Текст книги "Записки сироты"

Глава седьмая
В новом гнездышке. Нянин сюрприз

– Лизок, подай-ка молоток и гвозди, куда она положила темные шторы?

С этими словами дядя влез на табурет, поставленный на большой обеденный стол, чтобы ввинтить крюк в потолок для большой висячей лампы.

Столовая была уже совсем устроена и выглядела очень уютной. Гостиная тоже была прехорошенькая.

Целую неделю дядя и тетя ходили по магазинам и возвращались с руками, полными покупок. В наших комнатах сновали обойщики и поминутно раздавался стук молотка. Мы, дети, помогали чем могли, особенно старались мы с Лизочкой расставлять мебель.

Когда комнаты были убраны, последний гвоздик вбит, последняя штора повешена, – дядя пригласил приходского священника отслужить молебен в новой квартире. И няня, и Мавруша пришли в гостиную, где был покрыт белой скатертью ломберный столик и расставлены на нем образа в серебряных ризах.

Мне напомнило это другую картину… другую комнатку, где также пел священник и подтягивал ему низкий бас причетника… Вспомнила я покойную маму… и что-то теплое и хорошее наполнило мое сердечко.

Я оглянулась на няню. Она горячо молилась, кладя земные поклоны и крестясь широким крестом… Вероятно, молитва приносила ей большую радость и утешение, потому что лицо у нее было такое светлое и умиленное, каким я не видела его никогда…

На другой день Яша должен был идти в первый раз в гимназию.

– Что, трусишь? – спросил его за чаем дядя.

На что он храбро ответил:

– Нет, дядечка, не в первый раз!

И действительно, Яше нечего было бояться: учился он очень хорошо и в его ранце лежал самый лучший отзыв прежнего инспектора и учителей об его примерном поведении и успехах.

Мы с Лизочкой волновались куда больше его. Я дрожащими руками намазала маслом ломтики булки ему на завтрак. Лизочка клала на них кусочки мяса и обильно посыпала солью.

Няня притащила ранец и укладывала в него книги. Сам Яша торопливо глотал горячий чай и, кажется, мысленно проходил уроки.

– Ну, пора! – сказал он и, перецеловав всех нас, бегом отправился в прихожую.

– А мы, девоньки, гулять пойдем, ладно? – предложила нам няня, на что, конечно, и я, и Лизочка немедленно согласились и побежали одеваться.

Через полчаса мы чинно выступали по обе стороны няни в наших теплых меховых шубках и белых капорах.

– Куда ты ведешь нас, нянечка? – спросила я, видя, что она лукаво и таинственно улыбается, поглядывая на меня.

– Вот придем и увидите, а пока это сюрприз, – засмеялась няня, подзадоривая наше любопытство.

Много, много лет пройдет, но я никогда не забуду небольшого серого домика, со входом под воротами, с большим окном, выходящим на глухую узкую улицу… Я стояла перед серым домиком, и сердце мое билось в груди, как пойманная птичка. Вот оно – большое окошко с широким подоконником, где маленькая Катя ждала свою маму, возвращающуюся к обеду, со службы. И теперь на окошке сидит маленькая, худенькая девочка с куклой на руках.

– Нянечка, нянечка, как хорошо ты сделала, что привела меня сюда! – могла только выговорить я и крепко пожала нянину руку в теплой вязаной перчатке.

– Ну! Очень рада, что понравился мой сюрприз, – улыбнулась няня, – а туда в квартиру хочешь пойти, Катенька?

– Да ведь там чужие живут, нянечка… Нас, пожалуй, не пустят, – усомнилась я.

– А вот попросишь, авось и пустят, – и, говоря это, няня взяла нас с Лизой за руки и храбро шагнула за ворота.

Нас не только пустили, но и обрадовались, как знакомым.

Маленькую девочку, встретившую нас со своей мамой в прихожей, звали Марусей. Она охотно показывала нам свою квартирку, и я опять побывала в милых, дорогих комнатках, с которыми печально простилась два года тому назад.

Комнатки эти очень изменились с тех пор. Они были оклеены другими обоями, в них стояла другая мебель, но стены были те же, а в этих стенах я пережила столько счастливых часов с мамой! Вероятно, на глазах моих были слезы, потому что Лизочка неожиданно обняла меня за плечи и ласково-ласково шепнула:

– Не горюй, сестричка, я тебя очень-очень люблю!

