Текст книги "В погоне за миражами"

Глава 5

Куин говорил не о «если», а о «когда» – и для себя, и для нее. Каприс попыталась рассмотреть в темноте его лицо: они сидели так близко, что ей было слышно, как бьется его сердце, и видно, как меняется выражение его лица.

– Ты так уверен?

– А ты нет?

– Не должна была бы.

Он мягко отстранил ее.

– Пойдешь со мной?

Она посмотрела за его спину, на дверь ресторана.

– Да. Должна – иначе я себе не прощу.

И она снова заглянула ему в лицо.

Его улыбка тронула ее: в ней читалась та же неизбежность, что прозвучала в ее ответе. Не говоря ни слова, он вышел из машины и обошел ее, чтобы открыть дверцу. Протягивая Каприс руку, он сказал:

– Тогда пойдем и будем говорить о прошлом и настоящем.

– Но не о будущем?

Он продел ее руку в свою.

– Сегодня – нет.

Вечер шел именно так, как он обещал Каприс заметила, что рассказывает ему о том, как ее удочерили, и даже немного о тех годах, что были раньше. Его немногочисленные вопросы были умными, чуткими и полными сострадания. Ей не приходилось следить за своими словами или искать в его вопросах тайного смысла. Но что было еще удивительнее – ее сегодняшний спутник оказался совершенно не похож на того хладнокровного незнакомца, с которым она обедала несколько дней тому назад. Этот Куин улыбался – не слишком часто, но так, что у нее не оставалось сомнений в том, что ее общество доставляет ему удовольствие.

– А теперь расскажи мне о себе, – попросила она за десертом.

– Как и у тебя, у меня нет близких родственников. Когда-то я знал свою мать – это было очень давно. Отец умер, когда мне не было еще двух лет. – Он поднял рюмку с коньяком, покачал напиток и сделал небольшой глоток. – Я – наполовину американец, а наполовину – ром.

– То есть цыган?

Он кивнул, ожидая, что она забросает его вопросами о его происхождении, – такая реакция была бы типичной.

Каприс ощутила его ожидание, почувствовала, что его тело немного напряглось. Она начинала узнавать этого человека. Можно было представить себе, сколько всяких глупостей ему пришлось выслушать за свою жизнь!

– Я почти ничего не знаю об этой жизни. Ты мне расскажешь?

Куин с тихим вздохом расслабился. Рядом с Каприс его всегда ждали неожиданности!

– Нас стало гораздо меньше, чем было раньше. Возможно, нас пора заносить в Красную книгу. – Его взгляд был устремлен мимо нее, в прошлое. – Я родился в Европе, посреди гор, на полпути между двумя странами, которых больше не существует, Мой отец принял меня, а потом и мою сестру.

– Вы близнецы?

Он покачал головой:

– Нет. Она родилась годом позже, только в ту ночь не было грозы, и ветер не завывал на склонах, словно роженица. Весна коснулась того дня, когда она пришла на эту землю. Но зима сжимала ее в тисках в ту ночь, когда она ушла.

Каприс резко втянула в себя воздух, осознав, что его поэтическая фраза говорите смерти.

– Сколько лет ей было?

– Двенадцать.

Куин сделал большой глоток коньяка.

– Несчастный случай?

Куин покачал головой: выражение его лица выдавало, сколь глубокий шрам оставила в его душе смерть сестры.

– Ее смерть не была несчастным случаем, – ровным голосом проговорил он.

– Убийство?

Каприс всмотрелась в его лицо: боль и ярость с течением времени не стали меньше. Куин допил коньяк и отодвинул рюмку в сторону. Он не был готов ответить на этот вопрос и поэтому проигнорировал его.

– До той зимы мы жили в кибитке, переезжая из страны в страну, словно никаких границ между ними не существовало. Цыганам нужна свобода – огромные пространства и небо без конца. Если приковать цыгана к одному месту, получишь бешеного человековолка, который мирится с превосходящей его силой, только пока не вырвется на свободу или не погибнет.

Захваченная странными словами и разворачивающейся перед ней картиной, Каприс увидела нового человека по имени Куин, с душой поэта, взглядом циника и словами реалиста. И воспоминаниями, такими же темными, как ее собственные. Впервые с момента встречи с Куином она поняла, что между ними может оказаться нечто общее.

– Ты говоришь так, словно знаешь вес таких цепей.

Он сосредоточил взгляд на ее лице и увидел мягкий свет в ее глазах – глазах, которые так правдиво отражали все ее настроения.

– Знал, – просто сказал он.

– Ты был таким бешеным волком?

– Нет, только хорошо обученным охотником.

