Текст книги "Последний шанс"

Глава 9

«Считаете, что с вами несправедливо обошлись в завещании?»

Руки Вероники замирают посреди процесса энергичного втирания в волосы шампуня, придающего экстраобъем тонким волосам.

«Не огорчайтесь и не опускайте руки: у вас есть право опротестовать его».

Вероника так резко отодвигает шторку душа, что пластиковые кольца со стуком разлетаются по полу. На шкафчике стоит радиоприемник. Не выключая воду, она голышом бросается к приемнику по мокрым плиткам, чтобы максимально прибавить громкость.

«НАША АДВОКАТСКАЯ ФИРМА СПЕЦИАЛИЗИРУЕТСЯ НА ЗАВЕЩАНИЯХ. ХОТИТЕ ОФИЦИАЛЬНО ОПРОТЕСТОВАТЬ ЗАВЕЩАНИЕ? МЫ РАЗЪЯСНИМ ВАМ ВАШИ ЗАКОННЫЕ ПРАВА. ПОЗВОНИТЕ НАМ ПРЯМО СЕЙЧАС ПО НОМЕРУ…»

«Ручка!» – лихорадочно думает Вероника.

Она в отчаянии записывает номер пальцем прямо на запотевшем зеркале, а потом открывает дверь ванной и высовывает намыленную голову в поисках проходящего мимо соседа. В глаза текут струйки шампуня.

– Эй, встал уже кто-нибудь? Мне срочно нужна ручка!

С дальнего конца коридора доносится страдальческий вопль:

– Вероника! Вам известно, сколько сейчас времени?

– С добрым утром! Сейчас шесть часов, всех ждет прекрасный день, и мне нужна ручка!

Вероника выдвигает ящик шкафчика, достает губную помаду и обводит исчезающие цифры ярко-красным цветом. Она чувствует себя находчивой и решительной.

«Ну как тетя Конни могла быть такой жестокой?! Подумать только – оставить дом Софи!»

Глава 10

– Знаешь, какая новость? Умерла тетушка Томаса, тетя Конни. И представь, она оставила мне кое-что по завещанию.

– Как мило с ее стороны! Какую-нибудь симпатичную безделушку?

– Вроде того. Она завещала мне свой дом.

– Что??? Софи, милая, боюсь, тебе следует немедленно отказаться.

– Мама, но она действительно хотела, чтобы я его получила.

– Хочешь сказать, она завещала тебе дом на острове Скрибли-Гам? Тот самый?

– Да, тот самый дом.

– Правда? Ну и дела! Вот так поворот! Но, господи, Софи, тебе не кажется, что после истории с Томасом все это выглядит как-то странно, а? Послушай, давай я перезвоню попозже. Начинается реалити-шоу «Выжить в лесу». Ты не забыла? Хочешь, запишу для тебя на кассету?

– Нет-нет. Я тоже смотрю. Перезвони мне в первую же рекламную паузу.

Глава 11

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА САЙТ ОСТРОВА

СКРИБЛИ-ГАМ

«МАЛЕНЬКИЙ ОСТРОВ – БОЛЬШАЯ ТАЙНА»

Вы – посетитель № 1 223 304!

Об острове

Тайна младенца Манро

Мероприятия

Где можно перекусить

Календарь событий

Как добраться

Свяжитесь с нами!

Об острове

Остров Скрибли-Гам – одно из самых привлекательных в Австралии мест для туристов. Расположенный к северу от Сиднея, на широкой, полноводной реке Хоксбери, поблизости от Гласс-Бэй, остров получил свое название в честь растущих там красивых деревьев. Скрибли-гам – так традиционно называют здесь эвкалипты с бледно-кремовыми стволами, исчерченными темно-коричневыми линиями: словно кто-то взял перо и разрисовал их! На самом деле эти линии оставляют крошечные личинки мотыльков.

Самыми известными обитателями острова Скрибли-Гам были Элис и Джек Манро, которые, оставив двухнедельную дочку, таинственным образом исчезли из своего дома в 1932 году, на пике Великой депрессии. Посетители могут осмотреть Дом Элис и Джека, сохранившийся в неизменном виде с тех пор, когда сестры Доути, Конни и Роза, обнаружили младенца Манро. Вы можете также выпить чаю со сливками в компании крошки Энигмы (теперь уже бабушки!) и сестер Доути.

