Текст книги "Что забыла Алиса"

Алиса почувствовала, что начала входить в роль неумной, безнадежной Алисы.

– Совершенно непонятно. Как будто приснилось все! Похоже, я упала в спортивном зале. Я – в спортзале! Я знаю! Если верить Джейн Тёрнер, я в пятницу занималась степом.

Теперь она могла быть глупой, потому что с ней была Элизабет – воплощенное здравомыслие.

Элизабет смотрела на нее так хмуро и сосредоточенно, что Алиса почувствовала, как сползает с лица глупая улыбка.

Она взяла с комода снимок, передала его Элизабет и как можно вежливее спросила:

– А это мои… – Так по-дурацки она себя не чувствовала еще никогда в жизни. – А это мои дети? – договорила она.

Элизабет взяла снимок, посмотрела. По ее лицу пробежала едва заметная тень и тут же исчезла.

– Да, Алиса. – Она осторожно улыбнулась.

– Никогда их не видела. – Алиса глубоко и прерывисто вздохнула и закрыла глаза.

– Я думаю, это временно. – Послышался вздох Элизабет. – Теперь тебе, наверное, нужно как следует отдохнуть, подкопить сил…

– А какие они? – спросила Алиса и открыла глаза. – Эти дети, они… хорошие?

– Отличные! – Элизабет овладела собой.

– Я хорошая мать? – задала Алиса следующий вопрос. – Они как у меня… ухоженные? И чем я их кормлю? Они такие большие!

– Дети – это вся твоя жизнь. Ты и сама скоро вспомнишь. Все скоро вспомнится. Только…

– Я, наверное, варила им сосиски, – широко улыбнувшись, сказала Алиса. – Дети просто обожают сосиски.

– Ты? – Элизабет пристально посмотрела на нее. – Да никогда в жизни!

– Я подумала было, что беременна, – продолжила Алиса. – Но мне сделали анализ крови и сказали, что точно нет. Я совсем ничего не чувствую, но не могу поверить, что не беременна. Просто не могу.

– Нет. Я не думаю, что ты…

– Трое! – произнесла Алиса. – А мы думали ограничиться двумя.

– Оливия у вас случайно получилась, – сухо, как будто осуждая, произнесла Элизабет.

– Все так нереально… – продолжала Алиса. – Как будто я Алиса в Стране чудес. Помнишь, я эту книжку просто терпеть не могла. В ней ничего понять было нельзя. Да и ты тоже ее не любила. Нам обеим нравилось только то, что понятно.

– Да, представляю себе, как это должно быть странно. Только это пройдет, ты в любой момент все можешь вспомнить. Ты, похоже, очень сильно ударилась головой…

– Очень! Очень сильно, – сказала Алиса и взяла снимок. – Так… вот эта маленькая девочка. Она самая старшая, значит это мой первый ребенок? У нас была девочка?

– Да, девочка.

– А мы думали, мальчик.

– Помню.

– А роды! Роды, три раза! Как они прошли? Я так переживаю. То есть переживала…

– По-моему, с Мадисон все получилось легко, а вот с Оливией были сложности. – Элизабет поерзала на пластиковом стуле и добавила: – Алиса, слушай, пойду-ка я поговорю с твоим врачом. Мне кажется, это тяжелый случай. Непонятный. Я даже… боюсь.

Алиса в испуге потянулась к руке Элизабет. Она не могла и подумать, что снова останется одна.

– Побудь со мной, пожалуйста. Скоро кто-нибудь придет. Все время кто-нибудь заходит, меня проверяет. Представляешь, Либби, я позвонила Нику на работу, а мне сказали, что он в Португалии! В Португалии! И что он там забыл? Я оставила сообщение какой-то жуткой секретарше. Я с ней жестко разговаривала. Тебе бы понравилось! И никакая я была не бесхребетная. Наоборот, вся как будто стальная.