Его ответ, не оставлявший места сомнениям, заставил ее нахмуриться.

– Я не понимаю.

– Страна, в которой мы оказались, управлялась военными. С их точки зрения, я совершил преступление, и меня забрали из семьи. Больше я их никогда не видел.

Каприс в ужасе смотрела на него. Он рассказывал об этом так сдержанно, что ей не сразу удавалось осознать всего, что стояло за его словами.

– Какое преступление?

Куин наблюдал за ее взглядом, анализируя все изменения в его выражении. Он привык рисковать. Другого способа жить он не знал – не хотел знать. Но Каприс была не похожа на него. Ей нужны были спокойствие, чувство безопасности, а он никогда не сможет их ей дать. Слишком много было в его жизни такого, что нельзя исправить – даже если бы он сожалел об этом настолько сильно, что готов был бы попытаться все исправить.

– Я убил тех, кто украл жизнь моей сестры.

Каприс ожидала почувствовать ужас, а нашла лишь понимание. В глубине души она уже до его ответа знала, что он отомстил за сестру. Такой человек, как Куин, всегда будет сражаться за тех, кто ему дорог, и защищать их. Она поняла это в баре «У Билли», когда он встал между нею и болью. Но, несмотря на эту уверенность, его тогдашний возраст делал такой выбор исключительным.

– Тебе было всего тринадцать.

Куин медленно выдохнул, чувствуя, как из него уходит тревога. Он уже давно знал, что расскажет ей об этом – о начале своей жизни. С каждой минутой, проведенной рядом с Каприс, она становилась ему все нужнее, но он не мог сделать ее своей подругой, пока она не знала, что за человек держит ее в своих объятиях, какие руки дарят ей наслаждение, разгоняющее тьму ночи, какой голос шепчет пряные, тайные слова, которыми любовники не делятся больше ни с кем на свете.

– В моем мире я был мужчиной. Этого было достаточно.

– И тебя поймали, да?

Он кивнул:

– И посадили в клетку.

– Ты убежал?

– Нет. – Его губы мрачно сжались, глаза потемнели от воспоминаний, которыми он не собирался ни с кем делиться. – Мне предложили свободу. Я пошел на сделку.

Каприс обдумала эту идею и нашла ее странной.

– Какую сделку?

– Убитые мной мужчины были солдатами. Мои методы уничтожения оказались более эффективными, чем их. На их начальника это произвело впечатление. Он предложил снять с меня обвинение при условии, что я соглашусь проходить обучение в его группе.

– Ты согласился?

– Цыган политика не интересует. И я не осуждал всю группу из-за нескольких ее членов. Этому мать научила меня еще в раннем детстве. Убийцы были наказаны. А у этого человека был ключ от клетки. Мне это показалось справедливым обменом.

Каприс было понятно, что такое выбор, сделанный по необходимости. Ей и самой приходилось делать подобный выбор.

– И тогда ты стал охотником?

– Да.

Куин ответ взгляд и сделал знак официанту принести счет.

– Ты и сейчас охотник? – негромко спросила она, понимая теперь, как ему уда лось настолько легко справиться с двоюродным братом Крошки.

Он снова повернулся к ней.

– Нет. Я обнаружил, что потерял вкус такой жизни.

– И что ты делаешь?

– Решаю загадки.

– Какие именно?

Куин подождал, пока не отошел официант, которому он дал свою золотую кредитную карточку.

– По больше части – старые. Кусочки истории, записанные на неизвестных языках народами, чьи обычаи и языковые обороты отличались от современных.

– И никакого правительственного шпионажа?

– Очень редко.

– Но все-таки бывает?

Он кивнул:

– Очень мало. Сейчас в этой области хорошо работают компьютеры. – Он встал и взял ее за руку. – А ты ожидала нечто более колоритного? – пробормотал он так тихо, чтобы его услышала только она одна.

– Я привыкаю ничего не ожидать в отношении тебя, – иронично призналась она. – И каждый раз ошибаюсь.

– Это непривычно для тебя, а ты любишь, чтобы все было привычно и безопасно.

Куин принял от официанта свою карточку и чек об оплате, размашисто расписался внизу чека и увел Каприс из ресторана.

– Мне необходимо, чтобы все было привычно и безопасно, – честно поправила его Каприс. – Я слишком много времени жила впроголодь, не зная, что меня ждет завтра – вплоть до того, будет ли у меня все тот же дом и постель. Я не помню ни одного года в детстве, когда у меня были те же игрушки, что и в прошлом году. Мы всегда едва успевали улизнуть от кредиторов или какого-нибудь мужчины, который считал, что мать ему что-то должна. Когда меня удочерили Лоррейн и Джеффри, я надеялась, что смогу забыть об этом. Я получила все, что считала важным, но как бы много я ни имела, я не потеряла потребности пересчитывать все, что мне принадлежит, цепляться, копить, нуждаться в вещах больше, чем в людях. – Она неловко пожала плечами. – Наверное, я не очень приятный человек.