Семья Доути владеет островом начиная с 1882 года, когда бедный кузнец по имени Гарри Доути выиграл пари у богатого владельца, сэра Чарлза Маккея. Пари было заключено по поводу исхода международного матча по крикету, проводившегося в Англии. Австралия никогда не побеждала Англию вне дома, и на этот раз шансы тоже были минимальные. Сэр Чарлз безапелляционно заявил: «Спорю на этот остров, что Австралия не выиграет!» Он-то, разумеется, думал, что ничем не рискует, но… Только представьте: Австралия разгромила-таки Великобританию в сенсационном матче, вошедшем в историю как «Смерть английского крикета». Сэру Чарлзу пришлось отдать остров Гарри Доути, к бурному ликованию последнего (заметим в скобках, что сам кузнец превосходно играл в крикет, что неудивительно).

В наши дни единственными постоянными жителями острова являются внучки Гарри Доути, Конни и Роза, а также их воспитанница крошка Энигма и две ее дочери (Маргарет и Лаура) со своими семьями.

Остров Скрибли-Гам – идеальное место для проведения выходных. Там есть чем заняться!

• Посетите загадочный Дом Элис и Джека и узнайте больше о Тайне младенца Манро. Это обязательный атрибут! Экскурсия стоит всего 15 долларов для взрослых и 10 долларов для детей.

• Отдохните в кафе «У Конни». Здесь вы найдете самые восхитительные в Австралии кексы с черникой и чай со сливками!

• Порадуйте детишек: Роза Доути всего за 10 долларов мастерски раскрасит личико вашего малыша!

• Позаботьтесь о естественном румянце – пройдите по специально проложенным тропам, пересекающим остров во всех направлениях. Поднимитесь на смотровую площадку Кингфишер, переведите дух и получите заслуженную награду: насладитесь потрясающей панорамой острова и созерцанием удивительных скал из песчаника, которые обрамляют берега реки Хоксбери, сверкающей на солнце, как сапфир.

• Гуляя по лесу в центральной части острова, вы увидите удивительные растения: банксию, элеокарпус, карликовые яблони и, разумеется, знаменитые эвкалипты скрибли-гам. Приготовьтесь встретить белощеких осоедов, карликовых поссумов, священных зимородков и черных змей с красным брюшком!

• Освежитесь купанием, а затем устройте пикник у подножия Салтана-Рокс, скалы на южной оконечности острова. В кафе «У Конни» продаются специально укомплектованные корзины для пикников.

• Не пропустите призрак Элис Манро. Говорят, когда наступают сумерки, она бродит по острову в красивом зеленом платье. (Не бойтесь: привидение вполне дружелюбное!)

ВНИМАНИЕ!!! Установка палаток категорически запрещена. Все приезжие обязаны покинуть остров не позже восьми часов вечера. Это правило должно соблюдаться неукоснительно.

Глава 12

Однажды, давным-давно, Грейс оставила Кэллуму в микроволновке любовное письмо.

Дорогой Кэллум!

Вот пять причин, почему я люблю тебя.

1. Ты танцуешь со мной, хотя я совершенно не умею танцевать.

2. Ты покупаешь шоколад «Фрут энд нат», хотя предпочитаешь безвкусный «Деари милк».

3. У тебя огромные ступни пещерного человека.

4. Ты смеешься над ужасными шутками своей мамы.

5. У тебя сзади на левом плече три маленькие родинки.

С любовью, твоя Грейс.

P. S. ВНИМАНИЕ! Чтобы ничего не разбрызгалось, накрой тарелку пленкой!

Она и сейчас иногда по-прежнему оставляет мужу письма в микроволновке, но теперь они состоят только из одного слова, написанного заглавными буквами: «ПЛЕНКА!»

Это происходит на следующий день после смерти тети Конни: Грейс впервые остается одна с ребенком. Кэллум брал двухнедельный отпуск, но сегодня он должен выйти на работу. Итак, у них началась новая жизнь, в которой они играют роли мамы и папы.

– Если хочешь, я могу взять еще несколько дней за свой счет, – предлагает муж, когда они садятся завтракать. – Все-таки у меня умерла родственница.

– Ничего, я справлюсь, – говорит Грейс.

