Текст книги "Джек Ричер, или Выстрел"

Однако Барр служил в армии и потому не испытал в тюрьме сильного душевного шока. Он пробыл фишкой два часа, а затем его отвели в комнату для допросов и сообщили, что его ждет адвокат. В крошечном помещении без окон он увидел стол и два стула, намертво прикрепленные к полу. На столе лежал портативный магнитофон, похожий на «Уокмен».

– Меня зовут Дэвид Чепмен, – начал разговор мужчина, сидевший на стуле. – Я адвокат по уголовным делам. Защитник. Ваша сестра работает в нашей фирме. Она попросила нас вам помочь.

Джеймс Барр ничего не сказал.

– И вот я здесь, – добавил Чепмен.

В ответ – молчание.

– Я записываю наш разговор на пленку. Полагаю, вы не возражаете? – спросил адвокат. – Мне кажется, мы с вами однажды встречались. На вечеринке по случаю Рождества.

Барр молчал. Ждал.

– Вам объяснили, в чем вас обвиняют? Вам предъявлено очень серьезное обвинение, – продолжал Чепмен.

Заключенный хранил молчание.

– Я не смогу вам помочь, если вы сами не станете себе помогать, – попытался убедить его юрист.

Несколько долгих минут Барр сидел неподвижно, молча глядя на адвоката. Затем он наклонился вперед, к магнитофону, и заговорил впервые с момента задержания:

– Вы арестовали не того парня.

– Вы арестовали не того парня, – повторил Барр.

– Расскажите мне про того, кто стрелял, – воспрянул Чепмен.

Он отлично владел тактикой ведения дел в суде. Прекрасно умел установить верный ритм допроса. «Вопрос – ответ, вопрос – ответ». Именно так удается заставить человека раскрыться. Обвиняемые подчиняются ритму и все рассказывают. Но Барр снова погрузился в молчание.

– Давайте проясним ситуацию, – сказал Чепмен.

Барр ничего не ответил.

– Вы отрицаете, что совершили преступление, в котором вас обвиняют? – спросил Чепмен.

Арестованный молчал.

– Отрицаете? Улики указывают на вас, – заметил Чепмен. – Боюсь, их больше чем достаточно. Вы не можете делать вид, что ничего не понимаете. Мы должны поговорить о том, почему вы совершили преступление. Это единственное, что нам поможет.

Джеймс Барр ничего не ответил.

– Вы хотите, чтобы я вам помог, или нет? Возможно, дело в том, что вы пережили на войне, – предположил Чепмен. – Посттравматический стресс. Или какая-то мозговая травма. Мы должны сосредоточиться на причине.

Барр молчал.

– Отрицать вину не слишком умно с вашей стороны и бессмысленно, – убеждал адвокат. – Улики против вас.

– Найдите мне Джека Ричера, – нарушил молчание Барр.

– А он кто? Ваш друг? Вы были раньше с ним знакомы?

– Просто найдите его для меня.

– Где он? И кто он такой?

Барр не ответил.

– Джек Ричер – врач? – спросил Чепмен.

Но арестант не сказал больше ни слова. Он просто встал из-за стола, подошел к двери и принялся стучать, пока охранник не открыл ее и не отвел Джеймса назад в переполненную камеру.

Чепмен договорился встретиться с Розмари Барр и детективом фирмы в своем кабинете. Сыщик был копом в отставке, и его услугами пользовалось большинство юридических фирм города. Он работал на них по договору и имел лицензию на частный сыск. Звали его Франклин, и он нисколько не был похож на детективов из телевизионных сериалов. Всю работу он делал за своим столом, заваленным телефонными книгами, и с помощью компьютерных баз данных. Сыщик редко выходил на улицу, не носил пистолет и шляпу. Но в том, что касалось проверки фактов и поиска пропавших людей, ему не было равных. К тому же ему удалось сохранить кучу друзей в полиции.

– Улики абсолютно надежны, – сказал он. – Это то, что я слышал. Эмерсон ведет дело, а он очень хороший детектив. И Родин, кстати, тоже. Но по другой причине. У Эмерсона жесткие принципы, а Родин – трус. Ни один из них не сказал бы того, что они говорят, если бы у них не было стопроцентных улик.

– Я не могу поверить, что он это сделал, – сказала Розмари Барр.

