Текст книги "Джек Ричер, или Ловушка"

Довольно короткая последовательность, но Сент-Луис и Виргиния должны были отнять у него некоторое время. По подсчетам Ричера, человеку вроде Костелло потребовалось бы три или четыре дня, чтобы получить необходимую информацию из архива. Банк в Виргинии вряд ли выдал нужные ему сведения быстрее. Услуги не всегда оказываются мгновенно. Да, наверное, он все правильно подсчитал. Скажем, семь дней на бюрократическую рутину, день на размышления, день на старт и день на финиш. Наверное, с тех пор, как миссис Джейкоб запустила машину, прошло дней десять.

Ричер открыл подкаталог под названием «Счета». В правой части экрана появилась длинная колонка названий файлов, расположенных по алфавиту. Он провел курсор вниз по списку, а затем снизу вверх. На букву «Д» не было имени Джейкоб. Как правило, здесь стояли только инициалы, длинные акронимы, возможно обозначающие названия адвокатских фирм. Ричер проверил даты. Десять дней назад – ничего. Но он обнаружил запись, сделанную девять дней назад: «СГРиТ-09». Либо Костелло работал быстрее, чем думалось Ричеру, либо его секретарша – медленнее. Ричер нажал на кнопку мыши, жесткий диск заурчал, и на экране появился счет на тысячу долларов, выданный за поиски пропавшего человека фирмой «Спенсер, Гутман, Риккер и Талбот», находящейся на Уолл-стрит. Там имелся адрес, но телефона не было.

Ричер закрыл файл и вошел в базу данных, решив поискать СГРиТ-09, и вскоре обнаружил страницу с тем же адресом, но на сей раз с номерами телефона, факса, телекса и электронным адресом. Он наклонился и осторожно вытащил несколько бумажных платков из сумки секретарши. Одним платком обернул телефонную трубку, а другой развернул и положил на кнопки. Набрал номер, нажимая на платок. Ему ответили после первого сигнала.

– Спенсер и Гутман, – услышал он веселый голос. – Чем мы можем вам помочь?

– Позовите, пожалуйста, миссис Джейкоб, – деловым тоном попросил Ричер.

– Минутку, – ответили ему.

Зазвучала тихая музыка, а потом он услышал другой мужской голос, он говорил быстро, но уважительно. Наверное, секретарь.

– Миссис Джейкоб, пожалуйста, – повторил Ричер.

Голос секретаря звучал взволнованно.

– Она уже уехала в Гаррисон, и, боюсь, я не знаю, когда она вернется в офис.

– У вас есть ее адрес в Гаррисоне?

– Ее? – удивленно спросил молодой человек. – Или его?

Ричер помолчал, вслушиваясь в удивление, прозвучавшее в голосе, и решил рискнуть.

– Его, конечно. Мне кажется, я потерял адрес.

– И хорошо, что потеряли, – сказали ему. – Боюсь, там была опечатка. Я сегодня объяснил это, наверное, не меньше пятидесяти раз.

Он продиктовал адрес, судя по всему по памяти. Гаррисон, штат Нью-Йорк. Маленький городок примерно в шестидесяти милях вверх по реке Гудзон, почти напротив Уэст-Пойнта[4]4
  Военная академия сухопутных войск.


[Закрыть], где Ричер провел четыре долгих года.

– Думаю, вам нужно поспешить, – сказал молодой человек.

– Непременно, – ответил Ричер и, ничего не понимая, повесил трубку.

Он закрыл базу данных и оставил экран пустым. Затем бросил последний взгляд на раскрытую сумку пропавшей секретарши, еще раз вдохнул аромат ее духов и вышел из приемной.