Милая, добрая Лизочка! Я сама горячо полюбила ее – всегда кроткую и нежную со мною!

Наша новая знакомая, Маруся, показала нам все свои игрушки, не исключая и любимой куклы Таши с выпученными глазками и оторванной ногой. Ей было очень жаль расставаться с нами. У нее не было ни сестер, ни братьев, и целые дни она играла одна или сидела на широком подоконнике и смотрела на улицу. Ее мама была бедная портниха и должна была работать целые дни напролет. Ей не было времени заниматься со своей дочуркой.

– Придите, нянечка, как-нибудь с вашими барышнями, – просила она, – а то бедная Маруся моя совсем истосковалась без сверстниц.

Мы обещали исполнить ее желание и, крепко поцеловав нашу новую знакомую, поспешили домой.

Глава восьмая
Яшино несчастье

– Что, Яша не возвращался еще из гимназии? – спросил дядя, входя в гостиную несколькими минутами позднее нашего прихода с прогулки.

– Нет, папочка, не возвращался, – ответила Лиза.

В столовой уже зажгли лампу и накрывали на стол… Было около 4 часов, а Яши еще не было.

– Не случилось ли что с ним, матушка-барыня? – осведомилась няня, начавшая сильно беспокоиться за своего любимца.

– Ну, вот еще, что может с ним случиться, он волков без промаха бьет! – засмеялся дядя.

В эту минуту в передней раздался тихий звонок.

– Это Яша, Яша! – весело вскрикнули мы и опрометью бросились с Лизочкой к нему навстречу.

Это был действительно Яша. Но, боже мой, в каком виде! Растрепанный, взволнованный, с лицом, исцарапанным и покрытым синяками.

– Что с тобой? – вскрикнули мы все разом при виде мальчика.

Яша опустил глаза и не ответил ни слова.

Тогда дядя подошел к нему и, обняв его за плечи, спросил ласково:

– Скажи, Яша, ты видишь, как мы волнуемся и беспокоимся за тебя, что с тобой случилось, милый?

Вероятно, ласковое участие в голосе дяди подействовало на Яшу, и он неожиданно заплакал, повторяя сквозь всхлипывания и рыданья:

– Я не виноват, дядечка… право же, не виноват… мы подрались… и оба были наказаны…

– Ты подрался?.. Ты? – изумился дядя. – Но почему? Что такое?

– Я не виноват… – твердил Яша. – Я пришел в класс, а они… особенно один, самый шаловливый и забияка, стал дразнить меня, крича мне в уши: «Клоун пришел, клоун из цирка! Покажи твои фокусы, клоун!»

– И ты его ударил за это?

– Нет… нет! Я бы ни за что не ударил первым. Но он подошел ко мне и дернул меня за волосы, больно-больно… Тогда мы схватились. Он сильнее меня и больше… В эту минуту вошел учитель и, не разобрав, в чем дело, наказал нас обоих, оставив на два лишних часа в гимназии.

– Бедный Яшечка! – ласково проговорила Лизочка и стала горячо целовать его заплаканные щеки. – Злые мальчишки, гадкие драчуны, как им не стыдно нападать на новеньких!

– На новеньких-то и нападают, – сказал дядя. – Дети глупы. Когда я поступил в училище, и мне первое время попадало. А потом ничего – полюбили. Жаловаться только не надо, а то вечно травить будут и фискалом назовут. Ты, надеюсь, ничего не говорил учителю?

– Нет, дядечка, если бы сказал, то меня бы наказали без отпуска…

– Ну и молодец, что не сказал! Я сам переговорю с ним при случае, а теперь, ребятишки, объявлю вам большую радость… Только – те! Смирно стоять, не шуметь и не визжать очень громко! Это больше всего к Лизочке относится… В воскресенье утром мы с тетей решили вас взять в цирк. Рады?

– Рады! Рады! Папочка, дядечка, милый! – и мы бросились целовать нашего доброго баловника, который со всех ног кинулся от нас в столовую.

– Не я! Не я, это тетя придумала, ее и благодарите! – кричал он, спасаясь от нас.

Но было уже поздно. Мы набросились на дядю. Лиза вскарабкалась ему на плечо, я на спину, Яша ухватил за руку, и в таком виде мы предстали перед тетей, разливавшей суп за обеденным столом.