– Вот и хорошо, – откликнулась Элизабет.

Вид у нее был такой, будто она только что проглотила что-то очень противное.

– Только он так мне и не перезвонил, – закончила Алиса.

Домашняя работа, выполненная Элизабет для доктора Ходжеса

Только когда она заговорила о том, что Ник уехал в Португалию, до меня дошло очевидное, и мне стало даже страшнее, чем когда она спрашивала, хороши ли ее дети.

Она и правда забыла все.

Даже Джину.

7

– Значит, ты серьезно не помнишь, что было после девяносто восьмого года? – Элизабет пододвинула стул ближе к кровати Алисы и склонилась над ней, словно настало время докопаться до истины. – Вообще ничего?

– Так, какие-то обрывки забавные в голову приходят. Но все какая-то ерунда…

– Ну-ка, рассказывай! – потребовала Элизабет.

Лицо ее было совсем близко от Алисы, и морщины в углах рта оказались даже глубже, чем при первом взгляде. Вот это да… Алиса машинально провела пальцами по лицу; в зеркало она пока не успела посмотреться.

– Сначала мне снилось вот что… – начала она. – Впрочем, я не знаю, сон это или вспомнилось то, что было. Я плавала, было чудное летнее утро, и ногти у меня на ногах были покрашены в разные цвета. Со мной был еще кто-то, и тоже с разноцветными ногтями. Слушай… может, это была ты? Ну конечно ты!

– Нет, мне это ни о чем не говорит. Еще что?

Алиса подумала о связках розовых шаров в сером небе, но ей не хотелось рассказывать Элизабет о той сильной волне горя, которая будто уносила ее куда-то, и ей вовсе не хотелось ломать голову над тем, что бы это значило.

– Помню, как та американка сказала: «Извините, сердцебиение не прослушивается», – вместо этого произнесла она.

Домашняя работа, выполненная Элизабет для доктора Ходжеса

Признаюсь, я нахожу странно трогательным, что из всех значительных воспоминаний, которые всплыли в памяти Алисы, именно это стало одним из первых.

У Алисы всегда хорошо получалось копировать разные акценты, и ту женщину она изобразила просто потрясающе. И тон голоса, и темп речи были именно такими, какими я их помнила, и на какой-то миг я снова оказалась в той мрачной комнате, силясь все понять. Я так давно не думала об этом.

Представьте себе, доктор Ходжес, если бы я вернулась в тот день и кто-нибудь шепнул мне на ухо: «Все только начинается, дорогая». Я бы тогда закинула голову и разразилась сумасшедшим хохотом, точно ведьма.

Вам ведь вовсе не нравится, когда я прибегаю к такому горькому черному юмору, правда? Я заметила, что вы улыбаетесь вежливо, но и печально, будто я строю из себя полную дуру, а вы точно знаете, зачем я это делаю, будто я подросток, не умеющий сдерживать свои постыдные эмоции.

Как бы то ни было, я не хотела говорить с Алисой о той американке. Само собой. И особенно с Алисой. Да и с вами мне не очень-то хочется об этом говорить. Даже думать об этом не хочется. И писать не хочется. Было и было. Как все остальное.

– Извини, но мне это тоже ни о чем не говорит. – Элизабет ладонью разгладила одеяло рядом с ногой Алисы. Лицо ее как будто окаменело. – Вообще ничего не понимаю.

Почему она сказала это настолько сердито? Алиса почувствовала себя так, словно сделала что-то не то, но никак не могла сообразить, что же именно. Ей казалось, она ужасно неловкая, как маленький ребенок, который пытается взять что-то большое и ценное – такое, что взрослые ни под каким видом трогать не разрешают.

Элизабет встретилась с Алисой глазами, тонко улыбнулась и быстро отвела взгляд.

В палату вошла женщина с букетом цветов, с надеждой взглянула на Алису и Элизабет, рассеянно моргнула и прошла мимо них в следующий бокс, тоже отгороженный шторами.