Секретарша умерла через пять минут после того, как рассказала, кто такая миссис Джейкоб, то есть через пять минут после того, как Хоби воспользовался своим крюком, чтобы заставить ее говорить. Они находились в директорской ванной комнате в его офисе на восемьдесят восьмом этаже. Идеальное место. Просторное, площадью шестнадцать квадратных футов, – слишком большое помещение для ванной. Дорогой художник по интерьерам отделал все шесть поверхностей – пол, стены и потолок – блестящими серыми плитками из гранита. Здесь имелась большая душевая кабина с прозрачной пластиковой занавеской на стальной перекладине. Перекладина была итальянской и явно предназначалась не только для того, чтобы выдерживать прозрачную пластиковую занавеску. Хоби опытным путем выяснил, что она в состоянии выдерживать вес потерявшего сознание человека, прикованного к ней наручниками. Время от времени на ней висели люди более тяжелые, чем эта секретарша, а он задавал им вопросы или убеждал в мудрости того или иного решения, которое они должны были принять.

Единственной проблемой являлась звукоизоляция. Впрочем, Хоби не сомневался, что с этим все в порядке. Здание было надежным, ведь каждая из башен-близнецов весила более полумиллиона тонн. Огромное количество стали и цемента, отличные толстые стены. Кроме того, у него не было любопытных соседей. Почти все помещения на восемьдесят восьмом этаже снимали торговые представительства каких-то мелких стран, а их служащие большую часть времени проводили в ООН. Точно так же обстояло дело с восемьдесят седьмым и восемьдесят девятым этажами. Именно по этой причине он устроил здесь свой офис. Однако Хоби предпочитал не рисковать, если в этом не было необходимости. Поэтому он пользовался липкой пленкой. Прежде чем начать, он всегда прикреплял к потолку полоски липкой ленты шириной в шесть дюймов. Одна из них предназначалась для рта. Когда у его жертвы начинали вылезать глаза из орбит и она принималась кивать, он срывал пленку и ждал ответа. Если жертвы пытались кричать, он снова залеплял им рот и продолжал заниматься своим делом. Как правило, он получал ответ после того, как срывал вторую полоску.

Выложенный плиткой пол отлично подходил для его целей. Включить на полную мощность душ, вылить пару ведер воды, немного поработать шваброй – и, как только вода уйдет вниз по трубам через восемьдесят восемь этажей в городскую канализацию, здесь снова царят чистота и порядок. Правда, Хоби никогда сам не занимался уборкой. Чтобы работать шваброй, нужны две руки. Это входило в обязанности второго молодого человека, который закатывал до колен свои дорогие брюки и снимал носки и ботинки. Хоби сидел за своим столом и разговаривал с первым молодым человеком.

– Как только я узнаю адрес миссис Джейкоб, ты привезешь ее ко мне, понял?

– Конечно, – ответил тот. – А с этой что?

Он кивком показал на дверь ванной комнаты, и Хоби проследил за его взглядом.

– Подожди до вечера, – сказал он. – Надень на нее часть одежды и отнеси на яхту. Выбросишь тело где-нибудь в заливе в паре миль от берега.

– Она, скорее всего, приплывет назад, – сказал первый молодой человек. – Через несколько дней.

Хоби пожал плечами.

– Мне все равно, – сказал он. – Через несколько дней она распухнет, и копы решат, что она свалилась с моторной лодки. А ее раны объяснят тем, что она попала под лопасти мотора.

Привычка жить тихо и скрывать от остальных людей, кто ты такой, имеет свои преимущества, но и свои недостатки. Чтобы быстрее добраться до Гаррисона, лучше всего было бы взять напрокат машину и сразу отправиться туда. Но для человека, который предпочитает не пользоваться кредитными карточками и не носит с собой водительские права, данная возможность закрыта. Поэтому Ричер взял такси и поспешил на Центральный железнодорожный вокзал. Он был совершенно уверен, что в Гаррисон ходят поезда по железнодорожной линии «Гудзон». Если нет, возможно, там останавливаются поезда «Амтрака»[5]5
  Национальная корпорация железнодорожных пассажирских перевозок.


[Закрыть], идущие в Олбани и Канаду.

Он заплатил шоферу, пробрался сквозь толпу к двери, прошел по длинному пандусу и оказался в громадном зале. Ричер принялся оглядываться по сторонам, пытаясь увидеть табло с расписанием отправления поездов. Попробовал вспомнить географию. Поезда, идущие в Кротон-Хармон, ему явно не годились. Они шли на юг. Ричеру по меньшей мере требовался Покипси. Он начал внимательно читать список. Ничего. В течение ближайших полутора часов ни одного поезда, на котором он мог бы добраться до Гаррисона.

