Текст книги "Продажное королевство"

Ли Бардуго
Продажное королевство

Leigh Bardugo

CROOKED KINGDOM

Печатается с разрешения New Leaf и литературного агентства Andrew Nurnberg

Copyright © 2016 by Leigh Bardugo

© А. Харченко, перевод на русский язык, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Холли и Саре, которые помогали мне строить;

Ною, укрепившему стены;

И Джо, укрепившему меня.

Часть первая
Покинутые

1
Ретвенко

Ретвенко навалился на барную стойку и сунул нос в свой грязный стакан. Даже виски не могло его согреть. Ничто не согревало в этом покинутом всеми святыми городе. И не было спасения от удушающей вони, мешанины запахов трюмов, гниющих моллюсков и мокрых камней, которые, казалось, впитались в его поры, словно он погрузился в саму сущность этого города и настоялся в ней, как чашка самого отвратительного чая в мире.

Особенно это было заметно в такой жалкой дыре, как Бочка, – в маленьком кабаке, теснившемся на нижнем этаже одного из самых мрачных жилых домов в трущобах. Его и без того плохо сложенный потолок просел под натиском дурной погоды, балки почернели от сажи с камина, который давно перестали топить, а дымоход забился мусором. Пол покрывал слой опилок, чтобы впитывать пролитые напитки, рвотные массы и все остальное, что посетители бара не могли удержать. Ретвенко задумался, гадая, когда же здесь в последний раз подметали. Затем еще глубже сунул нос в стакан, вдыхая сладковатый аромат дешевого виски. От этого у него заслезились глаза.

– Его нужно пить, а не нюхать, – хохотнул бармен.

Ретвенко опустил стакан и посмотрел на мужчину затуманенным взором. У него была толстая шея и широкая, похожая на бочку грудь – настоящий громила. Ретвенко не раз наблюдал, как бармен вышвыривал шумных посетителей на улицу, однако трудно было воспринимать всерьез человека, одетого по той нелепой моде, которую предпочитали молодые люди в Бочке. На бармене была розовая рубашка, рукава которой едва не трескались на огромных бицепсах, и пестрый красно-оранжевый клетчатый жилет. Он выглядел как расфуфыренный, полинявший краб.

– Скажи мне, – начал Ретвенко. Его керчийский и без того был далек от совершенства, а после пары опустошенных стаканов и подавно. – Почему этот город смердит? Как прокисший суп? Или раковина с грязной посудой?

Бармен снова рассмеялся.

– Таков наш Кеттердам. Ты привыкнешь.

Ретвенко покачал головой. Ему не хотелось привыкать ни к городу, ни к его зловонию. Работа на советника Худе нагоняла скуку, но, по крайней мере, в его комнате всегда было тепло и сухо. Как ценному гришу ему обеспечивали уют и сытый желудок. В те времена он проклинал Худе, перегоняя через море принадлежавшие советнику корабли с ценным грузом. Ретвенко возмущали условия его договора – глупой сделки, на которую он согласился, чтобы сбежать из Равки после гражданской войны. Но что теперь? Теперь он частенько вспоминал о мастерской гришей в доме советника, о весело горящем огне в очаге, черном хлебе с маслом и толстыми кусками ветчины. После смерти Худе керчийский Торговый совет позволил Ретвенко ходить в рейсы, чтобы он мог выплачивать долг. Получал он гроши, но какие еще у него были варианты? Он был шквальным-гришом во враждебном городе, без каких-либо навыков, помимо своих врожденных способностей.

– Еще? – спросил бармен, показывая на пустой стакан.

Ретвенко помедлил с ответом. Не стоило тратить деньги. Если он будет правильно распоряжаться своими финансами, достаточно наняться еще на один рейс, может, на два, и тогда ему хватит сбережений, чтобы выплатить долг и купить билет в Равку в каюту третьего класса. Это все, что ему нужно.

