицом напоминала Дауцен Крёз и Иванку Трамп, да и фигурой была хороша. Может быть, поэтому ее все обожали и носили на руках? Вероника опустила голову и пошла по дороге в сторону остановки, дрожа от холода.

Время приближалось к обеду. В этот момент Зоя Семеновна могла отсутствовать дома. Но, к счастью, бабушка оказалась дома. Она открыла дверь и увидела на пороге испуганную Веронику с мокрой головой. Девушка сквозь слезы поздоровалась с бабушкой и вошла в ее квартиру.

Квартира была однокомнатная в панельном доме на четвертом этаже. В коридоре стояла прихожая да тумбочка, на которой лежали газеты да старый телефон. В зале, который являлся также и спальней, на одной стороне стоял диван, на другой кровать пятидесятилетней давности. В углу на тумбочке стоял телевизор с антенной да магнитофон, принадлежащий папе Вероники. Кухню в это квартире была самой красивой комнатой. Тут, в отличии, от остального была новая кухонная мебель, уголок с овальным столиком, новая плита и, самое главное, много цветов в плошках. Вот почему Зоя Семеновна любила проводить на кухне все свое свободное время.

Вероника прошла в ванную комнату и сняла с себя мокрый свитер, который тут же повесила сушиться на батарею. Зоя Семеновна прошла к ней с пуховиком в руках и спросила:

– Что случилось, моя маленькая. Почему ты вся мокрая?

Девушка молча вытерла слезы и только хотела было все рассказать, как новый приступ горя и в то же время радости от встречи с бабушкой обрушился на нее и, не понимая что происходит, она вновь заплакала. Плакала она громко, слезы каплями скатывались по щекам на подбородок. Зоя Семеновна, ласково приласкав внучку, гладила ее по голове и приговаривала:

– Ну-ну, любимая моя внученька. Верочка моя, не плачь, я здесь, я рядом с тобой.

– Бабушка, мне хочется остаться с тобой.

– Заберу я тебя, моя маленькая, не волнуйся, ты только дождись меня.

– Бабушка, – только и смогла произнести Вероника, но сколько любви, нежности и надежды вложила она в одно это слово.

Зоя Семеновна продолжала жалеть внучку, больше ничего не спрашивая ее ни о чем. Вместо этого, она подвела ее на кухню и сказала:

– Верочка, садись. Я сейчас налью тебе чай, а потом приготовлю что-нибудь вкусненькое.

– Спасибо.

После обеда Вероника засобиралась домой, так как стрелка на часах показывала два часа дня. Зоя Семеновна при виде одетой внучки спросила:

– Ты куда собралась? Я думала, ты посидишь еще со мной.

– Не могу, бабушка. Мне нужно Данилку забрать из детского садика.

– А что, его папа не может это сделать? – раздраженно проговорила женщина.

– Нет, к сожалению.

Зоя Семеновна всегда при одной мысли о Сергее злилась, вот почему даже в разговорах старалась не упоминать его имени. К Даниилу она относилась тоже плохо, хотя в душе понимала, что ребенок ни в чем не виноват. Однажды, прошлой весной, Вероника пришла к бабушке в гости вместе с братиком. По началу женщине хотелось выставить мальчика за дверь, но потом, видя, с какой любовью, с какой нежностью относится он к сестре, раскаялась в своем былом намерении и решила хотя бы ради внучки потерпеть сына бывшей невестки.

Сергей в это время смотрел очередной фильм. И ему не понравилось, как кто-то вошел в прихожую, потом прошелся по коридору: видите ли, посторонние шумы отвлекли его от просмотра. Выйдя в прихожую, мужчина взял Даниила за руку и провел на кухню. Затем снова вернулся в прихожую и, подойдя к Веронике, со всей силой схватил ее за руку, повернул к себе лицом и злобно огрызнулся:

– Ты где шлялась, а?

– Я… я была сначала в школе, а потом пошла за Данилкой.

– Что ты врешь? Где ты была до этого, рассказывай!

– Я, правда, после школы пошла за Данилкой в садик.

– Да? И почему ты не зашла домой перед этим? Ты же всегда так делаешь.