– Ты мне только сейчас вспоминалась… – проскрипел бестелесный голос.

– Надо было принести тебе цветы, – негромко заметила Элизабет.

– Ты замужем! – неожиданно сказала Алиса.

– Что-что?

– У тебя кольцо! – Алиса взяла Элизабет за руку. – Шикарное какое! Вот именно такое я бы выбрала, если бы только могла выбирать. Нет, бабушкино, конечно, мне тоже очень нравится…

– Алиса, ты терпеть не можешь бабушкино кольцо, – сухо откликнулась Элизабет.

– А… а разве я говорила тебе об этом? Совсем не помню.

– Давным-давно говорила. Ты, наверное, перебрала тогда с выпивкой, поэтому я не понимаю, зачем… Ну ладно.

– Что же, ты так и будешь играть со мной в загадки? За кого ты вышла? За того красавчика-градостроителя?

– Это за Дина-то? Нет, я вышла не за Дина, мы вообще встречались всего ничего. И потом, он ведь погиб. Отправился понырять, и… несчастный случай. Трагедия. Ну, так я вышла за Бена. Не помнишь Бена? Он как раз сейчас с твоими детьми.

– Ах, какой молодец, – слабым голосом сказала Алиса.

И ей опять стало нехорошо, потому что приличная мать, понятно, должна была бы сразу же подумать о том, с кем находятся ее дети. Но загвоздка была в том, что само их существование оставалось пока под вопросом. Она прижала руку к плоскому животу, где больше не было никакого ребенка, и ощутила, как кружится голова. Если слишком долго раздумывать об этом, она может разрыдаться и тогда уже не остановится.

– Бен, – повторила Алиса, не сводя глаз с Элизабет. – Так ты вышла замуж за какого-то Бена.

Она вспомнила, как тот ребенок гнусаво произнес по телефону «дядя Бен». Когда кусочки пазла начали мало-помалу складываться, стало даже хуже, потому что все в мире приобретало значение, но Алисе, увы, оно было недоступно.

– Забавно… А я думала, что единственный знакомый мне Бен – это огромный дизайнер неоновых вывесок, которого я один раз видела в магазине у сестры Ника. Я так его и не забыла, потому что он был здоровый, медлительный и молчаливый, будто медведь превратился в человека.

Элизабет разразилась хохотом, и этот звук – раскатистый, открытый, от которого Алисе захотелось еще пошутить, – и отброшенная назад голова помогли ей ощутить себя самой собой.

– Не понимаю, – улыбнулась Алиса, настроившись разобраться во всем.

– Это и есть тот самый Бен! Мы познакомились на открытии магазина Доры. Мы уже восемь лет как женаты.

– Правда?

Элизабет замужем за этим дизайнером неоновых вывесок, похожим на медведя? Она всегда увлекалась остроумными, удачливыми сотрудниками корпораций, рядом с которыми Алиса ощущала себя полной дурой.

– А у него, случайно, бороды не было?

Элизабет ни за что бы не вышла за бородатого!

– Он до сих пор ее не сбрил!

– И он делает неоновые вывески?

– Да, и очень красивые. Мне больше всего нравится та, что он сделал для ресторана «У Роба» в Килларе. В прошлом году он получил второй приз на конкурсе неоновых вывесок.

– Значит, он мне зять. – Алиса бросила на сестру колкий взгляд, но та осталась невозмутимой. – Получается, я должна его знать. И притом знать хорошо. Ник с ним ладит? Мы куда-нибудь ходим все вместе?

