Текст книги "Невеста смерти"

Глава 9

– Вы называете ее «судьбой», – ответил Доминик. – Именно от нее мы получаем «списки». Она всегда действует по воле Всевышнего.

– Что? Судьба? – изумилась Алиса.

Еще одна сказка… Но если есть «аватары» смерти, то почему бы не быть некой силе, воплощающей в себе такое понятие, как судьба?

– Да. Судьба, – Доминик посмотрел на нее словно искоса. – Но я не могу попросить ее ни о чем. Наше общение односторонне. Она появляется у главы, когда сама сочтет нужным. А я, и другие подобные мне, ее никогда не видели.

– Но, может быть тогда попросить твоего начальника, чтобы он попросил ее? – продолжая цепляться за соломинку спросила Алиса.

– Нет! – глаза Доминика опять мрачно гневно сверкнули. А Алиса вдруг сжалась. Как то всего это было для нее слишком… Слишком много всего ошарашивающего. И Доминик этот… то спокойно-равнодушный, а то так блеснет глазами, что хочется спрятаться под стол.

Только вот она не мышка, чтобы под стол прятаться. Она – самостоятельная современная девушка, и найдет выход из ситуации… Непонятно как – но найдет! Раз одна лазейка уже есть – сила, что может вернуть ее обратно – существует.

– Получается, забрав меня, ты нарушил волю Всевышнего? – спросила она у Доминика. – Ты нарушил ход вещей, и хочешь скрыть это от начальства!? Так?

По лицу Доминика пробежала судорога.

– Никто не может нарушить волю Всевышнего! – отрезал он. – Даже она. Я… – он на несколько мгновений замолчал, пожевав губами. – Когда я забрал тебя, я не нарушил законов. Нет правила, запрещающего забрать клиента себе. Просто до этого никто так не поступал.

«Хм… правила нет… То есть чисто теоретически, какой-нибудь другой «смерть» уже давно мог собраться себе «гарем»..» – подумалось Алисе. Это Доминик так не поступал прежде. А про похождения других «смертей» мы ничего не знаем.

– То есть, ты пока что скрываешь от начальства, мое присутствие здесь? – продолжила допытываться она.

– Не скрываю, – неожиданно спокойно после его вспышки ответил Доминик. – Но докладывать о содеянном не пойду. Чем дольше никто не знает – тем тебе же спокойнее… Никаких законов я не нарушил.

– Но… раз я должна была умереть…

– Хочешь умереть?! – Доминик вдруг поднялся со стула, сделал шаг, и навис над ней буравя взглядом. – Думаешь, это было бы лучше?!

– Нет, я… – она вроде бы и не боялась его уже, но сейчас… неожиданно стало опять страшно. Холодок пробежал по спине.

– Вы люди, не цените того, что у вас есть – вашей дурацкой бесценной жизни! Не цените, готовы бросить ее из-за … вашей гордости и глупых амбиций. Я не отправлю тебя обратно, чтобы ты умерла. И не буду привлекать внимание к тебе, чтобы сохранить твой покой. Если тебе не важна твоя жизнь – она важна мне.

…«Ишь ты, как разговорился…» – пронеслось у Алисы.

Она смотрела на него снизу вверх, когда ужас сковал ее целиком – стальная рука, горячая, неудержимо сильная коснулась ее горла.

«О Господи! Не нужно было злить его, давить на него! О чем я вообще думала! Он ведь даже не человек!» – подумала Алиса. Паника забилась в горле, том самом горле, которого коснулись горячие твердые пальцы.

Но он не сжал ее шею, не вздернул на ноги. Пристально глядя на нее, лишь коснулся горла, провел, словно обводя контур, до бьющейся жилки, скользнул на подбородок.

Алиса забыла, как дышать. От его прикосновения было …до невозможности страшно, до холода по спине и потери речи. Словно ее трогал дикий зверь, от которого неизвестно чего ожидать. А с другой – теплые щекочущие мурашки разбегались по телу. Острые, проникающие по кожу. Странно ощущение. Ее трогает сама, то есть «сам» «смерть»… Это холодно. Липкий холодный ужас. И это … интересно.

