Текст книги "О дружбе. Эволюция, биология и суперсила главных в жизни связей"

К этому же возрасту появляется и еще один родственный навык. Психолог Майкл Томаселло, который много лет был одним из директоров немецкого Института эволюционной антропологии имени Макса Планка, а недавно начал работать в Университете Дьюка, изучает причины и пути развития у детей социальных и коммуникативных навыков, необходимых для сотрудничества и одновременно для установления дружеских отношений. Эти проблемы Томаселло изучал на шимпанзе в поисках общих закономерностей и точки, в которой способности обезьяны и человека разошлись; то есть, другими словами, в поисках того, что делает нас людьми. По мнению ученого, важнейший навык, которому дети обучаются очень быстро, – «разделенная интенциональность», способность создавать что-то вместе с другими, основополагающая для сложных типов сотрудничества. Томаселло говорит, что склонность к помощи и сотрудничеству естественным образом возникает у детей в годовалом возрасте. По мере роста и развития ребенка влияние культурного опыта способствует созреванию навыков сотрудничества. Шимпанзе, подчеркивает Томаселло, способны к взаимопомощи на уровне детей, которым год или два от роду, но они намного менее способны к совместной деятельности и абсолютно не способны передавать друг другу какую бы то ни было информацию[114]114
  Tomasello M. Why We Cooperate. MIT Press, 2009.


[Закрыть].

Я не помню точно тот момент, когда Джейкоб и Кристиан преодолели рубеж параллельной игры и перешли к более насыщенным отношениям, но я отчетливо могу указать такой момент в жизни моего среднего сына Мэттью и его лучшего друга Николаса. Наши семьи ездят в отпуск в один и тот же приморский городок. Обоим в то лето, когда мы познакомились, сравнялся год. Оба были младшими и всегда присутствовали на семейных посиделках, где были их матери и братья, но, собственно говоря, в них не участвовали. Однако в следующем году, когда Николасу было два с половиной года, а Мэттью почти три, перемены в их отношениях оказались разительными. Однажды вечером, за ужином, дети разговорились. Когда они поели, мы разрешили им посидеть на перевернутой лодке, неподалеку. Мальчики продолжали активно беседовать. В конце концов мне едва ли не силой пришлось увести Мэттью в туалет. Мальчику не терпелось вернуться к новому другу. Я надевала сыну штанишки, а он уже рвался и кричал: «Я иду, Никки, я иду!» Он не только хотел вернуться к другу, он, вероятно, был уверен, что Николас недоумевает, куда он так надолго пропал. Как бы то ни было, Мэтти был убежден, что его новый друг с таким же волнением и нетерпением ждет продолжения разговора, как и он сам. Это стало началом многолетней дружбы.

Глава 3. Невидимые механизмы дружбы

Едва я уселась за стол, чтобы начать писать эту главу, как услышала громкий крик сына о помощи. Мы были на нашей семейной ферме на севере штата, и нашего друга и делового партнера Дэна ужалило какое-то насекомое. Оказалось, что на укус этой твари у него серьезная аллергия. Я сбежала по лестнице и увидела Дэна, сидевшего на ступеньках крыльца. Пульс его был сильно учащен, он был бледен, ощущал дурноту и чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Я схватила ключи от машины, и мы помчались в ближайшую больницу, где Дэну сразу же сделали инъекцию стероидов.

На этом примере наглядно видна непосредственная связь между дружбой и состоянием здоровья. Друг – это тот, кто отвезет тебя в госпиталь, если это потребуется. Больше того, друг может первым заметить, что тебе нужна врачебная помощь. Нетрудно увидеть, что такая дружба позволяет сохранить здоровье и спасти жизнь в неотложных ситуациях.

Друзья также делают нас здоровее, если побуждают к здоровому образу жизни. Несколько раз в неделю мы с моей подругой Стефани встречаемся в шесть утра и совершаем совместную пробежку. Когда в темноте звонит будильник, мне страшно не хочется вылезать из теплой постели, и я, скорее всего, никуда бы и не пошла, если бы не знала, что меня ждет Стефани. Наши совместные пробежки благотворно действуют не только на тело, но и на сознание. Это своего рода бесплатная психотерапия – регулярные запланированные встречи для полезных разговоров. Такие встречи поддерживают как физическое здоровье, так и нашу дружбу.

