Текст книги "Далёкое близкое"

-12-

После обещания Таранова Лизе пришлось запастись терпением, однако ожидание её нервировало. К тому же, хорошенько обдумав, Лиза сочла разумным не пересекаться с Эдуардом до того, как решится вопрос с Березиной, и теперь ей приходилось всячески избегать любой случайной встречи. Однако если прежде он бывал в «Строй–Модерне» не так уж часто, то теперь, как назло, появлялся в офисе отца почти каждый день: она видела его машину и спешила куда–нибудь скрыться из виду, чтобы вдруг не столкнуться с ним. Так прошёл день, два, неделя… Ситуация становилась довольно глупой, и Лиза, не выдержав, позвонила Таранову, однако того только рассердил её звонок.

– Ты что думаешь, провернуть это так легко?! Не дёргай меня без толку, если хочешь, чтобы я вообще не отказался!

Ей пришлось оправдываться.

– Я только хотела узнать, есть ли у тебя какие–нибудь новости. Но ты ведь тоже должен понимать! Я сижу без всякой информации от тебя, что я должна думать?

– Из–за тебя я ввязался чёрт знает во что! Да только встретиться с Иркой так, чтобы это прошло никем не замеченным, целая головоломка! А убедить эту упёртую девку? А подготовить отъезд, если я её всё–таки уломаю? Ты подумала об этом?! Самое паршивое, что я должен её куда–нибудь пристроить, хотя лично мне это на хрен не надо! Повесила проблему мне на шею, так будь добра: имей терпение.

Для Лизы снова потянулись дни в ожидании.

Но если в личном плане у неё всё словно замерло, то в профессиональном – жизнь по–прежнему кипела, принимая новые формы и направления. Избирательная кампания временно отошла на второй план, уступив место участию «Строй–Модерна» в одном из рейтингов популярности предприятий и их руководителей. Подобно многим другим, этот раскрученный рейтинг с пресловутым вручением статуэток носил сугубо коммерческий характер: места в нём попросту выкупались номинантами. Каждого, кто внёс официально предусмотренный взнос в «благотворительный фонд», организаторы отмечали в какой–либо номинации. Так что награды были гарантированы, а конкурс попросту превращался в фикцию. Естественно, сей момент оставался тайной для рядовой публики, которой награды победителей преподносилось исключительно как заслуженное признание высоких заслуг.

Ранее Левандовские избегали участия в подобных проектах, однако теперь, когда их жёстко прессовали конкуренты, пришлось действовать иначе. «Строй–Модерн» подал заявку на участие в рейтинге «Золотой стандарт», претендуя на звание «лучшей социально ориентированной коммерческой организации», – таким образом предполагалось поправить несколько пошатнувшуюся репутацию компании. Эта номинация, до того отсутствовавшая в рейтинге, была учреждена конкретно для Николая Левандовского и по его заказу – за специально установленную надбавку к обычному «благотворительному взносу». Кроме того, Левандовские не поскупились и приобрели ещё и печатную площадь в роскошно оформленном журнале, напрямую сотрудничающим с «Золотым стандартом». Подготовкой регистрационных документов, презентации на конкурсе и статьи для журнала руководил Бардин, Лизе была отведена роль главного исполнителя. Это стало бальзамом для её самолюбия, а заодно и заставило отвлечься от собственных проблем. Значительную часть времени ей теперь приходилось проводить у своего непосредственного шефа. После того как он отказался поддержать её концепцию организации штаба, между ними возникло ощутимое охлаждение. Однако кризис был недолгим, и отношения Лизы с Бардиным снова выровнялись. Для конкурсных материалов требовалось множество разной информации и от структурных подразделений фирмы, и от городских социальных служб. Чтобы координировать процесс, Бардин ежедневно проводил с их руководителями оперативные совещания. На одном из них Лиза получила СМС Таранова, впервые отозвавшегося после своего затянувшегося молчания. Сгорая от нетерпения, она прочла послание – оно оказалось насколько лаконичным, настолько же неясным: «Виделся с И.». Возмущённая Лиза недоумевала: то, что он наконец–то встретился с Березиной, это хорошо, но каков же результат? Мог хотя бы намекнуть, вместо того чтобы и дальше держать её в неведении. Погружённая в свои мысли, она отвлеклась от происходящего, но вернулась к реальности, почувствовав на себя пристальный взгляд: на неё в упор смотрел Бардин.