Прикрывась от сыпавших на нее ударов, девушка сквозь слезы пыталась объяснить отчиму, что ей не было никакого смысла идти домой, так как после школы она пошла в детский сад. Но мужчина не слышал, или не хотел ее слышать. Он лишь твердил одно и тоже:

– Не ври мне, маленькая нахлебница! Наверное, пила и курила в подворотне с такими же оборванцами как ты!

– Да не пью я и не курю, – оправдывалась Вероника, словно она действительно была в чем-то виновата.

На крик прибежал Данилка. Встав между сестрой и отцом, мальчик обнял Сергея и, схватив его двумя руками, сквозь слезы прокричал:

– Папочка, пожалуйста, не бей Веронику! Пожалуйста.

Мужчина на секунду оторопел. Он смотрел в лицо сына, его большие испуганные глаза и ему стало жаль его. Он собрал остаток сил и сказал:

– Данилка, иди на кухню.

Мальчик все еще плакал. Он не хотел, чтобы отец снова побил Веронику, вот почему он не сдвинулся с места, хотя всегда слушался отца во всем. Девушка стояла ни жива, ни мертва. Она смотрела то на Сергея, то на Данилку. Наконец, дабы покончить с этим, мужчина лишь махнул рукой, как бы отстраняясь от них, и ушел в большую комнату, где снова сел на диван с пультом управления. Вероника, оставшись наедине с Данилкой, обняла его и тихо сказала:

– Спасибо тебе.

– Я люблю тебя, – мальчик искренне улыбнулся и посмотрел на сестру с такой нежностью, что та не смогла сдержать слез. Она прижала к себе братика, чувствуя тепло, исходящее от него.

Глава III

Тем временем Зоя Семеновна, чуть не плача, шла в школу, где училась Вероника. Женщина хотела разобраться в произошедшем случае. За углом школы в это время стояла Анжелика с друзьями и курила, попивая пиво. Заметив вдалеке старушку в темном шерстяном платке, она подмигнула остальным ребятам и сказала:

– Глядите, бабка Глисты тащится. Интересно, что она нам сделает?

Остальные тоже посмотрели за угол и засмеялись. Ни чувства уважения к старшим, ни сострадания у них не было. С еще большим остервенением они принялись поносить Веронику и ее бабушку, а количество выпитого пива окончательно развязало им язык.

Зоя Семеновна, не зная о том, какие слова в данный момент летели в ее адрес, уже шла по коридору школы прямо в учительскую. Она хотела поговорить с классным руководителем внучки, поделиться случившимся и, наконец, поинтересоваться: примут ли учителя меры или нет? В учительской сидела только преподаватель младших классов. Заметив вошедшую Зою Семеновну, она спросила:

– Женщина, вы кого-то ищите?

– Да… да, – она говорила сбившимся голосом, а комок рыданий мешал ей сосредоточиться, – скажите, где я могу найти Елену Александровну? Мне срочно нужно с ней поговорить.

– А Елена Александровна только что ушла домой. А вы по какому поводу?

– По поводу Вероники, моей внучки.

– Так, может быть, обсудите данный вопрос с завучем? Она сейчас на месте.

– Хорошо.

Зоя Семеновна снова пошла по длинному школьному коридору. Ино й раз мимо нее пробегали дети, оставшиеся на продленке. Постучав в кабинет завуча, женщина робко вошла туда и поздоровалась.

– Здравствуйте, – проговорила Екатерина Михайловна, – чем могу вам помочь.

Зоя Семеновна села напротив нее и, вытирая носовым платком катившиеся по щекам слезы, ответила:

– Я пришла поговорить о сегодняшнем случае с моей внучкой Вероникой.

– Да? А что случилось?

– Ученики из ее класса постоянно издеваются над ней, унижают, потому что знают, что за нее некому заступиться, – произнося эти слова, женщина плакала, ее руки тряслись.

– Пожалуйста, успокойтесь, – с жалостью сказала Екатерина Михайловна, – хотите, я дам вам воды?

