Текст книги "Теория вероятности"

Наконец, Артёма выписали, и он сразу помчался в подвал, где и увидел неприглядную картину после пожарища и умирающего деда, который рассказал ему, что натворили городские мальчишки. У детдомовца сжалось сердце, закипела ненависть и месть, ведь он так привязался к деду, как к родному. Тёмка поклялся старику, что их никто и никогда не будет трогать. В его голове созрели планы. На прощание он спросил, что принести больному деду, помимо лекарств и еды, а тот вдруг: «Куклу!»

На глазах мальчика появились слёзы, он подумал, что дед уже разума лишается. Но всё равно пообещал принести. Артём понесся со скоростью ветра в Интернат, впопыхах рассказал об этом Ромке, у которого тоже сжались кулаки от негодования. Они вместе всё быстро сработали. Братцев стоял на стрёме, когда Темка набирал еду на кухне, посложнее было с кабинетом медсестры. Та не отлучалась, а как вышла, закрыла за собой дверь на ключ. Пришлось собирать у своих пацанов всю мелочь и бежать в аптеку за бинтами, мазями от ожогов, антибиотиками и аспирином. Короче, Гиппократы. С куклой проблем не было, их было море у девочек.

А дед Василий не с ума сходил. Просто приснилась ему сразу после пожара его четырехлетняя сестрёнка Анечка и сказала ему: «Приходи ко мне и не забудь взять с собой мою любимую куклу». Эта кукла была самой драгоценной вещью в доме у мальчика Васи. Аня так крепко обнимала любимую игрушку, что они с отцом еле вытащили её из худеньких рук девочки. И ходил-то дед на помойку не ради объедков, он надеялся, что когда-нибудь куклу выкинут.

Наверное, уже давно выкинули, но он все равно надеялся. Сон с Аней старик воспринял уже как точку своей жизни, хотя сейчас ему совсем не хотелось умирать – он встретил родную душу– мальчика Артёмку. А вот уже и они. Тёма и Рома с марлями, бинтами, таблетками. Мальчики подали деду куклу. Да, не та, но всё равно глаза его засветились счастьем. У него сразу появились силы. Примерно через час после обеда и процедур, они потихоньку вышли из подвала и побрели к старенькой могилке девочки. Дед положил куклу Анечке, Артёмка облегченно вздохнул, а то ведь подумал, что дед ума лишился.

– Знаешь, дедуля, потерпи немного, – сказал тогда Артём больному старику,– мне скоро будет восемнадцать, и будет у нас с тобой квартира. Я тебя обязательно заберу. Будем жить с тобой вдвоём. Я всегда мечтал о деде.

– Квартиру, что ль, государство тебе даёт, детдомовцу? – Прошамкал дед.

– Ну, ты, как дитя наивное, удивляешь меня своей верой! – Юноша рассмеялся, – нет, от родителей осталась. Должна быть опечатана, а наша заведующая втихаря её в аренду сдаёт. Сам людей видел.

– Вот оно что… – нахмурился дед обожженными бровями.

– А пока поживёшь у нянечки Дуси, это самый лучший человек у нас в детдоме, она одинокая, я уже говорил с ней о тебе. Няня Дуся целыми днями и ночами с нами, а коты её не кормлены. Аж целых пять штук! Поможешь?

Дед Василий расплакался, они обнялись. Ромка Братцев похлопал их по плечам:

– Вот и ладушки!

Однако, дитём наивным и с верой оказался, не дед, а Артёмка. Когда он окончил одиннадцатый класс, он спросил о своей родительской квартире. Оказалось, что её в помине давно нет. Собственниками были сначала одни, потом другие. Концов не найдёшь. Плюнул на это дело детдомовец. А также плюнул и на то, что как рассказывали ему друзья по Интернату, если не получишь сразу после восемнадцати от государства комнату в коммуналке или в общаге, то стоит забыть и забить. После армии ничего не добьёшься уже. А что можно сделать за два-три месяца – ничего. В конце августа ДР, а в ноябре призыв. Вот и решил Тёмка ехать в Москву– «насшибать бабок», хотя бы на вшивенькую однушку в спальном районе, чтобы переселить туда деда Василия. А с Дэном и его сворой они тогда разобрались – наказали городских за смерть двух бомжей, за яд, за пожар, за зверства. Потасовка была жёсткая, где детдомовцы взяли верх. Затем допросы-вопросы, дело закрылось. Городские стали уважать и даже бояться интер-парней. А как же иначе? На их стороне была правда и справедливость.