– Доминик, прости… – прошептала она, надеясь, что «зверя» можно уговорить, укротить. – Я ценю, что ты спас мою жизнь…

– Правда?! – двумя пальцами он развернул ее лицо так, чтобы заглянуть ей в глаза. – Уверена?! – его взгляд буквально пытал, казалось, проникал до самого затылка. – Я не заметил.

– Правда, спасибо, тебе… – Алиса не нашла ничего лучше, чем поблагодарить, не вдумываясь в то, сколько на самом деле благодарности испытывает. В конечном счете, в первую очередь ей нужно выжить, тут у него. Ничего, если она скажет спасибо за то, за что принято благодарить. За спасение своей жизни.

– Встань, – он неожиданно убрал руку от ее лица, обошел, встал сзади и положил обе ладони ей на плечи. Тяжелые ладони, и не скажешь, что совсем недавно они таяли и становились на ощупь похожи на вату. «Как мне встать-то, господин смерть, если ты придавливаешь меня к стулу!» – пронеслось у Алисы.

И все же, конечно, он встала. С громко бьющимся от тревоги сердцем, с засевшей под кожей тревогой.

Не отпуская ее плечи, он развернул ее к стене, на которой висело большое зеркало. Заставил сделать несколько шагов к нему. Алиса увидела свое отражение – испуганное, с отчаянно горящими глазами лицо, стройную фигурку. И сзади – высокого, мощного Доминика. На его фоне она казалась самой себе тоненьким деревцем подле огромной скалы.

– Не трясись. Не сделаю тебе плохо, – сказал он вдруг. Одна рука снова скользнула ей на шею, обвела контур ключиц, подбородка….Чуть-чуть потянула назад, заставляя немного запрокинуть голову. – Хочу, чтобы ты поняла. Видишь это? – твердые пальцы как-то … жадно коснулись ее щеки, погладили, опять пробежалась по шее, разгоняя по телу тревожные искры.

– Нежность, красота, изящество, – продолжил он глубоким твердым голосом. Другой рукой приподнял ее кисть. Алиса уже не знала что ощущать, когда ее рука снова оказалась в большой ладони Доминика. Тряслась, как заяц. И в тоже время – послушно следовала взглядом за его движениями.

… И была вынуждена признать его правоту. Ее тело ей нравилось. Тем более, что Алиса хорошо за ним ухаживала.

– Посмотри: тонкая, грациозная, красивый изгиб, – видимо он имел в виду ее руку. – В аварии все это бы поломалось, смялось. Превратилось в кости и кровь. Если бы не было аварии – прошли бы годы, и все это исчезло б. Иногда мне кажется, что я вижу, как время уносит вот это все… Ваши тела устают от времени. Твое теперь не устанет. Останется таким, столько сколько ты здесь. Если тебе все равно, то мне нет. Я не позволю тебе это все потерять.

«Что-о…?», – зафиксировал изумленный, давно измученный разум Алисы. – «Твое теперь не устанет… Не хочет ли он сказать!».

– Ты хочешь сказать, что… я не состарюсь здесь? – Алиса сделала инстинктивный шаг вперед – он не препятствовал – и обернулась, чтобы заглянуть ему в лицо. Слишком невероятно…

– Не состаришься и не умрешь, – спокойно ответил он. – Я хочу так. И так будет.

Алисе показалось, что она задохнулась. Словно потеряла способность дышать. Насколько ошарашивающим было сказанное им. «Я так хочу. И так будет», – эхом пронеслось в ушах.