Элизабет приостановилась с непонятным для Алисы выражением лица, потом продолжила:

– Давно, еще до того, как мы с Беном поженились, Мадисон только начала ходить, а ты была беременна Томом, мы сняли на Пасху дом в Джервис-Бей. Он стоял прямо на пляже Хаймс, помнишь, с самым белым песком в мире, погода была прекрасная, Мадисон совсем не капризничала, все в нее просто влюбились. Мы то и дело засаживались за карты, играли в дурака, а как-то Ник с Беном напились и пустились в пляс под музыку восьмидесятых годов. Бен вообще не танцует. Тогда я единственный раз видела его за этим делом. Как они глупо вели себя! Мы так ржали, что разбудили Мадисон, она выбралась из кроватки и прямо в пижаме кинулась плясать вместе с ними. Хорошо мы тогда отдохнули. Так приятно… Столько лет уже об этом не вспоминала.

– А я совсем этого не помню.

Казалось ужасно несправедливым, что она не может вспомнить такой чудесный эпизод, как будто вместо нее ее жизнь проживала какая-то другая Алиса.

Тон голоса Элизабет резко изменился.

– Удивительно, как это ты не помнишь Бена, – произнесла она чуть ли не агрессивно и пристально посмотрела на Алису, как будто вызывая ее сказать что-то. – Ты же только вчера его видела. Он приезжал что-то починить в твоей машине. Ты для него испекла банановые кексы – его любимые. Вы так долго болтали!

– Так что, – нервно произнесла Алиса, – у нас есть машина?

– Ну да, есть… Есть.

– И я пеку банановые кексы?

– Да. – Лицо Элизабет смягчилось. – Почти без жира. С высоким содержанием клетчатки. Но вкусные!

Ум Алисы лихорадочно заработал, перескакивая то на банановые кексы, то на машину. Машины она не любила; ей нравились автобусы и паром; да и водила она так себе. Элизабет стала женой дизайнера неоновых вывесок по имени Бен…

– Вы гуляли свадьбу без меня! – вдруг осенило ее.

Алиса очень любила свадьбы. Никогда ни одной свадьбы она не забывала.

– Алиса, ты была моей подружкой, а Мадисон разбрасывала перед процессией цветы. На вас были похожие платья ярко-розового цвета. Ты произнесла очень смешную речь, а потом вы с Ником устроили настоящее представление: танцевали под «Come on Eileen». Подарили нам блендер.

– А… – протянула Алиса, все более раздражаясь. – Ну никак не могу поверить, что вообще ничего этого не помню. Даже близко! – Она пропустила пальцы через отверстия в покрывале и сжала его обеими руками – глупо, по-детски. – Так много… всего!

– Ну-ну… – Элизабет погладила Алису по плечу, с силой скорее боксера, а не женщины, и поспешно оглянулась, как будто ждала подмоги. – Пойду-ка я все-таки поищу врача, пусть он объяснит…

Элизабет только дай проблему, а уж найти решение она всегда готова.

– Да ну, не может быть… – Из отсека рядом с ними послышался скрипучий женский смех.

– Вспоминалась, вспоминалась!

Алиса с Элизабет молча уставились друг на друга, и Алисе стало тепло от сестринской любви.

Она отпустила одеяло и не без труда спокойно положила руки на колени:

– Не уходи, пожалуйста. Скоро придет медсестра меня осмотреть, так что ты можешь спросить ее. Посиди еще, поговори со мной. Мне кажется, это меня вылечит.

Элизабет глянула на часы, бросила: «Ну, не знаю», но снова села.

Алиса поудобнее устроилась на подушках. Она подумала, не расспросить ли побольше о детях на снимке. Целых трое! Так много, просто невозможно! Но все было настолько нереально, точно в плохом кино, когда ерзаешь на сиденье и изо всех сил сдерживаешься, чтобы не расхохотаться во все горло. Лучше было расспросить о жизни Элизабет.