– Ээ, – Кристиан вертикально помахал ладонью перед лицом соседа. – Ты когда вернешься? Ну, теперь ты, как артист, в творческий экстаз впал?

Тёмка наконец улыбнулся Крису:

– Да, отключил мозги на время.

Бывает, что людям достаточно и часа, чтобы подружиться. Хотя Тёмка с Крисом были очень разные. Один – романтический какой-то, сентиментальный, даже скажем прямо – инфантильный. Ясное дело, маменькин сынок, другой – реальный, земной, озорной и со здоровым объективным юмором. Короче, они решили вместе снять квартиру в Москве.

Москва

Москва, Москва, Москва. Мозг и сердце огромной России. Нет, сердце, скорее всего, Питер. Питер чувствительный, что и говорить, а Москва – это мозг. Это голова, нафаршированная мыслями и мыслишками, планами и планчиками, мечтами и желаниями с похотями, хорошими и плохими, объективными и субъективными, талантливыми и бездарными, умными и дилетантскими, бандитскими и милосердными, злыми и добрыми, в конце концов, чтобы бумагу не тратить на антонимы.

Хоть один раз, но каждому надо обязательно побывать в Москве! Почувствовать вкус и запах, увидеть её образ в миллионах лицах людей.

В Домодедово Криса встречал один какой-то дальний родственник. По договоренности Кристиан должен был остановиться у него, пока не снимет жильё. А тут седьмая вода на киселе, да ещё и с прицепом – с Тёмкой. Лицо родственничка сделалось кислым. Но не говорить, же об этом вслух. Управляя своей тойотой, он сразу начал перечислять агентства по подбору недвижимости в аренду. Тёмке было не по себе, зря он согласился жить с этим мажориком. Но его подкупило вот что. Не смотря на сентиментальность и белый воротничок Криса, его стихи были настолько патриотичными, хлёсткими, короче, крутыми, что Тёмка сразу глубоко зауважал белоручку, особенно после стиха про Москву:

«Я шагаю по Москве и снимаю шапку…

Ни одна тебе столица не годится в пятки!

Я шагаю по Москве и снимаю шапку,

А туристы только в храме приподнимут шляпки.

Для меня Москва– вся Храм! Опускаю плечи.

Все проспекты и мосты, фонари, как свечи!

Я шагаю по Москве и снимаю шапку,

Вижу боль в глазах людей, как при родах схватки.

Красный Кремль – иконостас, площадь для молитвы

Эх, с трибуны б Божий глас прогремел для всей палитры!

Ты в России – главный Храм под открытым небом!

Пусть тогда Твои сыны нас накормят хлебом!

Я шагаю по Москве, я бы… снял бы шапку

Честно? Нечего снимать, да и босы пятки…»

Да, Крис был уже пару раз в Москве, это и не удивительно. И как не вязалась его внешность с внутренней концепцией. Тёмка же с любопытством разглядывал шоссе и баны, затем новые кварталы, машины и людей. Тут родственник-москвич указал на одно агентство, и Артём не выдержал.

– Крис, а пойдем сразу разнюхаем. Сейчас абитура вся съезжается, окажемся в пролёте.

Водитель-дядя первый раз улыбнулся и подъехал к агентству.

– Ну, вы идите, я перекурю и тоже к вам подтянусь…

Юноши зашли внутрь. Агентство было не плохим и не хорошим. Так, две комнатки. Обычно им давали заявки по телефону, а тут два таких орла влетели. Агентессы сразу заценили вошедших.

– Нам бы квартирку на месяц другой, поближе к центру или метро.

– А раньше вы не могли позвонить? Сейчас Москва набита, как бочка с селёдкой. Ничего нет, только посуточно, а это в два раза дороже, – ответила женщина-менеджер.

– Вот видишь, как проблематично, правильно я тебе сказал, что давай заскочим,– сказал Тёма Крису, и они закисли.

Одной молоденькой девушке риэлтору очень понравились парни, она захотела поработать с ними, а может и подружиться.

– Валентина Георгиевна, а сегодня к нам приходила эта, мадам Борзикова. Мы с ней заключили договор на субаренду. Правда, она хотела сдавать посуточно, только на лето. Но сейчас постараюсь её уговорить.