– Да, конечно, похоже, он отрицает свою вину, – проговорил Чепмен. – Насколько я сумел его понять. И он просит найти человека по имени Джек Ричер, которого знает или знал раньше. Вы когда-нибудь слышали это имя? Встречались с Ричером?

Розмари покачала головой. Чепмен написал на листке бумаги слова «Джек Ричер» и подтолкнул его через стол Франклину.

– Я полагаю, это психиатр. Мистер Барр назвал его имя после того, как я сказал ему, что против него имеются неопровержимые улики. Так что, возможно, этот мистер Ричер сможет помочь нам смягчить приговор. Возможно, он лечил мистера Барра в прошлом.

– Мой брат никогда не посещал психиатра, – сказала Розмари.

– Вы в этом абсолютно уверены?

– Да.

– Как давно ваш брат в нашем городе?

– Четырнадцать лет. С тех пор, как уволился из армии.

– Вы были с ним близки?

– Мы жили в одном доме.

– Но вы там больше не живете.

– Не живу, – согласилась Розмари. – Я переехала.

– Брат мог посещать психиатра после того, как вы от него переехали?

– Он бы мне сказал.

– Хорошо. А раньше? Во время службы в армии?

Розмари ничего не сказала, и Чепмен повернулся к Франклину.

– Возможно, Ричер – армейский врач, – предположил он. – Может быть, у него есть информация о старой травме и он сумеет нам помочь?

– В таком случае я его найду, – сказал Франклин.

– Так или иначе, нам не следует говорить о смягчении приговора, – вновь заговорила Розмари Барр. – Мы должны говорить об обоснованном сомнении. Мы должны говорить о невиновности Джеймса.

– Против него собраны очень веские улики, – ответил Чепмен. – Он воспользовался своей собственной винтовкой.

Франклин провел три часа в бесплодных попытках найти сведения о Джеке Ричере. Сначала он проверил списки ассоциации психиатров. Ничего. Затем поискал в Интернете группы поддержки войны в Персидском заливе. Никаких следов. Он заглянул в «Лексис-Нексис»[6]6
  Один из самых крупных в мире банков данных электронной информации.


[Закрыть] и во все организации, занимающиеся новостями. Ничего. Затем вошел в базу данных государственного архива, где значились все, кто когда-то служил и сейчас служит в армии. Нужное имя Франклин нашел довольно быстро.

Джек Ричер поступил на службу в 1984 году, а в 1997-м ушел в почетную отставку. Джеймс Барр начал служить в 1985 году и уволился в 1991-м. Получалось, что они одновременно находились в армии в течение шести лет. Однако Ричер был вовсе не врачом. И никаким не психиатром, а военным копом. Офицером. Майором. Возможно, детективом высокого уровня. Барр закончил службу в звании сержанта, причем пехоты, а не военной полиции. Тогда какая связь между этими людьми? Видимо, Ричер мог чем-то помочь Барру, иначе тот не стал бы просить его найти. Но как это сделать?

В конце третьего часа работы Франклин решил, что ему не суждено это узнать, потому что Ричер исчез из поля зрения в 1997 году. Полностью и бесследно. Детективу не удалось отыскать его следы. Судя по данным Управления социального страхования, он жив. Не находился в тюрьме, что подтверждалось сведениями Национального центра учета преступности. Ричер словно испарился. Никакой кредитной истории. Он не был зарегистрирован как владелец недвижимости, машин или лодок. Никаких долгов. Никаких данных, касающихся конфискации имущества. Никакого адреса и телефонного номера. Никаких платежных документов. Никаких судебных решений. Он не был мужем и отцом. Джек Ричер был призраком.

Эти же три часа выдались для Джеймса Барра исключительно непростыми. Проблемы начались, когда он вышел из своей камеры и повернул направо в сторону телефонов-автоматов. Коридор был узким, и он налетел на другого заключенного, задев его плечом. Затем Джеймс совершил еще одну серьезную ошибку. Он оторвал взгляд от пола, посмотрел на заключенного, с которым столкнулся, и извинился.