– Спасибо, – Зоя Семеновна взяла из ее рук стакан и выпила медленными глотками. Когда, чуть успокоившись, она взяла себя в руки и перестала плакать, то продолжила сбившийся рассказ:

– Сегодня ко мне утром пришла Вероника. Я очень удивилась, почему так рано? Поначалу она ничего мне не рассказывала, говорила про какое-то окно, но я не верила. Представьте, сижу я дома и вдруг на пороге стоит внучка, вся заплаканная, дрожит от холода? Я принялась ее расспрашивать что да как. Вероника все уходила в сторону, пыталась поменять тему разговора, но тщетно. Я настояла на своем, и она во всем призналась.

– Та-ак, и что случилось?

– После первого урока Верочка пошла в туалет, а там сидели ее одноклассницы Анжелика эта вместе со своими подругами. Они принялись смеяться над ней, потом Анжелика облила ее холодной водой и заставила встать перед ней на колени. А остальные девочки снимали все это на мобильный телефон. Вы взрослый человек и, конечно, понимаете, какое это унижение.

Екатерина Михайловна была в шоке от такого рассказа, хотя в школе данный случай был не редкостью, просто никто не поднимал этот вопрос. А тут сама бабушка ученицы пришла просить о помощи. Завуч посочувствовала и попросила Зою Семеновну не расстраиваться, так как завтра они с Еленой Александровной все улажут.

– Я вас уверяю, мы со всем разберемся и все уладим.

– Да вы как-нибудь уж постарайтесь. Верочка очень хорошая девочка, просто скромная и тихая, друзей у нее нет, помощи от матери ждать не приходится. Только я все делаю для нее.

– Побольше бы таких бабушек, – Екатерина Михайловна улыбнулась и попрощалась с Зоей Семеновной, которая не совсем верила руководству школы.

Возвращалась женщина в подавленном настроении. Она прекрасно понимала, что всеръез никто не будет решать их проблемы, а уж за Веронику вряд ли кто-либо заступиться. Тут было лишь два варианта: либо все оставить как есть, либо забрать девочку к себе и перевести в другую школу. Но как сделать так, чтобы суд встал на ее сторону? Как? Если бы Инна Викторовна была бы обеспокоена судьбой дочери, стало легче, а так… Все эти мысли пробегали в голове Зои Семеновны по пути домой. А дома она снова пыталась найти выход из сложившегося положения.

Инна Викторовна пришла домой позже обычного. Как всегда, она была уставшей и раздраженной. Немного пошумев на Сергея, женщина ушла на кухню готовить ужин. Вероника продолжала сидеть в своей комнате, боясь даже выйти на встречу матери. Девочка сидела и делала уроки, но ничего не получалось. Мысли об унижении в школе не покидали ее. Она боялась, боялась идти завтра в школу, боялась насмешек, всего. Хорошо, думала Вероника, что завтра суббота и не так много уроков, как в остальные дни.

Ее думы прервали звуки шагов. Девочка обернулась и увидела свою маму, которая грозно взглянула на нее и нервным голосом спросила:

– Где была сегодня?

Вероника вся побледнела. Первое мгновение она хотела все рассказать матери, но передумала, потому что знала, что все равно окажется виноватой.

– Я… я была в школе… А потом… потом пошла за Данилкой.

– А домой чего не зашла? Гуляла?

– Нет, нет. Я сразу пошле школы пошла в садик и забрала Данилку раньше обычного. Смысл мне было идти домой?

– Такой смысл, что ты должна была зайти в магазин и купить продукты, а потом уже за братом идти. Ты что, забыла, что я тебе сегодня утром дала деньги на еду? Где они?

Вероника и правда забыла и о деньгах, данные матерью, и о необходимости купить продукты. Она молча взяла кошелек и достала оттуда пятьсот рублей.

– Вот, я их не на что не тратила.

Инна Викторовна рывком вырвала деньги и, положив в карман халата, строго спросила:

– Забыла, да? А что мне, по-воему, сейчас готовить? Ты не знаешь, что у нас дома нечего есть? Что Данилка будет кушать, а я, уставшая и голодная? Ты ничего не хочешь делать, ни к чему не стремишься. От тебя тольку нет.

Вероника заплакала. Если бы мама знала, какие у нее проблемы, то, может быть, смягчила свой гнев. Но она не верила ни матери, ни отчиму, для нее они были и родными, и чужими одновременно. Единственное, можно было обо всем рассказать Даниилу, поделиться с ним со всеми проблемами, но он был еще ребенком и вряд ли бы понял что-нибудь.