Влияние друзей, однако, может быть не только позитивным; оно может толкать нас и в противоположную сторону, отвращая от здоровых привычек. Если мы находимся в баре или на вечеринке в компании добрых друзей, то склонны задержаться и «пропустить еще по одной». Таков был результат проведенного в 2015 году исследования с участием молодых швейцарцев, которых обзванивали каждый час в течение праздничного вечера. Чем больше друзей присутствовало на вечеринке, тем больше алкоголя употребляли испытуемые в течение одного часа. (Этот эффект оказался сильнее у мужчин, чем у женщин[115]115
  Исследование 2015 года: Thrul J. and Kuntsche E. The Impact of Friends on Young Adults’ Drinking over the Course of the Evening: An Event-Level Analysis. Addiction. 2015. 110 (4): 619–626.


[Закрыть].) Кроме того, в данном случае человек испытывает давление со стороны сверстников, которое, как мы увидим, может осуществляться благодаря одному только их присутствию. Самый высокий риск характерен для подростков – для них достаточно одного лишь сознания, что друг рядом.

Связь между здоровьем и социальными отношениями, однако, не исчерпывается быстрой доставкой в госпиталь, совместными пробежками или открытым счетом в баре. За последние несколько десятилетий накопилось много данных о том, что наши отношения с другими людьми, включая и дружбу, влияют на здоровье на гораздо более глубоком уровне, действуя не только на психику и мотивации, но также на функции и структуру органов и клеток.

В течение столетий сама мысль, что физическое здоровье может подвергаться влиянию чего-то столь чуждого физическому телу, как дружба, казалась полнейшим безумием. Правда, в те времена у клиницистов и администраторов здравоохранения были другие, более насущные, заботы. На пороге ХХ века главными убийцами в мире были инфекционные болезни. В 1900 году основными причинами смерти в Соединенных Штатах были пневмония, туберкулез, дизентерия и брюшной тиф. Эти болезни, а также дифтерия, вызывали примерно каждую третью смерть в стране. Стоит особо отметить, что более 30 % от всех умерших составляли дети младше пяти лет, которым было не суждено вырасти и дожить до заболеваний, связанных со старением.

В течение ХХ столетия ситуация заметно изменилась. Улучшения в сферах санитарии и гигиены, открытие антибиотиков, внедрение вакцинации детей резко снизили смертность от инфекционных заболеваний. К 1997 году смертность от пневмонии, гриппа и ВИЧ составила 5 % от общей смертности, а в общем числе этих умерших доля детей составляла менее 2 %. Это великое достижение означало, что к пятидесятым – шестидесятым годам медицинский мир переключил свое внимание на других убийц: на онкологические заболевания и на такие хронические недуги, как заболевания сердца, которые стали обладателями сомнительной чести быть убийцами большего числа американцев, чем все остальные причины вместе взятые. В конце ХХ века сердечные и онкологические болезни стали причиной 54,7 % всех смертей; за ними следовали инсульты и хроническая обструктивная болезнь легких[116]116
  Achievements in Public Health, 1900–1999: Control of Infectious Diseases. Centers for Disease Control. MMWR Weekly. 1999. July 30. 48 (29): 621–629.


[Закрыть].

После того как врачи стали внимательнее присматриваться к причинам хронических болезней, окружающая среда и образ жизни обрели в этом контексте первостепенную важность. Стало понятно, что стоит исследовать, как люди обходятся со своим организмом и чем они его потчуют. Убедительные свидетельства в пользу связи между курением и заболеваемостью раком легких впервые появились в пятидесятые[117]117
  Hammond E. and Horn D. The relationship between Human Smoking habits and Death Rate: A Follow-up Study of 187,766 Men. Journal of the American Medical Association. 1954. 155 (15): 1316–1318. Главные аргументы авторов можно найти в статье: The Study That Helped Spur the U. S. Stop Smoking Movement. American Cancer Society. 2014. January 9. www.cancer.org.


[Закрыть], а работы о пользе физических упражнений и здорового питания – в семидесятые годы[118]118
  Berkman L. and Breslow L. Health and Ways of Living: The Alameda County Study. Oxford University Press, 1983; Housman J. and Dorman S. The Alameda County Study: A Systematic, Chronological Review. Journal of Health Education. 2005. 36 (5): 302–308.