Он остановился около машины и повернул Каприс лицом к себе. Ему было больно видеть в ее глазах печаль, но он не показать этой боли. Он сосредоточился на ее чувствах, на том, что было нужно ей.

– А ты действительно хотела бы быть настолько скучной?

Каприс невесело улыбнулась:

– Скучно это или нет, но мне хотелось бы, чтобы я могла гордиться своей системой ценностей, не чувствовать, что я коплю деньги только ради того, чтобы копить, не считать себя эгоисткой.

– Ну так изменись, – бросил он ей вызов. – Оставь прошлое позади. Закрой за ним дверь.

Она облокотилась на машину, наблюдая за падающими на его лицо бликами света.

– Взмахнуть волшебной палочкой и преобразиться. Мгновенно стать приятной. – На этот раз ее улыбка была ироничной и ирония была адресована ей самой. – Если бы я была на это способна, мать всю оставшуюся жизнь благодарила бы Аллаха. – Она подняла руку и прикоснулась к его щеке и сильному подбородку. – Ты очень необычный человек, Рэндал Куинлен. У тебя странные идеи – совершенно логичные, но такие, на какие у большинства не хватает ни мужества, ни сил.

Он накрыл ее пальцы ладонью, прижав их к своей щеке. Каприс этого не заметила, но она впервые прикоснулась к нему, не выражая страсть или желание. Ее взгляд был нежным – тоже впервые, и голос звучал мягче, чем прежде.

– По-моему, ты себя недооцениваешь. Ты можешь сделать все – если только будешь верить, что это возможно.

Он еще не кончил говорить, а Каприс ухе отрицательно качала головой.

– На работе – может быть. В личной жизни – сомневаюсь.

– Сомнения – это не то же, что отрицание. – Он пододвинул ее руку к губам. У ее кожи был пряный вкус, настолько похожий на аромат ее тела, что он почувствовал его воздействие сразу на двух уровнях. Он принял это, но сосредоточился на ее мыслях. – Ты думала, что это невозможно. Ты даже убегала от этого, – нежно напомнил он ей,

Каприс задрожала: она не могла отрицать этой истины, пусть даже ей и хотелось бы это сделать.

– Это не одно и то же. Урок слишком давний и слишком твердо усвоен.

– Ну, и кто теперь прибегает к благоразумным доводам?

Он притянул ее к себе за руку, которую продолжал удерживать. Обнял за талию, так что их бедра соприкасались. Это был интимный жест, и, несмотря на разделявшую их одежду, он не мог не возбудить страсти. Куин глубоко втянул воздух, вбирая ее в себя так, как можно было сделать на людях. Ее прикосновение запечатлелось на его коже, аромат тела въелся в его чувства. Ее тепло было подобно мягкому одеялу.

– Я себя благоразумной не чувствую, – прошептала она, приникая к его сильному телу, больше не боясь притяжения, удерживавшего ее теперь не менее надежно, чем те цепи, о которых он рассказывал.

– Нет. Ты мягкая и бесконечно желанная. – Куин провел указательным пальцем по ее губам. – И очень сладкая.

Каприс легко поцеловала кончик его пальца, продолжая смотреть прямо ему в глаза. Она видела, как в них запылало желание, и испытала чисто женскую гордость и радость властью, которую приобрела над ним. Это было неожиданным и очень показательным. В его объятиях она чувствовала себя настоящей женщиной – такой, какой и не надеялась стать.

– Ты слишком много говоришь.

– Только потому, что иначе нас арестуют, – пробормотал он, наклоняя голову, чтобы принять предложенный, ею поцелуй. Ее рот был таким, каким он его запомнил – обольстительно сладким и жарким. Она брала – но и давала. Он почувствовал, как ее пальцы впились в его пиджак, словно она хотела оставить метку на своем мужчине. Страсть разорвала сдерживавшие ее цепи. Куин поймал ее руки, сжал их и притянул к своей груди. Чтобы справиться с собой, ему сначала надо было справиться с ней.

– Нам нельзя загореться здесь, – хрипло вьдохнул он, поднимая голову, чтобы заглянуть ей в глаза. Страсть, которую он увидел в их глубинах, была под стать его собственной жажде.