Элизабет сидела, склонив голову, и соскребала что-то невидимое с запястья. Алиса снова взглянула на глубокие морщины, под тяжестью которых, казалось, уголки губ сестры опустились, и от этого ее лицо стало походить на печальную гримасу. Это просто из-за возраста? И у нее, значит, рот так же опустился? Скоро такой же будет. Совсем скоро. Но дело было не столько в этом; в ней угадывалась глубокая, тяжкая печаль. Что это значит: ей не повезло с этим медведеподобным супругом? Неужели можно влюбиться в бородатого? Что за детские вопросы? Конечно можно. Даже если борода у него на редкость кустистая.

Алиса смотрела, как у Элизабет судорожно ходит горло.

– О чем ты думаешь? – спросила Алиса.

– Не знаю. – Элизабет вздрогнула, подняла глаза. – Ничего не знаю. – Она подавила зевок. – Извини… Мне совсем не скучно. Я просто устала, спала сегодня всего пару часов.

– А-а, – откликнулась Алиса.

Ей не нужно было ничего объяснять. Они с Элизабет всегда страдали от жестокой бессонницы, унаследованной от матери. После смерти отца Алиса с Элизабет нередко по целым ночам просиживали с матерью, в ночных сорочках устраивались на краешке кушетки, смотрели видео, пили шоколад «Мило», а потом спали по целым дням, пока лучи солнца бродили по тихому замершему дому.

– Что у меня с бессонницей? – спросила Алиса.

– Не знаю. Не знаю даже, есть ли сейчас она у тебя.

– Не знаешь? – озадаченно переспросила Алиса. Каждая была всегда в курсе битв другой с этим недугом. – Мы что… мы что, не разговариваем?

– Разговариваем, конечно, просто ты всегда занята детьми и прочим, так что разговоры у нас получаются недолгие.

– Занята… – повторила Алиса.

Ей это совсем не нравилось. Она никогда особенно не доверяла занятым людям; такие всегда говорят о себе: «Лечу! Спешу!» Зачем всегда спешить? Почему не приостановиться? И вообще, чем это они так заняты?

– Отлично… – произнесла она и почувствовала себя неловко.

Что-то между ней и Элизабет было не так. По временам казалось, что их держит вместе лишь натянутая дружеская вежливость, как будто они были хорошими подругами, которые просто стали реже встречаться.

Она обязательно расспросит об этом Ника. Вот что в нем было хорошо: он любил говорить о людях, изучать их, прорабатывать. Его очень интересовали всякого рода сложности во взаимоотношениях. И потом, он любил Элизабет и когда подсмеивался над ней, и когда жаловался на нее – ведь иногда она просто доставала, – он делал это совершенно как брат, и Алиса не чувствовала, что ей нужно защищаться.

Она взглянула на отлично скроенный бежевый костюм Элизабет: кажется, в две тысячи восьмом году у обеих стало получше с гардеробом.

– Ты так и пишешь для того каталога? «Тысяча мелочей», кажется?

Когда-то Элизабет писала тексты для огромного ежемесячного почтового каталога «Тысяча мелочей». Ей нужно было находить умные, убедительные слова для сотен различных товаров: от блеска для губ со вкусом банана до яйцеварки или водонепроницаемого транзистора, который можно слушать, принимая душ. Каждый месяц, получая новый каталог, члены семей зачитывали Элизабет полюбившиеся строчки. Каждый месяц Элизабет выставляла на всеобщее обозрение очередной выпуск, и никто из друзей, заходивших к ним, не мог избежать знакомства с ним.

– Ой, это когда еще было! – откликнулась Элизабет, посмотрела на Алису и слегка покачала головой, словно никогда ничего подобного не видела. – Ты точно на машине времени приехала.

– Значит, ты там больше не работаешь? – раздраженно вопросила Алиса.

Ее начинало раздражать то, что каждый ее простой вопрос натыкался на озадаченный взгляд. Что могло измениться за десять лет? Казалось, все.