Вероника видела, как Инна Викторовна уходит, хлопнув дверью, как кричит на Данилку в коридоре, слышала недовольный голос Сергея, плач братика, потом все стихло. Они ушли на кухню ужинать, а ее так и не позвали. Голодная, покинута всеми, Вероника положила руки на стол, на них голову, и заплакала.

На следующий день, в субботу, было пять уроков. Вероника любила этот день не смотря ни на что: во-первых – вечером можно было не учить уроки, во-вторых – ей не нужно было идти на физкультуру, которая стояла последней, так как она была освобождена от физических нагрузок.

Вероника сидела на последней парте и весь первый урок обводила одноклассников полусонным взглядом. Учительница по русскому и литературе что-то рассказывала о творчестве Александра Сергеевича Пушкина, но добрая половина класса ее не слушала. Вероника всегда относилась к литературе постольку поскольку, так как не любила читать книги. На таких уроках она равнодушно осматривала других учеников, особенно пристально вглядываясь в самых красивых, которым втайне завидовала и восхищалась.

В этот раз Вероника смотрела на Анжелику, еще не зная, что Зоя Семеновна ходила жаловаться на красавицу. Вероника никогда не понимала и с грустью думала о том. Почему к ее однокласснице, тоже небогатой, росшей без отца, всегда много поклонников, ее уважают, ею восхищаются, она всегда одета потрясающе и выглядит также. Сегодня Анжелика была одета в черную спортивную кофту с капюшоном, украшенном стразами, обтягивающие черные штаны, более похожие на легинсы, и сникерсы последней модели. Ее белокурые пышные волосы чуть ниже плеч идеально сочетались с красивым нежным лицом.

Вероника слышала громкий смех Анжелики, видела, как та постоянно крутилась, то передавая какие-то записки, то беря чей-то карандаш. Она знала, что сейчас ей сделают замечание или вызовут к доске, но красавица никогда этому не расстраивалась. И только Вероника об этом подумала, как услышала голос учительницы:

– Саликова! Прекрати вертеться на месте и иди отвечать к доске!

Анжелика, посмеиваясь, вышла к доске и принялась ждать вопроса, на который, уже знала, не даст ответа. Учительница задала вопрос о лирике Пушкина, девушка проговорила что-то, но потом запнулась, на что преподаватель ответила:

– Ничего ты не знаешь, Саликова.

– Почему? Я учила вчера, спросите меня что-нибудь еще.

– Хорошо, я тебя спрошу, а ответить тебе поможет… Иванова…

Вероника вздрогнула. Неужели ей придется отвечать вместе с Анжеликой, которую она боялась больше всех? Ничего не произнося, она вышла к доске и встала рядом с красавицей; ее невзрачный вид как бы балансировал с экстравагантным нарядом Анжелики. Когда Вероника встала рядом с красавицей, та посмотрела на нее и, отвернувшись, зажала рот рукой и стала смеяться. Остальные одноклассники тоже захихикали, стараясь явно возвыситься над Вероникой, которая в это время скромно стояла, залившись краской. Учительница пристально взглянула на Анжелику и спросила:

– Чего смеешься? Так весело?

– Угу, – проговорила та и засмеялась громче.

– Смешинку проглотила? Хорошо. Сейчас все вместе повеселимся. Итак… скажите мне, девочки, какие стихи писал Пушкин во время михайловского периода. И что это был за период такой, в чем его особенность?

Обе девушки стояли словно истуканы. Ни одна не могла ответить на такой вопрос. А учительница их подбадривала:

– Ну же, девочки, чего молчите? Ну ладно, если для вас так это сложно, просто назовите названия тех стихов, которые были написаны в данный период.

Вероника прекрасно знала ответы на вопросы, но не решалась первая заговорить, опередив Анжелику, дабы снова не оказаться объектом насмешек. Но одноклассница ее опередила и сказала неуверенным голосом:

– «К морю».

– Молодец, Саликова. Еще?

– «Зимняя дорога», «Няне», «Клеопатра», – проговорила Вероника.