– Ты примешь меня сегодня? Доверишься мне? Подаришь себя?

– Не надо было тебе задавать этот вопрос! Все было бы гораздо проще, если бы ты просто дал всему случиться.

– Не проще. – Он обхватил пальцами ее подбородок, проследив его упрямые контуры. – Мы с тобой непростые люди. И я не хочу, чтобы ты пришла ко мне, подгоняемая бездумным желанием. Мне нужно не только твое тело – каким бы чувственным оно ни было.

– Полюби мой ум? – попробовала пошутить она.

Если бы она позволила себе отнестись к его словам серьезно, к ней вернулся бы страх и потребность бежать.

– Перестань! – приказал он, неожиданно гневно.

– Я не могу иначе! Неужели ты не видишь?

Мольба вырвалась у нее так неожиданно, что она не успела заставить себя замолчать.

Куин отмел ее оправдания и сразу же ухватил суть происходящего:

– Вижу, ты опять бежишь.

– Я хочу тебя. От этого я не бегу.

– Это точно, – согласился он, выпуска ее подбородок и протягивая руку вниз, туда, где сливались их тела. – Выходит, ты все-таки выбрала игру. Проверку для дальнейшего. «Хорош в постели – может, я и разрешу ему узнать меня. А, с другой стороны, может, и не разрешу». – Его глаза горели гневом и досадой. – Кажется, правила именно такие? – Когда он начинал выходить из себя, его акцент становился заметнее. Его необузданное наследие, неприрученность, по-прежнему клокотавшая в его жилах, поднялись, затопив ту цивилизованность, которую он на себя набрасывал. – Дикий жеребец для чистокровной кобылицы?

Руки, прижимавшие ее к себе, сжались сильнее.

На секунду Каприс застыла, а потом гордо вскинула голову, не менее разгневанная, чем он. Она ведь тоже росла не в тепличных условиях! И знала, как вести бой.

– Будь у меня столько силы, сколько у тебя, ты бы уже сейчас извинялся за сказанное! – прошипела она, отстраняясь настолько, насколько он ей позволил. Она не пыталась вырываться. Не было смысла начинать сражение, в котором не было шансов на победу. – На таких условиях я не ложусь ни с одним мужчиной, сколько бы наслаждений он ни сулил!

– Тогда отвечай на мой вопрос! – парировал он.

Рассердившись, она стала его воительницей, настолько сильной, что могла бы принять все, чем он был.

– Принимаю ли я тебя, как моего жеребца? Нет. Хочу ли я провести с тобой ночь! Да. Проведу ли я с тобой эту ночь? Только через твой труп!

Она бросила на него возмущенный взгляд, настолько разгневанная, что не в состоянии была думать или беспокоиться о том, как звучат ее слова и что мог бы подумать о ней случайный прохожий.

Куин безмолвно смотрел на нее, захваченный бушевавшей в ней бурей эмоций, Воительница? Нет. Она была верховной жрицей воинов! Гнев покинул его, нейтрализованный ее яростью. Он невольно улыбнулся тому, как она бросала ему вызов, не боясь последствий. И она еще считает себя трусливой! Он готов поверить, что ей вообще неизвестно, что значит это слово. У него из горла вырвался смешок, потом еще один – и неожиданно хохот унес остатки его гнева. Он привлек ее к себе, не обращая внимания на негодующий возглас.

– Мой труп тебе ни к чему, моя воительница, – пробормотал он, обнимая ее обеими руками.

Кулаки Каприс оказались зажаты между их телами, так что возможности действовать у нее осталось немного, но этим немногим она воспользовалась сполна. Она с силой наступила ему на ногу и попыталась его отпихнуть. Куин не сдвинулся с места, и его смех продолжал охватывать ее, гася гнев почти так же эффективно, как это делало тепло его тела.

– Проклятье! Отпусти меня! – прорычала Каприс, извиваясь в попытке ударить его посильнее, а потом вдруг замерла, почувствовав, как его рука спускается вниз по ее позвоночнику. – Не смей!

Но он уже прижал пальцы к ее пояснице, и по телу Каприс пробежал сладкий ток от узла нервов, который он нашел с невероятной точностью. Она пыталась сопротивляться, но уже в следующую секунду капитулировала. Ее тело словно вибрировало под руками, дающими ей столько наслаждения, выгибаясь, как кошка, ожидающая ласки любимого хозяина. Гнев погас, усмиренный волной страсти, такой стремительной, что после нее не осталось ничего, кроме жажды.

– Будь ты проклят! – простонала Каприс, подставляя ему губы.

– Проклинай меня, если хочешь, женщина. Но ты будешь моей, – прошептал Куин, прежде чем взять то, что она ему предлагала.