Они проделали все так же, как множество раз до этого. Один из них спустился на лифте на девяносто этажей вниз, на подземную погрузочную площадку, и нашел в куче мусора пустую картонную коробку. Лучше всего подходили коробки от холодильников или автоматов по продаже содовой, но однажды ему пришлось довольствоваться коробкой из-под телевизора с экраном в тридцать пять дюймов. На сей раз удалось отыскать коробку от картотечного шкафа. Он воспользовался служебным лифтом на погрузочной площадке и вкатил ее в грузовой лифт. А затем поднялся на восемьдесят восьмой этаж.

Его напарник в ванне застегивал молнию на большом мешке, в которое засунул тело. Они затолкали его в коробку и с помощью липкой пленки заклеили ее, чтобы она не открылась. Затем погрузили на тележку и снова направились к лифту. Но на этот раз они поехали в гараж и подкатили тележку к черному «сабурбану», на счет «три» перегрузили коробку в багажник, затем закрыли его и щелкнули замком. Отошли на несколько шагов и огляделись по сторонам. Окна тонированные, в гараже темно, никаких проблем.

– Знаешь что? – спросил первый. – Если сложим сиденье, то сможем засунуть туда и миссис Джейкоб. И сделаем все за один раз – сегодня ночью. Не люблю я болтаться на яхте больше, чем нужно.

– Давай, – согласился с ним его напарник. – А там есть еще коробки?

– Эта была самая лучшая. Все зависит от того, большая миссис Джейкоб или маленькая.

– Все зависит от того, прикончит ли он ее к сегодняшнему вечеру.

– А у тебя что, есть сомнения? Учитывая, в каком он настроении?

Они вместе подошли к другой стоянке и открыли дверцу черного «шевроле тахо», маленького по сравнению с «сабурбаном», но все равно довольно большого.

– Ну и где она? – спросил второй.

– В городе, который называется Гаррисон, – ответил его напарник. – Выше по течению Гудзона, за «Синг-Сингом». Примерно час или полтора.

«Тахо» выехал задом со своего места, выскочил из гаража на солнечный свет и помчался в сторону Уэст-стрит, где повернул направо и на огромной скорости полетел на север.

Глава 04

Уэст-стрит превращается в Одиннадцатую авеню сразу напротив 56-й пристани, где направляющиеся на запад машины выезжают с Четырнадцатой улицы и поворачивают на север. Большой черный «тахо» застрял в пробке, и его вопль присоединился к возмущенным крикам других машин, которые отражались от высоких зданий и эхом разносились над рекой. Он медленно прополз девять кварталов и свернул налево на Двадцать третьей улице, затем на Двенадцатой снова поехал на север. Он продвигался вперед со скоростью пешехода, пока не миновал Центр Джевитса, потом снова застрял в пробке, возникшей из-за транспорта, который выезжал с Западной Сорок второй улицы. Двенадцатая превратилась в Миллер-хайвей, по-прежнему запруженный машинами вплоть до громадной территории старой железнодорожной станции. Миллер вывел их на Генри-Гудзон-паркуэй, и они продолжали медленно продвигаться вперед. Генри-Гудзон-паркуэй формально являлась шоссе 9А, которое в Кротонвилле становилось 9-м шоссе и должно было привести их в Гаррисон. Прямая дорога, никаких поворотов, но они все еще находились на Манхэттене, на Риверсайд-Парк, хотя прошло уже полчаса с тех пор, как они выехали из гаража.

Ричер понимал, что курсор, мигающий в середине слова, имеет огромное значение. Открытая дверь и брошенная сумка тоже наводили на размышления, но не являлись критическим фактором. Служащие офисов обычно забирают свои вещи и закрывают двери, но не всегда. Секретарша могла выйти в коридор, там ее отвлекли поиски бумаги или чья-нибудь просьба помочь разобраться с копировальной машиной, а дальше чашечка кофе и история о вчерашнем свидании с кучей подробностей. Человек, который выходит на пару минут, оставив сумку и дверь открытой, вполне может вернуться через полчаса. Но никто не бросает несохраненный текст на компьютере. Даже на минуту. А эта женщина оставила. Компьютер спросил Ричера, хочет ли он сохранить изменения, внесенные в текст. Значит, она встала из-за стола, не успев нажать на иконку «Сохранить», что является такой же привычкой для людей, каждый день имеющих дело с компьютерами, как необходимость дышать.