Это был грубый промах, потому что фишка не имеет права смотреть в глаза другим заключенным. Если только не хочет выказать им свое неуважение. Таков закон тюрьмы. Но Барр его не знал. Арестант, которому он посмотрел в глаза, оказался мексиканцем. Тело заключенного украшали татуировки, говорившие о его принадлежности к одной из банд, но Барр ничего о ней не знал. После совершенной ошибки ему следовало быстро опустить глаза в пол, продолжать идти дальше и надеяться на удачу. Но он не сделал ничего подобного. Вместо этого он сказал: «Извините» – и затем, приподняв брови, смущенно улыбнулся, словно хотел поделиться: «Ну и местечко, верно?» Это были грубейшая ошибка, фамильярность и наглый намек на дружеские отношения.

– Ты на что смотришь? – спросил мексиканец.

В этот момент Джеймс Барр наконец все понял. «Ты на что смотришь?» – стандартное начало неприятного разговора в бараках, барах и в темных переулках. Слова, не предвещающие ничего хорошего.

– Ни на что не смотрю, – ответил Барр и сообразил, что только ухудшил ситуацию.

– Я, по-твоему, ничто? Ты называешь меня ничтожеством?

Барр опустил взор и двинулся по коридору, но понял, что сделал это слишком поздно. Он спиной чувствовал взгляд мексиканца и решил отказаться от мысли позвонить. Телефоны висели в тупике коридора, и Барр не хотел оказаться в ловушке. Поэтому он прошел по коридору против часовой стрелки и вернулся в камеру. Он добрался до нее без происшествий. Ни на кого не смотрел, ни с кем не заговаривал. Лег на свою койку. Примерно через два часа немного успокоился и решил, что сумеет справиться с мелким головорезом-мачо. В конце концов, Барр был крупнее его, крупнее даже двух мексиканцев.

Джеймсу очень хотелось позвонить сестре и узнать, все ли с ней в порядке. Он снова отправился к телефонам. Ему удалось дойти до них без проблем. Закуток был совсем маленьким, на стене висело четыре телефона, четыре человека разговаривали, четыре очереди дожидались своего часа у них за спинами. Шум, шарканье ног, дикий раздражающий смех, мерзкий воздух, запах грязных волос, пота и мочи. По представлениям Джеймса Барра, так и должно быть в тюрьме.

Но тут все изменилось. Мужчины, стоявшие перед ним, куда-то испарились, просто молча исчезли, и все. Те, что разговаривали, повесили трубки на полуслове и прошли мимо него. Стоявшие в очереди быстро рассеялись, и через полсекунды шумный заполненный коридор превратился в совершенно пустой и тихий.

Джеймс Барр обернулся и увидел мексиканца с татуировками. В руке тот держал нож, а за спиной у него столпились двенадцать дружков. Нож был сделан из пластмассовой зубной щетки, обернутой липкой пленкой и заточенной с одного конца, как стилет. Дружки были приземистыми коротышками, с одинаковыми татуировками, коротко подстриженными волосами и замысловатыми узорами, выбритыми на головах.

– Подождите, – попросил Барр.

Но мексиканцы не стали ждать, и через восемь минут Барр был в коме. Его нашли через некоторое время на полу, избитого до полусмерти, с множественными колотыми ранами, пробитым черепом и серьезным внутренним кровотечением. Позже в тюрьме поползли слухи, что он сам напросился на драку, проявив неуважение к латиноамериканцам. А еще оказал им сопротивление. Об этом в камерах говорили с чуть уловимым восхищением.

Мексиканцы тоже пострадали в схватке, но далеко не так сильно, как Барр. Его отвезли в городскую больницу, зашили раны, сделали операцию, чтобы облегчить давление на отекший мозг. Затем – в состоянии комы – положили в охраняемую палату реанимации. Врачи не могли сказать, когда он придет в себя. Возможно, через день. Или через неделю. Может быть, через месяц. Или никогда. Врачи этого не знали, и им было все равно. Все они жили в этом городе.

Тюремный охранник позвонил Эмерсону поздно вечером и сообщил о случившемся в тюрьме. Тот связался с Родиным, который, в свою очередь, поставил в известность Чепмена, рассказавшего эту новость Франклину.

– И что теперь будет? – спросил у него Франклин.

– Ничего, – ответил Чепмен. – Дело заморожено. Нельзя судить человека, находящегося в коме.

– А что будет, когда он придет в себя?

– Если с ним все будет в порядке, думаю, они дадут ход делу.