– Что, мало спала сегодня ночью, если спишь сейчас?

Кто–то засмеялся, и она не преминула отпустить ответную колкость:

– Пусть мой ночной сон вас не беспокоит.

Её реплика тоже вызвала одобрительный сдержанный смех. Все с любопытством ждали продолжения, и Бардин отпарировал:

– Он беспокоит меня только в той степени, в какой ты компенсируешь его на работе.

– Как жаль.

– Не о том думаете. – Он с усмешкой взглянул на неё.

Лиза поняла, что, пожалуй, перегнула палку. Опять пойдёт волна сплетен о том, как бессовестно она соблазняет своего шефа. О них и так уже вовсю болтают из–за конкурса: сначала – что он назначил именно её своим помощником, потом – что она слишком часто и подолгу у него бывает. Теперь уж им точно припишут связь: кому ж ещё позволено так язвить, если не любовнице? И дёрнул же чёрт за язык! В общем–то, она сказала это, потому что он сам всегда поощрял её остроты, но ведь сейчас они были не наедине. Ей следовало бы не выставлять в глупом свете ни себя, ни его. Лизе стало неловко за свою несдержанность. Помимо всего прочего его замечание было вполне справедливо: она на самом деле витала в облаках.

– Прошу извинить меня, Андрей Иванович: я действительно думаю не о том, – произнесла она с искренним раскаянием.

Однако помимо её воли извинение получилось весьма двусмысленным. Это снова вызвало всеобщий смех, а Лизу заставило покраснеть и спрятать глаза, избегая встретиться с кем–либо взглядом.

Бардин ничего не ответил и только укоризненно покачал головой.

Выскочив из его кабинета после совещания, она помчалась в холл перед актовым залом, где никто не мог её слышать, и, спрятавшись за огромной пальмой в кадке, набрала Таранова. Вызов шёл так долго, что она уже засомневалась, ответит ли он вообще. Наконец он взял трубку.

– Что–то мне подсказывало, что ты мне позвонишь.

– Дима, что за фигня?! Где ты ходишь? И почему не сообщил, как у вас прошло?! Я тут с ума схожу от неизвестности!

– Радость моя, зачем столько эмоций? Я заеду за тобой в пять. Дождись меня, и всё узнаешь.

– И это всё, что ты можешь мне сказать?

– Увидимся – и я скажу тебе больше.

Его скрытность навела её на мысль о том, что сказать ему просто нечего: наверняка, у него не получилось с Березиной. Да, скорей всего, он не смог убедить эту девицу, что, впрочем, не так уж удивительно. Таранов был прав, когда сомневался в её плане. В самом деле, только при фантастическом везении могло бы что–нибудь получиться. «Это слишком невероятно, чтобы стать правдой. Очень много факторов! Тот же Димка. Если и провалился, что с него взять? Даже его интерес куда меньше моего! Я чересчур многого ждала, а надо быть реалисткой», – подвела итог Лиза. Совсем отказываться от идеи сотрудничества с Эдуардом она всё же не собиралась, просто теперь придётся придумывать что–то новое. Но чувствовала Лиза себя подавленной.

Когда она вышла из офиса после работы, внушительная «Тойота Прада» Таранова уже стояла чуть поодаль «Строй–Модерна». Она подошла, и он распахнул перед ней дверцу, заметив:

– Что–то ты опаздываешь. – Лиза посмотрела на электронные часы панели управления. Да, действительно, она задержалась на десять минут. – Всё время мне рассказывала, как тебе срочно это надо, а сама даже прийти вовремя не можешь.

– Да что теперь. – Она пожала плечами.

– Да уж, конечно! Когда дело сделано, что теперь! Поехали, отвезу тебя домой, по дороге как раз и поговорим.

Они выехали со стоянки.