На самом деле она сегодня проснулась с ужасной мигренью. Такое чувство, будто голову расплющили, как картофель для пюре. Грейс осторожно прикасается к голове кончиками пальцев, но с удивлением обнаруживает, что та по-прежнему твердая, а не мягкая.

Она вспоминает свой ужасный сон про тетю Конни. Может быть, мигрень у нее разыгралась от переживаний? Да нет, вряд ли. Когда Грейс вспоминает, что тетя Конни умерла, то не чувствует абсолютно ничего. Не подумайте, Грейс очень любила тетю Конни. Просто у нее сейчас нет времени что-либо чувствовать. Забота о ребенке напоминает Грейс некий нескончаемый экзамен, вселяющий в нее настоящий ужас. Жизнь ее идет по кругу, где все подчинено одному. Накормить ребенка. Поменять ребенку подгузник. Искупать ребенка. Убаюкать ребенка. Немедленно подойти к ребенку, как только он опять проснется.

Когда все это закончится? Когда у нее появится время, чтобы думать и чувствовать снова? Вероятно, не раньше чем ребенок достигнет подросткового возраста и сможет самостоятельно заботиться о себе. Хотя, разумеется, подросткам тоже необходимо уделять внимание: надо следить, чтобы они не попробовали наркотики, учить их водить машину и пользоваться презервативами. Грейс хочется сказать Кэллуму: «Что мы наделали? Наверное, мы сошли с ума! Нам ни за что не справиться!»

Однако Кэллум как раз таки вполне справляется. Он невозмутимо носит сынишку на одной руке, а в другой держит телефон. Если малыш ни в какую не хочет засыпать, Кэллум вальсирует с ним по комнате, напевая сонату для скрипки № 2 Моцарта.

Ее муж работает учителем музыки в средней школе. Он рассказывает Грейс о так называемом эффекте Моцарта, объясняя, каким образом классическая музыка может развить у их Джейка пространственно-временную мотивацию. Что бы это ни было, Грейс не сомневается, что самой ей этого точно недостает. Маловероятно, чтобы мать в свое время напевала ей Моцарта.

Впервые Грейс увидела Кэллума, когда тот танцевал. Это было на свадьбе их общих друзей. Грейс, сидя за столом, пила шампанское, чтобы заглушить вкус отвратительного крем-брюле, и в этот момент обратила внимание на парня, в облике которого, несмотря на прекрасно сшитый костюм, было что-то нескладное. Чересчур широкие плечи, чересчур длинные руки. Но, господи ты боже мой (как сказала бы бабушка Энигма), до чего же здорово танцевал этот мужчина! Он двигался невероятно естественно и при этом не ухмылялся самодовольно: «Да-да, все мы знаем, что я лучший танцор в зале». Грейс быстро поставила бокал с шампанским, решив, что изрядно напилась, потому что никогда в жизни не испытывала столь внезапного влечения к незнакомому мужчине. При виде этой танцующей гориллы она таяла как масло.

Ей уже исполнилось тридцать, но никогда прежде она не влюблялась так сильно и стремительно, да чего уж там – она вообще ни разу не влюблялась. Грейс всегда считала, что она не из тех, кто может потерять голову от любви, а уж тем более – от любви с первого взгляда. Она была такой расчетливой, такой здравомыслящей. Романтические сцены в фильмах вызывали у нее усмешку, Грейс не выносила их, подобно тому как другие женщины отводят взгляд от экрана, если там демонстрируют кровавые сцены. Когда на лицах мужчин-героев появлялось это слащавое выражение, у нее сразу возникало необъяснимое желание чихнуть.