– А если нет?

– Тогда не дадут. Нельзя судить человека в коме.

– И что мы будем делать?

– А ничего, – сказал Чепмен. – В любом случае мы не слишком серьезно относились к этому делу. Барр виновен по полной программе, и никто ничего не может для него сделать.

Франклин позвонил Розмари Барр, поскольку сомневался, что кому-то еще пришло в голову известить ее. Он оказался прав. Поэтому он рассказал ей новости. Розмари внешне почти никак не отреагировала на его сообщение. Только затихла, словно находилась на пределе душевных сил.

– Думаю, мне следует поехать в больницу, – сказала она.

– Если хотите, – ответил Франклин.

– Понимаете, он ни в чем не виноват. Это несправедливо.

– Вы видели его вчера?

– Нет, не видела.

– Назовите мне места, где он регулярно бывал. Кино, бары, все, что угодно.

– Пожалуй, не назову.

– Знаете друзей, с которыми Джеймс проводил время?

– Нет.

– А подружек?

– У него уже давно нет подружки.

– У вас есть родственники, которых он навещает?

– У нас никого нет. Только он и я.

Франклин замолчал, и в разговоре возникла длинная тягостная пауза.

– И что теперь будет? – спросила Розмари Барр.

– Я точно не знаю.

– А вы нашли того человека, о котором он говорил?

– Джека Ричера? Боюсь, что нет. Никаких следов.

– Будете продолжать его искать?

– По правде говоря, я уже сделал все, что было в моих силах.

– Ладно, – сказала Розмари Барр. – Придется нам обойтись без него.

Но в тот момент, поздно вечером в субботу, когда они разговаривали по телефону, Джек Ричер сам направлялся к ним.

Глава 02

Ричер направлялся к ним из-за женщины. Он провел пятничную ночь в Саут-Бич, в Майами, в клубе «Сальса» с танцовщицей с круизного корабля. Судно было норвежским, девушка тоже. Ричер решил, что она слишком высока для балетной труппы, но вполне подходящих размеров для всего остального. Они познакомились днем на пляже. Ричер заботился о своем загаре, потому что чувствовал себя лучше, когда у него темнела кожа. Он не знал, чем озабочена эта девушка. Но когда ее тень упала ему на лицо, он, открыв глаза, увидел, что она на него смотрит. Или, возможно, на его шрамы. Чем коричневее становился Ричер, тем заметнее проступали шрамы, белые и уродливые. Незнакомка была в черном, очень маленьком бикини, на фоне которого ее кожа казалась особенно бледной. По ее манере держаться Джек понял, что она танцовщица, понял намного раньше, чем она об этом сказала.

Встреча закончилась тем, что они отправились на поздний обед, а затем в клуб. Если бы Ричеру пришлось выбирать, вряд ли он отдал бы предпочтение клубу, где танцуют сальсу, но в обществе его новой знакомой стоило туда сходить. Ему было с ней весело. Она прекрасно танцевала, и ее переполняла энергия. В конце концов она довела его до изнеможения и в четыре утра привела в свой гостиничный номер, твердо решив утомить еще немного. Отель был маленьким, в стиле ар-деко, недалеко от океана. Очевидно, компания, в которой она работала, хорошо обращалась со своими служащими. И вне всякого сомнения, ее номер показался Ричеру гораздо более романтичным местом, чем его комнатушка в мотеле. Да и располагался этот номер ближе. Кроме того, в нем имелось кабельное телевидение.

Проснулся Ричер в субботу, в восемь утра, услышав, как танцовщица моется в душе. Он включил телевизор и принялся искать И-эс-пи-эн[7]7
  Канал кабельного телевидения, по которому круглосуточно показывают только спортивные передачи.


[Закрыть] – хотел послушать пятничные новости Американской бейсбольной лиги, но так и не отыскал их. Он прошелся по каналам и вдруг замер на канале Си-эн-эн, потому что услышал, как шеф полицейского департамента Индианы произнес знакомое ему имя: Джеймс Барр. На экране шла пресс-конференция. Маленькая комната, резкий свет. Наверху экрана красовалась надпись: «Предоставлено Эн-би-си». А внизу шла строка: «Бойня в пятницу вечером». Шеф полиции снова произнес знакомое имя, а затем представил детектива Эмерсона – из отдела убийств. У того был усталый вид. И детектив в третий раз произнес имя Джеймса Барра. Затем, словно предвидя вопрос, возникший у Ричера, сыщик сообщил краткую биографию обвиняемого: «Сорок один год, житель Индианы, специалист в пехоте армии США с тысяча девятьсот восемьдесят пятого по тысяча девятьсот девяносто первый год. Ветеран войны, не был женат, в настоящий момент – безработный».