Каприс отвернулась от окна, раздраженно глядя в пустоту. Даже спустя четыре часа слова Куина по-прежнему оставались жаркими и полными обещания – такими же, какими были его ласки.

– Будь он проклят!

Каприс упала в чересчур туго набитое кресло, на котором до этого сидел Куин, и мгновенно обнаружила там выбившуюся пружину с характером убийцы. Рассыпая проклятия, она вскочила и гневно прошла к козетке, видавшей лучшие дни.

– «Ты будешь моей», вот как?

Она беспокойно заерзала на маленьком диванчике, пытаясь не обращать внимания на не отпускавшее ее желание. Он разжег огонь, подбросил достаточно топлива, чтобы лишить ее сна, а потом простился с ней у дверей одним только поцелуем, обещая рай и оставив ее в аду. Она хочет его! Более того – будь он сейчас здесь, она бросилась бы к нему, захотел бы он ее или нет. Она еще никогда не испытывала такого томления, такого желания, такой страсти – сон превратился для нее в недостижимую мечту. Ей хотелось бы убедить себя в том, что дело тут в одном только сексе. Но секс не жжет клеймом, не поглощает, не превращает человека в одержимого. Он не требует большего, нежели час страсти. Он не овладевает всем вниманием. Он не создает видений, из-за которых она корчится в муках, не имеющих никакого отношения к боли.

Каприс встала, обхватив себя руками. Волосы упали ей на спину спутанной волной – она даже не представляла, насколько чувственно-вызывающе выглядит. Ее кожа порозовела, согретая огнем, по-прежнему бушевавшим в ней. Поблескивая изумрудными глазами. Каприс металась по комнате, время от времени останавливаясь, чтобы кинуть яростный взгляд на телефон его гостиничного номера, который он дал ей перед уходом.

– Следующий шаг должна сделать ты, – прошептала она, повторяя его прощальные слова.

Она снова остановилась перед столиком и взяла клочок бумаги. Семь цифр. Выбора нет. Вопрос только – когда? Когда она возьмет то, чего с каждым вздохом хочет все сильнее? Когда она сдастся этому мужчине, в чьих светлых глазах таится темнота, поэтично и цинично говорящему о смерти и внушившему ей такую потрясающую страсть, устоять перед которой невозможно?

Сегодня. Томление было сильным – до боли и глубоким – до самого сердца. Завтра. Трусость очевидна и ей самой, и ему, Через неделю. Семь дней одиночества – по одному на каждую цифру телефона, который зовет его к ней. Ее рука поднялась, и взгляд сосредоточился на карточке, которую она сжимала в другой руке… Трубка была холодной, желание – жарким.

Одна цифра, две, три…

Один гудок, два…

– Куинлен?

Его ответ был резким, отрывистым.

Каприс сжала трубку. Молчание. Слова не приходили.

– Это Каприс.

На этот раз его голос прозвучал мягко, успокаивающе: словно у него масса времени и он бесконечно долго готов ждать ее признания.

Каприс с трудом сглотнула, мысленно проклиная собственную беспомощность. Она приняла решение и отступать не станет.

– Сегодня. – Она помолчала и тихо добавила: – Я приеду, если ты еще хочешь.

– Потому что это тебе подсказывает тело иди голова?

Каприс закрыла глаза. Она предпочла бы не отвечать на такой вопрос.

– Тебе нужно все, да?

– Как тебе нужна уверенность и безопасность, так мне необходимо это.

Простой ответ от очень сложного человека.

– Мое тело тебя хочет. Ты об этом позаботился, – с болью прошептала она.

Куин резко втянул воздух: правдивость ее ответа проникла ему в душу. Он сыграл с этой карты и обнаружил, что она козырная.

– Но умом я тоже тянусь к тебе. Не знаю, почему. И даже не хочу знать, почему.

На глазах Каприс выступили слезы. Она плакала очень редко, но сегодня это казалось естественным. Слезы текли двумя прозрачными ручейками, отмечавшими произошедшую в ней перемену. Рождение всегда бывает болезненным, всегда травмирует.

– Я приеду за тобой.

– Это не обязательно.

– Я этого хочу.

Не попрощавшись, он молча повесил трубку.

Каприс тоже повесила трубку, чувствуя себя гораздо спокойнее. Такой умиротворенности она в себе не помнила. Она слепо шагнула вперед, не зная наверняка, есть ли там твердая почва, и вот теперь летит, освободившись от оков земного притяжения и обязанностей. Она не знает, как долго продлится полет, но пока сполна насладится всем, что он может ей дать.