Учительница одобрительно сказала:

– Молодец, Иванова, сколько знаешь. Еще какие стихи? Ну, девочки, не спим.

– «Подражания Корану», «Чаадаеву», – ответила Анжелика.

– «Признание», «Песни о Стеньке Разине», – сказала Вероника.

– Девочки, ну занете же вы все, чего тогда так неуверенно? А какое еще стихотворение было написано в этот период? Ну, ну… знаете же.

Девушки опять молчали, вспомниная произведения. Тогда учительница ответила сама:

– А как же стих «Я помню чудное мгновенье»? Забыли?

Вероника чувствовала себя неловко. Она же все знает, все учила. И почему у доски у нее вдруг все вылетело из головы? Ведь могла же она получить сегодня хорошую оценку вместо тройки заодно с Анжеликой.

Следующий урок был труд. Вероника никогда его не любила, так как всегда боялась оставаться одна в классе вместе с одноклассницами. Учительница чаще всего давала задание и уходила в учительскую пить чай с коллегами, а в конце урока приходила, ставила всем пятерки и снова уходила. Но этот день должен был быть особенным: сегодня девушки научатся мастерить мягкие игрушки. Вероника принесла целый пакет старой ткани, которую ей дали бабушка и мама, кое-что она нашла сама среди старых вещей. Ей очень хотелось сделать для себя что-нибудь красивое, вот она и придумала, что смастерит большого мягкого мишку, о котором мечтала все детство. А потом, чуть погодя, сделает нечто подобное для Данилки. С чувством ожидания и предвкушения давней мечты она и пришла в класс труда, где учительница отмечала кого нет.

Вероника села за парту и вытащила из пакета куски ткани. Остальные ученицы тоже приготовились мастерить плюшевые игрушки. Учительница несколько минут расказывала об истории возникновения мягких игрушек, как и из чего их делали, потом пояснила саму технику их изготовления более подробно. В конце, прежде чем приступить к самой практике, она спросила: кто какую игрушку хотел бы сделать, и когда очередь дошла до Веронике, девушка с гордостью ответила:

– Я бы хотела сделать большого мишку.

Учительница удивленно сдвинула брови и наигранным голосом ответила:

– А зачем тебе большой мишка, у тебя же нет места для такой игрушки.

Все остальные громко засмеялись, подшучивая над девушкой. Учительница усмехнулась, словно радовалась унижению ученицы. Вероника сидела, понуро опустив голову, на глаза навернулись от стыда слезы. Да, комната в ее доме была слишком маленькая и невзрачная: старая мебель, узкая кровать тридцатилетней давности, советский ковер на стене, пожелтевшие от времени обои, письменный стол, сама комната метр на метр. Но зачем учительнице понадобилось унижать ее перед всем классом, зная об отношении к ней со стороны ребят? Мечта о большом мишке провалилась. Тем более, что одноклассницы принялись шутить над ней, ее внешним видом и материальным положением. Снова провал.

– Вероника. Ну сделай тогда маленького мишку, какие проблемы? – проговорила учительница.

Девушка молчала. Она сидела и перебирала руками куски ткани, которые хотела превратить во что-то необычное и красивое. Вдруг она вспомнила радостное лицо брата, который узнал, что она собирается сшить большую мягкую игрушку.

– Теперь у нас дома будет большой мишка? – воскликнул мальчик.

– Да, Данилка.

– Большой-большой? Больше меня?

– Больше тебя.

Вероника обещала обрадовать братика новой игрушкой и подумала о том, какое разочарование прочтеть на его лице, когда скажет, что отказалась от своей идеи в пользу учительницы, которая посоветовала ей смастерить маленького мишку. Ну уж нет! Пусть одноклассницы смеются над ней, благо, это не впервый раз, но зато она воплотит в реальность две мечты: свою и братика.

Пока остальные девушки раскладывали лоскутки для будущих игрушек, Вероника боязливо подошла к учительнице и робким голосом сказала:

– Анна Сергеевна, можно я сделаю все таки большого медведя? Это не для меня, а для братика на день рождения. Я ему уже пообещала, он очень ждет.