Кто не хочет жить вечно? Ну, может быть не вечно, но очень долго. При этом еще и не стареть, как, допустим, эльфы в книгах фэнтези. Многие хотят. Но есть и те, кто понимает подводные камни, что таятся в этой заманчивой перспективе. А главное, встает вопрос как именно жить. Где, с кем, в каких условиях…

То, на что обрек ее Доминик – теперь понятно, что по своей прихоти, она просто понравилась ему внешне, и он захотел любоваться ее красотой, пока не надоест, как вот он любуется своим садом… – это бесконечная скука и одиночество. Одиночество в золотой клетке, из которой она не может выйти, просто потому что иначе умрет. Одиночество с пушистым медведем и этим потусторонним существом, которое вряд ли ограничится тем, чтобы «только любоваться».

Бесконечное существование, которое опротивеет ей, надоесть, станет казаться бессмысленной чередой однообразных дней. Алиса считала себя сообразительной, да и чувства однозначно подсказывали, что будет именно так.

Возмущение комом застряло в горле. Она набрала воздуха в грудь, чтобы … то ли разрыдаться, то ли сказать ему, что это… чудовищно. Чудовищнее внезапной смерти и нормального человеческого старения. И … остановила себя.

Так или иначе, она у него в руках. В его «умном» мистическом доме, совершенно беззащитная. И уже видит, к чему приводит, когда она открыто возмущается… Он, судя по всему, просто не понимает, на что ее обрек.

Нельзя орать на него, нельзя проявлять агрессию. Все что можно – говорить, как с диким умным хищником, которого нужно укротить, уговорить. Пробовать объяснить и договориться.

Доминик долго молчал, вглядываясь в ее лицо. А Алиса усилием воли заставляла дыхание выровняться.

– Послушай, – аккуратно произнесла она, – многие мечтают не стареть и жить вечно. Просто, понимаешь… Мы, люди, отличаемся от вас. Нам нужны другие люди, мы должны общаться с ними. Нам нужно куда-то ходить, что-то делать, где-то работать. Я … просто могу сойти с ума тут, одна. Даже без телевизора, без интернета, в конце концов… Я не уверена, что так… лучше.

– Ты не будешь одна, – отрезал Доминик. – Я буду с тобой.

– Только с тобой?! И с Гансом, видимо?! – не выдержала Алиса. Стратегия поведения как-то вылетела из головы при виде его бескомпромиссного спокойствия. Оно просто бесило сейчас. Бесило куда сильнее, чем пугало. Он ведь действительно не понимает, на что обрек ее! И не понятно, как достучаться…

– Да, я не буду забираться других людей, – невозмутимо произнес он. – У тебя будет все, что захочешь. Кроме интернета. Он тут невозможен. Со временем ты привяжешься ко мне, тебе станет лучше.

Глава 10

Странно, но она опять потеряла страх. Вернее, гнев от его слов про «привяжишься» пересилил все остальные чувства.

– Привяжусь к тебе? На это ты рассчитываешь? – ехидно спросила она. – Знаешь, есть такое понятие «стокгольмский синдром», когда жертва начинает чувствовать нездоровую симпатию к своему похитителю. На это ты рассчитываешь, да? Решил завести себе живую игрушку, которая будет ходить за тобой следом, с которой можно спать хоть каждый день…

И задохнулась. Опять она играет с огнем. А что под этим непоколебимым спокойствием кроется огонь, уже можно было не сомневаться.

… А чего мне, в сущности, бояться, подумала Алиса… Чего? Что он в гневе пристукнет ее. Вряд ли. Не для того забрал ее. Изнасилует… Да, может. Она явно его привлекает. Что же… это страшно, но… не смертельно.

Самое страшное – вот это одиночество вдвоем со смертью, на которое он ее обрек.

Самое страшное уже случилось.

Его лицо передернуло.

– Нет, – ответил он. – Но со временем у нас будет секс. Вы действительно так устроены. Рядом не будет других, и в конце концов… я тебе понравлюсь, – последнее словно он произнес как-то неуверенно, словно проверял на вкус, как оно звучит.

«Козел! Подонок самоуверенный! Смерть проклятый!» – подумала Алиса. Вот, значит, как!