Этот факт придавал данному делу весьма неприятный оттенок. Ричер прошел в другой зал вокзала, держа в руке чашку черного кофе на двадцать унций, которую купил по дороге в киоске. Он плотно закрыл крышку и сжал свернутые в трубочку деньги, лежащие в кармане. Трубочка была достаточно толстой для того, что он собирался сделать. Он побежал назад, к путям, где готовился к отправке очередной поезд на Кротон.

Генри-Гудзон-паркуэй в районе Сто семидесятой улицы превращается в переплетение извивающихся съездов с главной дороги, и все дороги, ведущие на север, получили название Риверсайд-драйв. Та же дорога, то же направление, никаких поворотов, но сложная динамика напряженного движения означает, что, если один водитель сбрасывает скорость больше чем до средней, возникает что-то вроде пробки и за ним выстраивается очередь в сотню машин, и все потому, что какой-то деревенский парень неожиданно засомневался, что ему следует делать. Большой черный «тахо» практически остановился напротив Форт-Вашингтон, а потом медленно пополз вперед под мостом Вашингтона. Дальше Риверсайд-драйв расширяется, и «тахо» включил третью передачу, но, когда указатели сообщили, что они снова выбрались на Генри-Гудзон, движение в очередной раз замерло у площадки контрольного пункта. «Тахо» остановился, дожидаясь своей очереди заплатить деньги, покинуть Манхэттен и направиться на север через Бронкс.

Вдоль реки Гудзон между Центральным вокзалом и Кротон-Хармон ходят два типа поездов: местные и экспрессы. Экспрессы идут с той же скоростью, что и местные, но делают меньше остановок. Вся дорога занимает у них от сорока девяти до пятидесяти двух минут. Местные поезда останавливаются везде, они тормозят, стоят на станциях, потом снова набирают скорость. В результате на весь путь уходит от шестидесяти пяти до семидесяти трех минут. Получается, что экспресс экономит вам около двадцати четырех минут.

Ричер сел на местный поезд. Он заплатил кондуктору пять с половиной баксов за билет в одну сторону и уселся боком на пустую скамейку, чувствуя, что перебрал кофе. Прислонив голову к оконному стеклу, он спрашивал себя, куда, черт подери, он едет и зачем и что предпримет, когда доберется до места. И успеет ли вовремя, чтобы сделать то, что нужно, – что бы это ни было.

Шоссе 9А превратилось в 9-е и, грациозно извиваясь, понеслось прочь от реки, чтобы обогнуть Кемп-Смит. В Уэстчестере они ехали довольно быстро, хотя, конечно, не как на гонках, потому что дорога оказалась не в самом лучшем состоянии для поддержания большой скорости, но зато она была пустой, эта бегущая через лес лента, где участки старого асфальта чередовались с участками нового. Время от времени возникали свежевыкрашенные жилые дома за высокими деревянными заборами, с жизнерадостными названиями, вырезанными на больших камнях, установленных у ворот. «Тахо» мчался вперед, один из его пассажиров сидел за рулем, другой держал на коленях карту.

Миновав Пикскилл, они начали искать левый поворот, нашли его и помчались к реке, чувствуя, что она должна быть где-то впереди. Они въехали в Гаррисон и стали искать адрес, который запомнили наизусть. Оказалось, что это совсем не просто. Жилые районы были разбросаны и располагались на приличном расстоянии друг от друга. У вашего телефона мог быть код Гаррисона, даже если ваш дом находился довольно далеко от него. Однако им удалось найти нужную дорогу, они сделали все нужные повороты и отыскали нужную им улицу. Тогда они сбросили скорость и, изучая почтовые ящики, медленно покатили по дороге в редком лесу над рекой. Дорога неожиданно свернула и стала шире, но они продолжали ехать дальше. Наконец они увидели дом, который искали, резко затормозили и остановились у обочины.