– Валяй! – Улыбнулась менеджер.

Девушка набрала её номер:

– Станислава Сергеевна, вот тут два отличных парня из Новосибирска приехали поступать. А что, если мы сдадим квартиру на месяц? – Начала сразу с темы разговор Светлана.

Что-то долго и быстро отвечала ей хозяйка, после чего девушка сказала парням, что только с подселением. Квартира трёхкомнатная, и хозяйка хочет выкачать максимум денег из неё.

– А где это?

– Рядом с «Маяковской».

– Везёт тебе с писателями. – Хихикнул Артём.

Юноши переглянулись, согласились глазами и сказали: «Да».

– Только, плиз, – добавил Тёмка, – подыщите нам такого же возраста парней, и лучше абитуриентов. Надежнее будет.

За себя детдомовец не боялся, он почему-то начал опекать, где-то даже по-отечески, романтичного Криса.

Девушка-агент заверила их, что так и сделает, уж очень ей понравились голубоглазые и темноволосые парни.

Родственник вошёл, когда они начали писать договор. Он с удовольствием предложил подбросить их до адреса вместе с агентом.

– Yes! Одна проблема разрешена! Спасибо, Москва! – подумали, как братья– близнецы Артём с Кристианом.

Соседи

Михаил и Сашка вывалились из вагона со своими рюкзаками на Павелецком вокзале. Жарища стояла страшная. Тётке, ехавшей из Астрахани, позвонила дочь и сказала, что опаздывает. Юноши помогли ей донести чемодан и сумку, набитую уже поспевшими южными помидорами и огурцами. Как хотелось под душ после долгой поездки!

– Ничего, – сказал Сашка, – сейчас с «Комсомольской» по кольцу быстро доедем до «Маяковской», а там рукой подать, 3-я Тверская. И будет нам душ. Саратовский Сашка был уже пару раз в Москве, а Михаил впервые. Намечалась поездка со школой, но сорвалась, какая-то очередная ситуация террористическая напугала педагогов. А мать почему-то, и теперь ясно почему, принципиально не хотела ехать в Москву.

– Вот это движуха, – Михаил прокрутился на триста шестьдесят градусов вокруг себя на площади, – вот это масштабы, это какое-то уже 5D!

– Давай в метро нырять – там попрохладнее.

К кассам после прибытия поезда выстроились километровые очереди. Тут же подходили находчивые и предлагали одноразовые проездные по сто рублей. Тут же ходили тётки с сомнительной внешностью и с плакеткой на груди: «Сдам квартиру, комнату, посуточно».

Только минут через двадцать ребята оказались на эскалаторе. Пока отстояли очередь в кассу, пока с волной толпы докатились до него. Наверное, в муравейнике меньше жителей и больше дистанция друг от друга. Ты дышишь в затылок одному, тебе дышит в затылок другой. Многим хуже с чемоданами, а у них хорошо – только рюкзаки..

Выбравшись на воздух, они вздохнули облегченно, и пошли искать Тверскую. Нашли. Позвонили в звонок двери, обитой еще советским дерматином. Вышла неприятная бабка лет семидесяти.

– Здравствуйте, Елена Петровна. Недавно у вас жила моя бабушка, она говорила вам про меня, я должен сменить её, приехать. Я – Саша.

– Какой Саша? – выразила недоумение Петровна, – у меня тут каждый день то Саши, то Маши. У тебя бабушка когда жила?.. Виисноой. А щас лето! Разумеешь? Летом только по-су-тош-но. И все койки-места у меня заняты. Разумеешь?

Пока старуха произносила тираду хозяйки постоялого двора, ребята уже сами расхотели заходить за дверь, откуда неслись всевозможные запахи, стуканье кастрюль и дверей, слив воды из бочка унитаза.

– Без проблем! – Ответил Михаил, – мы пойдём в гостиницу.

– Ну, ну, ждут вас там, – проговорила бабка вслед, – ни пуха вам…

– Сама пошла к чёрту, – пробурчал интеллигентный Сашка. Он так хотел быстро закинуть рюкзак и помчаться к матери на Тверскую-Ямскую.

Они вышли из подъезда, и саратовец спросил Мишку:

– Ты что, какая гостиница, у меня каждая копейка на счёту, у меня даже не будет денег на проезд, поэтому я рядом и хотел с НИИ.