Меньше чем через час он должен появиться на причале. Сегодня обещают бурю, так что экипажу понадобится Ретвенко, чтобы тот укротил порывы ветра и безопасно доставил их корабль в безопасности в нужный порт. Он не знал, в какой именно, и ему было плевать. Капитан назовет координаты, Ретвенко надует паруса или успокоит небо. А затем получит гонорар. Но ветер еще не поднялся. Может, ему удастся проспать первую часть рейса? Он постучал по стойке и кивнул. Что ж тут поделать? Он заслуживал хоть какого-то утешения в этом мире.

– Я вам не мальчик на побегушках, – пробормотал шквальный.

– Что-что? – спросил бармен, наливая в стакан.

Ретвенко лишь отмахнулся от него. Этому человеку, неотесанной деревенщине, никогда его не понять. Он прозябал в тени. И на что надеялся? На лишнюю монету в кармане? На кокетливый взгляд симпатичной девушки? Ему ничего не известно о военной славе, о том, что значит быть почитаемым.

– Ты равкианец?

Даже несмотря на туман в голове из-за выпитого виски, Ретвенко насторожился.

– А что?

– Ничего. Просто акцент у тебя равкианский.

Ретвенко велел себе расслабиться. В Кеттердам приезжало множество равкианцев в поисках работы. Ничто в нем не выдавало гриша. Собственная трусость вызывала отвращение – к себе, к бармену, к этому городу.

Ему хотелось просто сидеть и наслаждаться выпивкой. В баре было пусто, так что и опасаться некого, и, несмотря на внушительные мышцы бармена, Ретвенко знал, что легко с ним справится. Но когда ты гриш, даже стоять на месте значит нарываться на неприятности. В последнее время ходили слухи об участившихся случаях похищений в Кеттердаме – гриши исчезали прямо на улице или в своих домах. Наверняка их хватали работорговцы и продавали по самой высокой цене. Ретвенко не допустит, чтобы подобное случилось с ним, когда он так близок к возвращению домой.

Он осушил стакан виски одним глотком, стукнул монетой по стойке и встал со стула. Чаевых не оставил. Пускай сам зарабатывает на жизнь.

Выйдя наружу, Ретвенко ощутил головокружение, и от влажного вонючего воздуха не становилось лучше. Он опустил взгляд в землю и направился к Четвертой гавани, надеясь, что прогулка поможет проветрить голову. «Еще два рейса», – повторял он себе. Еще пару недель в море, пару месяцев в этом городе. Как-нибудь да выдержит. Он гадал, ждут ли его старые друзья в Равке. Поговаривали, что юный король раздает помилования, как конфеты, желая поскорее восстановить Вторую армию гришей, которую уничтожили во время войны.

– Еще два рейса, – снова сказал он себе, топая ботинками по влажной весенней земле.

Как может быть так холодно и сыро в это время года? Жить здесь – все равно что оказаться зажатым в холодной подмышке ледяного гиганта. Ретвенко пошел вдоль Графканала и вздрогнул, увидев остров Черной Вуали, спрятанный в излучине. Когда-то именно там, в маленьких каменных домиках, стоящих над водой, керчийские богачи хоронили своих умерших родственников. Из-за особенностей климата остров постоянно был окутан зябкой мглой, и ходили слухи, что на нем обитают призраки. Ретвенко ускорил шаг. Он не был суеверным, – и с силой гриша ему нет причин опасаться того, что могут скрывать тени, – но кому нравится гулять рядом с кладбищем?

Он закутался в пальто и быстро пошел по улице Хафенштрат, внимательно следя за движениями в каждом переулке. Скоро он вернется в Равку, где сможет бродить по городу без всякого страха. Если, конечно, его помилуют.

Ретвенко еще глубже зарылся в свое пальто. Эта война настроила одних гришей против других, и его сторона отличилась особой жестокостью. Он убивал бывших товарищей, мирных жителей, даже детей. Но что сделано, то сделано. Король Николай нуждался в армии, а Ретвенко был очень хорошим солдатом.