У него все распланировано и записано. Как она будет тут мучиться от безделья и одиночества. Как потянется к нему. Как в итоге…

И ведь самое мерзкое, что, возможно, однажды, так и случится. Она просто не выдержит. Мозг начнет думать, что лучше уж этот смерть, чем полное одиночество, когда не с кем перекинуться словом. А тело запросит мужской ласки, она ведь молодая здоровая девушка… Разум начнет искать лазейки, чтобы оправдать общение с Домиником, придумает влюбленность в него, чтобы ему отдаться…

Даа. Господин смерть, вы недаром наблюдали за людьми. Своими «клиентам», вероятно. Неплохо их изучили.

Только вот не бывать этому.

– Нет, – твердо произнесла она, глядя ему в лицо. Не на ту напал. – Так не будет. Я вообще не хочу тебя видеть! Лучше уж быть одной…

Мгновение Доминик молчал, Алисе показалось, что у него внутри, в голове мелькают молнии – разные, яркие, и словно бы раздираются его на части.

– Хорошо! – вдруг бросил он. И на этот раз в его голосе звучала настоящая человеческая злость. – Значит, не будешь меня видеть. Пока сама не захочешь.

И замолчал. Они смотрели друг на друга, и на этот раз Алиса не собиралась прерывать молчание. Неожиданно, он сделал шаг к ней. Встал вплотную, посмотрел сверху вниз, словно придавливая взглядом.

– Сейчас скажи мне «спасибо», – четко раздельно произнес он.

– За что на этот раз?

– Я сказал тебе правду. Я не хотел. Правильно не хотел, – ответил он.

Взгляд смерти пригвождал, давил. Алиса, наконец, разглядела, что глаза у него полностью черные. Вся радужная оболочка черная, и зрачки тонут в ней.

– Хорошо, спасибо… – подумав, что все же… не стоит лезть в бутылку, ответила Алиса, и выдохнула. …Что-то она кажется, слишком «переиграла». Так немудрено и верно остаться одной навсегда… Нельзя так играть со смертью. – Доминик, послушай, я …

Продолжить не успела.

– Спи, – сказал он. Как-то странно махнул рукой, и Алиса ощутила, как ноги резко, в один момент потеряли силу, голова запрокинулась, а глаза закрылись.

«Он и так может…», – пронеслось в голове, прежде, чем сон одной сильной волной накатил на нее. Последнее, что она ощутила – опору под коленями и спиной. Доминик снова взял ее на руки.

* * *

Все прошло не так, как он хотел. Не так! Доминика просто разрывало внутри, когда он рассказал ей, кто он, и увидел в ее глазах… Не страх. Нет, другое чувство. Возмущение, кажется, оно называется так. Возмущение и осуждение. Неприятие.

Она не принимала его. С его функцией, с его ролью, с его смыслом жизни. Его самого. Ведь смысл существования для него и таких, как он, – делать свою работу. Нормальную честную работу, для которой они существуют.

И самое необычное, самое тяжелое, самое непривычное, просто выбивающее из нормального существования – то, что в ответ на ее эмоции он сам все время что-то чувствует. Не все понимает, но чувствует… Не знает слов для этих чувств, но ощущает.

Да и откуда ему понимать, если столько столетий не чувствовал почти ничего. Сейчас, на фоне этого фонтана – да-да, оказывается, эмоции, свойственные слабым созданиям, людям, похожи на фонтан, так же бьют вверх, их не остановить – он хорошо видел, что его «жизнь» была очень спокойной, размеренной, бесчувственной.

Основным, что он ощущал, было удовлетворение от работы. Немного удовольствия от «слабостей», от его привычных «симпатий» – сад, дом, Ганс, птицы, рыбы. За всем этим было приятно наблюдать. Оказывается это «приятно» – тоже чувство. Но чувство знакомое, им можно управлять. Ему не стоило никаких усилий прервать это удовольствие и отправиться по делам.