– Да я прикольнулся, чтобы отвязаться от неё. Конечно, пойдём сейчас в агентство. Юноши спросили у прохожих, где есть ближайшее и направились туда.

В агентстве посмотрели на них без энтузиазма. Спрос превышал сейчас предложения. И селить на короткие сроки, зарабатывая копейки, только ноги себе сшибать и деньги прокатывать на транспорте.

– У нас в базе ничего нет, –ответил парень-риэлтор, – если только от других агентств посмотреть, но это накладно, придётся делиться комиссионными с ними.

И тут Сашка нетерпеливо заныл. Мать у него в Бурденко, в тяжёлом состоянии, надо срочно и рядом с Ямской-Тверской.

– Хорошо, хорошо, – ответил риэлтор, – и начал рыться в компе.

Ребята не отходили от стола, боясь, что он просто перестанет искать.

– Ну вот, есть на Гашека трёшка, с подселением. Пойдёте? Вроде, как сдаётся на один-три месяца.

– Да! – В унисон произнесли друзья.

Риэлтор начал кому-то звонить, договариваться, попутно спрашивая у них возраст, прописку, по каким делам приехали.

– Контрагент говорит, что только абитуриентов берёт, – сказал, наконец.

–Так я абитуриент и есть, – не растерялся Михаил и соврал, – я в МГУ приехал поступать, у меня медаль золотая.

Это спасло ребят, и через час они уже стояли на пороге квартиры.

Вот чего только не бывает в жизни! Дверь открыл Артём. Света тут же ему с порога:

– Я же говорила, что скоро увидимся!

– Скорее не бывает! – Тёмка оглядел парней, подтянулся из душа и Крис.

Ребята пожали друг другу руки, представляясь.

– Спасибо, Света! Сразу видно, что ботаны! – Улыбнулся Артём.

– Ботаны, ботаны, угадал, – Михаил поправил свои очки на носу.

Агенты удалились, а Света со словами:

– Я ещё приду, мало ли Борзикову зацепит этот бизнес? А если не приведу никого, то в конце месяца приду за деньгами на следующий месяц. – Сказала она, надеясь на скорую встречу.

Первые заселившиеся Крис с Артёмом заняли по комнате, как хозяева. Ребятам указали на третью, окнами, выходившую во двор. Но пассажирам с поезда было все равно, наоборот радостно. Они упали, один на кровать, другой на диван и минут пять лежали без движения.

– Слава Богу! – только и произнес Сашка.

– Спасибо, родная столица! – поддакнул Мишка.

Он уже считал этот город родным, очень родным, ведь здесь жил его отец.

Бурденко

Как только дыхания выровнялись после жары и всей движухи, Сашка вскочил с кровати и помчался в душ. Вышел оттуда помолодевшим и полным энергии. Переоделся быстро:

– Ну, я пошёл.

– Может, тебя проводить? – спросил Мишка.

– Нет, нет, не надо, спасибо, я сам. Ключ у меня есть. До вечера.

– Привет маме! – успел крикнуть друг вдогонку.

В Бурденко

– Пап, ну как ты мог ключи забыть? Ты за последнее время раза три забывал! Ты ж не какой-то художник, которые мозги отключают вечно, – наставляла семнадцатилетняя дочка отца-академика.

– Вот-вот, ты правильно говоришь, моя работа тяжелее, чем у них. И очень художественная! Тут не только мозги, но и сердце отключаешь. Только и думаешь о страданиях человеческих.

– Да ты не только думаешь, ты даже не замечаешь, что вечером дома, утром, ночью только и говоришь о них. Мама отдыхает от твоих больных лишь в командировках.

– Ладно, не ворчи, разворчалась, как мама. А когда она, кстати, возвращается?

– Жесть! Ты ничего не помнишь. Послезавтра. Надо будет ехать встречать.

– Если днём, встретишь? – Отец вскинул брови, – а куда ты сегодня вечером собралась?

– Па, ты не забыл вообще-то, что у меня прошел выпускной бал, я сдала ЕГЭ, а сейчас мы встречаемся с одноклассниками погулять, – недовольно отчитывалась Вероника.

– Ну, ясно, значит, с Костей пойдешь гулять.

Дочь промолчала, а потом:

– Ну ладно, я поскакала. Кстати, а как твои больные?