Так что, когда Кэллум заехал за ней (это было их третье свидание, и они собирались в кино) и Грейс, с бьющимся сердцем и дрожью в коленях, открыла дверь, чувство это было настолько новым для нее, что бедняжка подумала: «О господи, кажется, у меня начинается грипп!» Когда до Грейс наконец дошло, что любовные песни, передаваемые по радио, начали звучать так трогательно, поскольку она сама влюбилась, она словно обнаружила в себе скрытый талант: вот так однажды просыпаешься и понимаешь, что умеешь петь. Так, выходит, она вовсе не «бесчувственная фригидная сучка» (последние слова ее бывшего бойфренда, перед тем как тот бросил трубку). Она настоящая, полноценная женщина с горячей кровью, влюбившаяся в школьного учителя музыки, который внешне смахивал на грузчика, но, прикрыв глаза, играл на виолончели. Этот удивительный мужчина носил обувь двенадцатого размера, выигрывал призы на конкурсах бальных танцев и ел спагетти прямо из кастрюли, слушая симфонии. И все в Грейс, казалось, приводило этого мужчину в восторг: каждая ее мысль, каждое чувство и воспоминание. Целуя Грейс при встрече и расставании, он обыкновенно начинал кружить ее в вальсе или, прижавшись щекой к щеке, вел в волнующем танго. Муж фактически никогда не танцевал с ней, потому что она не умела. «Ты просто не хочешь, – говорил Кэллум. – Ну же, милая, давай пошевеливайся!» Но когда потом он, бывало, опустит Грейс на пол и поцелует, она думает: «Господи, и за что мне такое счастье?»

Разумеется, сейчас, спустя четыре года, оказалось, что они самая обыкновенная, заурядная, среднестатистическая супружеская пара. И это ее вполне устраивает. В конце концов, Грейс всегда была реалисткой. Теперь Кэллум не так уж часто кружит жену по комнате, и это нормально. Естественно, с годами страсть ослабевает, и неизбежно возникают эти вспышки раздражения, похожие на зажженные спички.

Например, сейчас, за завтраком.

– Ты точно не против, чтобы я вышел на работу? – спрашивает Кэллум.

Он ест хлопья с орехами, и каждый раз ложка звякает о его зубы. Когда Грейс смотрит телевизор, она трясет ногой. Он звякает ложкой, она трясет ногой. Считай, квиты. Одна раздражающая привычка уравновешивается другой.

– Я же сказала, что нет!

– Ладно, не злись, я просто спросил.

– Или, может, ты думаешь, что без твоего пригляда я уроню ребенка?

Грейс втайне опасается, что именно это и произойдет, а потому говорит сердитым, саркастическим тоном.

Однажды Кэллум спросил жену, почему она иногда разговаривает с ним так, словно ненавидит его. «Это не так!» – удивившись, виновато сказала она тогда.

– Я вовсе не думаю, что ты уронишь малыша, – говорит он сейчас примирительно; муж умеет держать себя в руках. – Просто мне кажется, ты сегодня немного бледная.

– Спасибо за заботу, но я в порядке.

Грейс не рассказывает Кэллуму о головной боли. Она хочет, чтобы он вернулся на работу. Может быть, без него ей будет проще. И она перестанет наконец волноваться, что муж заметит, какая она плохая мать. Может быть, вся проблема как раз в этом.

– Я договорюсь, чтобы после обеда меня отпустили на похороны, – обещает Кэллум.

– Хорошо, – небрежно откликается Грейс.

Она смотрит, как муж встает, потягивается и идет к выходу, а его тарелка остается на столе.

– Пойду переоденусь.

– Неужели так трудно поставить тарелку в раковину?

– Извини.

Вернувшись к столу, он покорно ставит тарелку в раковину и добросовестно наполняет ее водой.

Грейс продолжает есть тост. Кэллум кладет ладонь ей на плечо, а она наклоняет голову и прижимается щекой к его руке.

Стычка – перемирие! Таким представляется Грейс брак, по крайней мере их собственный.

С тарелкой она настояла на своем. И почувствовала, что мужу неловко. Надо отдать ему должное: с момента рождения ребенка он проявляет огромное терпение.

«Кэллум Тайдимен», – представился он ей на той свадьбе: дело было уже поздно вечером, когда все ждали за дверями гостиной новобрачных, чтобы проводить их в свадебное путешествие. Благодаря незаметной уловке со стороны Грейс они с Кэллумом оказались рядом. После танцев он был потным и растрепанным, рубашка на спине выбилась из брюк.

Он продолжал: «Но на самом деле я вовсе не аккуратист, а, наоборот, неряха, каких поискать. Я восстал против своей фамилии».[2]2
  Тайдимен (англ. Tidy man) – аккуратист, опрятный человек.


[Закрыть]

«Ну, тут нечем гордиться», – сказала Грейс строго, но в то же время кокетливо, с удивлением отметив, что держится с ним иначе, чем с прочими мужчинами.