[Закрыть]. Однако в нашем социальном мире отношения существуют отдельно от физиологии. Отношения невозможно принять внутрь. В них отсутствуют химические соединения, хотя иногда мы называем отношения «токсичными». Отношения не связаны непосредственно с артериальным давлением, как, например, бег трусцой. Тем не менее нашлись немногие ученые, заинтересовавшиеся физиологическими эффектами социальной интеграции. По крайней мере, рассуждали они, наличие заботливых друзей и членов семьи побуждает людей к здоровому образу жизни или к посещениям врача. Но только противоположность социальной интеграции – изоляция и отчуждение – делают эту связь явной. Представление о социальной изоляции как о потенциальном убийце возникло внезапно, словно айсберг из тумана.

Для того чтобы адекватно оценить влияние окружающей среды и образа жизни на здоровье, надо обследовать очень много людей. И именно этим занялись эпидемиологи. Начиная с 1948 года они приступили к изучению состояния здоровья больших групп, например населения крупных общин. «[Община] – это некое подобие симфонического оркестра, – образно выразился Леонард Сайм из Калифорнийского университета в Беркли. – Вы можете досконально изучить скрипку, трубу или барабан, чтобы стать экспертом по этим инструментам, но это нисколько не поможет вам глубоко разобраться в симфонической музыке»[119]119
  We Are Public Health, интервью с Леонардом Саймом 3 ноября 2013 года.


[Закрыть]. Эпидемиологи пригласили принять участие в исследовании взрослых людей в таких населенных пунктах и районах, как Фреймингем, Массачусетс (5000 чел.), Текумсе, Мичиган (8600 чел.) и округ Аламида, Калифорния (около 7000 чел.)[120]120
  Здесь речь идет о фреймингемском исследовании сердечных заболеваний, об исследовании в округе Аламида и об исследовании общего состояния здоровья населения в Текумсе.


[Закрыть]. Это были средние городки, населенные среднестатистическими американцами. Городок Текумсе описывали как «не особенно уникальный и ничем не примечательный»[121]121
  Napier J. Field Methods and Response Rates in the Tecumseh Community Health Study. American Journal of Public Health and the Nations Health. 1962. 52 (2): 208–216.


[Закрыть]. Вместо того чтобы смотреть в прошлое и стараться понять, что именно приводило к болезням, ученые решили повести проспективные лонгитюдные исследования; людей собирались изучать по ходу их старения, чтобы воочию наблюдать, как именно они проживают свою жизнь. В большинстве случаев испытуемые регулярно проходили медицинские осмотры, хотя иногда исследователи ограничивались рассылкой анкет. Цель исследования заключалась в выявлении факторов риска – в первую очередь, но не только – заболеваний сердца. Это и было Фреймингемское кардиологическое исследование, которое продолжается до сих пор под эгидой Национального института кардиологии, пульмонологии и гематологии. Именно в этом институте и был впервые предложен сам термин – «фактор риска».

В ходе исследования, помимо регистрации показателей физического здоровья, ученые начали изучать социальную жизнь испытуемых. Состоите ли вы в браке? Принадлежите ли вы к какой-нибудь церкви или общественной организации? Сколько раз в месяц вы встречаетесь с членами своей семьи? С друзьями?

Новая идея о потенциальной силе отношений буквально носилась в воздухе. В основе этого нового представления находились два важных понятия: стресс и социальная поддержка. Термин «стресс», в том смысле, в каком мы употребляем его сегодня, был придуман в 1936 году Гансом Селье, эндокринологом венгерского происхождения, который много лет занимался своими новаторскими работами в Университете Макгилла в Монреале[122]122
  См.: Selye H. The Stress of Life. McGraw-Hill, 1956/1976. Помимо этого, часть информации я получила из интервью с Джеймсом Хаузом.


[Закрыть]. Селье подвергал лабораторных животных воздействию слепящего света, оглушительных звуков, чрезвычайно высоких и чрезвычайно низких температур – и наблюдал происходившие в их организмах изменения. По большей части воздействия, применявшиеся Гансом Селье, имели физическую природу, однако некоторые из них можно было назвать психологическими – например, в некоторых опытах у лабораторных крыс постоянно поддерживалось подавленное состояние. Селье определял стресс как ответ организма на любую потребность в изменениях. Он понял, что этот ответ может быть адаптивным, поскольку должен помогать индивиду либо справиться с опасностью, либо покинуть опасное или неблагоприятное место. Однако у подопытных животных Селье обнаружил и связанные с этим ответом патологии: например, острые язвы и отек надпочечников, а затем, если стрессовое воздействие продолжалось, у животных случались инфаркты миокарда, инсульты и другие заболевания, очень похожие на те, что мы наблюдаем у людей.