Он коротко кивнул стражнику, сидевшему в маленькой будке у входа в Четвертую гавань, и оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что за ним никто не следует. Затем прошел мимо грузовых контейнеров к докам, нашел нужный причал и встал в очередь, чтобы записаться у первого помощника. Ретвенко знал его по прошлым рейсам – вечно недовольный и в скверном настроении человек с тощей шеей, торчащей из воротника пальто. Он держал толстую пачку документов, и Ретвенко заметил фиолетовую восковую печать одного из членов Торгового совета. В этом городе подобные печати ценились больше золота и гарантировали лучший причал в гавани, а также привилегированный доступ к докам. Почему советники получали такое преимущество? Из-за денег. Их деятельность приносила Кеттердаму прибыль. В Равке быть могущественным значило нечто большее. Там стихии повиновались воле гришей, и страной правил настоящий король, а не кучка выскочек-торговцев. Правда, Ретвенко пытался свергнуть отца этого короля, но дела это не меняло.

– Экипаж пока не готов, – сказал первый помощник, когда Ретвенко назвал свое имя. – Можешь погреться в конторе начальника порта. Мы ждем сигнала от Совета приливов.

– Рад за вас, – невозмутимо ответил Ретвенко.

Он взглянул на одну из черных обелисковых башен, нависающих над гаванью. Если бы он знал наверняка, что достопочтенный и могучий Совет приливов видит его из своей смотровой башни, он бы в точности дал им понять, что думает, при помощи нескольких жестов. Предположительно они были гришами, но разве эти ребята хоть раз пошевелили пальцем, чтобы помочь другим гришам в городе? Тем, к кому удача повернулась спиной и кто нуждался в дружеском участии?

– Нет, ни разу, – ответил он сам себе.

Первый помощник скривился.

– Гезен, Ретвенко! Ты что, пил?

– Нет.

– От тебя разит виски.

Шквальный принюхался.

– Да, немного.

– Протрезвись давай. Выпей чашку крепкого кофе или пожуй юрду. Этот хлопок должен быть в Джерхольме ровно через две недели, и мы платим тебе не за то, чтобы ты лечился от похмелья в трюме. Все ясно?

– Да-да, – отмахнулся Ретвенко, уже направляясь к конторе начальника порта. Но, отойдя на пару шагов, он резко дернул запястьем. Крошечный вихрь выхватил документы из рук первого помощника и раскидал их по докам.

– Черт! – выругался тот, ползая по деревянным доскам и пытаясь поймать страницы, пока их не сдуло в море.

Ретвенко злорадно ухмыльнулся, но затем его охватила тоска. Он был сверхчеловеком, одаренным шквальным, прекрасным солдатом, но здесь он – просто наемный работник, старый грустный равкианец, который плохо говорит на керчийском и слишком много пьет. «Дома, – твердил он себе. – Скоро я буду дома». Он получит помилование и снова проявит себя. Будет бороться за свою родину. Будет спать под крышей, которая не протекает, и носить синий шерстяной кафтан, отороченный мехом серебряной лисы. Он снова будет Эмилем Ретвенко, а не жалкой тенью самого себя.

– Кофе там, – сказал клерк, когда гриш вошел в кабинет, и указал на медный кофейник в углу.

– А чай?

– Только кофе.

«Ну и страна!» Ретвенко налил полную чашку темной мутной жидкости, просто чтобы погреть руки. Он терпеть не мог ее вкус, только если положить туда много сахара, но о нем начальник почему-то не позаботился.

– Ветер дует, – заметил клерк, когда снаружи зазвонил колокольчик, потревоженный нарастающим бризом.

– У меня есть уши, – проворчал Ретвенко.

– Не думаю, что здесь он будет сильным, но как только вы выйдете из гавани…

– Умолкни! – резко сказал мужчина. Он быстро поднялся на ноги и прислушался.

– Что? – спросил клерк. – Это…

Ретвенко прижал палец к губам.

– Кто-то кричит.

Звук доносился со стороны пришвартованного корабля.

– Это просто чайки. Скоро взойдет солнце и…

Ретвенко поднял руку, и клерка отбросило к стене порывом ветра.

– Я же сказал, умолкни!

Клерк раскрыл рот, повиснув на стене.

– Так ты тот гриш, которого они наняли в команду?

Ради всех святых, ему что, придется вытянуть весь воздух из легких этого парня, чтобы тот не мог дышать и наконец заткнулся?