Ну и все. Других-то чувств, пожалуй, и не было… Ту разрядку, что подобные ему иногда позволяли с человеческими женщинами, приняв плотную форму, чувством, пожалуй, не назовешь. Она была просто физическим ощущением, удовольствием, от которого становилось как-то… легче. Словно выпустил из себя что-то.

На мгновение Доминик словно задохнулся. Ему представилось, как это было бы с ней. Не первый раз видел это внутренним вздором, но сейчас, когда держал спящую девушку на руках, его просто прошибло током. Он ведь так и оставался в самой плотной форме, и все физиологические реакции работали, как у людей.

Ощущение скрутило. Но скрутило странно. Все тело, не только там, где у мужских сущностей живет мужская часть. Да и всю душу…

Просто вывернуло наизнанку.

Доминик поспешил на второй этаж, чтобы уложить ее на кровать. Взять ее спящую он не собирался. А еще… ему было очень неприятно, что она думает о нем … так, как думает. Словно в сердце воткнули лом, поворошили и посыпали солью. Саднящая, разъедающая боль.

Вообще этот разговор был пыткой. Настоящей пыткой. Во время которой он чувствовал слишком много боли и гнева. И просто желания… чтобы было по-другому.

Он ведь ждал от нее благодарности. Они все хотят жить. Слишком сильно, не понимают, что смерть – только переход. Боятся ее, боятся того, что дальше, сомневаются есть ли это «дальше». А он наперекор всем традициям увел ее. Она может больше не бояться.

И вместо благодарности… Ах нет, она все же его поблагодарила! Бросила кость голодному льву. Почему-то Доминику пришло такое сравнение. Да и весь вечер он напоминал себе этого голодного хищника, который вынужден ходить кругами вокруг вожделенной жертвы, вместо того, чтобы броситься на нее. Причем, кто его заставляет делать круги?

Доминик усмехнулся. Он сам. Сам заставляет себя делать новые круги вместо одного освобождающего рывка.

Но в итоге… Он знал, что его расчет должен сработать. У них много времени, Алиса даже не представляет себе сколько. Он может подождать. Ему нужно приручить ее.

Когда опустил ее на кровать, вырвался невольный вздох. Не хотелось терять ощущение хрупкого, гибкого тела в руках, близости изогнутой тонкой шеи, пухлых нежных губ.

Не хотелось. Но нужно.

Доминик еще пару мгновений держал ее в руках полулежащую, потом сделал то, чего не делал никогда. Коснулся губами ее приоткрытых губ. Влажных, теплых… Его снова прошибло током. Ощущение завораживало. Хотелось смять их, втянуть, проникнуть языком во всю эту нежную влажность.

Отпрянул. Отпустил ее. Прикрыл сверху покрывалом.

Если разденет ее, только устроит себе пытку. И ей не понравится. А это «не понравится» ему не нужно.

Между ними и так стоит слишком много ее человеческих предубеждений.

Глава 11

– Алиска – сосиска! – кричит двоюродный брат Колька, разбегается и прыгает в воду. Их приятель Валя смотрит на него – вода холодная, лезть в нее не очень-то хочется, оглядывается на Алису, которая неуверенно трогает ее ногой… Но скоро тоже бежит и кидается с низкого травяного обрыва.

Каждое лето на даче они вот так купаются с Колькой и его друзьями. Хорошо иметь брата на пару лет старше, так компания мальчишек всегда тебя примет, и будет с кем играть. А девочек поблизости просто нет…

Мальчишки смеются, брызгают друг на друга водой, а Алиса смотрит на них. Лезть в такую холодину страшновато. Она представляет себе ощущения, как вначале ее ноги, потом живот покроет холодная вода, как неприятно это будет. Ну нет! Она может! Не пойдет – и опозорится перед мальчишками. Будут дразнить ее принцессой!

В этот момент просто фонтан окатывает ее с головы до ног – мальчишки подплыли ближе к берегу и отчаянно загребают руками, чтобы обрызгать ее. Вздрогнув Алиса, бросается в воду.