Теперь мы знаем, что при попадании в стрессовую ситуацию у всех позвоночных – рыб, птиц, пресмыкающихся, а также у людей и других млекопитающих – высвобождаются такие гормоны, как адреналин и кортикостероиды. В результате мгновенно учащается сердечный ритм и повышается уровень потребления энергии. Селье оказался прав: это древний, развившийся в ходе эволюции ответ, необходимый для спасения от хищников. Когда в современных условиях мы сталкиваемся с эквивалентной угрозой, например с приближающимся на большой скорости автомобилем, такой ответ позволяет нам быстрее отскочить в сторону. После того как опасность миновала, наш организм «отключает» сигнализацию и обмен веществ медленно возвращается к исходному уровню. В экстренных ситуациях большой стресс может спасти жизнь. В меньших дозах стресс может мотивировать нас не так драматично, но эффективно. Стресс помогает нам на отлично сдать экзамены, блестяще выступить с презентацией или прекрасно сыграть в решающем матче. Проблемы возникают, когда стресс не желает прекращаться или когда мы непрерывно, длительно, но тщетно ожидаем возникновения трудной ситуации. Именно в этих случаях мы делаемся подверженными заболеваниям. «Постоянный или повторно возникающий стресс может разрушать наше здоровье бесконечным числом способов», – пишет приматолог Роберт Сапольски, один из ведущих современных специалистов по стрессу.

Даже не обладая преимуществами наших сегодняшних знаний, Селье очень скоро задумался о том, что могут означать для людей данные его опытов, проведенных на крысах. Медицинское мышление того времени было все еще сосредоточено на инфекционных болезнях, обусловленных проникновением в организм бактерий или вирусов. Селье же предположил, что испытания и превратности жизни тоже могут сделать человека больным, а иногда и убить. Ученому не потребовалось много времени, чтобы прийти к выводу, что чаще всего источником стресса для людей являются другие люди. «Стресс в межличностных отношениях, – писал он позже, – является, вероятно, самой насущной проблемой, с которой нам приходится сталкиваться в настоящее время»[123]123
  Selye. Stress of Life. Preface to the Revised Edition. P. xiii.


[Закрыть].

Осознание потенциальной важности социальной поддержки пришло позже, в середине семидесятых. В один из таких моментов, когда просветляющая научный небосклон молния сверкает дважды, двое независимо работавших ученых, эпидемиолог Джон Кассель и психиатр Сидней Кобб, пришли к одной идее: социальные отношения играют важную роль в сохранении здоровья[124]124
  Cassel J. The Contribution of the Social Environment to Host Resistance: The Fourth Wade Hampton Frost Lecture. American Journal of Epidemiology. 1976. 104 (2): 107–123; Cobb S. Social Support as a Moderator of Life Stress. Psychosomatic Medicine. 1976.


[Закрыть]. Однако это были всего лишь недоказанные гипотезы. Оба ученых тем не менее подозревали, что в тесных человеческих отношениях есть нечто смягчающее, производящее буферное воздействие на стрессовую реакцию. Авторы назвали эту неведомую в то время «приправу» к отношениям социальной поддержкой. Несмотря на то, что идея казалась новой, на самом деле это было «старое доброе вино, налитое в новую бутылку, – писал в связи с этим социолог Джеймс Хауз. – Явно или скрыто в художественной литературе, религии и других сферах эта идея выступала под разными наименованиями: любовь, забота, дружба, чувство общности и социальной интеграции»[125]125
  House J. Work Stress and Social Support. Addison-Wesley Series on Occupational Stress. 1983. P. 14.


[Закрыть].