Ричер вышел из поезда в Кротоне через семьдесят одну минуту после того, как вошел в него. Он взбежал вверх по лестнице, перешел на другую сторону и спустился на стоянку такси. Носом к входу на станцию стояли четыре машины, все до одной старые модели фургонов «каприз» с фальшивыми деревянными боками. Первой его заметила приземистая женщина, которая наклонила голову набок, словно приготовилась выслушать его указания.

– Вы знаете Гаррисон? – спросил у нее Ричер.

– Гаррисон? – переспросила она. – Это далеко, мистер. Двадцать миль.

– Я знаю, где это, – сказал он.

– Сорок баксов, не меньше.

– Я дам вам пятьдесят, – сказал он. – Но мне нужно быть там как можно быстрее.

Ричер сел на переднее сиденье рядом с ней. В машине пахло, как пахнет в старых такси: приторно-сладким освежителем воздуха и чистящим средством для обивки сидений. На счетчике было миллион миль, и машина раскачивалась, как лодка на волнах, когда женщина промчалась по парковке, выскочила на шоссе и повернула на север.

– У вас адрес есть? – спросила она, не сводя глаз с дороги.

Ричер назвал адрес, продиктованный ему секретарем из адвокатской конторы. Женщина кивнула и приготовилась к скоростной гонке.

– Это около реки, – сказала она.

Через пятнадцать минут они проехали Пикскилл и сбросили скорость, чтобы не пропустить нужный поворот налево. Затем женщина резко развернула свое огромное судно и полетела на запад. Ричер почувствовал, что впереди река в милю шириной, бегущая сквозь лес. Женщина прекрасно знала, куда им нужно, и почти у самой реки свернула на север на местную дорогу. Между ними и водой шли железнодорожные рельсы. Но поездов на них не было. Местность начала понижаться, и Ричер увидел на другом берегу реки, примерно в миле впереди и слева, Уэст-Пойнт.

– Где-то здесь, – сказала женщина.

Они ехали по узкой проселочной дороге, облагороженной заборами из грубого дерева, полянками со скошенной травой и сельскохозяйственными культурами. Почтовые ящики встречались на расстоянии ста ярдов друг от друга, тут и там торчали столбы с протянутыми среди ветвей проводами.

– Ого! – удивленно вскрикнула женщина. – Похоже, это то, что нам нужно.

Дорога и без того была узкой, а теперь стала почти непроходимой. На обочине выстроилось около сорока машин, по большей части черных или темно-синих. Все до одной аккуратные седаны последних моделей или роскошные спортивные автомобили. Таксистка въехала на подъездную дорожку, но плотный строй машин тянулся до самого дома. Еще десять или двенадцать машин стояли на площадке перед гаражом. Две из них – простые седаны с детройтскими номерами, зеленого цвета. Военные. Ричер мог за милю отличить их от всех остальных.

– То, что надо? – спросила женщина.

– Наверное, – осторожно ответил Ричер.

Он достал из пачки бумажку в пятьдесят долларов и протянул ей. Выбрался из машины и остановился на дороге, не зная, что делать дальше. Он слышал, как с ревом развернулось такси, прошел немного назад, взглянул на длинный строй машин, потом на почтовый ящик. На верхней его части алюминиевыми буквами было написано имя: Гарбер. Это имя он знал так же хорошо, как свое собственное.

Дом стоял на большом участке, не слишком ухоженном, представлявшем нечто среднее между отпущенной на свободу природой и запустением. Сам дом оказался низким и вытянутым, из темного кедра, с темными сетками на окнах и большой каменной трубой – скромный и уютный загородный дом. Вокруг царила тишина. В воздухе пахло жарой, сыростью и землей. Ричер слышал стрекот насекомых в траве и чувствовал присутствие реки за домом, уносившей на юг попавшие в ее сети звуки.