Ричер не сводил глаз с экрана. Эмерсон показался ему деловым человеком, потому что сделал сообщение коротко, без всякого трепа. Детектив закончил свое выступление и, отвечая на вопросы журналистов, отказался информировать их о том, что говорил на допросе Джеймс Барр – если тот вообще что-то говорил. Затем Эмерсон представил окружного прокурора, которого звали Родин и чье выступление не было четким и кратким. Кроме того, в прокурорской речи было полно всякого дерьма. Он потратил десять минут на то, чтобы присвоить себе заслуги Эмерсона, хотя Ричер знал, как это бывает. Он прослужил копом тринадцать лет. Копы расшибаются в лепешку, а прокурорам достается вся слава. Родин произнес «Джеймс Барр» еще несколько раз, а затем заявил, что власти штата готовы зажарить преступника заживо.

Интересно, за что?

Ричер ждал.

На экране появилась дикторша местной новостной программы по имени Энн Янни и рассказала о событиях предыдущего вечера. Снайперская стрельба. Бессмысленное убийство. Автоматическое оружие. Парковочный гараж. Городская площадь. Люди, возвращающиеся домой после длинной рабочей недели. Пять трупов. Подозреваемый арестован, город продолжает оставаться в трауре.

Ричер понял, что «в трауре» прежде всего находится сама Янни. Успех Эмерсона лишил журналистку карьерной темы. Тут Янни исчезла с экрана: канал Си-эн-эн начал передавать политические новости, и Ричер выключил телевизор. В этот момент из душа пришла танцовщица, розовая и благоухающая. И обнаженная. Полотенце она решила не брать.

– Что мы будем сегодня делать? – спросила она, одарив его широкой норвежской улыбкой.

– Я отправляюсь в Индиану, – сообщил ей Ричер.

Он по жаре шел на север, на автобусный вокзал Майами, где пролистал захватанное жирными пальцами расписание и составил свой маршрут. Путешествие обещало быть не из самых легких. Сначала из Майами в Джексонвилль. Оттуда в Новый Орлеан. Из Нового Орлеана в Сент-Луис. И дальше в Индианаполис. Там Ричер сядет на местный автобус, идущий на юг, в глубь штата. Пять отдельных маршрутов. Время прибытия и отправления не слишком хорошо состыковано. Всего дорога должна занять свыше двух суток. Можно купить билет на самолет или взять напрокат машину, но маловато денег, к тому же Ричер больше любил ездить на автобусах, да и вряд ли что-нибудь могло случиться за выходные.

В воскресенье, в десять часов утра, Розмари Барр снова позвонила детективу, работавшему на ее фирму. Она хотела поговорить с Франклином, по ее мнению хоть отчасти непредвзято отнесшемуся к делу ее брата. Розмари застала его дома.

– Мне кажется, я должна нанять другого адвоката, – сказала она.

Франклин промолчал.

– Дэвид Чепмен считает, что мой брат виновен, – продолжала Розмари. – Получается, что он заранее сдался, вы согласны?

– Я не могу обсуждать его действия. Он один из моих работодателей, – признался Франклин.

Теперь замолкла Розмари Барр.

– Как в больнице? – продолжил разговор Франклин.

– Ужасно. Джеймс – в палате интенсивной терапии, около него куча охранников, которые прицепили его к кровати наручниками. Но, господи, он же в коме. Думают, он сможет оттуда сбежать?

– А какова ситуация с юридической точки зрения?

– Он арестован, но обвинение ему не успели предъявить. Положение весьма неопределенное. Его вряд ли выпустили бы под залог.

– Скорее всего, все законно.

– Власти утверждают, что он целиком и полностью принадлежит им. Он в «системе», все как в «Сумеречной зоне».

– Чем же вы недовольны? – спросил Франклин.