Через мутные окна было видно, как начало голубеть рассветное небо. Чайки пронзительно кричали, выискивая в волнах свой завтрак. Может, это алкоголь сыграл с ним шутку?

Ретвенко опустил клерка на пол. Он пролил свой кофе, но не стал утруждать себя походом к кофейнику за второй чашкой.

– Говорил же, что это пустяки, – сказал паренек, поднимаясь на ноги. – Необязательно было так горячиться. – Клерк стряхнул с себя пыль и вернулся за стол. – Я никогда не встречал ни одного из вас. Гришей. – Ретвенко фыркнул. Наверняка он встречал их, просто не знал об этом. – Тебе хорошо платят за рейсы?

– Недостаточно хорошо.

– Я… – но что бы клерк ни собирался сказать, его оборвала входная дверь, взорвавшаяся градом щепок.

Ретвенко быстро прикрыл лицо руками. Затем пригнулся и перекатился за стол, чтобы укрыться. В комнату вошла женщина – черные волосы, золотые глаза. Шуханка.

Клерк потянулся к пистолету, прикрепленному к днищу стола.

– Они пришли за жалованьем! – крикнул он. – Никто не заберет у меня жалованье.

Ретвенко ошеломленно наблюдал, как долговязый клерк встал в позу воина возмездия и открыл огонь. О святые, ничто так не мотивировало людей в Керчии, как деньги!

Ретвенко выглянул из-за стола как раз вовремя, чтобы увидеть, как пуля попала женщине прямо в грудь. Ее отбросило назад на дверной косяк, и она упала на пол. В воздухе остро запахло порохом и металлическим привкусом крови. В животе у Ретвенко позорно екнуло. Давненько у него на глазах никого не застреливали – и то это было во время войны.

– Никто не заберет у меня жалованье, – довольно повторил клерк.

Но не успел шквальный ответить, как шуханка схватилась окровавленной рукой за дверную раму и поднялась на ноги.

Ретвенко часто заморгал. Сколько же виски он выпил?

Женщина шагнула вперед. Сквозь ее порванную блузку были видны кровь, плоть, пронизанная пулями, и блеск чего-то похожего на металл.

Парнишка попытался перезарядить пистолет, но женщина действовала очень быстро. Она выхватила оружие у него из рук и ударила им клерка по голове, сбив того с ног. Затем отбросила пистолет и обратила взгляд своих золотых глаз на Ретвенко.

– Забирай деньги! – крикнул он, пятясь назад. Порылся в карманах и швырнул ей почти пустой кошелек. – Забирай что хочешь!

Женщина слегка улыбнулась… то была жалость? Насмешка? Ретвенко не знал. Но он понял, что пришла она вовсе не за деньгами – за ним. И не важно, работорговец она или наемница, или вообще кто-то третий. Ей придется сражаться с солдатом, а не с каким-то трусливым слабаком.

Он вскочил на ноги – мышцы плохо слушались, – и занял боевую позицию, выставив руки вперед. Через комнату пролетел вихрь воющего ветра, опрокидывая стул, стол и горячий кофейник в сторону женщины. Она отбилась от них без особого труда, словно от паутины.

Ретвенко сосредоточился и взмахнул обеими руками, чувствуя, как в ушах стреляет от внезапно упавшего давления. Ветер перерос в поднимающуюся бурю. Может, эту женщину и не остановить пулями, но посмотрим, как она справится с яростью бури!

Шуханка зарычала, когда штормовой ветер отбросил ее обратно в открытый дверной проем. Женщина схватилась за косяк, пытаясь удержаться.

Ретвенко захохотал. Он уже и забыл, какое это удовольствие – сражаться. Но сзади раздался оглушительный треск и визг гвоздей, вырывающихся на свободу и раздирающих древесину. Он оглянулся через плечо и мельком успел рассмотреть рассветное небо и пристань. Стена исчезла.

Кто-то сильный схватил его, прижав руки Ретвенко так, чтобы тот не мог ими двигать. Затем они взлетели, и вскоре гавань начала сжиматься под его ногами, становясь все меньше и меньше. Ретвенко увидел крышу конторы начальника порта, тело первого помощника, распластавшееся на доке, корабль, на котором он должен был плыть, – палуба судна превратилась в месиво из сломанных досок и бездыханных тел, валявшихся у разбитых мачт. Его похитители сначала наведались туда.