После этого душа уже не будет так холодно!

– Алиска-сосиска-принцесса на горошине! – орет Колька.

– Ну, сейчас вы у меня получите! – кричит в ответ Алиса и проводит рукой по кругу, так, чтобы забрызгать мальчишек. Искристые капли летят им прямо в глаза, они морщатся и смеются. Потом Колька ныряет и …

– Ай! Перестань! – цепкие мальчишечьи пальцы хватают Алису за пятку, и она со смехом падает, загребая руками.

– Я – акула, я – акула! – радостно орет Колька, выныривая. Набирает полную грудь воздуха, снова погружается в воду и, судя по Валькиным воплям, хватает за ногу уже его.

Алиса просто покатывается со смеху. Теперь совсем, просто ни капельки не холодно. Делает глоток воздуха, складывает руки над головой и ныряет, чтобы ухватить за ногу Кольку, отомстить ему.

Несколько мгновений она проводит под водой, так и не нашарив Колькиной ноги. Когда воздух заканчивается – выныривает. И … стоит тишина. Мальчишек нет.

«Ну и чего было так быстро выходить! Небось, сами замерзли?» – думает она.

– Алиска, вылезай! – раздается голос Кольки с берега.

Алиса идет к берегу, не хватало, чтобы уехали на великах и придумали что-то интересное без нее!

Только вот на берегу никого нет… Когда она уже стоит на кромке воды, поднимает взгляд, мальчишек по-прежнему не видно.

«Спрятались?»

Нет. Вместо Кольки и Вальки на берегу стоит высокая фигура в черном плаще с глубоко надвинутым капюшоном. Липкий страх сжимает сердце. «Это же смерть. За мной», – думает Алиса. – «Нет, ну как так? Я слишком маленькая, чтобы умереть. Умирают старики, а мне рано!».

– Пойдем, – смутно-знакомым голосом говорит мужчина в черном и протягивает ей руку.

И Алиса не может сопротивляться. Послушно вкладывает ладошку в его руку.

– Не бойся. Я заберу тебя к себе, – с усмешкой в голосе произносит смерть. – Ты будешь моей невестой.

– Да, нет! Я не хочу! – Алиса словно просыпается, кричит, пытаясь вырвать руку. Но смерть куда-то тащит ее.

Неожиданно все начинает таять, исчезать – залитый солнцем луг, высокая фигура в плаще, Алисины босые ноги…

– Тихо. Все в порядке, – слышит она этот же странно-знакомый голос и, кажется, что-то теплое, приятное касается ее лба, успокаивая.

Алиса резко со вздохом распахнула глаза. В полутьме увидела высокий белый полоток с лепниной. И никакой «смерти» рядом.

«Слава Богу! Приснилось!» – пронеслось у нее в голове. Глаза снова начали закрываться. Но прежде, чем снова заснуть – спокойно и без сновидений – она вдруг вспомнила, что ее действительно увел смерть, и она спит в его доме.

* * *

Когда выплываешь из сна на утро после дня полного потрясений, хочется верить, что ничего не было. Хочется открыть глаза, и убедиться, что все только приснилось.

Так было и у Алисы. Недолго, потому что проснулась она быстро, отдохнувшая и со свежей головой, словно ночью и не видела кошмара. Прежде, чем открыла глаза, еще немного надеялась, что спит в своей постели. Ведь произошедшего накануне не могло случиться!

Но стоило разомкнуть веки, и яркий утренний свет ударил в глаза через щель в бордовых шторах на удивительно большом окне. Она лежала на огромной кровати, одетая, но прикрытая легким шелковым покрывалом.

«Усыпил меня, гад!» – тут же вспомнила она. И это была плохая новость, даже хуже всех остальных. Если Доминик мог так вот запросто усыпить ее, значит… при желании может и внушить ей что угодно? Может, и мысли читает…

Алиса поежилась.

Очень не хотелось просыпаться в новый день, наполненный проблемами. Вернее одной проблемой – как жить дальше, что делать, как успокоить родителей, оставшихся вдалеке.