В тот момент она ни за что не поверила бы, что когда-нибудь они будут ссориться из-за мокрого полотенца, оставленного на кровати, или что вид немытой тарелки с остатками хлопьев вызовет у нее желание биться головой о стену. Теперь, когда Грейс слышит предназначенную для других шутку Кэллума об «аккуратисте», она лишь криво улыбается. Ха-ха-ха, очень смешно.

Ну а с тех пор как они переехали сюда, в дом на острове Скрибли-Гам, где прошло ее детство, все стало еще хуже.

Даже несмотря на то, что ее мать Лаура сейчас находится очень далеко, в тысячах милях отсюда – совершает тщательно спланированное турне по миру, – Грейс постоянно ощущает ее присутствие. Она ловит себя на том, что подносит стаканы к свету и, прищурившись, смотрит, нет ли на них разводов. Раз в три дня она надевает длинные желтые резиновые перчатки и, встав на колени, яростно отскабливает кухонный пол.

– Ноги! – резко бросает она Кэллуму, едва тот открывает дверь, и смущенно ждет, когда муж сбросит ботинки.

– Думаешь, мамаша сотрет тебя в порошок, если мы оставим в доме следы своего пребывания? – спросил он недавно.

– Вот именно, – кивнула Грейс. – Ты же знаешь, она просто помешана на аккуратности.

– По-моему, – сказал тогда в ответ Кэллум, – нам не стоит здесь жить, если это доставляет тебе неприятности. Давай снимем квартиру.

– Не глупи. – Грейс заставила себя рассмеяться. – Зачем платить за аренду, когда этот дом пустует?

Грейс и Кэллум строят в Голубых горах дом своей мечты. («Уж поверьте мне, затеять подобное строительство – самый верный путь к разводу», – оптимистично объявил им один доброжелательный приятель, после того как супруги подписали все бумаги.) Когда Лаура предложила дочери и зятю во время своего отсутствия пожить на острове, это оказалось как нельзя кстати. Грейс была беременна, и они с Кэллумом много времени проводили за кухонным столом с калькулятором, подсчитывая, насколько увязли в долгах. Так что с ее стороны было бы безумием отказаться. В общем-то, самое обычное дело: мать предлагает помощь, а дочь ее принимает.

– Просто фантастика, – сказал тогда Кэллум. – Вот уж повезло, так повезло!

– Скрибли-Гам не самое удобное место для жизни, – предупредила мужа Грейс.

– Да, но зато бесплатно, – бодро отозвался он.

Для Кэллума в семейных делах все просто и ясно. А вот Грейс не может объяснить даже самой себе упорное нежелание принимать услуги от матери. Казалось бы, теперь они вполне терпимы друг к другу. Иногда они даже вместе смеются – правда, всего несколько секунд, а потом обычно наступает неловкое молчание, но все же. Подумать только, их отношения стали настолько нормальными, что в аэропорту, провожая мать, Грейс чуть не сказала: «Я буду скучать». Но вовремя спохватилась, вспомнив лицо матери, когда та с легкой улыбкой, напевая что-то, смотрела сквозь тринадцатилетнюю Грейс, в отчаянии молотившую по краю стола руками и умолявшую: «Пожалуйста, мама, ну пожалуйста, больше не надо!» Поэтому Грейс не сказала: «Я буду скучать», и мать тоже этого не сказала.

Разумеется, Кэллум полагал, что жизнь на острове Скрибли-Гам будет удивительным приключением: он вообще воспринимает как приключения все новое, будь то дегустация нового сорта кетчупа или рождение ребенка.

– Спит сном младенца, – возвращаясь на кухню, сообщает он сейчас. Кэллум впервые за две недели надел рубашку и галстук, а потому выглядит каким-то незнакомым и повзрослевшим. – Думаю, ты его не услышишь еще часа два.

Глядя на мужа, Грейс понимает, что Кэллум на работе будет скучать по сыну. В отличие от нее, у него отцовский инстинкт проявляется в полной мере.

– Ты поедешь на «Вике»?

– А на чем же еще! Единственный веселый момент в возвращении на работу.

Когда они только переехали на остров, Грейс показала Кэллуму катер Лауры: маленький, с подвесным мотором.

– Как называется судно? – спросил он тогда.

– Никак, – ответила Грейс. – Это ведь не яхта, а просто жестянка.