Холодный ветер обдувал лицо. Сердце отбивало хаотичный ритм в его ушах.

– Пожалуйста, – начал умолять он, когда они взмыли выше, хоть и сам не знал, о чем просит.

Боясь шевельнуться слишком резко, Ретвенко вытянул шею, чтобы взглянуть на своего похитителя, затем испустил испуганный стон, что-то среднее между всхлипом и паническим визгом животного, загнанного в ловушку.

Его держал шуханец с иссиня-черными волосами, собранными в тугой пучок, и прищуренными от ветра золотыми глазами. На спине у него росли два широких крыла, бьющих по воздуху: скрепленные шарнирами, искусно обработанные, с вьющейся серебряной филигранью и натянутой парусиной. Что это был за ангел? Или демон? Какой-то странный оживший механизм? Может, Ретвенко просто потерял рассудок?

Опустив голову, Эмиль увидел тень, которую они отбрасывали на мерцающую поверхность моря далеко внизу: две головы, два крыла, четыре ноги. Он стал огромным чудовищем, и это же чудовище его поглотит. Молитвы Ретвенко переросли в крики, но все равно остались неуслышанными.

2
Уайлен

«Что я здесь делаю?»

Эта мысль проносилась в голове Уайлена не меньше шести раз в день с тех пор, как он познакомился с Казом Бреккером. Но в такую ночь, как эта, в ночь, когда они «работали», она снова и снова звучала на все лады, как будто у него в голове распевался нервный тенор: «Чтояздесьделаючтояздесьделаючтояздесьделаю».

Уайлен потянул за край своего форменного небесно-голубого жакета – такие носили официанты в клубе «Кучевые облака», – и попытался принять непринужденную позу. «Представь, что это званый ужин», – говорил он себе. Уайлен пережил бесчисленное количество утомительных приемов в доме своего отца. Этот ничем не отличался. Если подумать, тут было даже проще. Никаких неловких бесед о его учебе или о том, когда он планирует пойти в университет. Все, что от него требовалось, – это оставаться спокойным, следовать указаниям Каза и придумать, куда деть свои руки. Сомкнуть их спереди? Слишком в духе певца на концерте. Сзади? Слишком по-военному. Он попытался просто держать их опущенными, но и это ему не понравилось. Почему он никогда не обращал внимания на то, как стоят официанты? Несмотря на заверения Каза, что сегодня зал на втором этаже принадлежит только им, Уайлен не сомневался, что в любую минуту сюда мог войти кто-то из персонала, ткнуть в него пальцем и закричать: «Самозванец!» С другой стороны, большую часть времени Уайлен и чувствовал себя самозванцем.

С их возвращения в Кеттердам прошла всего неделя и почти месяц с тех пор, как они покинули Джерхольм. Почти все это время Уайлен находился в обличье Кювея, но всякий раз, как он замечал свое отражение в зеркале или витрине магазина, он долго не мог осознать, что смотрит не на чужака. Теперь это его лицо: золотистые глаза, широкий лоб, черные волосы. Его старую личину стерли, и Уайлен плохо знал человека, которым стал – человека, стоящего в приватном кабинете одного из самых роскошных игорных домов Крышки, играющего свою роль в очередном спектакле, придуманном Казом Бреккером.

Игрок за столом поднял бокал шампанского, чтобы его наполнили, и Уайлен метнулся вперед, покинув свой пост у стены. Когда он доставал бутылку из серебряного ведерка со льдом, его руки дрожали, но годы, проведенные на приемах отца, не прошли даром. По крайней мере он знал, как правильно налить шампанское в бокал, чтобы оно не вспенилось. Уайлен так и слышал насмешливый голос Джеспера: «Поразительные навыки, маленький купец».

Он решился мельком взглянуть на товарища. Стрелок сидел за столом, согнувшись над картами. На нем была потрепанная военно-морская тужурка, обшитая маленькими золотыми звездочками. Мятая рубашка сияла белизной на фоне его смуглой кожи. Джеспер устало потер лицо. Они играли в карты уже больше двух часов. Уайлен даже не знал, напускная это усталость или настоящая.