Когда я отвезла Дэна в госпиталь, это была социальная поддержка. Когда Стефани во время наших утренних пробежек выслушивает мои рассказы о том, как меня расстраивает упорное нежелание мальчиков вешать на место полотенца или деменция моей матери, это тоже социальная поддержка. То же самое можно сказать о готовности мужа взять на себя часть забот по хозяйству, когда я не укладываюсь в сроки сдачи книги. Концепция социальной поддержки охватывает многое. Эмоциональная поддержка позволяет нам чувствовать, что о нас заботятся. Мы пользуемся ею, когда доверяемся другим или когда нам доверяются другие, когда мы делимся с ними своими надеждами и мечтами, выражаем тревогу, говорим о наших проблемах, поощряем, побуждаем к действиям и когда такое поведение взаимно. Целенаправленная материальная поддержка более ощутима. К такой поддержке относится практическая помощь, например присмотреть за чужим ребенком, заказать кому-то еду на дом, помочь с переездом или одолжить денег. И наконец, существует информационная поддержка – совет, как вылечить гастроэнтерит, снять хороший номер в гостинице, или сообщение об открывшейся вакансии.

Первые убедительные свидетельства о том, что здоровье связано с социальными отношениями, появились вскоре после того, как возникла сама эта идея. Доказательства были представлены Лайзой Беркман, молодой аспиранткой кафедры социальной эпидемиологии Калифорнийского университета в Беркли; это одна из первых кафедр в США, где была разработана программа социальной эпидемиологии. Научные интересы Беркман касались социальной интеграции. До поступления в аспирантуру она работала по программе оказания помощи пациентам в одной клинике планирования семьи в Сан-Франциско. Ее задачей был поиск нуждающихся в помощи людей в каждой из трех больших общин города: в китайском квартале, северном прибрежном районе (итальянском квартале Сан-Франциско) и в Тендерлойне, бедном районе с рабочими общежитиями и массой бездомных. Разница между кварталами была разительной. «Было отчетливо ясно, что для некоторых общин характерна тесная интеграция и забота о людях – это были китайский и итальянский кварталы, – говорит Беркман. – Напротив, в Тендерлойне люди в социальном плане были практически изолированы друг от друга»[126]126
  Интервью автора с Лайзой Беркман.


[Закрыть]. Многие приезжали в Сан-Франциско на постоянное жительство на автобусе, с парой долларов в кармане, не имея там ни знакомых, ни друзей, ни связей. Примечательно, что эти люди отличались и хрупким здоровьем.

Когда пришло время писать диссертацию, Беркман, которая сейчас возглавляет Гарвардский центр изучения населения, решила ответить на вопрос, порожденный ее прежней работой: важен ли фактор социальной изоляции в деле сохранения здоровья? Беркман принялась изучать литературу и нашла одно из лонгитюдных исследований, выполненных несколькими годами ранее в округе Аламида. Беркман и Леонард Сайм, ее руководитель, просмотрели данные об уровне социальных связей опрошенных в 1965 году людей и о том, сколько из них умерло к 1974 году. Результаты оказались поразительными. Чем меньше было число социальных связей, о которых сообщали люди, с тем большей вероятностью они умирали в течение последующих девяти лет[127]127
  Berkman L. and Syme S. Social Networks, Host Resistance, and Mortality: A Nine-Year Follow-up Study of Alameda County Residents. American Journal of Epidemiology. 1979. 109 (2): 186–204.


[Закрыть]. Независимо от метода анализа данных этот эффект неизменно оставался статистически значимым. Беркман и Сайм показали, что социальная изоляция является предиктором повышенной смертности даже после исключения таких факторов, как курение, образ жизни и социально-экономическое положение. Констатация этой долговременной связи в 1979 году, когда статья была опубликована, стала открытием. Причинно-следственная связь, конечно, не была доказана, но зато в статье было достаточно данных для обоснования необходимости дальнейших исследований и отказа от прежней модели мышления. «Я была удивлена однозначностью и отчетливостью результатов, – отмечает Беркман. – Это был очень волнующий момент». И так думала не одна она.

Недавно, приехав летом к Джиму Хаузу, я обнаружила его среди книг и бумаг, сваленных в углу его кабинета в Институте социальных исследований Мичиганского университета. Хауз собирался увольняться в связи с выходом на пенсию, чем и объяснялся этот беспорядок. Он сортировал труды всей своей жизни. Правда, Джим до сих пор сохраняет научное любопытство, которое отличало его и в конце шестидесятых, в его бытность аспирантом Мичиганского университета, и позднее, когда он вернулся туда профессором в 1978 году.