– Его не должны держать в наручниках. Кроме того, брата следовало положить в госпиталь ветеранов, по крайней мере. Но ничего этого мне не добиться, пока не найду адвоката, готового ему помочь.

– А как вы объясните найденные улики? – поинтересовался Франклин после короткого молчания.

– Я знаю своего брата, – проигнорировала вопрос Розмари.

– Но вы съехали с его квартиры, верно?

– Совершенно по другим причинам. А вовсе не потому, что он маньяк-убийца.

– Барр закрыл въезд на парковочное место, – сказал Франклин. – Он готовился к тому, что совершил. А это выглядит не слишком хорошо.

Розмари Барр ничего не ответила.

– Мне очень жаль, – посочувствовал ей Франклин.

– Все же вы могли бы порекомендовать мне другого адвоката?

– У вас есть юридическое обоснование замены адвоката?

– Брат – в коме. Я его ближайшая родственница.

– Сколько у вас денег?

– Не много.

– А у Джеймса?

– У него дома есть кое-какие акции.

– Все будет выглядеть не слишком этично по отношению к фирме, где вы работаете.

– Мне сейчас не до этого.

– Вы можете потерять все, включая работу.

– Я в любом случае ее потеряю, если не помогу Джеймсу. Когда ему вынесут приговор, они меня уволят. Я стану печально известным человеком в городе. Зачем им такой сотрудник? Сплошные неудобства, да и только.

– У брата нашли ваше снотворное, – сказал Франклин.

– Я дала ему. У него нет страховки.

– А зачем оно понадобилось?

– У Джеймса проблемы со сном.

Франклин ничего не сказал.

– Вы считаете его виновным? – повторила вопрос Розмари.

– Слишком много улик, – ответил Франклин.

– Дэвид Чепмен практически не пытается сделать хоть что-нибудь, да?

– Возможно, он прав.

– Кому мне теперь позвонить?

– Попытайтесь позвонить Хелен Родин, – немного помолчав, посоветовал Франклин.

– Хелен Родин?

– Она дочь окружного прокурора.

– Я ее не знаю.

– Она только что открыла свою адвокатскую контору. Новенькая. К тому же полна энтузиазма.

– А как насчет этических соображений?

– О них закон умалчивает.

– Получится ситуация – дочь против отца.

– А Чепмен? Не думаю, что прокурорская дочка знает Алекса Родина намного лучше, чем Чепмен. Она ведь надолго отсюда уезжала.

– Куда?

– Колледж, юридическая школа, работала клерком у судьи в Вашингтоне.

– А Хелен толковая?

– Думаю, со временем станет очень толковой.

Розмари Барр позвонила Хелен Родин на ее службу. Это было что-то вроде проверки. Новичок, полный энтузиазма, должен непременно находиться в офисе в воскресенье.

Хелен Родин там находилась. Она ответила на звонок, сидя за своим рабочим столом. Купленный в магазине подержанной мебели стол гордо стоял в почти пустом двухкомнатном офисе в той самой башне из черного стекла, где второй этаж занимал канал Эн-би-си. Хелен сняла это помещение совсем дешево благодаря субсидиям, которые городские власти разбрасывали, как конфетти. Их идея заключалась в поддержке создания центра города, а позже власти намеревались вернуть свое посредством налогов на доходы.

Розмари Барр не пришлось ничего объяснять Хелен Родин, потому что убийства произошли прямо перед окном ее нового офиса. Что-то Хелен видела сама, а остальное услышала в новостях позже. Ей удалось посмотреть все репортажи Энн Янни. Она знала эту журналистку, потому что встречалась с ней в вестибюле и в лифте.

– Вы поможете моему брату? – спросила Розмари Барр.

Хелен Родин немного помолчала. Она понимала, что лучше всего было бы сказать: «Ни за что». Или: «Вы сошли с ума, забудьте об этом». И должна была поступить так по двум причинам. Во-первых, Хелен прекрасно понимала, что в случае согласия ей не избежать серьезного столкновения со своим отцом. Но нужен ли ей сейчас этот конфликт? А во-вторых, Хелен знала, что первые дела начинающего адвоката во многом определяют его дальнейшую карьеру. Если хочешь добиться успеха, иди по протоптанным тропам. Вот закончить карьеру адвоката по уголовным делам с репутацией мастера, побеждающего и в безнадежных случаях, совсем неплохо.