Юноша наполнил еще один бокал, вспоминая указания Бреккера.

«Просто принимай заказы игроков и прислушивайся к разговору Смита, – сказал он. – Это работа, Уайлен. Выполняй».

Почему все называли это работой? На работу это совсем не похоже. Похоже на другое: как будто он оступился и внезапно начал падать. Похоже на панику. Тогда Уайлен принялся рассматривать комнату – трюк, которым он пользовался, чтобы собраться с силами, каждый раз, когда попадал в новое место или когда его отец пребывал в особенно дурном расположении духа. Он внимательно изучил узор из переплетенных звезд на полированном деревянном полу, лампы в форме ракушек на люстре из дутого стекла, обои из кобальтового шелка с ворсистыми серебряными облаками, нарисованными на них. Окон в помещении не было, чтобы не впускать естественный свет. Каз говорил, что их нет ни в одном игорном доме, потому что боссы хотят, чтобы игроки теряли счет времени.

Уайлен наблюдал, как Каз раздает новые карты Смиту, Джесперу и другим игрокам, сидящим за круглым столом. На нем был такой же небесно-голубой жакет, как на Уайлене, а вот перчатки Казу пришлось снять. Уайлен заставлял себя не пялиться. Дело не только в том, что видеть Каза с оголенными руками было странно и непривычно, а в том, как они двигались, управляемые, казалось, тайным механизмом, суть которого Уайлен не понимал. Когда он учился рисовать, он много раз рассматривал анатомический атлас. Он хорошо разбирался в мускулатуре, знал, как кости, суставы и связки соединяются друг с другом. Но руки Каза двигались так, словно были созданы исключительно для того, чтобы жонглировать картами. Длинные бледные пальцы сгибались в простом ритме, движения при раздаче карт были отточенными, ни одного лишнего жеста. Каз заявлял, что может контролировать любую колоду. Тогда почему же Джеспер так чудовищно проигрывал?

Когда Бреккер изложил эту часть плана в их укрытии на острове Черной Вуали, Уайлен отнесся к затее скептически, и в кои веки он был не единственным, у кого были вопросы к Казу.

– Правильно ли я поняла, – начала Нина, – твой великий замысел заключается в том, чтобы дать Джесперу краткосрочный кредит и заставить его играть в карты с Корнелисом Смитом?

– Смиту нравятся блондинки и высокие ставки в «Ежевике на троих», – ответил Бреккер. – Мы дадим ему и то и другое. Я буду на раздаче первую половину вечера, а во второй подключится Шпект.

Уайлен плохо знал Шпекта. Он был бывшим моряком и членом «Отбросов» и управлял их шхуной, на которой они плыли в Ледовый Двор. Откровенно говоря, по мнению Уайлена, Шпект выглядел устрашающе – с этой седой бородой и татуировками, покрывавшими большую часть его шеи. Но даже в голосе Шпекта звучала обеспокоенность, когда он произнес:

– Я могу раздавать карты, Каз, но не умею контролировать колоду.

– Тебе и не надо. С того момента, как ты сядешь за стол, начнется честная игра. Главное – задержать Смита до полуночи. Когда заступит новая смена, мы можем потерять его. Как только я встану, он начнет думать о том, не пересесть ли ему за другой стол или завершить вечер, так что сделайте все, что в ваших силах, чтобы его задница была крепко приклеена к стулу.

– Я справлюсь, – отозвался Джеспер.

Нина нахмурилась.

– Ну да, конечно, а еще я могу для второй части плана замаскироваться под торговца юрдой-паремом. И что может пойти не так?

Уайлен выразился бы немного иначе, но он был совершенно с ней согласен. Им следовало бы держать Джеспера подальше от игорных домов, а не поощрять его пристрастие к риску. Но Каз стоял на своем.

– Просто делай свою работу и проследи, чтобы Смит был полностью увлечен тобой до полуночи. Ты знаешь, что на кону.