– Вот видишь, вы же сами меня выводите на разговор, и сами волнуетесь за них. Ничего, слава Богу, одна только тяжелобольная. Неделю уже родственники не едут, а за ней уход нужен, – объяснял отец Веронике, идя по широкому и кристально чистому коридору НИИ.

– А, это которая из Саратова? – Дочь знала почти все истории болезней пациентов отца.

Вдруг, они чуть не столкнулись нос к носу с молодым человеком, который почти бежал, разглядывая номера палат по обеим сторонам.

Профессор остановил его и спросил строго:

– А вы к кому, молодой человек?

– К Варюшиной. Мне сказали, что она в одиннадцатой палате.

– Верно. А вы будете сын её? Ну, очень хорошо. Дина Ивановна сразу пойдёт на поправку.

И парень полетел дальше. Вероника начала прощаться с отцом, смотря вслед юноше.

– Не позднее десяти! – Как всегда сказал строго родитель.

–Утра, – уточнила, смеясь, Вероника, – конечно, папочка. Дочка чмокнула своего знаменитого, но по жизни ребёнка отца, и помчалась, на ходу рассылая эсмски и вацапки.

Профессор Анатолий Степанович сразу хотел зайти в палату к Варюшиной, но потом трезво подумал, что будет лишним в первую минуту встречи матери с сыном.

Женщина лежала одна в палате. Рассматривать некого, не ошибёшься. Но сын еле узнал родную мать, похудевшую, с бледным лицом и прозрачными руками. Её прямой и красивый нос ещё больше заострился, а в густых волосах засеребрилась седина. И это-то в тридцать семь лет.

– Мама, мамочка, здравствуй, – кинулся ей на грудь Сашка.

У неё потекли слёзы, но по лицу расползлась её неповторимая улыбка.

– Осторожнее, осторожнее, – она одной рукой пыталась обнять сына, а другой защитить грудь.

– Ой, прости, мам, я случайно, от радости, – Сашка сел рядом с ней на стул.

Женщина лежала на необычайной конструкции кровати, где все двигалось, опускалось и поднималось, как потом он узнал, что супер-койка произведёна была в Финляндии. Мать была накрыта одеялом до шеи.

– Три месяца тебя не видел, ты не изменилась, – соврал сын, – а что это у тебя на тумбочке коньяк стоит? Разве можно?

– Кончается уже, вовремя приехал, – ответила, улыбаясь, мать, – это приказ профессора, сказал, чтобы он всегда видел у меня на тумбе коньяк. Пятьдесят граммов в день обязательно, как лекарство.

– Обязательно, так обязательно, – вторил Сашка, разглядывая любимые мамины черты, – что тебе ещё принести, я вот тут по дороге купил фрукты, ряженку, как ты любишь.

– Сынок, не траться, здесь очень хорошо кормят.

–А что тебе говорят насчёт третьей операции?

– Квоту ждут. Когда она придёт? Одна уже была в этом году, ты же знаешь, а другая будет, наверное, в следующем. О чём ты говоришь? Меня и так держат ради эксперимента. Я, как артефакт, диссертацию точно будут писать.

И тут вошёл доктор, услышав последние слова, заявил:

– По вашему заболеванию, Дина Ивановна, можно писать ни одну и не две диссертации… Ну-с, молодой человек, надолго к нам?

– Пока мама не выздоровеет, – ответил Сашка так, как будто зачитал себе и другим приговор.

– С мамой ведь и по ночам надо сидеть. Днём можешь поспать, медперсонала много, а ночью поставим тебе раскладушку.

– Я буду и днём и ночью, – ответил твёрдо сын.

– Похвально, похвально. Ну, давайте посмотрим, как идет процесс, и Анатолий Степанович откинул одеяло с женщины. И, о Боже, что Сашка увидел… огромный шов примерно от горла до солнечного сплетения и дальше буквой «Г». Но шов был открытым сантиметра на четыре. Два металлических кольца, соединявшие грудную клетку где-то на уровне ключиц и ниже, также безрезультатно не смыкали грудную клетку. И в этом разрезе Сашка увидел, чуть ли не все органы, и бьющееся мамино сердечко. Такого юноша не ожидал, мать ничего не говорила ему по телефону. «А я боялся и стеснялся прикоснуться к гениталиям мамы. Какие тут к чёрту гениталии и памперсы, когда я все внутренности вижу. Боже, я всегда буду с ней, всегда, лишь бы она была жива», – думал страдальчески Сашка, не показывая панику на лице.