– Жестянка – это банка пива, – возразил муж. – А у катера должно быть имя. Давай назовем его хотя бы «Виктория Биттер», в честь лучшего в мире пива. Сокращенно – «Вик».

Так что теперь их старенький катер гордо именуется «Вик», и Грейс удивляется, как это ей прежде в голову не пришло придумать ему название.

– Если пойдет дождь, садись на паром, – говорит она мужу.

– Под дождем будет весело.

– Сомневаюсь. Уж поверь моему опыту.

– Ладно, островитянка. – Он целует ее на прощание. – Постараюсь вернуться пораньше.

– Хорошо, – отвечает Грейс. – Ну пока, у меня куча дел.

* * *

Первое, что она делает, – в течение полутора часов тупо таращится на пакет с молоком.

Нет, Грейс вовсе не собиралась заниматься этим на протяжении девяноста минут. Просто так получилось. После ухода Кэллума дом словно оказывается под свинцовым покровом тишины. Тишина отдается каким-то странным звоном.

«Итак, – громко произносит Грейс про себя, делая вид, что не замечает тишины, – мне надо переделать кучу дел, пока не проснулся ребенок. Пункт первый – мраморный пирог».

Жить на острове – значит исполнять определенные обязанности, участвуя в семейном бизнесе, и сегодня Грейс проводит экскурсию по Дому Элис и Джека. Тетя Конни настаивала, чтобы экскурсию проводил человек, имеющий личное отношение к тайне младенца Манро. Они с тетей Розой в свое время обнаружили брошенного младенца. Бабушка Энигма была тем самым ребенком. Тетя Марджи и Лаура, мать Грейс, – родные дочери младенца Манро, а Грейс и Вероника с Томасом (это ее двоюродные брат и сестра) – внуки Энигмы.

Грейс уже давно не проводила экскурсию, но надеется, что не забыла текста. «Придется взять с собой Джейка, – вздрогнув, вдруг вспоминает она. – Настоящего живого ребенка!» Кстати, покойная тетя Конни предложила Грейс качать Джейка в кроватке Энигмы, чтобы придать экскурсии достоверность. «Спорю на последний доллар, что какой-нибудь придурок обязательно спросит, а не тот ли это самый ребенок», – фыркнула она, хлопнув себя по ноге иссохшей рукой.

Одна из обязанностей экскурсовода – приготовление мраморного пирога, который должен лежать на кухонном столе. Теоретически его следует выпекать по оригинальному рецепту Элис, однако каждый член семьи слегка видоизменяет его на свой лад. Бабушка Энигма добавляет в тесто две столовые ложки меда, а тетя Роза – чайную ложку молотого мускатного ореха. Томас кладет одно яйцо, Вероника – два, а Грейс – три. Никто из них, даже Лаура, ни за что не осмелится использовать покупную готовую смесь.

«Да, мраморный пирог, – думает Грейс. – Надо прямо сейчас заняться его приготовлением».

Но продолжает сидеть, уставившись на пакет с молоком, который Кэллум достал, когда ел на завтрак хлопья, и, разумеется, оставил на столе.

Грейс тщательно обдумывает порядок действий.

Встать.

Взять пакет с молоком.

Подойти к холодильнику.

Открыть холодильник.

Поставить молоко в холодильник.

Закрыть дверцу холодильника.

Однако, чтобы сделать все это, ее мозг должен послать импульсы ногам и рукам, но, похоже, мозг отказывается помочь. Грейс знает про эти импульсы, потому что их школьный учитель естествознания однажды для наглядности разложил на полу костяшки домино в форме человеческого тела. Суть состояла в том, чтобы показать, каким образом мозг передает импульсы через нервные клетки. «Вот, ребята, как мы двигаемся!»

Однако неподатливые нервы Грейс не рассыпаются, словно костяшки домино, и ее мозг на время отключается. Вполне возможно, у нее там опухоль.

Ей нужно взять пакет с молоком. Нужно заняться делами. «Я очень занята, мистер Калахан». Так звали учителя естествознания. В ее памяти уроки мистера Калахана всегда происходили зимой. Он носил джемперы ярких расцветок и часто заходился сухим, отрывистым кашлем, вызывая отвращение у девочек из их класса. «Мистер Калахан, может быть, вы примете лекарство? Потому что это ужасно!»