Вспомнилось и, как она заявила Доминику, что не хочет его видеть, а он ответил «значит, не будешь меня видеть, пока сама не захочешь». Если честно, это пугало. Во-первых, ясно, что он разозлился. Это опасано. А во-вторых…как бы не относилась она к нему, какие бы сложные, острые чувства он не вызывал, Доминик – ее единственная связь с миром, где остались близкие и вся былая жизнь.

Причем ему легче не попадаться ей на глаза. Может вообще стать невидимым и ходить смотреть, что она делает. И обещание, что «не увидит» выполнит, и наблюдать сможет, сколько угодно.

Алиса снова поежилась. Ладно. Нужно жить дальше. Сейчас Доминик, наверно ушел «на работу».

При мысли, что это за работа, по коже побежали холодные иголочки. Вот так… каждый день «убивает» кого-то. Вернее делает так, чтобы кто-то умер. Изо дня в день. И, наверно, из века в век…

«А ведь вообще-то ему не позавидуешь…» – неожиданно для самой себя подумала Алиса. Но тут же себя одернула. Это ты, человек, так воспринимаешь. А он не человек, и не похоже, что тяготится своей специфической работой.

Но ближе к вечеру… нужно, наверно… сказать громко, что хочет увидеть его и поговорить? Так, да? Они ведь не договорились о том, как будут общаться. «Договорились» только о том, как общаться не будут.

Попробуем. Потому что дальше тянуть нельзя. Завтра Алиса должна была позвонить родителям. Они не ограничивали ее свободу, не требовали частых визитов и ежедневных звонков. Мама с отчимом вообще были достаточно заняты друг другом, чтобы слишком лезть в жизнь двадцатилетней дочери. Но, если завтра она не позвонит, то они начнут искать ее…

А связаться с ними без Доминика она просто не может. Только бы он не отказал!

Вот так… подумала Алиса. Угрожала ему, что не захочет его видеть. А ведь это она зависит от него, а не он от нее. Придется переступить через свое возмущение и гордость ради мамы и дяди Толи.

* * *

А пока нужно жить дальше. Освоиться в доме, пойти погулять в саду, преодолев опасения насчет медведя. Доминик сказал, что Ганс ручной и ему запрещено заходить в сада. Остается поверить. Не сидеть же в четырех стенах, пусть и очень просторных.

А раз жить дальше, значит, нужно начать день привычно, делать все обычное… Так легче.

Алиса сделала зарядку. Вот так, немного из йоги, немного динамических упражнений. Все как всегда. Нужно убедить себя, что она просто на курорте, и может просто заниматься, чем хочет, отдыхать.

Потом, немного помедлила у порога, вспоминая пушистого мишку, вышла из дома и нырнула в бассейн. В купальнике, найденном среди свои вещей – вдруг Доминик наблюдает за ней издалека, или даже ходит где-то тут невидимый. Не устраивать же ему стриптиз, хоть Алиса и была уверена, что он бы не отказался.

Вообще, воспоминания о его руках на ее плечах, шее, лице… были очень острыми. Даже плавая в теплой воде, смывающей послевкусие тревог и кошмарного странного сна, что видела в середине нони, казалось, что она все еще ощущает его прикосновения. Такие твердые, уверенные, жадные… восхищенные, овладевающие. Страшные и незабываемые. Никто никогда прежде к ней так не прикасался. Ни один парень. Никто не трогал ее с такой властью, уверенностью и, одновременно – с откровенным желанием. Причем не с желанием просто переспать, а с желанием именно обладать ее красотой, ее телом. «Или … не только телом?», – подумалось ей.

Стоп. Конечно, зря она так задиралась с ним вчера («не выживательно ведете себя, Алиса Юрьевна!») – вспомнились слова отчима. Но и придавать значение прикосновениям похитителя не стоит.

Стокгольмского синдрома не будет. Она себе не позволит.