– Почему ты ничего мне не сказал по телефону?

– Потому что это не телефонный разговор. Тебе, может, и всё равно, а я не хочу, чтобы кто–нибудь услышал.

– Считаешь, что машина – самое надёжное место?

– По крайней мере, здесь стопроцентно только мы вдвоём. Что такая кислая?

– Устала: ты помотал мне нервы.

– Ничего себе! И это вместо слов благодарности?

– Может, ты хоть что–нибудь мне расскажешь?

– Ладно, слушай уже. В общем, пообщался я с Иркой. Это такая морока! Я чуть не угробился, пока она вообще согласилась меня слушать, а потом – пока уговаривал её. Мало того, что дура, так еще и упёртая, как пень! Вбила себе в голову, что всё это дешёвый развод. Как будто мне делать больше нечего – только бегать за ней, чтобы разводить как лохушку.

– Я так и догадалась.

– Ты проявляешь чудеса проницательности, – бросил он не без ехидства. – Может, ты догадалась, чем всё закончилось?

– Тем, что она послала тебя?

– Она меня послала?.. Вот такого ты обо мне мнения? Да, не ожидал! Просто нож в сердце.

– Прости. Скажи сам: я уже не знаю, что думать.

– Думай, как будешь выполнять то, что мне обещала! Ирка согласилась.

– Березина согласилась?! – вскричала Лиза, не веря своим ушам. Значит, она поторопилась настроиться на провал операции?

– Ну, Ирка, конечно, повыламывалась! – Таранов расхохотался. – Но в конечном итоге, я её убедил: она готовится уехать. Радость моя, я выполнил свою часть обязательств, так что ты теперь, между прочим, моя должница!

– А вдруг она опять будет выламываться? Вдруг она передумает?

– Не передумает: ей уже нравится моя идея. И я сам купил ей билет. Через четыре дня она улетает. Вся в мечтах о новой жизни.

– Ничего себе! – теперь Лиза окончательно воспрянула духом. – И куда ты её отправляешь?

– В столицу России, – ответил он с усмешкой. – Ну а дальше посмотрим.

– Замечательно! А Эд?… Он точно не против?

– О господи! Даже Ирку не озаботила эта проблема – потому что проблемы просто нет! А ты не перестаёшь меня доставать своим вопросом.

Лиза помолчала, пытаясь заново осмыслить то, что произошло. Теперь у неё возникло странное ощущение: будто она запустила некий механизм, действие которого не может контролировать.

– Но что ты ей предложил? – полюбопытствовала она.

– У меня тоже есть свои профессиональные секреты. Владелец центра развлечений не может не уметь подобрать ключи к даме. Блин, ну и задала ты мне задачу!

– Но ты же справился!

– Не справился бы, если б не старые связи: спасибо, добрые люди пошли навстречу. А то бы вообще ничего не получилось!

– Ты что, подсунул её какому–то олигарху? – Она хихикнула.

– Ну, с этим–то Ирка справится намного лучше меня! Для неё главное, чтобы ей предоставили возможность, а уж свой кусок пирога она отхватит и без посторонней помощи. Кстати, в этом вы с ней просто сёстры по духу.

– Что за чушь? Чем мы можем быть с ней похожи?

– Да вот как раз общее между вами и наблюдается! Вы обе используете мужиков. Правда, Березина при этом расплачивается за оказанные ей услуги, а ты просто динамишь.

– Что?! – Она даже подскочила от возмущения. – «Динамишь»?! И это говоришь ты, который раскрутил меня даже на «американку»?

– Я сейчас не о себе.

Таранов наслаждался произведённым эффектом. Ей хотелось ответить ему такой же обидной колкостью, но он был нечувствителен вообще к любым поддёвкам.

– Что, жалеешь Левандовского? – Лиза снова уселась, немного успокоившись.

– Скорее, сочувствую.

– Не переживай за него. К тому же я всё равно вряд ли в его вкусе. Да и он не в моём.

– Странные вы, бабы. Вот он не в твоём вкусе, а ты собираешься жить с ним в одном доме.

– Ты правильно сказал: только в его доме – ничего больше.