– Да делай, мне-то что? Просто… – учительница поманила ее пальцем и когда девушка наклонилась, то сказала шепотом, – боюсь, что твои одноклассницы из-за зависти испорят его. Не боишься?

Вероника отрицательно закивала головой, в ее глазах была решительность словно у бойца, готового к бою. Анна Сергеевна пожала плечами и велела ей сесть на место. Затем учительница приступила к вводному уроку. Тема была задана обширная, требующая немало времени и знания теории, и потому первый урок ученицы писали в тетрадях то, как нужно мастерить мягкие игрушки, с чего начинать и чем закончить, дабы получился отличный результать.

Следующим уроком было черчение. Как обычно половина класса ничего не делало, а только перекидывали фотографии друг другу на телефоны, смеялись и обсуждали вчерашние события. У Веронике назло зачесался нос. Опустив голову, она стала ковырять пальцем в правой ноздре, зная, что снова опозорится перед всеми. Сидящие неподалеку Анжелика и Аня громко смеялись над ней и снимали все на телефон. Парни ехидно бросали в сторону Вероники колкие шуточки, от чего бледные щеки девушки покрылись ярким рымянцем от стыда. «И почему я такая невезучая? Всегда кто-нибудь да смеется надо мной», – про себя подумала Вероника, сдерживая слезы. Единственным утешением было то, что после урока она пойдет домой, в то время, как остальные отправятся на физкультуру.

Через двенадцать минут прозвенел звонок на перемену. Вероника чуть ли ни бегом ринулась в раздевалку, чтобы поскорее покинуть стены школы и хотя бы до понедельника не пересекаться с одноклассниками, которых сильно боялась. Дома кроме мамы и Данилки никого не было: Сергей всегда на выходные отправлялся к друзьям и проводил с ними всю субботу, иногда ночуя до воскресенья. Девушка была несказанно рада такому событию – хотя бы один вечер она могла провести спокойно.

Пообедав, девушка отправилась к себе в комнату и уселась за компьютер, и в это время к ней зашла Инна Викторовна. Подойдя к дочери, женщина повелительным тоном проговорила:

– Вера, скоро к нам в гости придет твоя сестра Оля. Сходи, купи молока, а то у меня пирог печется.

– Хорошо, мама, – ответила та и как-то сразу погрустнела: не очень-то любила она кузину за ее характер и высокомерие.

– Вот тебе деньги, – Инна Викторовна протянула сто рублей, – купи еще рулет к чаю.

Вероника оделась и, взяв деньги, ушла. При выходе из подъезда она столкнулась с высокой, стройной блондинкой в потертых джинсах и кожаной куртке, отороченной мехом. Красавица высокомерным видом осмотрела жлкий наряд девушки, а затем спросила:

– Вера, куда ты отправилась?

– Оля, – ответила та, пристально посматривая на сестру, – мама попросила купить молоко, мы ждем тебя.

– Я тебе кое-что из одежды принесла. Выберишь, что больше понравится, – Олдя усмехнулась, чуть приподняв в руке большой пакет, – там много стильных вещей, как раз для тебя.

Вероника густо покраснела, ибо понимала, что та издевается над ней и ее незавидным положением в семье. Оля же, любимица семьи и просто красавица, ради потехи выбирает самые старые, самые невзрачные вещи и приносит сестре не потому что хочет помочь, а лишь затем, чтобы посмеяться. Тетя Инна горячо любила племяницу даже больше дочери и всегда поддерживала ее в этой жестокой игре. К Веронике они не чувствовали ничего, кроме отвращения и неуважения.

– Мама дома, она ждет тебя, – сказала Вероника, робея перед кузиной.

– Сергей дома? – поинтересовалась Оля, хотя прекрасно знала ответ на вопрос.

– Нет, он уехал к друзьям в гости, вернется только вечером.

– Значит, вы с тетей Инной одни?

– Нет, еще Данилка.

– А… Данилка, – девушка произнесла имя мальчика с заметным пренебрежением, словно он был лишним.

Вероника напряглась. Она любила брата и готова была убить любого, кто осмелился бы обидеть его. И вот теперь, услышав из уст Оли нотки пренебрежения, она проговорила:

– Оля, Даниил твой брат. Не надо произносить его имя в таком тоне.