Всякому, кто интересуется изучением отношений, известно, что временем расцвета Института социальных исследований был конец семидесятых и начало восьмидесятых годов. Социологи, психологи, экономисты, специалисты в области здравоохранения собрались под крышей этого учреждения, чтобы обдумать методы объективной оценки социальной жизни людей. Блестящие ранние статьи о стрессе, связанном с профессиональными нагрузками, уже снискали Хаузу славу первопроходца в области изучения социальной поддержки, и социально-психологическая сторона жизни была в то время единственным предметом, который его по-настоящему интересовал. Когда он прочитал статью Беркман и Сайма, в которой было высказано предположение, что социальные отношения оказывают мощное долговременное влияние на физическое состояние людей, он подумал: «Черт, а это интересно»[128]128
  Эти комментарии и многие детали, касающиеся этой темы, почерпнуты из интервью с Джеймсом Хаузом и Деброй Амберсон.


[Закрыть].

Хауз разыскал старые данные по долговременному исследованию в Текумсе, которое было ему хорошо знакомо со времен аспирантуры; он сопоставил данные о социальных отношениях испытуемых с информацией о состоянии их здоровья и о смертности. Так же, как в Аламиде, люди с наименьшим числом социальных связей с большей вероятностью умирали в более молодом возрасте.

Очень скоро Хауз убедился в том, что за всем этим кроется нечто куда более значимое и важное. Он мобилизовал своих младших коллег, и они просеяли всю (достаточно, правда, скудную) литературу по этому вопросу, выискивая масштабные, репрезентативные популяционные исследования, опираясь на которые можно было сравнить данные по смертности за шесть или более лет. Нашлось только шесть таких работ. Три из них были выполнены в Соединенных Штатах (в округе Аламида, в Текумсе и в округе Эванс в Джорджии), три других – в Скандинавии. Совпадение результатов было поистине сверхъестественным. «Было такое впечатление, что если показать эти результаты людям, то они сказали бы, что мы все это подтасовали», – вспоминает Хауз. Степень риска варьировала, но в целом выходило, что социальная изоляция повышает смертность приблизительно вдвое.

В своих первых выступлениях на эту тему ученый использовал диапозитивы – в то время еще не был изобретен PowerPoint – и накладывал их друг на друга, начиная с Аламиды, так что, когда все диапозитивы были спроецированы на экран, получались вторящие друг другу параллельные линии, демонстрировавшие тесную корреляцию между низкой социальной интеграцией и высокой смертностью. Такой метод показа действовал как бой колокола и всегда сильно впечатлял аудиторию. Хауз, знавший, что главный редактор Science в то время искал статьи на социологические темы, позвонил ему и сказал: «Думаю, у меня для вас кое-что есть».

Статья, которую Хауз и его коллеги Дебра Амберсон и Карл Лэндис опубликовали в Science в июле 1988 года, стала тревожным сигналом о том, что социальные отношения связаны со здоровьем[129]129
  House J. et al. Social Relationships and Health. Science. 1988. 241 (4865): 540–545.


[Закрыть]. Для установления точки отсчета Хауз поинтересовался другими известными факторами риска, такими как курение и ожирение. Когда же он сравнил смертность от всех причин среди курящих и некурящих и смертность от всех причин среди социально изолированных и социально интегрированных лиц, то обнаружил, что степени риска в обоих случаях соотносятся как два к одному. То же самое ученый проделал в отношении других факторов риска и сделал впечатляющий вывод: «Обнаруженная динамика позволяет предполагать, что социальные отношения, точнее относительное отсутствие таковых, представляют собой основной фактор риска для здоровья – соперничая с такими общеизвестными и подтвержденными факторами, как курение, артериальная гипертония, повышение содержания липидов в крови, ожирение и отсутствие физической активности».

Однако эти результаты можно было толковать двояко; возникла проблема курицы и яйца. Действительно ли отсутствие социальных отношений является причиной повышенной заболеваемости и смертности? Или, быть может, нездоровые люди меньше склонны к установлению и поддержанию социально значимых отношений? Был и третий вариант: возможно, личности, склонные к мизантропии, предрасположены одновременно и к установлению меньшего числа дружеских связей, и к повышенной заболеваемости. Хауз и его коллеги упорно держались версии курицы. Они утверждали, что социальные отношения определяют возникновение проблем со здоровьем, а не наоборот. Правда, в статье не говорилось – потому что в то время этого еще никто не знал – о том, как и почему социальные отношения обладают таким мощным воздействием на здоровье. Важны ли в этой связи отношения всех типов в равной степени? Что играет более важную роль – количество или качество? Достаточно ли одного фактора социальной поддержки для объяснения этих эффектов? Эти вопросы оставались без ответа еще несколько десятилетий.