Все знали. Жизнь Инеж. И как Уайлен мог с этим поспорить? Он чувствовал вину всякий раз, когда думал об этом. Ван Эк сказал, что будет ждать выдачи Кювея Юл-Бо в течение семи дней, а затем начнет пытать Инеж. Их время подходило к концу. Уайлен знал, что никак не мог помешать отцу подставить их команду и похитить девушку. Знал, но все равно чувствовал себя виноватым.

– И что я должна делать с ним после полуночи? – спросила Нина.

– Попытайся уговорить его провести с тобой ночь.

– Что?! – прошипел Матиас, краснея до кончиков ушей.

– Он откажется.

Нина хмыкнула.

– Черта с два.

– Нина… – прорычал Матиас.

– Смит никогда не жульничает в игре и не обманывает свою жену, – сказал Каз. – Он такой же, как и половина любителей, расхаживающих по Бочке. Большую часть времени он почтенный и порядочный человек – строгая экономия и полбокала вина за ужином. Но раз в неделю ему нравится чувствовать себя этаким отщепенцем, соревнующимся в острословии с крупными шишками Восточного Обруча. И он любит, когда в такие вечера рядом сидит красивая блондинка.

Нина надулась.

– Если он такой правильный, почему ты хочешь, чтобы я попыталась…

– Потому что Смит купается в золоте, и любая уважающая себя девушка с Западного Обруча непременно попыталась бы.

– Мне это не нравится, – нахмурился Матиас.

Губы Джеспера расплылись в безрассудной, фирменной улыбке стрелка.

– Давай будем откровенными, Матиас, тебе вообще мало что нравится.

– Задержите Смита в «Кучевых облаках» с восьми до полуночи, – распорядился Каз. – Это четыре часа игры, так что не теряйте бдительность.

Нина определенно справлялась с этой задачей, и Уайлен не знал, восхищаться ему или волноваться. Девушка была одета в прозрачное лавандовое платье, оснащенное каким-то подобием корсета, который поднимал ее грудь до тревожных высот, и, хотя она сильно похудела после своей борьбы с паремом, Смиту все равно было за что ухватиться. Она уверенно устроилась у него на колене, обхватив мужчину за плечи, и что-то ласково мурлыкала ему на ухо, поглаживая его грудь и время от времени просовывая руку под рубашку, напоминая гончую, выискивающую лакомство. Останавливалась она исключительно для того, чтобы заказать устриц или еще одну бутылку шампанского. Уайлен знал, что Нина в состоянии справиться с любым мужчиной и в любой ситуации, но ему не нравилось, что ей приходится сидеть полуголой на коленях какого-то плотоядно ухмыляющегося адвоката в продуваемой сквозняками комнате игорного дома. Как минимум она может простудиться.

Джеспер в очередной раз бросил карты и раздраженно выдохнул. Последние два часа он медленно проигрывал. Парень осторожно делал ставки, но, похоже, ни удача, ни Каз не были сегодня на его стороне. И как им удержать Смита за столом, если у Джеспера закончатся деньги? Хватит ли других игроков с высокими ставками для приманки? В комнате их было несколько – они маячили у стен, наблюдали за игрой, и каждый надеялся занять местечко, если кто-то проиграет всю наличность. Никто из них понятия не имел, какую на самом деле игру затеял Каз.

Когда Уайлен наклонился, чтобы наполнить бокал Нины, то услышал бормотание Смита:

– Карточная игра как дуэль. Маленькие порезы и выпады, которые готовят сцену к финальному смертельному удару, – он глянул на Джеспера. – Этот паренек залил весь стол своей кровью.

– Не представляю, как тебе удается держать все правила в голове, – хихикнула Нина.

Смит довольно улыбнулся.

– Это все мелочи по сравнению с ведением бизнеса.

– Для меня это тоже потемки.

– Я и сам порой удивляюсь, как мне это удается, – вздохнул Смит. – Неделя выдалась тяжелой. Один из моих клерков так и не вернулся из отпуска, а это значит, что у меня не хватает рабочих рук.

Уайлен чуть не выронил бутылку, и шампанское плеснуло на пол.

– Я плачу, чтобы пить, а не купаться в нем, парень! – рявкнул Смит. Затем промокнул штаны и пробурчал: – Вот что бывает, когда нанимаешь иностранцев.