Он подошел ближе и услышал, что из-за дома доносятся приглушенные голоса. Похоже было, что там собралось много народа. Ричер двинулся на звук, обогнул гараж и оказался на верхней площадке цементной лестницы, которая выходила на запад, на задний двор и реку, ослепительно-голубую в лучах солнца. Примерно в миле к северо-западу, чуть справа, терялся в дымке Уэст-Пойнт, приземистый и серый из-за разделявшего их расстояния.

Задний двор представлял собой поляну, отвоеванную у леса, растущего на вершине обрыва. На этой поляне, заросшей коротко подстриженной травой, собралась внушительная толпа, человек сто, все в черном, мужчины и женщины, черные костюмы и галстуки, блузки и туфли, если не считать полудюжины армейских офицеров в парадной форме. Они тихо разговаривали, держа в руках бумажные тарелки и стаканы с вином. Настроение у всех было пасмурное.

Похороны. Он без приглашения заявился на похороны. Ричер замер в смущении, вырисовываясь на фоне неба в одежде, которую он надел вчера в Ки-Уэсте: выцветшие хлопчатобумажные штаны, мятая желтая рубашка, старые ботинки на босу ногу, выгоревшие на солнце волосы торчат в разные стороны, на лице дневная щетина. Он посмотрел вниз, на собравшихся там людей, и они дружно замолчали и подняли головы, словно он внезапно хлопнул в ладоши. Ричер не шевелился. Все молча смотрели на него, а он – на них. На площадке воцарилась тишина и неподвижность. Потом какая-то женщина отдала свою тарелку и стакан человеку, стоявшему рядом, и вышла вперед.

Она была молодой, может, лет тридцати, в строгом черном костюме, как и все остальные. Бледная, напряженная и невероятно красивая. До боли красивая. Очень стройная и высокая в своих туфлях на каблуках, длинные ноги в черных прозрачных чулках. Роскошные светлые волосы, распущенные по плечам, голубые глаза, изящное тело. Она грациозно прошла по лужайке и остановилась у подножия лестницы, как будто ждала, что он к ней спустится.

– Привет, Ричер, – тихо проговорила она.

Он посмотрел на нее сверху вниз. Она знала, кто он. А он знал, кто она. Это знание пришло к нему неожиданно, словно кинопленку прокрутили на пятнадцать лет назад за одно короткое мгновение. Девочка-подросток выросла и превратилась в красивую женщину, которая стояла перед ним. Гарбер, имя на почтовом ящике. Леон Гарбер был его командиром в течение многих лет. Ричер вспомнил, как они познакомились, потом начали узнавать друг друга на барбекю, которые устраивали на задних дворах жаркими влажными вечерами на Филиппинах. Стройная девочка, скользившая в тени неуютного, жалкого дома на базе, уже женственная в свои пятнадцать, но все еще ребенок – невероятное искушение и одновременно запретный плод. Джоди, дочь Гарбера. Его единственный ребенок. Единственная радость всей его жизни. Перед ним стояла Джоди Гарбер, только пятнадцать лет спустя, повзрослевшая и ослепительно-красивая. Она стояла и ждала его внизу цементной лестницы.

Он обвел взглядом толпу и спустился на лужайку.

– Привет, Ричер, – повторила Джоди.

Ее голос звучал тихо и напряженно. Грустно, как и окружавшая ее сцена.

– Привет, Джоди, – ответил Ричер.

Он хотел спросить: «Кто умер?» Но не смог подобрать слов, чтобы вопрос не прозвучал грубо или по-дурацки. Она поняла его и кивнула.

– Папа, – просто сказала она.

– Когда? – спросил он.

– Пять дней назад, – ответила Джоди. – Он болел последние несколько месяцев, но произошло все внезапно… Мы не ожидали.

Ричер медленно кивнул.

– Мне очень жаль, – сказал он.

Он посмотрел на реку, и лица собравшихся на лужайке людей неожиданно превратились в лицо Леона Гарбера, приземистого крепкого мужчины. Широкая улыбка никогда не сходила с его лица, независимо от того, был ли он счастлив, раздражен или ему грозила опасность. Храбрый человек во всех отношениях. Великий командир. Кристально-честный, справедливый и проницательный. Человек, которому Ричер подражал в те годы, когда формировался его характер. Его наставник и крестный отец. Его защитник. Он использовал все свое влияние, чтобы дважды за восемнадцать месяцев Ричер получил повышение и стал самым молодым майором мирного времени, а Леон развел руками, улыбнулся и заявил, что он тут совершенно ни при чем.