– Ну, я ж и говорю: динамишь, – усмехнулся он.

– Может, хватит уже цепляться ко мне?

– Я не цепляюсь – я даже горжусь тобой. Не хочешь запатентовать свою придумку? Пополнила бы список идей «Как окрутить миллионера».

– Я отдам её тебе. Хочешь – запатентуй. В счёт моей оплаты.

– Если у тебя что–нибудь выгорит, я, пожалуй, воспользуюсь твоей щедростью. Но только в качестве дополнительного бонуса.

-13-

Николая Левандовского не приводил в восторг слишком уж свободный образ жизни сына. Лучше бы он слегка умерил пыл, остепенился и завёл стабильные отношения, чем метаться от юбки к юбке и иметь сомнительную славу ветреника. Тем не менее, Левандовский понимал, что со своим положением и внешностью Эдуард просто обречён на успех у женщин, и был готов закрывать глаза на его похождения, пока они не выходят за определённые рамки. Это было его главное и единственное требование к сыну, особенно ужесточившееся с началом противостояния с Черняевыми.

– Я, конечно, всё понимаю: тебе хочется и погулять, и развлечься, – сказал он как–то при подходящем случае. – Но я тебя очень прошу: развлекайся так, чтобы обошлось без скандалов.

Замечание задело Эдуарда: он не видел в своём поведении ничего предосудительного. Что такого страшного в том, что у него нет стойких привязанностей в отношении девушек? Лучше так, чем ложь и лицемерие для поддержания глупых иллюзий. Зато никакими явными глупостями он не страдает, к развлечениям относится лишь как к развлечениям, а не смыслу жизни. Да и вообще твёрдая способность контролировать и себя, и ситуацию была одной из его отличительных особенностей, на которую полагались даже его друзья.

– Пап, я умею думать!

– Да, но и напомнить нелишне. Иногда из какой–нибудь чепухи возникают такие последствия, что никогда бы не подумал! Ты сам видишь, что сейчас происходит: Черняевы только и ищут, на чём бы нас поймать. Любая промашка попадёт в газету, а… – он подумал, как бы выразиться, – любая пикантная ситуация – это вообще для них подарок.

– Пикантная ситуация? Разве я такая скандальная личность?

– Я говорю, как есть, Эд. В жизни всякое бывает. Ты молодой, свободный… Девушки тоже попадаются разные – с разной моралью и принципами. Сейчас не время для ошибок, и я только попросил тебя об осторожности.

Эдуард предпочёл не вступать в спор с отцом, разумно полагая, что препирательства не пойдут ему на пользу. Насколько одарённый, настолько и амбициозный, он был полон честолюбивых замыслов и не хотел понапрасну терять возможность их осуществления, когда сама жизнь тому способствовала. Как раз в это время Левандовские затеяли большой проект по «Городскому коммерческому банку», налаживая партнёрство с немецкими инвесторами. Для Эдуарда это был исключительный шанс проявить себя: поскольку он свободно владел немецким и после окончания университета год обучался в Германии, получив достаточно полное представление об этой стране, ему доверялась значительная часть подготовки переговорного процесса. В случае же успешной реализации намеченного именно он смог бы вести данное направление в дальнейшем. Помимо этого, отец обещал задействовать его в избирательной кампании, предоставив официальные полномочия и познакомив, таким образом, с политическим закулисьем. И доверие родных, и открывающиеся разноплановые перспективы подогревали самолюбие Эдуарда, усиливая уверенность в своей исключительности. Единственное, что от него сейчас требовалось для осуществления блестящих планов, – это не подводить отца и результатами работы демонстрировать способность справляться с поставленными задачами, а в своём скором и непременном успехе Эдуард ни в коей степени не сомневался. Впрочем, несмотря на карьерные устремления, он не считал необходимым отказываться от остальных радостей жизни и, распрощавшись с Ириной, сполна пользовался представившейся свободой.