Но начать карьеру с дела, потрясшего и приведшего в ужас весь город, значит обречь себя на катастрофу. Бойню на площади здесь называли зверством. Преступлением против человечности, против города в целом, против самой идеи быть рожденным в Индиане. Было бы фатальной ошибкой пытаться найти оправдание или объяснение столь громкого преступления. Каинова метка останется на адвокате на всю его жизнь.

– Мы можем подать в суд на тюрьму? – спросила Розмари Барр. – За то, что он там так пострадал?

Хелен Родин снова задумалась. Еще одна причина ответить отказом. Перед ней – клиент, не способный правильно оценить ситуацию.

– Возможно, позже сможем, – сказала она. – Сейчас нам не удастся вызвать к Джеймсу Барру сострадание как к истцу. Кроме того, трудно говорить об увечьях, если ему все равно светит смертный приговор.

– Я не смогу вам много заплатить, – как бы предугадывая возможный вопрос, вздохнула Розмари Барр. – У меня нет денег.

Хелен Родин задумалась в третий раз. Еще одна причина сказать этой женщине «нет». Ее карьера только начинается, и она не может позволить себе благотворительности.

Однако. Однако. Однако.

Обвиняемый имеет право на представление его интересов в суде. Так сказано в «Билле о правах»[8]8
  Первые десять поправок к Конституции США. Среди прочих прав они гарантировали свободу слова, вероисповедания, собраний и печати, ограничивали права государства на обыски и конфискации, давали перечень прав лиц, обвиняемых в совершении преступления, провозглашали отделение церкви от государства.


[Закрыть]. Он невиновен до тех пор, пока его вина не доказана. А если отец прав и улики против Джеймса Барра достаточно серьезны, то ее роль сведется всего лишь к наблюдению и контролю. Хелен убедится, что все делается по закону, и посоветует Джеймсу Барру признать себя виновным. А потом увидит, как отец скормит его судебной машине. И все. Ситуацию вполне можно рассматривать как честную игру, как работу на конституцию. Так решила Хелен Родин.

– Хорошо, – согласилась она.

– Он невиновен. Я в этом уверена, – сказала Розмари Барр.

Хелен Родин подумала: «Они всегда так говорят». А затем предложила новой клиентке вновь встретиться в понедельник, в семь часов утра, в ее офисе. Это было что-то вроде проверки. Сестра, которая действительно убеждена в невиновности брата, не откажется прийти так рано.

Розмари Барр пришла ровно в семь. Там оказался еще и Франклин. Он верил в Хелен Родин и был готов не принимать окончательного решения, пока не почувствует, в какую сторону дует ветер. Сама Хелен сидела за рабочим столом уже целый час. Она сообщила Дэвиду Чепмену о смене адвоката в воскресенье днем и получила аудиозапись его разговора с Джеймсом Барром. Хелен прокрутила эту пленку дюжину раз в воскресенье вечером и еще столько же раз сегодня утром. На ней были записаны единственные слова, которые произнес Джеймс Барр. Возможно, они единственными и останутся. Она внимательно прослушала запись и сделала из нее кое-какие выводы.

– Послушайте, – предложила она.

Пленка была вставлена в старенький магнитофон размером с коробку для обуви. Хелен нажала на кнопку воспроизведения, и они услышали шипение, а затем голос Дэвида Чепмена: «Я не смогу вам помочь, если вы сами не станете себе помогать». Потом – длинная пауза, заполненная шипением, а затем Джеймс Барр сказал: «Они арестовали не того парня». И повторил эту фразу. Хелен посмотрела на счетчик и перемотала запись дальше, туда, где Чепмен сказал: «Отрицать вашу вину бессмысленно». А потом голос Джеймса Барра: «Найдите для меня Джека Ричера». Затем она отыскала вопрос Чепмена: «Джек Ричер – врач?» Дальше на пленке ничего не было, только шум, который поднял Барр, когда принялся стучать в дверь.

– Итак, – сказала Хелен. – Думаю, Джеймс Барр верит в то, что он этого не делал. Он это говорит, потом впадает в отчаяние и заканчивает беседу, когда видит, что Чепмен не принял всерьез его слова. Это очевидно.

– Он этого не делал, – возразила Розмари Барр.