– Ну и публика! – отдувался дядя. – Беспокойная команда!.. Марш по местам!

Мы со смехом и говором расселись по стульям, испытывая самую живую радость от предстоящего нам удовольствия.

Глава девятая
В цирке. Старые воспоминания

Прошла неделя, показавшаяся нам бесконечно длинной. Наступило воскресенье.

С утра мы не находили себе места. Перед завтраком няня надела на меня и Лизочку белые платьица с широкими воланами и тщательно причесала наши головы.

– Ну, готовы, детки? – спросила тетя, появляясь в гостиной в своем праздничном светло-синем платье и котиковой шапочке на голове.

Она осмотрела нас любящим материнским взглядом, поправила загнувшийся волан на моей юбочке, обдернула Яшин мундирчик, и мы все двинулись в прихожую, где нас ждал совсем уже готовый дядя.

Страшное чувство охватило меня, когда я перешагнула через порог цирка. Как ни мало походил он на простой и убогий балаган, где маленькая m-lle Клара скакала на кроткой Светлане и бешеном Арапчике, а все-таки во всей этой обстановке было так много знакомого для меня – прежней маленькой наездницы.

– Яша! – тронула я локтем моего друга и товарища, когда он пристально, не мигая, смотрел, как на арене прыгали и Дурачились два разрисованных клоуна: – Яша, смотри-ка, совсем Боб и Ганс!

– Да, да, Катя. Но как здесь все хорошо и богато, не то что у нас. И костюмы какие, новые и блестящие, а лошади-то, лошади!

На смену клоунам выбежал маленький, очень розовый и очень нарядный мальчик и смело полез на трапеции, висевшие на трехсаженной вышине.

Я невольно, следя за ловкими и смелыми движениями маленького акробата, вспомнила другого мальчика – нежного и хрупкого, запуганного Альфа. Милый, милый маленький Альф из цирка господина Ленча! Он тут, около меня и, наверное, вспоминает тяжелые годы трудной службы! Он жалеет этого розового, благодаря румянам, и ловкого маленького акробата, потому что сам на себе испытал всю тяжесть подобного ремесла. И я оглянулась на Яшу.

Он следил за мальчиком внимательным взглядом, и на лице его можно было прочесть волнение и страх за маленького канатного плясуна. Добрый Яша, нельзя было не любить его!

«Воздушным нумером» заканчивалось первое отделение программы.

– Пойдем в конюшню, деточки, – предложила тетя, – посмотрим лошадок.

Мы с радостью согласились.

Глава десятая
Толстый Дик на новом месте

– M-lle Клара, m-lle Клара! – послышалось мне, когда я проходила конюшнями, любуясь сытыми и красивыми цирковыми лошадками.

– Это тебя зовут, Катя? – недоумевающе спросила тетя.

Я оглянулась.

За нами спешил толстый маленький человечек в костюме жокея и неистово махал руками.

Я пристально стала вглядываться в человечка и вдруг радостно вскрикнула:

– Да ведь это Дик! Конечно, Дик.

Действительно, это был Дик, толстый Дик – конюх и жокей из цирка господина Ленча! Это был он, добрый и славный человек, единственный мой защитник перед лицом разгневанного хозяина. Сколько раз он отклонял жестокую руку Ленча, готовую ударить меня! Сколько раз он тихонько от директорской семьи передавал мне и конфетки, и яблоки, брошенные мне на арену сострадательными зрителями! Как ненавидела его за это злючка Марго!

– Дик! Милый Дик! – И я радостно бросилась к нему и повисла у него на шее.

Как удивлены были, должно быть, цирковые конюхи, видя нарядную маленькую барышню в воздушном белом платьице на руках их товарища.

– Дик! – повторяла я. – Как я рада вас видеть. – И я потащила его к дяде и тете.

Они знали Дика по моим рассказам и теперь крепко пожали его мозолистую и честную руку.

– Спасибо вам за племянницу, господин Дик, – сказал дядя растроганным голосом, – да и за племянника тоже. Узнали?

И он шутливо подтолкнул вперед Яшу. Дик смотрел на него во все глаза и не узнавал его.

– Да ведь это Альф, наш маленький Альф, – весело крикнула я и засмеялась.