Сообщение Березиной, что её пригласили аж в Москву якобы на фотосъёмку для модного каталога (кто–то из бывших любовников вернул старый должок?) и она никак не может отказаться от такой редкостной удачи, прозвучало неожиданно, но не слишком огорчило Эдуарда. К её профессиональным способностям он отнёсся скептически, однако оставил своё мнение при себе и ни отговаривать, ни поощрять её не стал: пусть делает так, как считает нужным. Наверное, это его отсутствие интереса задело Ирину, но вряд ли сильно: во–первых, сама она по причине собственной поверхностности была неспособна на глубокие переживания, во–вторых, её сразу же поглотили радужные мечты о столичной жизни. В итоге расстались они достаточно прохладно, без лишних эмоций и сожалений, и всё свободное время после отъезда бывшей подружки Эдуард проводил то с друзьями, то в теннисном клубе – ещё одном объекте семейной собственности.

* * *

Ракетка метнулась вверх, ударив по подлетающему мячу. Удар вышел вскользь, и мячик, спружинив, упал на газон в нескольких метрах. Эдуард опустил ракетку и вытер вспотевший лоб. Партия на послеполуденном солнце продолжалась больше часа, и он ощущал усталость.

– Может, перерыв?

Его партнёр по игре и давний приятель Антон Пригоров отозвался с противоположной стороны корта.

– Можно и перерыв. Передохнём?

– Да. Ты иди, я сейчас подойду.

Эдуард прошёл в раздевалку, открыл электронный замок отделения камеры хранения и нашёл среди своих вещей мобильный телефон: вдруг звонил отец? На экране значилось два пропущенных вызова, но номер, с которого звонили, был ему неизвестен, и он не стал перезванивать. Положив телефон в нагрудный карман лёгкой «адидасовской» теннисной куртки, он вернулся на корт. Антон сидел в синем пластиковом кресле и пил спортивный напиток из бутылки. Эдуард придвинул другое кресло и тоже сел. Антон протянул ему ещё одну бутылку с напитком.

– Держи, я и на тебя взял. Где ты ходишь?

– Да мобилу забрал. – Он открыл бутылку и с жадностью глотнул.

– Смотри, какие, а? – Антон глазами указал на двух девчонок, на вид лет восемнадцати–двадцати, старательно разминавшихся рядом с кортом.

Девочки, подобные этим, помимо собственно тенниса были ещё одной из причин, почему теннисный клуб привлекал посетителей мужского пола. Эдуард и сам не однажды заводил здесь знакомства с юными красотками, ждущими приятной компании и развлечений.

– Ага, ничего так. Особенно та высокая, да?

– Ну! Классная фигурка.

Почувствовав, что их заметили, девушки засмеялись и стали разминаться ещё усерднее.

– Да, вполне, – согласился Эдуард.

– А вторая как тебе?

– Тоже ничего, но блондинка интереснее.

– Ага, буфера больше! – хохотнул Антон.

У Эдуарда зазвонил телефон. Он достал его – снова тот же неизвестный номер.

– Алло.

– Привет, Эд. – Женский голос в трубке был ему знаком, но он не мог вспомнить, кто его обладательница. Та сама ответила на этот вопрос. – Это Лиза Сорина.

– Привет, Лиза.

– Я не сильно тебя отвлекаю?

– Нет. – Он продолжал разглядывать девушек, которые слали парням ослепительные улыбки. – Что у тебя? Рассказывай.

– Помнишь, ты говорил, что если будет надо, мы можем поговорить. Если это ещё в силе, я бы хотела увидеться с тобой.

– Ну, давай увидимся. Завтра ты сможешь?

– Думаю, да.

– Я буду весь день на работе, хочешь – приезжай ко мне ближе к вечеру. Часов так после четырёх.

– Хорошо, я постараюсь. Но ты точно будешь у себя?

– Конечно. Если что–то изменится, я тебе позвоню.

– Спасибо, Эд. Тогда до завтра.

– Давай, пока. – Эдуард отключил телефон.

Антон посмотрел на него с насмешкой.

– И зачем тебе после этого блондинка? – спросил он.

– Ну, эта же брюнетка. – Эдуард подмигнул ему, указывая на свой мобильник.