Статья тем не менее привлекла внимание многих. Она попала в газетные и журнальные заголовки по всей стране и вызвала большой интерес. И почему бы ей было его не вызвать? Весть о том, что общение с добрыми друзьями и любящими родственниками так же важно для здоровой жизни и долголетия, как отказ от курения, была для службы здравоохранения чем-то вроде скачки Пола Ревира[130]130
  Скачка в ночь с 18 на 19 апреля 1775 года американского патриота Пола Ревира, несшего повстанцам весть о приближении отрядов англичан, ознаменовала начало войны за независимость в США.


[Закрыть], и Хауз отлично это понимал. «Это была блестящая догадка Джима», – говорит Амберсон, ныне работающая социологом в Техасском университете в Остине. У Хауза вспыхивают глаза, когда он вспоминает об этом: «Наша статья придала драматической интриги всему этому делу».

Оглядываясь назад, Хауз признает свое заявление очень смелым, но полагает, что весомость ранних данных вполне оправдывала эту дерзость. И он оказался прав. Выполненный психологом Джулианной Холт-Лунстад в 2010 году метаанализ, в котором были объединены данные не шести, а 148 исследований с более подробными данными о 308 тысячах человек, показал пятидесятипроцентное снижение показателя смертности среди людей, обладающих более тесными и устойчивыми социальными отношениями[131]131
  Holt-Lunstad J. et al. Social Relationships and Mortality Risk: A Meta-Analytic Review. PLoS Medicine. 2010. 7: e1000316.


[Закрыть].

«После подтверждения факта все это кажется самоочевидным и интуитивно ясным, – заявляет Хауз. – И почему, черт возьми, мы не поняли этого раньше, да что говорить, даже не думали об этом?»

Одним из многих специалистов, которых статья Хауза вдохновила на обдумывание результатов, был социальный психолог Джон Качоппо. В то время Качоппо занимался коммуникацией и методами убеждения, изучая, как люди формируют и меняют свое отношение ко всему на свете, от одноразовых бритв до здравоохранения. Когда в 1989 году Качоппо был приглашен на должность профессора в Университет штата Огайо, он уже интересовался проблемами психофизиологии, а именно использованием физиологических параметров как возможных индикаторов состояния психики.

В 1890 году Уильям Джеймс предположил, что чувства каким-то образом связаны с физиологией. «Даже тень эмоции, какой бы слабой она ни была, не может иметь места без отголоска в теле, отголоска уникального, если взять его во всей его тотальности, отголоска такого же отчетливого, как и в душевном настроении»[132]132
  James W. Principles of Psychology. New York: Holt, 1890/1918. Vol. 2. P. 450.


[Закрыть]. Однако главная проблема заключалась в том, как адекватно и надежно измерить и интерпретировать столь тонкие изменения. В течение десятилетий эта идея порождала противоречивые выводы и несбыточные надежды[133]133
  Cacioppo J. and Tassinary L. Inferring Psychological Significance from Physiological Signals. American Psychologist. 1990. 45 (1): 16.


[Закрыть].

За сто лет ситуация изменилась весьма незначительно. Но Качоппо был неустрашим. Жаждущий научного познания с религиозным экстазом, он обожал вызовы. Качоппо выкрасил стену своей комнаты в общежитии в черный цвет, чтобы можно было мелом записывать на ней идеи, а потом всю ночь их обсуждать со своим однокашником. «Работать с Джоном было словно летать на пушечных ядрах», – говорит один из его коллег[134]134
  “…Летать на пушечных ядрах”. Интервью автора со Стивом Коулом. Дополнительные сведения о Качоппо, который умер в марте 2018 года, были почерпнуты у его многочисленных коллег и из речи по поводу награждения премией: American Psychologist. 2002. November. 57 (11): 817–831.


[Закрыть].