«Он говорит обо мне», – догадался Уайлен и поспешил отойти. Он никак не мог привыкнуть к своим новым шуханским чертам. Он даже не говорил на шуханском – факт, который не беспокоил его до того момента, пока два туриста с картой не остановили его в Восточном Обруче. Уайлен запаниковал, суетливо пожал плечами и кинулся к служебному входу в клуб.

– Бедный мальчик, – сказала Нина Смиту, провела пальцами по его редеющим волосам и поправила один из цветков, прикрепленных к ее шелковистым светлым накладным локонам. Уайлен не знал, говорила ли она Смиту, что работает в «Синем ирисе», но он наверняка и сам так предположил.

Джеспер откинулся на спинку кресла и забарабанил пальцами по рукояткам револьверов. Это движение привлекло внимание адвоката.

– Какие красивые пушки. Настоящий перламутр, если я не ошибаюсь? – сказал Смит тоном человека, который редко ошибается. – У меня у самого неплохая коллекция огнестрельного оружия, но ни одно из них и в подметки не годится земенским магазинным револьверам.

– О, я бы с радостью посмотрела на твою пушку, – проворковала Нина, и Уайлен закатил глаза, уставившись в потолок. – Мы что, всю ночь будем тут сидеть?

Парень попытался скрыть изумление. Разве суть их плана не состояла в том, чтобы заставить его остаться? Но, судя по всему, Нине было виднее, потому что на лице адвоката появилась упрямая гримаса.

– Тихо ты! Если выигрыш будет крупным, может быть, я куплю тебе что-нибудь красивое.

– Я закажу еще одну порцию устриц.

– Но ты и эту не доела.

Уайлен заметил, как задрожали ноздри Нины, словно она делала глубокий вдох. С тех пор как она оправилась после болезни, вызванной паремом, девушка потеряла аппетит, и он даже не представлял, как ей удалось проглотить почти дюжину устриц.

Теперь он наблюдал, как она доела оставшиеся и передернулась.

– Вкуснотища, – выдавила Нина, покосившись на Уайлена. – Давай попросим еще.

Это был сигнал. Уайлен подскочил и забрал большой поднос со льдом и пустыми раковинами.

– Ненасытная дамочка, – улыбнулся Смит.

– Устриц, сударыня? – спросил Уайлен чересчур высоким голосом. – Креветок в масле? – теперь голос чересчур низкий.

– Давайте все, – потворствовал девушке Смит. – И еще шампанского.

– Чудесно, – сказала Нина, и ее лицо слегка позеленело.

Уайлен бросился через распашные двери в служебную кладовую. Она была забита тарелками, столовыми приборами, салфетками и оловянными ванночками со льдом. Большую часть дальней стены занимал кухонный лифт, а рядом с ним находилась переговорная трубка, позволяющая передавать заказы на кухню. Уайлен поставил поднос со льдом и раковинами на стол, а затем связался с поваром, чтобы заказать еще устриц и креветок в масле.

– О, и еще одну бутылку шампанского.

– Какого урожая?

– Э-э… того же? – он слышал, как друзья его отца обсуждали, в какие вина стоит вкладывать деньги, но не доверял себе до такой степени, чтобы выбрать год.

К тому времени как он вернулся в зал с заказом, Каз уже поднимался из-за стола. Он сделал вид, что стряхивает пыль с рук – знак того, что крупье закончил смену. Шпект занял его место. На шее моряка был повязан синий шелковый платок, чтобы скрыть татуировки. Он поправил манжеты и попросил игроков повысить ставки или обналичить фишки.

Каз встретился взглядом с Уайленом и исчез в кладовой.

Вот и настал момент истины. Как объясняли Каз и Джеспер, игрок часто верит, что его удача напрямую связана с крупье, и прекращает игру, когда заступает новая смена.

Уайлен с тревогой наблюдал, как Смит потянулся и шлепнул Нину по мягкому месту.

– Хорошая игра, – сказал он, глядя на Джеспера, который уныло смотрел на свою скудную стопку оставшихся фишек. – Давай поищем ставки покрупнее в другом месте.