* * *

С момента выхода первой публикации про «Городской коммерческий банк» прошёл месяц. За это время в «Прожекторе» напечатали ещё две статьи, в которых он снова упоминался. Правда, теперь это были не интервью, а короткие обозрения, вроде бы проливавшие свет на некоторые аспекты работы банка, но на самом деле больше чернившие Эдуарда. В связке с ним шёл и Игорь, которого газета традиционно преподносила как главного местного злодея. От семьи Левандовских не последовало никакой официальной реакции на эти материалы, но сотрудники «Строй–Модерна» почувствовали на себе их отголоски: последние несколько недель генеральный директор был не в духе, вспыльчив, чрезмерно придирчив и периодически устраивал своим подчинённым разносы по пустячным поводам. По утрам к нему часто приезжал брат, они подолгу о чём–то совещались – иногда вплоть до обеда, но обстановка оставалась накалённой.

В офисных «массах» росло недовольство, и люди всё больше ворчали.

– Понятно, что у них неприятности, но чего на нас отыгрываться? Лучше бы сына своего на место поставил. Левандовский сам его приучил, что с него спроса никакого, всегда прикроют. Привык считать, что всё ему позволено и что так всегда и будет. Пусть хоть раз получит по заслугам, может, меньше самомнения будет! Давно его надо было поставить на место.

Некоторые были лаконичны:

– У Эдика одни бабы и «бабки» на уме. А что с него взять? Живёт, как у бога за пазухой, на всём готовом – ни забот, ни хлопот.

Однако что бы конкретно не говорилось, в любом случае объектом сдерживаемой агрессии неизменно выступал Эдуард – даже когда он появлялся в офисе «Строй–Модерна», на него смотрели с оттенком неприязни. Разговоры, само собой, долетали и до Николая Левандовского, что только усиливало его раздражённую взвинченность.

Лиза тоже слышала, что болтали об Эдуарде. На её собственном мнении о нём это не сказалось: будучи давно знакома с ним, она не относилась к нему критично. Куда в большей степени её заботили собственные задачи, а вся эта масса негатива вокруг, скорее, только давала ей в руки новые карты. Именно сложность положения Эдуарда должна была подкрепить её аргументы в переговорах с ним: чем слабее его позиции, тем прочнее они у неё, и тем больше вероятность, что она окажется ему нужной. Березина уже неделю как отсутствовала. Таранов лично сообщил Лизе, что посадил Ирку в самолёт, ещё раз заверив, что никаких осложнений со стороны Эдуарда по поводу её отъезда не возникло. И Лиза, ещё раз всё взвесив, пришла к выводу, что пора браться за осуществление своих планов.

Она попробовала позвонить Эдуарду – в тот вечер, который они провели в «Орхидее», он дал ей свой номер телефона. Но он не брал трубку, и она уже почти отчаялась, когда ещё одна её попытка вдруг увенчалась успехом. Лиза не ожидала, что он пригласит её к себе в банк, ведь проще всего было бы увидеться в «Строй–Модерне». Однако его вариант оказался даже ещё лучше: по крайней мере, никто из сотрудников офиса не будет знать, что она с ним разговаривает и, соответственно, не станет об этом трепаться. К её радости, Бардин в назначенный день уехал по делам сразу после обеда, и она, отпросившись с работы на час раньше, отправилась к Эдуарду.

* * *

– Красивая обстановка! – Лиза улыбалась, глядя ему в глаза.

– Спасибо.

– Нет, правда. Мне очень нравится. Это дизайнерская разработка?

– Да – но с моим участием.

Его просторный кабинет и впрямь был впечатляющим – не столько из–за очевидно дорогой обстановки, сколько из–за исключительной подобранности всех составляющих, их гармонии и удачной цветовой гаммы, сочетающей разные зелёные оттенки с примесью светло–коричневого дерева. К тому же в интерьере присутствовали некоторые достаточно неизбитые идеи. Например, рабочий стол размещался не традиционно у стены, а в нескольких метрах от неё, в то время как свободное пространство сзади было занято декоративными комнатными растениями – какие–то диковинные лианы вились до самого потолка. Всё вместе это напрочь отметало ощущение холодной строгости, свойственное деловым помещениям, и создавало впечатление причудливого зимнего сада. Проводить время здесь, наверное, действительно было приятно – хоть в работе, хоть в праздности.