Качоппо был убежден, что ученые обязаны объединить работу с телом и работу с психикой, и его интерес к этим вопросам был созвучен идеям начавшейся научной революции. Нейробиология преобразилась в 1990-е, так называемое десятилетие головного мозга; рывок был обусловлен появлением новых мощных технологий. Магнитно-резонансная томография, позитронно-эмиссионная томография и другие методы визуализации позволили заглянуть внутрь черепа живых людей и животных и попытаться связать функциональную активность мозга с его анатомической структурой. Но Качоппо считал, что этого недостаточно. Он призывал к исследованию на многих уровнях – от мозговых извилин до структуры общества. «Мозг существует не сам по себе, но как фундаментальный компонент человека, который развивается и стареет, а сами люди являются простыми актерами в театре жизни», – писали он и его коллега Гэри Бернтсон в 1992 году. «Невозможно отрицать, что этот театр жизни социален по своей природе еще с тех пор, как дитя находится в утробе, с детско-материнской привязанности и чувственного опыта раннего детства и вплоть до глубокой старости, одинокой или же скрашенной социальной поддержкой, заботами семьи и общества». Качоппо и Бернтсон полагали, что эти проблемы требовали нового подхода и даже создания новой отрасли – «социальной нейробиологии»[135]135
  Cacioppo J. and Berntson G. Social Psychological Contributions to the Decade of the Brain: Doctrine of Multilevel Analysis. American Psychologist. 1992. 47 (8): 1019.


[Закрыть].

Как социальные психологи, так и нейрофизиологи поначалу противились самой идее социальной нейробиологии на том основании, что специалисты этих двух сфер едва ли могут что-нибудь сказать друг другу; это сопротивление помогает объяснить, почему никто не видел связи между социальными отношениями и телесным здоровьем. Тем не менее социальный психолог Качоппо и нейрофизиолог Бернтсон стали работать вместе (их сотрудничество продолжалось до кончины Качоппо в возрасте 66 лет в начале 2018 года).

И здесь опять-таки отправной точкой исследований стал стресс. Один коллега Бернтсона, иммунолог, изучал на мышах простой герпес и искал способ реактивировать вирус по хорошо известному нам сценарию – герпетические язвы высыпают на лице прямо перед выпускным балом. Иммунолог перепробовал множество стрессогенных факторов, но безуспешно. Он позвонил Бернтсону, и тот посоветовал внимательнее приглядеться к людям. «Какие стрессоры в типичных случаях реактивируют вирус герпеса у человека? Социальный статус. Отсюда происходит бóльшая часть поражающего нас стресса». Иммунолог подверг хвостатых испытуемых мышиной версии бала: социальному стрессу в виде изоляции или подсаживания в уже сформировавшуюся колонию новой, сильной и агрессивной, мыши. «И – о чудо! – герпес реактивировался, – восклицает Бернтсон. – Совершенно ясно, что этот патофизиологический феномен был запущен социальным фактором»[136]136
  Интервью автора с Гэри Бернтсоном.


[Закрыть].

Между тем Качоппо начал работать совместно с психонейроиммунологом Дженис Кикольт-Глейзер. Она интересовалась соматическими нарушениями у женщин, ухаживающих за своими близкими, страдающими деменцией. Кикольт-Глейзер показала, что небольшие раны, нанесенные для опыта, у таких женщин заживали в среднем на девять дней дольше, чем у представительниц контрольной группы (48,7 суток против 39,3). У «подопытных» женщин наблюдались признаки иммунных нарушений, в результате которых и замедлялось заживление, а также менялась реактивность сердечно-сосудистой системы[137]137
  Kiecolt-Glaser J. et al. Slowing of Wound Healing by Psychological Stress. The Lancet. 1995. 346 (8984): 1194–1196.


[Закрыть].

Правда, было выявлено одно важное различие. Не все ухаживавшие за больными подвергались влиянию стресса в равной степени. Те из них, кто ощущал социальную поддержку, чувствовали себя лучше. Женщины, испытывавшие сильную эмоциональную привязанность к людям, за которыми ухаживали, меньше страдали от сердечно-сосудистых нарушений. Но даже и здесь не было прямой зависимости: если до этого женщина прожила бóльшую часть жизни в паре, участвуя вместе с супругом в социальных мероприятиях и отношениях, занимаясь совместными делами, то нарушение социальной жизни у нее оказывалось более значимым и поражения сердечно-сосудистой системы проявлялись сильнее. Как бы то ни было, стало ясно, что социальные отношения изменяют физические ответы на стресс и ежедневные раздражители[138]138
  Uchino B. et al. The Relationship between Social Support and Physiological Processes: A Review with Emphasis on Underlying Mechanisms and Implication for Health. Psychological Bulletin. 1996. 119 (3): 488.


[Закрыть].