– Ну-с, получше, получше, – произнес профессор, – на следующей неделе сделаем небольшой наркозик, «освежим» края шва и снова, на кольца. Видите,– продолжал он, объясняя Сашке, – не срастается ткань, и всё тут. Обычно у курящих людей такое бывает, а ваша мама, ведь даже не баловалась, говорит.

– Понятно, – вздохнул юноша, – ну а операция на сердце когда?

– Ждём, ждём, – и доктор вышел из палаты.

– Ничего, мама, я с тобой, и всё будет хорошо!

– Конечно, Сашок, я в этом не сомневаюсь.

По-колхозному

Михаил вышел из душа и увидел Артёма и Криса, сидящих на кухне.

– С паром…лёгким!– сказал ему Тёмка, – присоединяйся, мы тут кофейком балуемся.

Михаил не отказался:

– У меня тоже там пакетики есть.

– Пакетики пакетиками. А как жить будем? Давайте по-колхозному, в складчину. Я по-другому не умею, – сказал Артём и признался, наконец, – я в детдоме рос.

Крис удивлённо посмотрел на него:

– Слушай, уважуха тебе и респект! А что ты мне раньше не говорил?

– Ну, так попрощался уже с родными пенатами.

– Конечно в складчину, – подхватил Мишка, – только я готовить не умею, и не знаю, как Санёк к этому отнесётся, он же сутками будет в больнице у матери. Михаил рассказал Сашкины проблемы и цель его приезда.

– А ты поступать приехал? – Спросил его Крис.

– Нет, я уже поступил без экзаменов в Волгоградский на физмат. А сюда так, полюбоваться столицей, – скрыл свою цель Михаил.

– О, коллега, я тоже отдохнуть приехал перед армией, – обрадовался Тёмка, – ну что, давайте по тонне скинемся и купим необходимое.

– Да, я за Сашку дам, не знаю, когда он приедет из Бурденко.

Юноши набросали примерный список продуктов: чай, кофе, сахар, хлеб, масло, макароны…

– Ну вот, коллеги, вы самые свободные, тогда и дуйте в маркет, а я порепетирую.

– Без проблем! – Артёму и Михаилу, которые оба были первый раз в Москве, самим хотелось прогуляться. Они вышли из подъезда уже, как старые друзья. Прошли мимо лавочки, на которой сидело три женщины пожилого возраста.

– Ну, надо же, второй и третий вышли уже, – произнесла одна.

– Да, жил прекрасный мужчина, учёный, – поддакнула вторая, – а сейчас каких-то голубых поселили.

– Удивляюсь я Стаське, брату еще сорок дней не исполнилось, а она уже квартиру сдаёт. Совести у людей не осталось, ни совести, ни чести…

Друзьям никакого дела не было до стариковских разговоров. Они были в прекрасном настроении, и ничто не могло омрачить его. Мишку купило, что Тёмка был детдомовский. Посмотришь – не подумаешь. Такой классный парень и довольный всем. Почему же Мишка другой, вечно озабоченный, часто хмурый и тяжеловато с ним друзьям – он сам об этом знает. А всё это пунктик безотцовщины или пунктик его учёных родителей, как он считал уже сейчас: вечно всё анализировать, синтезировать, генерализировать… А с Тёмкой ему было весело и легко. Ведь он, считай, наполовину был, как детдомовец. «А с Тёмкой, наверно, всем легко, не только мне», – вставлял свои аналитические мысли Мишка при разговоре с новым другом. Да, он сразу почувствовал в нём друга, и откровения Артёма посеяли в душе Миха также откровенность, доверчивость и желание поделиться своей большой тайной.

– Ты знаешь, Тём, а я ведь приехал в Москву отца искать.. Он тут живёт.. Физик, как и мама, должно быть…

– Фью, – присвистнул Артём, удивляясь, – а ты квартиру снимаешь, не знаешь, где он живёт?

– Есть у меня адрес, но я хочу сразу приехать, в глаза посмотреть, как говорится.

– Да, это будет верняк! Слушай, ну ты сразу и съедешь, а только подружились…

Мишке было приятно, что искренний Артём сразу же признался в дружбе.