– А что я такого сказала?

– Тон бы помягче подобрала.

– Ты на голову больная! Правильно, что тебя все унижают, – с этими словами красавица вскинула голову и направилась к лифту. Проходя мимо Вероники, она как бы ненароком задела ее плечом, высокомерно взглянув ей в спину.

Вернулась Вероника с пакетом молока и рулетом через пятнадцать минут, благо продуктовый магазин был в соседнем доме. Инна Викторовна сидела в гостинной вместе с племянницей и вела беседу. Увидев вошедшую Веронику, женщина замолчала и строго спросила:

– Купила?

– Да, – ответила девушка и протянула матери пакет.

Женщина взяла его в руки и ушла на кухню. Оставшись наедине с сестрой, Вероника как-то вся съежилась, боясь посмотреть на Олю, которая чем-то напоминала ей Анжелику. Самой же Оле явно доставляло удовольствие понижать самооценку кузине, что она и делала всякий раз при их встречи, зная, что никто за нее не заступится.

– Вероника, ты будешь с нами пить чай или одна? – с усмешкой спросила красавица.

– С вами, конечно. А с кем еще?

– Да я так просто спросила. Просто… ты всегда сидишь молча, в разговоре не участвуешь, вот я и подумала, зачем тебе сидеть с нами, если ты не заинтересована нашими беседами?

– Почему же? Мне очень приятно сидеть с вами за чашкой чая, только никто мне и слова-то сказать не дает.

– А в чем проблема? Тебе нужно особое разрешение давать? Если хочешь, говори…

– Да-да. Буду я обсуждать саму себя, какая я плохая. Никчемная, страшная серая моль в отличаи от вас, красавиц.

– Так кто же виноват, если ты не можешь следить за собой? Я тебе и так помогаю, чем могу: одежду передаю почти каждую неделю, а ты вместо благодарности губы дуешь…

Вероника только открыла было рот, дабы ответить сестре, как в гостиную вошла Инна Викторовна и пригласила их на чай. За столом Оля с тетей вели бееду, а Вероника как всегда сидела молча словно чужая, погруженная в собственные мысли. Попивая медленно чай, она внимательно глядела на двоюродную сестру, пытаясь понять, как ей удается нравиться всем окружающим, ведь не только за ее кукольную внешность любят и тете, и мама и все остальные. Мысленно сравнив ее с Анжеликой, Вероника пришла к выводу, что обе девушки похожи между собой не только яркой внешностью, но и характером и взглядом на жизнь. Обе высокомерные, хитрые, расчетливые, умеют найти подход к каждому человеку. Такие и выживают в этом мире, и не прото выживают, а живут на широкую ногу, все приберая к своим рукам, но самое главное, почему им ходит все с рук? Думая об этом, Вероника еще сильнее потупила голову и подумала: «Но почему жизнь так не справедлива! Почему одним все, а другим ничего? Почему в этом мире хорошие, добрые, честные проигрывают и живут бедно, а подлые, жадные имеют все, что хотят? Почему так? Почему?» И это слово «почему» так засело у нее в голове, что девушка не расслышала, как ее позвала Инна Викторовна. Очнувшись будто ото сна, она переспросила. Женщина раздраженно бросила на нее взгляд и ответила:

– Ты что, спишь? Я тебе три раза уже сказала: налей нам чая.

– Хорошо, – Вероника встала и пошла за новыми пакетиками «Липтон», а ее мать с Ольгой дальше продолжили разговор.

Веронике стало обидно чуть ли не до слез: оказывается, никто даже и не заметит ее отсутствия. Вон, даже собственная мама ни разу не заговорила с ней, не спросила, как дела в школе, только с сестрой ведет беседу, а к ней обратилась только тогда, когда кончился чай. Что говорить тогда о чужих людях, если в собственном доме она никому не нужна.

Чувствуя спиной презрительный взгляд Оли, Вероника разлила всем еще чай и молча вышла из кухни. Закрывшись в спальне, она легла на кровать и долго глядела в потолок, на котором висела пыльная люстра. Все было плохо: и отношения с людьми, и оценки в школе, и квартира, и даже семья. Когда же и у нее наступит светлая жизнь?