Только в современных любовных романах любят описывать, как он похищает ее, потом они влюбляются друг в друга, и пройдя через множество сложностей, живут долго и счастливо.

В жизни по-другому. В жизни, когда тебя похищают и запирают в золотой клетке – страшно и противно. А притяжение к похитителю – патология, возникающая, чтобы защититься от невыносимой ситуации. От того, что похититель – привлекательный мужчина, он не перестает быть похитителем…

Только вот… Доминик ведь не похитил ее, подумалось Алисе. Он хотел спасти ее. Сам он явно считает себя спасителем. И да… он хотел ее благодарности.

Хватит думать о нем! Нужно жить, подумала Алиса. Вылезла из бассейна, вытерлась, оделась и отправилась на кухню в надежде найти что-то для завтрака. Такой «халявы», как вчера не ожидала, но все оказалось точно также. На столе дымилась овсянка, горячее яйцо всмятку…

Прямо как дома.

Алиса запретила себе гадать, откуда еда. Ведь вряд ли Доминик приготовил. Хотя… если представить его, такого мускулистого, смуглого с обнаженным торсом у плиты поутру, то это, пожалуй, даже сексуально.

Нет, не нужно об этом думать. И если он ушел давно, то еда бы уже остыла бы. Значит, опять какие-то чудеса.

Алиса села за стол. И хихикнула. «Подумала и стала кушать…», – вспомнилась ей фраза из «Руслана и Людмилы», в детстве очень любила эту сказку. Вот и она, как Людмила. Окружена всякими приятными вещами, роскошью, красотой и комфортом. И если «подумать», то нет смысла от всего этого отказываться даже в плену у «Черномора».

Подумала и стала кушать.

После завтрака она ходила по дому, осматривалась. Множество комнат в стиле разных эпох. Примерно, начиная от эпохи ренессанса, насколько поняла Алиса. Ничего более раннего она не увидела. Хотя, откуда ей знать, какая обстановка была, например, в жилищах древних греков.

Нашла в холле бумажку с карандашом и стала для самой себя рисовать план особняка, чтобы в дальнейшем лучше ориентироваться, делала подписи в духе: «большой зал в стиле барокко, есть диван, кушетка, столик, можно сидеть читать…».

Только вот что читать?

Но с этим проблем тоже не оказалось. На третьем этаже Алиса нашла библиотеку. Огромные стеллажи с «лесами» и лестницами, на них – книги самых разных веков издания, на английском, французском, русском, с арабской вязью. Ну да, подумалось ей, наверняка Доминик полиглот. Он ведь «работает» не только в России, скорее всего так.

Тут же в библиотеке стоял экран вроде современного большого монитора. Ни к чему не подключенный, лишь один проводок тянулся к проигрывателю для дисков (тоже без шнура питания).

Один из стеллажей был наполнен не книгами, а CD и DVD дисками с фильмами. Фильмография в доме Доминика тоже восхищала. Алиса обнаружила диски с немым кино начала двадцатого века, фильмы военных лет, множество современных…

Уже неплохо. Часть времени она точно сможет не мучиться от безделья. Если уж так сложилось, посвятит время изучению истории, литературы и кинематографии.

Только вот как включить этот «экран», если к нему нет питания? Она нажала кнопки на проигрывателе и экране. Удивительно, но все заработало…

В итоге, Алиса застряла в библиотеке. Посмотрела фильм «Призрак оперы», старинный, немой, по-своему интересный и забавный. Просто для расширения кругозора. Еще один фильм – современный, фантастический. Потом достала книжку про историю средних веков и зачиталась…

Очнулась она, когда на стене библиотеки пробили часы. Шесть раз. «Уже вечер!» – громко ударило сердце. Одновременно в животе заурчало от голода.

Вечер, и нужно попробовать связаться с Домиником. Хоть как они поговорят после вчерашнего…

Алиса выдохнула.

– Доминик, если ты здесь, я хотела бы увидеть тебя и поговорить! – твердо произнесла она.