Лиза перевела взгляд дальше. Под зашторенными окнами размещался журнальный столик с двумя глубокими креслами тёмного цвета мха.

– У тебя прекрасный вкус. – Эдуард собрался что–то ей ответить, но Лиза опередила его. – Поверь, я в этом кое–что понимаю! Говорю тебе как дочь искусствоведа. Моя мама руководит галереей «Арт–проспект».

– Вот как?

– Да.

– Я бывал там.

– Неожиданно. – Она опять улыбнулась. – А что ты предпочитаешь в живописи?

– Разное. Например, импрессионизм.

– В самом деле? Мне кажется, сейчас это просто модно.

– Не веришь, что у меня может быть своё мнение?

Лиза рассмеялась.

– Прости, Эд, я не то имела в виду. Не конкретно тебя. Просто любовь к импрессионистам во многом сегодня просто тенденция, а не порыв души, вот и всё.

– Говоришь это как дочь искусствоведа? – В его глазах искрился смех.

– Ты меня поймал быстрее, чем я тебя. – Она наигранно вздохнула и опустила руки.

– Нет, Лиза, я понимаю, о чём ты. И даже согласен с тобой. Но насчёт себя могу точно сказать, что это не дань моде. Я люблю Моне. «Кувшинки», «Цветущее апельсиновое дерево», «Маковое поле» – разве это не замечательно? А ван Гог? «Звездная ночь над Роной»?

– Трудно возразить. Мне тоже нравятся «Кувшинки» и «Маковое поле», хотя я не считаю себя специалистом в этом течении. Но с другой стороны, здесь вообще не так просто судить как эксперт: импрессионистов, скорее, всё же надо чувствовать и воспринимать.

– Непременно. Восприятие присутствует уже в самом названии. И оно же лежит в основе картин.

– Могу сообщить тебе, если в «Арт–проспекте» будет выставка работ импрессионистов.

– Буду признателен. Садись. – Эдуард подвинул ей вертящееся кресло, после чего сел за свой стол.

Однако Лиза не стала спешить следовать его приглашению, ещё раз обведя комнату глазами, а на самом деле давая ему возможность рассмотреть себя саму. Она специально оделась так, чтобы уже своим видом расположить его к себе: её костюм светлого мятного оттенка был очень ей к лицу, а узкая юбка намного выше колена открывала красивые длинные ноги. Эдуард действительно посмотрел на неё, но ничего не сказал.

Лиза села.

– Что тебя привело ко мне? Наверное, всё–таки не одно только желание поговорить об импрессионистах?

– Ты прав: не только это. На самом деле, куда более прозаические вещи.

– Проза всегда неизбежна. Я слушаю тебя.

– Я хотела поделиться с тобой кое–какими соображениями. Я рассказывала тебе, что пытаюсь анализировать наши стартовые позиции на выборах. – Он кивнул. – Так вот… С чего лучше начать? Меня в большей степени интересовали наши возможные слабые места. Их нужно знать, чтобы обезопасить себя. Я пересмотрела, о чём пишет «Прожектор», в каком направлении, на что они обращают главное внимание. В общем, попыталась на том, что есть, выстроить тенденции – тогда можно предполагать, чего ждать дальше. И так получается, что одна из целей, по которым они, вероятно, будут метить, – это ты.

– Я? – Он искренне удивился. – Разве не Игорь Николаевич? Какой им интерес ко мне?