– Мне очень жаль, Джоди, – повторил Ричер.

Она молча кивнула.

– Поверить не могу, – проговорил он. – В это невозможно поверить. Я видел его меньше года назад. Он был тогда в отличной форме. Он заболел?

Она снова кивнула.

– Но он всегда был таким крепким, – сказал Ричер.

Джоди грустно ответила:

– Да, был. Всегда был таким крепким.

– И не старым, – добавил он.

– Шестьдесят четыре.

– Что же произошло?

– Сердце, – ответила Джоди. – Оно все-таки подвело его. Помнишь, как он всегда делал вид, что у него нет сердца?

Ричер покачал головой.

– Такого доброго сердца я не встречал ни у кого.

– Я узнала это, когда умерла мама. Мы с ним стали лучшими друзьями на целых десять лет. Я его очень любила.

– Я тоже его любил, – сказал Ричер. – Как будто он был моим отцом, а не твоим.

– Он постоянно тебя вспоминал, – кивнула Джоди.

Ричер отвернулся и посмотрел на окутанные дымкой серые очертания домов Уэст-Пойнта. Ему казалось, что все тело у него онемело. Он находился в такой временной зоне, когда начали умирать люди, которых он знал. Умерли его родители, умер брат, а теперь вот человек, ставший для него родным.

– Полгода назад у него случился сердечный приступ, – сказала Джоди. В глазах у нее появились слезы, и она убрала прядь длинных волос за ухо. – Он вроде бы поправился, выглядел совсем неплохо, но на самом деле очень быстро сдавал. Врачи говорили о возможности шунтирования, но ему стало хуже. Он бы не пережил операцию.

– Мне очень жаль, – в третий раз сказал Ричер.

Джоди взяла его под руку и пошла рядом с ним.

– Не стоит жалеть. Он всегда радовался жизни. Хорошо, что он умер быстро. Я не могу себе представить, чтобы он медленно угасал и при этом оставался счастливым и всем довольным.

Перед глазами Ричера возник Гарбер, вечно куда-то спешащий, яростно кого-то отчитывающий, настоящий сгусток энергии, и он понял, в каком отчаянии пребывал бы его командир, став инвалидом. А еще он понял, что старое, столько бравшее на себя сердце в конце концов сдалось и перестало сражаться.

– Иди поздоровайся с теми, кто к нам пришел, – сказала Джоди. – Может, ты кого-нибудь из них знаешь.

– Я одет неподходящим образом, – возразил Ричер. – И мне неудобно. Пожалуй, мне лучше уйти.

– Это не имеет значения, – сказала она. – Неужели ты думаешь, что папе было бы не все равно?

Он представил себе Гарбера в старой, мятой форме и потрепанной шляпе. Гарбер был самым плохо одетым офицером в американской армии все тринадцать лет, что Ричер служил под его началом. Ричер слабо улыбнулся.

– Думаю, он не стал бы возражать.

Джоди провела его на лужайку. Из сотни собравшихся почтить память Гарбера он знал человек шесть. Двое ребят в форме показались ему знакомыми. С несколькими людьми в черных костюмах он работал в разных местах в той, другой, жизни. Он пожал руки, наверное, дюжине человек и попытался услышать их имена, но они ускользали, влетая в одно ухо и тут же вылетая из другого. Постепенно тихие разговоры возобновились, толпа сомкнулась вокруг него, и ощущение не слишком удачного появления отступило. Джоди продолжала держать его руку, и он чувствовал, какая у нее холодная ладонь.

– Я кое-кого ищу, – сообщил Ричер. – Именно за этим я сюда приехал.

– Я знаю, – сказала она. – Ты ищешь миссис Джейкоб, верно?

Он кивнул и спросил:

– Она здесь?

– Миссис Джейкоб – это я.