– Боже мой, неужели Альф! Никогда бы не узнал! – искренне удивился толстый Дик. – Ну, здравствуй, здравствуйте, Альф, – путался он, не зная, как говорить – «вы» или «ты» этому нарядному и рослому гимназисту.

– Да, я Альф, ваш бедный маленький Альф! Не признали, дядюшка Дик? – весело говорил Яша, целуя в обе щеки добродушного старого друга.

– Мудрено признать, миленький! Вот ведь где встретились!

– Как же вы очутились здесь, в Петербурге, господин Дик? – спросила его тетя.

– Очень просто, сударыня. Когда полиция накрыла Ленча и наше дело прекратилось, я должен был искать себе новое место. На те крохи, которые я скопил за мою долгую службу в цирке, я решил ехать в Петербург и попытать там счастья. И счастье улыбнулось мне: я получил место в этом большом и богатом цирке. Служба здесь не такая трудная, как в бродячей труппе прежнего хозяина, да и платят аккуратно и справедливо. Чего же мне еще надо? Я совсем доволен своей судьбой. Очень рад, что встретил моих маленьких друзей.

И он весело улыбнулся нам с Яшей.

– А вы не знаете ничего про Ленча, господин Дик? – спросил его дядя.

– Как же, знаю, сударь! Знаю, что он просидел три месяца в тюрьме за все свои темные дела. Суд еще не очень строго наказал его, так как не раскрылось самое страшное его преступление: воровство детей…

– А теперь он снова путешествует по городам со своим балаганом? – спросил Яша.

– Ну, нет, не думаю. Ему, кажется, запретили заниматься этими делами. Вообще я ничего верного не знаю о нем. Бог с ними, много зла они сделали людям!

– Дик, голубчик, придите как-нибудь к нам в гости, – попросил Яша, – у меня есть своя отдельная маленькая комнатка, где мы можем поговорить с вами, вспомнить старое, ведь вы так любили своего маленького Альфа.

– Да-да, пожалуйста, господин Дик! Мы будем очень рады видеть вас у себя, – подтвердили дядя и тетя Яшину просьбу.

Звонок, звавший нас к началу второго отделения в зрительный зал, заставил нас дружески распроститься с нашим старым знакомым и поспешить занимать места.

Глава одиннадцатая
Доброе дело. Елка

Приближались рождественские праздники. Дядя и тетя поминутно уходили из дому и возвращались, нагруженные разными свертками и пакетами. Мы, дети, целые дни проводили за приготовлениями к елке. Яша клеил картонажики из цветной бумаги и картинок и мастерил большую звезду из золотой бумаги с изображением Вифлеемской ночи посередине. Я и Лизочка золотили орехи на елку и вырезали тюрички из цветной бумаги для разных сладостей. Работа так и кипела в наших руках.

Рождественская елка обещала нам столько веселья и радостей! И вот, когда в сочельник она появилась в нашей прихожей – зеленая, мохнатая и пушистая, с особенным запахом хвои и леса, – мы пришли в неописанный восторг. Мужик, принесший елку, старательно расправил ее пушистые ветви стряхнул снег и сказал, любуясь елочкой:

– Ишь, какая красавица! И украшать не надо. Уж больно пригожа.

– Нет, нам нельзя не украшать елочки, – вступилась Лизочка, – у нас будет детский вечер и мы будем танцевать вокруг зажженного деревца.

– Ишь ты, – усмехнулся добродушно мужичок, – чего то-ись господа не выдумают! А у нас в деревне и не знают, кака така елка украшенная!

– А у тебя есть дети в деревне? – спросила Лизочка.

– Есть. Зачем не бывать. Есть дети. Махонькие… – ответил мужик.

– И у них не будет елки?

– Чудная ты, барышня. Дай бог, чтобы хлебушко был да сыты были, а для чего нам елка-то? Прихоть одна барская. И пользы от нее нет.

– Бедные детки! У них не будет елки, – печально покачала Лиза своей русой головкой. – Знаешь что, голубчик, подожди-ка здесь, а мы сбегаем к маме и попросим у нее для твоих детей стареньких платьев!

– Ишь ты, болезная, попроси, касаточка, попроси, беленькая, дай бог тебе здоровья, – и широкой, заскорузлой рукой мужичок коснулся белокурой головенки кузины.