– «Тысяча мелочей» теперь сайт, – пояснила Элизабет. – Я ушла оттуда лет шесть назад. Потом около четырех лет я работала в агентстве, а два года назад начала вести тренинги о секретах составления прямых почтовых рассылок. Их еще по-другому называют «макулатурой». Как ни странно, они довольно хорошо работают. По крайней мере, хватает платить по счетам. Я как раз вела свой семинар, когда Джейн позвонила и рассказала, что с тобой случилось.

– Так у тебя свой бизнес?

– Да.

– Ого! Впечатляет. Прямо-таки история успеха. Я всегда знала, что у тебя все получится. Можно как-нибудь зайти посмотреть?

– Зайти? – хмыкнула Элизабет. – Посмотреть? На меня?

– Или… я уже была у тебя. Была, да?

– Нет, Алиса, – ответила Элизабет с металлической ноткой в голосе. – Ты совсем не интересовалась моими семинарами и никогда не ходила на них.

– Ах… – смущенно сказала Алиса. – Кажется… В смысле, почему не ходила?

– Потому что ты всегда занята. – Элизабет вздохнула. – Вот почему…

Опять это «занята»!

– И потом, мне кажется, ты всю мою карьеру считала несколько… банальной.

– Банальной? – в ужасе повторила Алиса. – Я так говорила? О тебе? Такого быть не может!

Неужели она могла стать такой занудой, чтобы осуждать человека только за выбор карьеры? Она всегда гордилась Элизабет. Она была умной, она оказывалась в нужных местах, а Алиса всегда тихо стояла в стороне.

– Нет-нет, ты такого никогда не говорила. Ты, скорее всего, даже об этом не думала. Ладно, забудь…

Алиса со страхом отметила, что та, другая Алиса, которая прожила десять лет ее жизни, не слишком-то любезный человек.

– Ну а я? – спросила она вслух. – Где я работаю?

Оказалось, что Алиса работала помощницей руководителя в ABR. Работа как работа, без любви и без ненависти. Карьера для нее была совсем не на первом месте. «Ты прямо богиня домашнего очага. Настоящая домохозяйка пятидесятых годов», – как-то заметила Элизабет, когда Алиса призналась, с каким восторгом целый день возилась в саду, шила новые занавески для кухни и пекла шоколадный кекс для Ника.

– Ты не работаешь, – ответила Элизабет и загадочно посмотрела на нее.

– Вот здорово! – обрадовалась Алиса.

– Но все равно очень занята. У тебя полно дел в школе.

– В школе? В какой?

– Где учатся твои дети.

А… Ну да… Трое этих непонятных детей…

– Фрэнни, – вдруг произнесла Алиса. – А Фрэнни как? Не… болеет, нет?

Она даже не хотела произносить слово «умерла».

– У нее все хорошо. По высшему разряду.

Тут ожил серебристый мобильник, лежавший на тумбочке рядом с кроватью Алисы.

– Ник, ну наконец-то! – воскликнула Алиса и потянулась к телефону.

– Дай я сначала! – Элизабет вскочила.

– Ну уж нет! – Алиса отвела руку с телефоном в сторону. – Почему это?

Не дождавшись ответа, она нажала зеленую кнопку, поднесла аппарат к уху и сказала:

– Алло!

– Да, привет, это я, – ответил Ник. Алиса почувствовала, что внутри ее разлилось спокойствие, точно после глотка бренди. – Что случилось? С детьми все в порядке?

Голос его звучал глубже, грубее обычного, как будто он простыл.

Вот и Ник тоже знает об этих детях. Все знают, только не она…

Элизабет прыгала на месте, махала руками, тянулась к телефону. Алиса показала ей язык.

– С детьми – да, а вот со мной… – Алиса осеклась. Ей нужно было рассказать ему очень много, и она не знала, как начать. – В общем, я упала… Да, упала в спортзале, я там была с Джейн Тёрнер… И вот упала, ударилась головой, потеряла сознание. Мне вызвали «скорую», и меня стошнило прямо в лифте, прямо врачу на ботинки, так стыдно, просто ужасно! Погоди, я еще не рассказала тебе, как женщины делают это упражнение – «родео»! Так смешно! Да, ты ведь в Португалии, просто представить не могу, и как она тебе?