Должно быть, он потратил уйму времени, чтобы правильно разложить все эти костяшки.

Грейс смотрит на пакет молока, и на нее накатывает грусть. Она вспоминает взволнованное румяное лицо мистера Калахана. Бедный, милый человек. Помнится, какая-то девчонка сдвинула одну костяшку, не дожидаясь конца объяснений. А он-то небось думал: «Это заинтересует учеников. Они перестанут наконец болтать и хихикать!»

Грейс опускает голову на руки и безутешно рыдает, оплакивая разочарование мистера Калахана.

Наконец она успокаивается и снова смотрит на пакет с молоком.

«Давай пошевеливайся, – говорит она себе. – Встань. Убери молоко в холодильник. Приготовь мраморный пирог. Загрузи стиральную машину. Ребенок скоро проснется».

И читает надпись на упаковке: «Если наш продукт вам не понравился, мы с радостью вернем вам деньги». Грейс представляет, как энергичная дама в цветастом фартуке радостно возвращает ей деньги: «Вот, пожалуйста, дорогая! Мы не допустим, чтобы вы были несчастны!»

«Но я так несчастна. Очень, очень несчастна».

Энергичная дама говорит: «Ах, милая моя!» – и похлопывает ее по руке.

Да что же это такое: Грейс опять плачет, тронутая участием какой-то воображаемой энергичной дамы! Она все плачет и плачет. Слезы крупные и соленые. Они струятся по щекам и попадают в рот.

Наконец она перестает плакать, проводит по лицу тыльной стороной ладони и снова таращится на пакет с молоком.

«Вставай, Грейс!»

Она смотрит на часы. Оказывается, уже половина десятого. Грейс испуганно прикрывает рот ладонью. Не может быть! Прошло всего минут пять, самое большее – десять. Но если верить часам, она сидит на стуле и таращится на пакет молока уже час с четвертью.

Как она может сетовать, что Кэллум мало помогает по дому, если сама дни напролет ничего не делает?!

Звонит телефон, и нервные клетки Грейс наконец запускаются, как костяшки домино. Она встает, убирает молоко в холодильник и спокойно отвечает на звонок.

– Грейс! Я, наверное, не вовремя? Как ребенок? Спит? На прогулку не собираетесь? Кстати, это Вероника. Терпеть не могу людей, которые уверены, что все непременно сразу должны их узнать! Я что звоню-то! Ты слышала новость? Слышала, что учудила тетя Конни?

Вероника, кузина Грейс, обычно не ждет ответов на свои вопросы. «Она похожа на суетливого хорька!» – впервые увидев ее, высказался изумленный Кэллум, словно Вероника была каким-то необычным существом, которое показывали в программе о животных. А ведь действительно, у Вероники острые маленькие зубки и быстрые карие глаза.

«Вот почему я плакала, – понимает Грейс. – Я оплакивала тетю Конни. Я скучаю по ней. Ну конечно». А вслух говорит:

– Я знаю, что она завещала свой дом бывшей подружке Томаса, если ты это имеешь в виду. Мне сообщила твоя мама.

– Вот так сюрприз! Это надо же было додуматься – именно Софи! Совершенно постороннему человеку! Да если бы не я, тетя Конни даже не узнала бы о существовании Софи! Она просто проигнорировала собственную кровь и плоть!

Вероника – умная девушка, но иногда она говорит вещи, которые легко опровергнуть, поэтому Грейс подозревает, что та делает это нарочно. И возражает двоюродной сестре:

– Да, но мы ведь, строго говоря, не кровь и плоть тети Конни!

– Что за чушь! Ну, может быть, не в биологическом смысле, но в духовном и нравственном, а также, пожалуй, с юридической точки зрения! Ты же знаешь, тетя Конни и тетя Роза вырастили бабушку Энигму как собственного ребенка! Если бы в тот день они ее не нашли, она умерла бы! Младенец не может обойтись без заботы взрослых. Ну да кому я это объясняю: ты знаешь все лучше меня! Ты же у нас молодая мамочка!

Грейс думает о спящем в кроватке Джейке, о его трепещущих веках с голубыми прожилками. Что с ним станет, если она последует примеру прабабки и исчезнет из его жизни? По словам тети Конни и тети Розы, маленькая Энигма мирно спала, а когда они заглянули в кроватку, девочка открыла глазки и улыбнулась им прелестной улыбкой.