Мы побежали, перегоняя друг друга, к тете и, торопясь и захлебываясь, сообщили ей о бедных деревенских ребятишках, терпящих часто и голод, и стужу.

– Мамочка, мамочка, – ластилась Лизок к тете Маше, – ты ведь позволишь нам дать мужику что-нибудь из старых платьев?

– Охотно, дитя мое! Скажите няне, чтобы она отобрала те вещи, из которых вы выросли, и отдайте их мужику.

Не знаю, кто из нас был счастливее: бедный ли мужичок или мы сами, когда притащили в прихожую большой узел с нашими старыми платьицами, башмаками, пальтецами и пр.

Мужик чуть не со слезами благодарил нас и повторял повеселевшим голосом: «Спасибо, детушки, спасибо, болезные». Когда он ушел с большим узлом из нашей квартиры, мы принялись за елочку.

Ее обогрели, как следует, и стали увешивать разноцветными вещицами и сластями, которые были положены готовые с привешенными к ним нитками. Как красивы они были, выделяясь на пушистых зеленых ветвях красивого хвойного деревца!

Уже совсем стемнело, а Вифлеемская звезда еще не появлялась на морозном небе. Няня, не евшая ничего за весь день в ожидании звезды, приготовила в столовой все к обеду, но нам, погруженным в нашу работу, вовсе не хотелось есть.

Наконец, она появилась – блестящая и яркая, самая яркая среди своих подруг.

– Звезда, звезда появилась! – кричали мы хором. – Ну, теперь можно встречать сочельник и зажигать елку.

– А вот пообедаем и зажжем! У вас уже все навешано, детишки? – спросила тетя.

– Все! Все! Только свечи зажечь осталось.

И, бросив последний взгляд на елку, мы отправились в столовую, где нас ждал настоящий рождественский обед с неизбежным гусем, начиненным яблоками.

Во время обеда двери в столовую были прикрыты по приказанию тети.

– Пусть там освежится как следует, – заметила она, – надо открыть форточку.

И никто из нас не заметил тогда лукавой улыбки на губах нашей баловницы, не заметили мы и подозрительной возни за дверями.

Когда же, выйдя из-за стола и поблагодарив дядю и тетю, мы бросились в гостиную, дядя перегнал нас у порога и широко, на обе половинки распахнул двери. Мы ахнули.

Какая-то волшебная фея зажгла во время нашего обеда это сказочно красивое деревцо. Красавица-елка вся так и горела огнями. Но что еще более вызывало наш восторг и заставило испустить громкий и продолжительный крик радости, это большой белый стол, весь заставленный подарками. Чего-чего только там не было! И рукодельный ящичек со всеми принадлежностями маленькой швеи, о котором я так давно мечтала! И большая кукла, говорящая «мама» и «папа», – заветное желание кузины Лизочки, и ящик с красками для Яши. Кроме того, тут же лежали подарки и от баловника дяди. Две красивые книжечки для меня и Лизочки и настоящий фотографический аппарат для Яши.

Откуда и как подслушали наши мысли и желания баловники дядя и тетя? То, о чем мечтали, чего хотели наши детские сердечки, – все явилось как по мановению волшебной палочки!

И что это был за чудесный вечер! Когда мы вдоволь налюбовались и нарадовались подарками, тетя села за рояль и мы хором пропели рождественский тропарь, спетый давно, несколько тысяч лет тому назад, светозарными ангелами вифлеемским пастухам в великую минуту рождения Богочеловека. А елка вся сияла своими украшениями: и серебряными нитями, и румяными яблочками, и золотистыми мандаринами, и целою массою хорошеньких картонажей и пряников с наклеенными на них картинками!

Особенно выделялась звезда на самой верхушке нарядного деревца. Эта звезда стоила многих усилий Яше, зато как красиво выделялась она на зелени ветвей!

В этот вечер мы с Лизой долго не могли заснуть и тихо разговаривали, лежа в кроватках.

Тут же с нами лежали и полученные подарки; я не могла расстаться с хорошеньким ящичком, она – с новой куклой, которую тут же решила назвать в честь мою Катей.

Глава двенадцатая
Детский вечер. Сконфуженный франтик

– Кого же из детей мы пригласим на наш маленький вечер? – спросила тетя дядю, сидя за столом с карандашом в руке, которым отмечала, что нужно купить для предстоящего вечера.