Она хотела так много рассказать ему, как будто они не виделись давным-давно. Когда он приедет из Португалии, нужно будет пойти в их любимый мексиканский ресторан и говорить, говорить, говорить… Они закажут по «Маргарите» – раз уж она не беременна, можно себе позволить. Ей прямо сейчас захотелось оказаться с ним в этом ресторане, в темном угловом кабинете, и чтобы его пальцы ласково поглаживали ее ладонь.

В трубке стало тихо. Похоже, его шокировала эта новость.

– Не волнуйся, со мной все в порядке! – поспешила успокоить его Алиса. – Эта так, ерунда. Поправлюсь! Мне уже хорошо!

– Тогда какого черта я тебе звоню?

Алиса отшатнулась, как будто он ее ударил. В таком тоне Ник с ней не разговаривал, даже если они ссорились. Она-то ждала, что он рассеет этот кошмар, а он сделал все только хуже.

– Ник… – произнесла она с дрожью в голосе. И задаст же она ему потом за это; а сейчас ей было очень больно. – В чем дело?

– Чего это ты напридумывала? Ничего не понимаю, да мне и разбираться некогда. Ты хотела сказать, что планы на выходные менять не хочешь, так? Ты об этом? Скажи, это, случайно, не снова насчет Рождества, а?

– Почему ты со мной так говоришь? – спросила Алиса. Сердце у нее стучало как бешеное. Страшнее этого с ней сегодня ничего не случилось. – Что я такого сделала?

– Да хватит тебе! Мне сейчас не до шуток! – Он не говорил, а орал. Он орал на нее, а она была в больнице.

– Рот у тебя грязный, – прошептала Алиса. – Рот тебе надо вымыть, Ник…

– Дай сюда! – решительно скомандовала Элизабет и поднялась.

Она взяла телефон из дрожащих рук Алисы, поднесла его к уху, прикрыв другое пальцем, отвернулась от Алисы, опустила подбородок и сказала:

– Ник, это Элизабет. Дело и правда серьезное. Она очень сильно ударилась головой – так, что потеряла память. Она не помнит ничего, что произошло после девяносто восьмого года. Понимаешь? Совсем ничего!

Часто дыша, Алиса откинулась головой на подушку. Да что же это такое?

Элизабет приостановилась, выслушала ответ и сдвинула брови:

– Да, да, понимаю. Только вот в чем дело: она ничего этого не помнит. – Снова пауза. – Они с Беном. Он отвез их на плавание, сегодня они побудут с ним, а потом… – Пауза. – Хорошо, тогда твоя мама может их забрать, как всегда, я уверена, к вечеру воскресенья она встанет и все вернется на свои места… – Тишина. – Нет, с врачом пока не говорила, но как раз собираюсь… Тишина. – Хорошо… Передать Алисе трубку?

Алиса протянула руку – ну должен же Ник наконец прийти в себя! Но Элизабет сказала:

– А… Ну хорошо. Пока, Ник…

И закончила разговор.

– Что, не захотел со мной говорить? – спросила Алиса. – Правда не захотел?

Острая боль вдруг пронзила ее, как будто по всему телу тыкали холодные неласковые пальцы.

Элизабет захлопнула крышку телефона, положила ладонь на руку Алисы и сказала мягко:

– Скоро все вспомнишь. Ничего страшного. Вы с Ником больше не живете вместе.

Алисе казалось, что все плавает вокруг одной точки – шевелящихся губ Элизабет. Она сосредоточенно смотрела на них. Клубничная помада. А контур чуть потемнее. Здорово. Ей тоже надо так губы подводить.

Что она там говорит? Неужели…

– Что? – спросила Алиса.

– Вы разводитесь, – повторила Элизабет.

Вот тебе и здрасте!