– Исключено. Он чужой мне человек, я его ни разу не видел, и мама всю жизнь лгала, что погиб он при ядерных испытаниях. Вот я и хочу выяснить, почему такую обиду держит всю жизнь на него мать?

– Чудной ты, Майкл! Эх, были бы сейчас мои родители живы – расцеловал бы их с ног до головы! Вот нашёл чужого деда – родную душу, и то рад от счастья. – Противостоял ему Артём.

– Да, ты прав. Я уже сейчас не считаю себя бастардом, а если у нас завяжется дружба и симпатия, то я точно буду самым счастливым человеком! – Продолжал делиться сакраментальными мыслями Мишка.

– Э-э, старик, не забудь счастьем немного поделиться! – Оба парня весело рассмеялись.

Они были уже на пороге супермаркета. Взяли большую тележку и начали грузить тушёнку, сгущёнку, брикеты с супами, ну точно в поход собрались. Детдомовец и тут проявил сообразительные хозяйственные качества, выбирая продукты подешевле и обязательно проверяя срок годности и марку изготовителя.

– Слушай, Майк, а что если нам вина взять? За приезд, за знакомство, за Москву? Не дадут. Мне восемнадцать в августе… А может ты возьмёшь? Аватар у тебя солидный, профессорский, тебе стопудово дадут.

– Эх, согрешу, натурально согрешу, – согласился Мишка, – давай попробуем!

Всё у ребят срослось, паспортов никто не спросил, да и та бутылка красного вина совсем затерялась в четырёх пакетах с продуктами.

Провинциальная доверчивость

А у Сашки тоже был в руках пакет со всякой вкуснятиной для мамы, а также бутылка коньяка. Ему не повезло, спросили паспорт у веснушчатого курносого паренька. Ему пришлось долго потом искать человека, чтобы купил маме коньяк. Никто не верил, что это нужно больной женщине. Сашок решил обратиться к одному подвыпившему мужчине, неопрятному на вид. Дал ему тысячу и стал ждать у выхода. Его доверчивость обошлась дорого. Со следующим он сам пошёл, сдав пакет с продуктами в камеру хранения.

Пришёл в палату, рассказал матери. Она, конечно, огорчилась, а потом улыбнулась:

– Может тот коньяк для пьяницы был важнее для жизни. Я-то у тебя жива и здорова!

– Конечно, мама, конечно. Пусть пьёт за твоё здоровье! – Ответил сын.

Тут вошла санитарочка, начала обрабатывать женщину и учить Сашку, как всё делать: обтирать ноги-руки камфорным спиртом, пользоваться пенкой «Seni», пелёнками и памперсами, шапочками для мытья волос и так далее и тому подобное.

Юноша привёз шашки и шахматы, кучу кроссвордов, разные мини тренажёрчики для рук и ног, и, конечно, книги, о чём ей и сказал:

– Завтра принесу тебе. Пойду утром, а ночь с тобой проведу.

– Нет, нет. Сегодня будешь отдыхать, тебе надо выспаться – ты с дороги, – упрямо возразила мать, – ничего со мной не случится. И принеси лучше с собой учебники, тебе надо готовиться и поступать в университет.

– Мама, я же сказал, что эта тема закрыта. Я буду с тобой.

– Сынок, я обещаю тебе, что выздоровею, все будет very well. Не поступишь – пойдёшь в Армию, а кто со мной будет целый год? Давай-ка поучись пока, а там посмотришь, куда тебе и как.

Сашка кивнул головой, с мамой не поспоришь, да и спорить с её мудрыми доводами не хотелось. Было уже десять часов вечера, Санёк попрощался с матерью до утра, но только до раннего утра и пошёл по ночным московским улицам в съёмную квартиру.

Вечер в Москве

– Давай, всё, пока, до завтра, – Вероника говорила однокласснику Косте, поглядывая на свои окна. – Уже одиннадцатый час.

– Ника-Никочка-Николь, когда же у нас будет всё по-взрослому? Ведь, гимназию окончили. Твой отец уже десятый сон видит, ты сама говорила, что ложится рано. – Look please? The wether is very nice tonight.

– If I don’t go… we are in for some rain. – Ответила девушка также по-английски и добавила, – rain of relations. – Затем поцеловала кончики своих пальцев и приложила их к губам Кости. – Let me go! – Она уже открывала дверь таблеткой.