– Да вот семью Гориных, – ответил дядя, – да Яша своих товарищей гимназистов, наверное, захочет пригласить. Дети живо перезнакомятся, и будет весело… А у тебя. Катюша, нет никого, кого бы ты хотела позвать на наш детский праздник? – обратился дядя ко мне.

Я призадумалась, желая припомнить кого-нибудь из знакомых детей. Но тщетно. У меня не было сверстниц, и я хотела уже сказать об этом дяде, как вдруг стоявшая тут же Лизочка запрыгала и забила в ладоши.

– А Маруся! Маруся-то? – кричала она. – Ты забыла Марусю.

– Какую Марусю? – в один голос спросили дядя и тетя.

– Да ту, с которой мы познакомились, помнишь, Катя на твоей прежней квартире, такая бледненькая, худенькая.

– А! – и я действительно живо вспомнила бледненькую Марусю, сидевшую на широком подоконнике маленького домика.

– Да-да, Марусю, пожалуйста, пригласите и Марусю! – присоединила я свою просьбу к просьбе Лизочки.

И тут же рассказала дяде и тете о нашем знакомстве с девочкой.

– Ну, Марусю так Марусю! – согласился дядя, выслушав меня. – Ну, а ты, Яша, кого хочешь позвать, а?

– Я, дядя, сделал список моих товарищей. Вот он! – и, отстегнув пуговицу мундирчика, он дал дяде бумажку.

– Коля Свирский, Петя Димин, Митя Иванов, граф Панин, Миша Курцев, – прочел дядя и удивленно взглянул на Яшу. – Миша Курцев? Ведь это тот, который, если не ошибаюсь, обидел тебя, Яша, в первый день твоего поступления в гимназию.

– Да, дядя, это он, – густо краснея, прошептал Яша, – но мы теперь с ним большие друзья.

– Как так?

– Да так, дядя, – и Яша краснел все больше и больше. – Миша прекрасный мальчик, только немножко забияка. Зато у него сердце золотое. На днях он совершил такой подвиг, что я не мог не простить ему его злой выходки со мной.

– А что такое? – заинтересовался дядя.

– Ах, дядя! Миша поступил как настоящий герой, – восторженно воскликнул Яша. – Дело в том, что у нас в классе есть бедный-бедный мальчик Митя Иванов. Он даже не носит с собой завтрака в гимназию и живет где-то в углу со своей матерью, совсем слабой и больной женщиной. Мы несколько раз замечали, что Миша украдкой отдавал половину своего завтрака Мите. Несколько дней тому назад был день рождения Миши.

Он получил от отца в подарок часы, о которых мечтал с самого своего поступления в гимназию. Миша принес подарок в класс, радостный и торжествующий. Целую неделю он не расставался с ними, и вдруг часы исчезли. Все невольно обратили внимание на это и спрашивали Мишу о часах. Он отмалчивался или сердился на все вопросы. И вдруг мы узнаем, что Миша продал свои часы, чтобы заплатить за лечение и уголь бедной матери Иванова. Весь класс выразил самые дружеские чувства Мише, все жали ему руку, обнимали его.

– И ты тоже? – вырвалось у Лизочки.

– И я тоже. Чем я лучше других? Да и потом Миша сам извинился передо мной и мы теперь приятели.

Дядя внимательно выслушал рассказ Яши, потом он крепко обнял милого мальчика и тихо-тихо сказал ему, но так, что мы слышали:

– Молодец, Яша. Спасибо, братец!

Лизочка вскинула удивленными глазками на своего отца, недоумевая, за что благодарит он Яшу, но мне кажется, что я поняла дядю, и меня самое так и тянуло обнять и поцеловать крепко-крепко моего названого брата.

Вечер наш устроен был как раз накануне Нового года.

Господи, как мы волновались, я и Лизочка, одеваясь на наш первый детский праздник! Особенно волновалась я.

Няня старательно разгладила наши воздушные платьица, беленькие с розовыми бантиками, точно крылышками бабочек. Лизочка, как и всегда, одетая в белый тюль, походила на маленькую фею. У нее было такое беленькое личико, такие пышные белокурые волосы. А я, как шутил дядя, черненькая и смуглая, была настоящей мушкой, попавшей в стакан молока! Яша блестел новым мундирчиком и серебряными, как мне казалось, форменными пуговицами.