Грейс говорит Веронике:

– Какое это имеет значение? Никому из нас не нужен дом Конни, верно? Ты всегда твердила, что ни за какие коврижки не согласишься снова жить на острове. Говорила, что чувствуешь себя здесь как в ловушке. Я даже припоминаю, что ты говорила об этом тете Конни, так что теперь пеняй на себя.

– Дело не в том, нужен мне дом или нет. Дело в принципе. Ведь Софи разбила Томасу сердце!

– Разве? Похоже, он уже пришел в себя. Когда я видела Томаса в прошлый раз, он выглядел таким отвратительно счастливым, что у меня даже испортилось настроение.

– Повторяю тебе: дело в принципе!

Грейс все это начинает утомлять. В доме ее матери нет трубки, а только стационарный телефон, который находится на антикварном столике в прихожей. Поэтому при разговоре приходится стоять, выпрямившись во весь рост. Никакого кресла, в котором можно свернуться калачиком.

Грейс садится на пол и прислоняется спиной к стене:

– Послушай, если такова была воля тети Конни…

– Софи встречалась с тетей Конни раза два, не больше!

– Ну, наверное, она сумела расположить ее к себе.

– Да уж, эта коварная стерва ловко умеет манипулировать людьми!

– Я думала, она твоя подруга.

Вероника игнорирует это замечание.

– Сегодня утром я слышала по радио рекламу: есть специальная адвокатская контора, которая специализируется на подобных делах. Думаю, нам надо опротестовать завещание.

Неожиданно Грейс приходит в ярость:

– Мы еще даже не похоронили тетю Конни! Лично у меня нет ни малейшего желания таскаться по судам! Тетя Конни была в здравом уме и имела полное право завещать дом кому пожелает.

Веронику переполняют эмоции, она явно получает от спора удовольствие.

– У тебя нет чувства семьи, Грейс! Нет чувства истории!

– Все, пока. Ребенок плачет.

– Я тебе не верю. Не слышу никакого плача. Просто ты всегда избегаешь конфронтации!

– Зато ты вечно устраиваешь разборки по любому поводу. Давай закончим разговор.

– Не смей вешать трубку! Нам надо поговорить.

Грейс вешает трубку, потом опускает голову в колени.

Сверху доносится пронзительный, недовольный плач. Грейс с ужасом смотрит на часы: а вдруг прошло еще часа два, а она все это время и не подходила к ребенку! Что, если он плачет и плачет, а она не слышит?

Нет, все нормально. На этот раз прошло лишь несколько минут. Тогда, на кухне, у нее, вероятно, было помрачение рассудка.

Грейс медленно, как страдающая артритом старуха, встает на ноги. Держась за перила, поднимается по лестнице, надеясь, что на этот раз хоть немного что-то такое почувствует. Но, войдя в детскую и взяв на руки плачущего сына, она не испытывает ничего, кроме скуки. Серое, унылое чувство, нагоняющее тоску.

Она меняет ребенку подгузник и идет в спальню. Садится на кровать, одной рукой расстегивая блузку. Ребенок жадно тянется губами к соску и, наконец поймав его, начинает лихорадочно сосать, закатив глаза от удовольствия.

Вчера они разговаривали с тетей Марджи, и та сказала Грейс, что впервые слышит про «эффект Моцарта», но тем не менее всегда пела Томасу и Веронике, когда кормила их в младенчестве. «Мне просто казалось, что ребятишкам это нравится и они лучше сосут грудь».

И Грейс, послушная долгу, начинает монотонно петь.

* * *

Днем Грейс укладывает Джейка в прогулочную коляску. И вспоминает, как однажды они с Кэллумом бегали с этой коляской по магазину, вызывая смех и симпатию у многих покупателей. Такого рода вещи всегда случаются с Кэллумом.

На улице прохладно, ясно и тихо; вода в реке спокойная и холодная.

Грейс беспокойно поглядывает на мраморный пирог в форме для выпечки, который прихватила с собой. Она в ужасной спешке смешала ингредиенты и не знает даже, хорошо ли пропекся пирог. Большая удача, что на экскурсию приедут пожилые женщины, а не школьники.

За несколько дней до кончины тетя Конни сообщила ей, что приняла заказ на экскурсию от этой группы.