– Я вчера разговаривала с отцом, – поделилась с ней Хелен Родин. – Все улики указывают на вашего брата, мисс Барр. Боюсь, он совершил это преступление. Согласитесь, что сестра может не знать своего брата настолько хорошо, насколько ей кажется. Или она могла его знать раньше, но потом он по какой-то причине изменился.

Наступило долгое молчание.

– А ваш отец сказал вам правду насчет улик? – спросила Розмари.

– Он был обязан, – ответила Хелен. – Мы все равно их увидим. Существует процедура предоставления улик. Мы получим письменные показания под присягой. Ему нет смысла блефовать.

Все молчали.

– Но мы сумеем помочь вашему брату, – проговорила Хелен, нарушив тишину. – Он верит в то, что никого не убивал. Прослушав пленку, я в этом убедилась. Таким образом, получается, что в настоящий момент мы можем подвергнуть сомнению нормальность его психики. Точнее, нормальность его психики в субботу. Вполне возможно, что он был не в себе и в пятницу.

– И как это ему поможет? – спросила Розмари Барр. – Ведь мы все равно признаем, что убийства совершил он.

– Результат может быть другой. Если ваш брат поправится. Время и лечение в специальном учреждении – это намного предпочтительнее, чем время и никакого лечения в тюрьме строгого режима.

– Вы хотите, чтобы его объявили невменяемым?

Хелен кивнула.

– Защита по медицинским показаниям – лучшее, что мы можем сделать. И если нам удастся доказать это сейчас, вероятно, с ним будут иначе обращаться до суда.

– Он может умереть, сказали мне врачи. Я не хочу, чтобы он умер преступником. Я хочу, чтобы ему вернули честное имя.

– Его еще не судили, и ему не вынесли приговор. В глазах закона он все еще невиновен.

– Это не то же самое.

– Да, наверное, – не стала спорить Хелен.

В комнате повисла тишина.

– Давайте снова встретимся здесь в половине одиннадцатого, – предложила Хелен. – И разработаем стратегию. Если наша цель поменять больницу, то нужно попытаться сделать это как можно раньше.

– Надо найти Джека Ричера, – сказала Розмари.

Хелен кивнула.

– Я сообщила его имя Эмерсону и отцу.

– Зачем?

– Потому что люди Эмерсона обыскивали дом вашего брата. Возможно, они нашли там адрес Ричера и номер его телефона. А мой отец должен о нем знать, потому что Ричер в качестве свидетеля нужен нам, а не обвинению.

– Вдруг он обеспечит моему брату алиби.

– А может быть, он – его армейский друг.

– Это трудно себе представить, – проговорил Франклин. – Они служили в разных подразделениях, в разных званиях.

– Нам нужно его найти, – повторила Розмари. – Ведь Джеймс о нем спрашивал. Это должно что-то значить.

– Я бы очень хотела отыскать Ричера, – кивнув, сказала Хелен. – Возможно, он сумеет сообщить нам что-нибудь интересное. Какую-нибудь исключительную информацию. Или, по крайней мере, оказаться связующим звеном с чем-то, что мы сможем использовать.

– Но он вне игры, его нет, – констатировал Франклин.

Ричер находился в двух часах от них и сидел в конце автобуса, выезжающего из Индианаполиса. Путешествие получилось долгим, но достаточно приятным. Он провел ночь с субботы на воскресенье в Новом Орлеане, в мотеле рядом с автобусным вокзалом, в воскресенье переночевал в Индианаполисе. Поэтому он прекрасно выспался, принял душ и поел. Но по большей части он трясся и дремал в автобусах, глядя на проносившиеся за окном пейзажи такой сумбурной Америки.

Иногда Ричер вспоминал девушку из Норвегии и всю свою жизнь, похожую на мозаику, составленную из разных кусочков. Детали и эпизоды прошлого подзабылись, лишь временами обрывочно всплывая в памяти. Чувства и переживания сплетались, превращаясь в подобие ковра, сотканного из хороших и плохих нитей. Джек еще не знал, в какой части этого ковра окажется девушка из Норвегии. Пока что он думал о ней как о нереализованной возможности. Но она все равно скоро уплыла бы. Или он бы уехал. Вмешательство Си-эн-эн всего лишь сократило время, отведенное им судьбой. Причем совсем на чуть-чуть.