Два типа в черном «тахо» выбрались из строя машин и постарались оказаться подальше от линии электропередач, которая создавала помехи для телефона. Тот, что сидел за рулем, набрал номер, и сигнал вызова наполнил тишину машины. Через некоторое время на восемьдесят восьмом этаже в шестидесяти милях от этого места сняли трубку.

– У нас проблема, босс, – сказал водитель. – Тут какое-то сборище, похороны, что ли. Собралось человек сто. Мы не смогли захватить миссис Джейкоб. Мы даже не знаем, кто она. Здесь куча женщин, и она может оказаться любой из них.

Из микрофона донеслось ворчание.

– Что дальше?

– Помните того парня из бара в Ки-Уэсте? Он только что приехал на такси. Примерно через десять минут после нас. И вошел внутрь.

В трубке что-то защелкало, и они не смогли разобрать ответ.

– Так что нам делать? – спросил водитель.

– Оставайтесь на месте, – сказал Хоби. – Может быть, стоит спрятать машину и где-нибудь залечь. Дождитесь, когда все уйдут. Насколько я понимаю, дом ее. Может, там живет ее семья или это загородный дом. Рано или поздно все уедут, а она останется. Без нее не возвращайтесь, поняли?

– А как насчет того парня?

– Если он уедет, пусть уезжает. Если останется, прикончите его. Но женщину привезите ко мне.

– Ты миссис Джейкоб? – спросил Ричер.

Джоди Гарбер кивнула.

– Была, – сказала она. – Я разведена, но фамилию оставила, для работы.

– А кем он был?

Она пожала плечами.

– Адвокатом, как и я. Тогда мне казалось, что это хорошая идея.

– Как долго?

– Три года, от самого начала до самого конца. Мы познакомились в юридической школе, поженились, когда получили работу. Я осталась на Уолл-стрит, а он пару лет назад стал работать на фирму в округе Колумбия. Брак оказался не для него, и все закончилось само собой. А прошлой осенью он прислал мне бумаги на развод. Сейчас я вообще с трудом его вспоминаю. Всего лишь имя. Алан Джейкоб.

Ричер стоял на залитой солнцем лужайке и смотрел на Джоди. Неожиданно он понял, что его огорчило ее замужество, пусть и бывшее. В пятнадцать лет, еще совсем ребенок, она уже была великолепна, уверенная в себе, невинная и немного робкая одновременно. Он наблюдал за тем, как робость сражается в ней с любопытством, когда она сидела рядом и, набравшись храбрости, разговаривала с ним о смерти и жизни, о добре и зле. Потом, еще больше смущаясь, подбирала под себя колени и спрашивала о любви, сексе, женщинах и мужчинах, краснела и убегала. Он оставался в одиночестве, чувствуя, как холодеет все внутри, восхищаясь ею и ругая себя за это. Через несколько дней он встречал ее где-нибудь на территории базы, и она снова отчаянно краснела. И вот прошло пятнадцать лет, она превратилась во взрослую женщину, закончила колледж и юридическую школу, побывала замужем и развелась; красивая, сдержанная, элегантная, она стоит во дворе дома своего умершего отца и держит его под руку.

– Ты женат? – спросила она.

Ричер покачал головой.

– Нет.

– Но ты счастлив?

– Я всегда счастлив, – ответил он. – Всегда был и всегда буду.

– И чем ты занимаешься?

Он пожал плечами.

– Ничем особенным.

Поверх ее головы он обвел взглядом лица людей, собравшихся на лужайке. Тихо переговаривающиеся деловые люди, солидная жизнь, отличная карьера, упорное продвижение вперед по общественной лестнице. Он смотрел на них и спрашивал себя, кто дурак – он или они. И вдруг вспомнил выражение лица Костелло.

– Я был в Ки-Уэсте, – сказал он. – Копал ямы для бассейнов.

На лице Джоди ничего не отразилось. Она попыталась сжать рукой его предплечье, но ладонь у нее оказалась слишком маленькой, и он почувствовал лишь легкое прикосновение.

– Там Костелло тебя и нашел? – спросила она.

«Он нашел меня не для того, чтобы пригласить на похороны», – подумал Ричер.

– Нам нужно поговорить про Костелло, – сказал он.

– Он мастер своего дела, верно?