– Для них как раз есть такой интерес: иногда окружным путём можно зайти дальше, чем прямым. Игоря Николаевича они и так не оставят в покое. Но этого мало, потому что это – очевидность. В политической войне нужны ещё неожиданные действия, причём болезненные. Мэр – лицо публичное, он должен быть готов к критике и неприятию, и ему в любом случае есть чем ответить. Даже если его очень уж критиковать, у него останутся и сторонники, и аргументы в свою пользу. А если бить по другому человеку, но так, чтобы это отражалось на главном объекте? Типа ударной волны. Это даёт намного более сильный эффект! Как мужчина ты знаешь военную тактику, вероятно, лучше меня. Что приносит больше проблем – постоянные удары по одной главной цели или ковровые бомбардировки? Безусловно, по значимости результата важнее первое, но в качестве средства общей деморализации, беспорядочных разрушений и постоянного напряжения – второе несравнимо сильнее. Ни одна армия не откажется от этого вида ведения войны.

– Ничего не могу тебе возразить. Больше того: я приятно удивлён широтой твоих познаний. Немного необычно для девушки – изучать военную тактику и иметь подобные рассуждения. Но я всё же не могу понять, почему предпочтение в качестве дополнительной цели для бомбёжки должно отдаваться именно мне, а не, скажем, моему отцу или Бардину? Или хотя бы руководителю банка?

– Потому что у тебя меньше способов себя защитить. И потому что ты – не постороннее лицо. Вот про тебя написали уже три статьи. Что ты можешь по ним ответить?

– Почему я вообще должен по ним отвечать? – она уловила в его голосе раздражение. – Какой–то идиот, у которого самого рыльце в пушку, наговорил обо мне всяких гадостей. На идиотов не обращают внимания!

– Для начала надо знать, что это идиот, а многие ли об этом знают, кроме тебя?

– Я не стану перед ним оправдываться.

Лиза откинулась на спинку кресла. Говорить с ним оказалось непросто, но она и не надеялась на лёгкую беседу.

– Я не говорю об оправданиях – по крайней мере, не в данном случае. Даже «Прожектору» твои оправдания не нужны. Им нужно вызвать у людей неприязнь и отторжение к вам, вот и всё. Для данной задачи ты подходишь. Больше, чем твой отец и чем Бардин – извини.

Он, чуть сощурившись, посмотрел в сторону. Она испугалась, что оскорбила его – это было бы самой большой ошибкой. Не хватало ещё, чтобы он прекратил разговор!

– Не обижайся на меня! То, что я сейчас сказала, я не говорила никому. И не скажу. Но я сказала тебе, потому что это касается тебя. И ты говорил, что хочешь быть полезен своей семье. Поэтому я и посчитала нужным поделиться своими мыслями!

– Я не обижаюсь. – Теперь он тоже откинулся в кресле, положив локти на широкие подлокотники и сцепив пальцы рук, и пытливо взглянул в её лицо. – То есть ты считаешь, что именно я – наиболее подходящий объект для ненависти?

– Разве я это сказала? – Лиза чуть приподняла брови в деланном удивлении. – Эд, так считаю не я, а те, кто заказывает эти статьи и оплачивает вашу антирекламу. Что касается лично меня, то я не вижу никаких причин для ненависти. Но у кого–то могут быть другие взгляды.

Какое–то время он молчал, глядя прямо перед собой. Она ждала, что он ответит, пытаясь понять, удалось ли ей хотя бы немного убедить его в своей правоте, – а в данном случае она не манипулировала фактами.

– Скажи мне, – наконец заговорил Эдуард, – а если бы тебе платили за то, чтобы вести нашу антирекламу, если бы ты работала на противоположной стороне, кого бы ты избрала своей целью?

Лиза невольно закусила губу. Нет, как всё–таки ловко он попытался прижать её! Но и она не так податлива, чтобы сразу быть сбитой с толку.

– Если бы я была на противоположной стороне, я бы искала свой путь, которым бы и следовала. Они тоже нашли удобный для себя путь и ничего не станут менять – я не верю в это. А я – поскольку работаю на вашей стороне – должна уведомить тебя о своих выводах.

– Ну, хорошо. – Он качнулся вперед и выпрямился. – Допустим, ты права в том, что я и есть их цель. Что в таком случае я должен делать?

Это было ближе к тому, чего она ждала изначально. Кажется, постепенно они всё же начали двигаться в нужном направлении, и Лиза воспрянула духом.

– Естественно, не оправдываться – в этом ты абсолютно прав. И не уподобляться вашим противникам.