Когда мы совсем готовые пришли в гостиную, там уже сидела жена дядиного начальника со своими тремя девочками: Милочкой, Зиночкой и Алечкой. Нас познакомили с ними. Это были очень важные маленькие барышни, с хорошими манерами и серьезными личиками. Мне они не понравились, и я скоро отошла от них, оставив им в роли хозяйки Лизочку.

Скоро пришли и все пять товарищей Яши, и наша маленькая гостиная наполнилась синими мундирчиками.

– Яша! Яша! – шепнула я моему другу. – Покажи мне Мишу Курцева.

– Миша! – крикнул Яша так громко, что я сконфузилась. – Вот сестра Катя (Яша всегда называл меня сестрой) хочет познакомиться с тобой.

Ко мне подошел маленький краснощекий гимназист с веселыми глазками и носом пуговкой.

– А вот и я! – весело сказал он и засмеялся. «Так вот он какой, герой-то! – промелькнуло в моей голове. – А я-то думала, что он гордый и серьезный!» – И, взглянув на героя-Мишу, мне вдруг стало очень весело.

Яша одного за другим назвал всех своих товарищей. Тут был и бледный худенький Митя Иванов, и гордый с надменным кукольным лицом и завитый барашком маленький графчик, и Петя Димин – бледный горбатый мальчик с большими умными глазами, и Коля Свирский – общий любимец и невозможный шалун.

– А Маруся? Она еще не приехала? – спросила тетя.

– Кто это Маруся? – поинтересовалась очень нарядно одетая Алечка, одна из трех сестриц Гориных.

– Это наша новая знакомая, ужасно милая девочка, – ответила Лизочка.

В ту же минуту раздался звонок, и мы бросились в прихожую встречать запоздавшую Марусю.

Это была она, плотно укутанная в большой байковый платок и шубку.

– Иди домой, Агафья, – сказала она кухарке, провожавшей ее, – ты понадобишься маме, а через два часа зайди за мною.

Мы помогли раздеться нашей маленькой гостье. Когда Маруся освободилась от своей теплой шубки и большого платка, она крепко поцеловала нас обеих.

– Ах, как я рада увидеться с вами, дорогие! – ласково улыбалась она мне и Лизочке.

На ней было простенькое розовое ситцевое платьице и штопаные чулочки. Бедностью и чистотой веяло от ее нежной фигурки. Нам почему-то стало неловко с Лизочкой за наши нарядные белые платьица.

Мы взяли за руки Марусю и повели ее в гостиную.

Тетя ласково обняла и поцеловала оробевшую девочку; нарядные маленькие Горины покосились на ее бедный костюм и еле кивнули ей завитыми головками.

– Ну, вот и все в сборе. Можно зажигать елку! – весело проговорил дядя и с помощью Яши и его гимназистов стал зажигать свечи.

Деревцо еще лучше украсилось благодаря купленным дядей изящным бонбоньеркам, хлопушкам и сюрпризам для наших маленьких гостей.

– Какая прелесть! – радостно вскрикнула Маруся, когда елка засияла огнями.

– Очень рада, что тебе она нравится, деточка, – ласково улыбнулась тетя.

– У нас дома тоже чудесная елка! – с достоинством проговорила старшая Горина. – А у вас? – спросила она Марусю.

– Нет, у меня нет елки! – вздохнула Маруся.

– Почему же? – вмешался в разговор маленький граф. – Вы, верно, были наказаны?

– Нет, я не была наказана: просто моя мама была нездорова перед праздниками и принуждена была отказаться от многих заказов. А ее заработок слишком невелик, чтобы позволить себе удовольствия.

– А ваша мама работает? Что же она работает? – подскочил к Марусе маленький граф.

Старшие ушли пить чай в столовую и не могли слышать нашего разговора.

– Моя мама портниха! – спокойно ответила Маруся и взглянула на графчика своими ясными глазками.

– Вот как! – и он торжествующе обвел глазами трех маленьких Гориных. – Примите к сведению, медам, если вам понадобится платье, – m-lle Мари не откажется сшить его, так как она, наверное, будет портнихой, как ее мамаша.

В словах мальчика звучала нескрываемая насмешка, и нам стало больно и обидно за нашу маленькую подругу.