Проходя мимо родительской спальни, дочь крикнула, что дома. Она знала, отец долго не засыпает, хотя и ложится рано. Бывает, что и двенадцать часов подряд стоит на операциях, какие тут ноги выдержат? А не засыпает потому, что думает о течение болезней пациентов.

– Доброй ночи, доча! Там черешня в холодильнике. Это сын Варюшиной из Саратова всучил, не мог отказаться.

Вероника прошла в кухню-гостиную, схватила черешенку, подошла к окну. Костик ждал её прощального взмаха. А Ника вспомнила смешного курносого парня, настолько озабоченного, что всё вокруг, как будто, не касалось его. Она привыкла к тому, что её не пропускал ни один мужской взгляд. Что скромничать, если это реальность и объективность – была она чертовски красива. Но саратовский парень даже не взглянул на неё. Пока она ела черешню, всё думала о нём, ела и думала, думала и ела. И чем он её зацепил?! Неужели просто своим равнодушием?

Первая московская ночь

Сашка подошёл к подъезду. Две старушки сидели ещё на лавочке, дыша спустившейся прохладой, а может, поджидая своих родных. Юноша пожелал им доброго вечера. На что от одной бабуси получил взаимный ответ, а от другой:

– Во, шестой уже пошёл. Надо в милицию позвонить полицейским. Пусть проверяют. – Сказала она громко, чтобы парень услышал.

– Да перестань ты, Нюра, нормальные ребята, поступать наверно приехали. Вот если будут вытворять что-то, тогда и позвонишь.

– Когда вытворять начнут – поздно будет. Что не помнишь, как в Питере третьего дня апреля был теракт. До святого Питера уже добрались, барбаросы!

– О, Санёк, салют! А мы думали, ты не придёшь, – воскликнул Мишка, – хотел уже звонить тебе, убедиться.

Сашка улыбнулся друзьям:

– Мать заставила, говорит, выспаться нужно.

– Давай-ка подтягивайся, мы тут макароны по-флотски замутили, – Артём уже раскладывал своё, вкусно пахнущее произведение, по тарелкам, а Крис красиво разливал красное вино в бокалы. Было очень душевно и уютно в тот московский вечер в одной из сотен тысяч московских квартир.

Ночью пошёл долгожданный дождь после месячной жары. Просто ливень. Ранним утром всё задышало свежестью и прохладой. Наверно, на счастье этот дождь! Ребята просыпались по очереди бодрыми, полными сил и желаний выполнить всё задуманное.

Сашка, чтобы не будить друзей, собрался по-тихому, взял книги и игры, выпил кофе три в одном и направился уже по знакомому маршруту.

За ним встал Тёмка, ему не терпелось начать свою деятельность. Но нет, сначала его заветное желание – посетить Рок-кафе на Арбате. Отведать рокерский завтрак – бекон с яичницей, посмотреть на святые стены, где звёзды рока оставили свои надписи. Ну, а потом за дела.

– Повезло мне с погодой сегодня, – думал обрадовано детдомовец. – Косуху одену. А как без косухи в Hard Rock café? Заодно и поработаю.

Артём многому научился у цыган. У него были свои фишки, свои тайны, как воровать. Одна из них это заточка язычка замка молнии на манжете. Не надо тебе никаких бритв или монет запиленных под лезвие. Факт проверенный. Одна такая была внизу правого рукава косухи.

Когда Тёмка поставил чайник, на кухню подтянулся Мишка.

– Как сам? – спросил его Тёма.

– Слушай, класс! Спал без рук и ног, как в родном доме. Ещё дождь этот успокаивающий.

– Ничего, скоро будешь спать в доме ещё роднее, – подмигнул Артём. – Кстати, хочешь, я поеду с тобой, тебе помощь нужна, я не буду заходить с тобой в квартиру, если не захочешь. – Тёмка всегда и всем предлагал свою помощь.

– Нет, спасибо, я сам… Поеду попозже, не с утра же вваливаться незваным родственником, – отказался Мишка от услуги, – или я на татарина похож?

– Как знаешь. А я в центр. На Арбат, брат. Давай до вечера! – Тёма надел косуху, выглядел он круто, как с экрана.

– Ну, ты конкретно супергерой! – Очкарик Мишка смотрел на него с восторгом. – Смотри, Тимон, карманы, там говорят ворья много.

– Ну, ты реально меня испугал! – рассмеялся Артём и скрылся за дверью.