Но усовещивать Витю и спорить с ним было неудобно, так как он был наш гость. Мы с Лизочкой обняли Марусю и отошли с нею к елке. Графчик повернулся на каблучках и что-то весело стал рассказывать трем сестрицам. Мне было очень жаль, что Яша, убежавший с другими гимназистами в свою комнату, не видел выходки Вити.

– Ну-с, вот и мы! А у вас дело не ладится – что ж вы не играете? – спросила тетя, обращаясь к нам, детям, рассевшимся по разным углам.

– Что же вы, хозяюшки, плохо занимаете гостей? – спросил дядя. – Давайте-ка устроим какую-нибудь игру, а?

– Да, да, устроим! Непременно устроим.

– Хотите в кошки-мышки? – предложила я Зиночке Гориной.

– Да, только чтобы ловили осторожнее, а то мальчики такие медвежата: непременно оторвут волан или бантик.

– Ха-ха-ха! – раскатисто засмеялся графчик. – Так что ж, это дело поправимо, когда в доме есть портниха.

Последние слова он сказал чуть слышно, но, однако, близ стоящая Маруся расслышала их. Она покраснела, и на глазах ее навернулись слезинки.

– Злой мальчик! – проговорила она чуть слышно. – За что он мучает меня!

– Ну, в кошки, так в кошки, – согласился весело дядя, ничего не слышавший и не заметивший.

– Ах нет, я предпочитаю в колечко, это так весело! – проговорила Алечка.

– Да, да, в колечко! – согласились все разом. Принесли веревочку, дядя снял с пальца кольцо и вошел в круг.

– Я не буду стоять здесь, Яша, не переменишься ли со мной местами? – спросил Витя, попавший между Марусей и Лизочкой.

– Охотно, – и ничего не подозревавший Яша уступил свое место между Алечкой и Зиночкой капризному графу.

Все время игры, когда кольцо попадало в худенькие ручки Маруси, Витя, ловивший его, делал вид, что не знает, где оно, и не хочет искать. Я каждую минуту собиралась уличить гадкого мальчишку, но у меня не хватало смелости на это… Ни Яша, ни Лизочка, от души веселившиеся, не замечали ничего.

– Ну, довольно, давайте-ка устроим пляс, – весело сказал дядя, когда затянувшаяся игра стала понемногу надоедать.

– Отлично, я вот сыграю, – и тетя села за рояль.

– Я буду танцевать с вами, – подошел Витя к Милочке.

Она, очень довольная выпавшею ей честью танцевать с маленьким графчиком, ответила ему реверансом.

Я встала в пару с Мишей, Лизочка с Митей Ивановым, две соседние Горины с шалуном Колей и Петей Диминым.

Маруся осталась почему-то без кавалера.

– Яша, Яша, приглашай же даму, – подтолкнул его шутливо дядя.

– Да ведь я плохо танцую, – конфузился тот.

– Ничего, я вас научу, – ласково прозвучал голосок Маруси.

– А вы разве умеете танцевать? – удивился Витя.

– Почему же ей не уметь? – холодно обратилась к нему тетя, заметившая странное поведение мальчика. – Я уверена, что Маруся отлично танцует.

И действительно, Маруся танцевала отлично, куда лучше всех нас и трех гордых сестриц и самого Вити.

Мы с Лизой готовы были броситься целовать ее за то, что она такая умница, такая милая. Но что окончательно смутило графчика, это когда уставшая тетя вышла из-за рояля и мы испустили печальное «ах», лишившись нашей таперши. Тогда, застенчиво краснея, Маруся предложила свои услуги.

– Как! Ты и играешь, дитя мое? – удивилась тетя.

– Немножко. Что-нибудь очень легонькое. Меня учил покойный папа; ведь, вы знаете, он был учителем музыки и давал концерты. Он любил заниматься со мной, потому что музыка для меня самое большое удовольствие в мире!

И Маруся, не ожидая приглашения, села за рояль и заиграла шумную и веселую польку совсем хорошо и бойко, как большая.

Странно было видеть ее маленькие ручки, так ловко и скоро перебиравшие клавиши. Мы все собрались вокруг рояля, не думая о танцах. Маруся сыграла свою хорошенькую польку, и потом, раскрасневшаяся и счастливая нашим восторгом, она спросила: