Текст книги "Клетка"

"Клетка"

Лика Унача

Предисловие

Писатель часто фантазирует, сочиняя свои истории, но не задумывается, что может точь в точь повторить реальную жизнь одного из семи миллиардов людей. Жизнь не просто непредсказуема, она многоканальна, изобретательна и четка, как в своём сострадании, так и в жестокости. Самые страшные наши фантазии и страхи, от которых передергивает все тело, – чья-то реальность. Поэтому данная история для одних может оказаться реальным случаем, для кого-то – частично вымышленной историей. Для меня же лично эта история отчасти вымышлена, отчасти достоверна. В ней много внутренних, локальных проблем, за несвоевременным устранением которых следует трансформация в глобальные, затрагивающие массу людей. Пока ты взращиваешь монстра в четырёх стенах, это проблема только твоя, ну, и ещё новоиспеченного монстра, но когда ты выпускаешь его за дверь, проблема коснётся десятка, а то и сотни людей. Неспроста великие умы психологии взваливали тонну ответственности на родительство: базисный период, формирующий весь жизненный вектор – детство. В руках взрослого пластичный разум ребёнка; слепив из него колючий зизифус, он не станет тем, кто несёт благодеяние или на худой конец равнодушие, он будет тем, кто насаживает на шипы каждого, кто его душе не мил.

И если вы не готовы к этой ответственности, к терпению и полной отдаче, не стоит заводить потомство, обрекать его и многих людей – тех, кого он повстречает на жизненном пути – на испытания. Рано или поздно ваша безответственность или жестокость выйдет боком – это правило. Жизнь так устроена, что каждый платит за неё: бедный заплатит деньгами, а богатый, он же жадный – здоровьем, репутацией, жизнью, причем часто не своей, а жизнью детей, чтобы было побольнее. Ну а у тех, кого и собственные дети не беспокоят, жизнь заберёт то, чем они дорожат больше всего. Поэтому важно чувствовать меру и не спрашивать: «За что?» Ты должен, ты ответственен, так будь добр заплатить за вчерашние салюты сегодня, иначе твой долг вырастет до непреодолимых тебе величин. Праздник когда-то заканчивается, закрывается занавес и гаснет свет. И так до новой премьеры. Следует всего лишь проявить терпение – инструмент, подвластный только самой сильной душе.

История Делины написана мной в нелегкое время – его мрачное влияние напрямую отразилось и на книге. С ней связаны мои собственные воспоминания, тихо томившиеся в глубинах памяти, но нежданно наступило время ощутить их вновь и пережить их последствия. Пока я росла, наблюдала за различного рода проявлениями жестокости людей по отношению друг к другу, но она практически не касалась меня самой. Тем не менее отравленная земля не способна взрастить здоровый урожай.

Лето в деревне – особая атмосфера, особенно для детей – это бесконечные источники для выдумки новых игр, сценариев, чем мы пользовались умело, я, будучи единственным ребёнком в семье, привыкла к одиночеству и легко могла развлечься игрой с собой. Но был определенный круг друзей, среди которых я чувствовала себя лучше, чем даже когда была одна. Жаркие знойные дни мы переживали в тенистых садах и полях с обилием лекарственных растений с преобладанием ромашки луговой, окружающих протекающую вдоль всей деревни реку.

Одним из главных героев моего воспоминания был мой троюродный брат, живший у нас на протяжении нескольких лет; он был взрослее нас, соответственно – был главным сценаристом наших игр. Как-то раз, возвращаясь с реки, пройдя через строй высоких тополей, рыжеволосый и высокий для своих четырнадцати лет Рони встал перед нами и вручил один из двух топоров, зажатых в его руке, другому нашему заводиле, Марку.

– За мной, – живо призвал он последовать за ним восьмилеток, интригуя загадочной улыбкой.

Уверенные, что в его золотую голову пришла очередная захватывающая идея, мы помчались за ним обратно к гордо возвышающейся линии тополей.

– Стойте здесь, – Рони выстроил нас возле одного невысокого дерева, породу которого вспомнить мне вряд ли удастся.

Отложив аккуратно свой топор, он довольно ловко забрался на дерево; только когда его руки потянулись к темному пятну среди густой листвы, мы поняли: он спускал птичье гнездо. Довольно крупное, слепленное из земли и мелких веточек гнездо спустя минуту уже лежало перед нами, из него тянули головы несколько птенцов: без перьев, абсолютно голые, недавно вылупившиеся, с большими планами на долгую жизнь, как и следовало воронам.

– Мерзкие вороньи детёныши, – произнёс Рони, – недавно одна ворона напала на меня, давайте отомстим, – с выражением, предвкушающим приближающее зрелище, произнёс он, подбирая с земли топор.

Последующие несколько минут перед моими глазами пронеслись как видео на пленке при быстрой перемотке, я не смогла уловить ни единой цельной картинки. Когда пленка остановилась, мои глаза застыли на мелких брызгах крови на зелёной траве, чуть выше я заметила пытающего уползти изуродованного, но ещё имеющего силы на крик птенца. Я поняла – с нами что-то не так. Сейчас стало ясно, что именно. Все разбежались друг за другом: кто по домам, кто на новую локацию для игрищ, кто-то повеселился и пошёл дальше, кто-то погрустил и забыл. А кто-то на всю жизнь оставил картину перед глазами и в каждую свободную от дел минутку воспроизводил ее, пропускал через себя, пытался понять, каково было этим птенцам, что чувствовали те, кто безжалостно наносил по ним удары. Из всех перечисленных типов людей именно последний был самым сломленным и, как следствие, нездоровым.

Книга о том, как здоровый человек может оздоровить своё окружение, а больной практически не имеет шансов не сломать кого-то ещё.

Сон

Туманным кружевом смесь ароматов ореха, нежной ванили, порой вперемежку с мягким ароматом кокоса, проникали в мою комнату каждое утро, вместо утреннего будильника отрывали меня ото сна и одновременно пробуждали аппетит. Чаще всего мама – строгий дисциплинированный доктор, построивший на этом гигантский бизнес, – собственноручно готовила полезные завтраки для глубоко отпекаемой двадцатилетней меня. Сегодня были оладьи из миндальной муки на сиропе топинамбура, испускающие утончённой струёй пар. Каша-пудинг из семян чиа на кокосовом молоке красовался в миске из плотного чешского стекла. Сахару, глютену, молочному белку и всему, что вредит организму, в нашем доме не было места, особенно для меня. После страшной трагедии, произошедшей в семье, когда ушла из жизни моя младшая сестра, мама, убитая горем, помешалась на моем здоровье. Страх потерять и меня незначительно, но сводил ее с ума. Половину сада мама перепахала и умудрялась выращивать на расчищенном участке всевозможные овощи. Было странно видеть властную бизнес-леди, при наличии кухарки, с энтузиазмом готовящую разнообразные, но исключительно полезные блюда, или же замечать ее за работой в огороде. Каникулы, на которых я приезжала в родительский дом, наш шеф, некогда награждённая мишленовской звездой, называла нашими общими каникулами: мать просто не доверяла ей приготовление еды для меня, в редчайших случаях и под ее чутким и стерильным контролем шефу все же счастливилось меня кормить. Помимо еды залогом здорового организма являлся спорт; мне предлагался выбор между плаванием и тренажёрным залом, и чаще я уплывала в сторону расслабления, как довольно ленивая натура. Мое плаванье ограничивалось простым барахтаньем в воде, отягощённым бесконечными думами обо всем, о чем не думают двадцатилетние девчонки.

На что у меня не было выбора, так это на посещение психолога. Мистер Купер был однокурсником мамы и хорошим знакомым, поэтому мое минутное опоздание тут же докладывалось миссис Лили Ричмен, следствием чего были часовые рыдания надо мной и лекции о важности сохранения ремиссии. Хотя я понимала, что с психологом или без него – мои приступы будут повторяться.

Время каникул – не самая веселая и безмятежная пора в моем случае. Поэтому время учебы я превратила в марафон потех и безделья. Забота мамы – это очень ценно и мило, но только до тех пор, пока она не превращалась в мою обязанность. В то же время я не могла не сочувствовать ее боли, не понимать страхов, поэтому пыталась идти навстречу. Обычно после завтрака я включала музыку в наушниках и бегала по району или шла пешком до спа-центра с бассейном. Я всегда оплачивала индивидуальный тариф, по которому я и инструктор были единственными посетителями, и чаще приходилось доплачивать и самому инструктору, чтобы он занялся чем угодно, но только оставил меня наедине с собой. Если исключить обязательный характер моих посещений, то плавание чаще приносило мне удовольствие. Погружение в тёплую ласковую воду было сравнительно с применением седатива, оно не избавляло от навязчивых мыслей, но они казались не столь травматичными.

Моим излюбленным развлечением было изображение фридайвера: медленно погружаясь, я наблюдала за предметами через волнующуюся воду, все принимало причудливую плавучую форму, будто окна, потолок и все, что просматривалось, было взято из «мягких часов» Дали. Наблюдение через воду было не самой целью моего погружения, каждый раз я испытывала свой организм, держалась под водой и доводя себя до предела кислородного голодания. Представляла, как кто-то, решив, что я утонула, бросился спасать, а я рассмеялась бы в ответ.

В очередной раз испытав себя, я вынырнула, жадно поглощая кислород. Открыв глаза, увидела сидящую на краю бассейна знакомую фигуру – Ари, с его фирменной улыбкой на циничной физиономии.

– Милая, ты не отвечаешь, – продолжал он улыбаться.

Не собираясь отвечать, я подплыла к нему, с такой же наглостью вглядываясь в его хитрые глаза.

– Не смотри так, – засверкал он белоснежными зубами.

Выйдя из воды, я прошагала медленными уверенными шагами мимо него и отправилась в душ, не проронив ни слова. Это и был мой красноречивый ответ.

Кроме одной девушки, с которой столкнулась в дверях, в самой душевой никого не было, поэтому я спокойно разделась и встала под струю тёплой воды. Время от времени мне слышались посторонние шумы и какое-то шуршание, но, обернувшись, я не замечала никого.

«Наверняка почудилось, – подумала я, – мне не привыкать».

Вернувшись домой, я обнаружила только отца, мама, к моему невероятному везению, задерживалась в клинике. Папа часто нарушал все установленные правила, тайком тащил в дом всякую вредную еду, и мы с ним прятались в кабинете и, соревнуясь в скорости, уплетали все до последнего ломтика шоколада, чтобы наверняка не оставить следов преступления. Да и такой ярой озабоченности мной у него не было, как, собственно, у каждого типичного отца. Это позволяло чувствовать себя с ним спокойней и свободней.

Ари весь вечер строчил смски, будто за их количество его вознаграждали криптовалютой. я их добросовестно читала, но было в тягость отвечать и объяснять очевидное, и я выключила телефон. Из-за него мне пришлось лишиться единственного развлечения на сегодня – просмотра ленты в Инстаграм. Читать я не любила, после пары страниц становилось тягостно от предстоящих еще трёхсот до развязки. От лени я и забрасывала идею, как и книгу, в какую-нибудь тумбу пылиться. Я не увлекалась особо ничем: телескопа в моей комнате не было, как и растений, журналов, плакатов – ничего такого, впрочем, как и уюта.

Выглянув в окно, я заметила Джамала, сидящего за столиком у себя на заднем дворе. Наверное, он и был моим единственным хобби, мой сосед и близкий друг, одарённый талантом спасать меня из всяких передряг. А сегодня спас и от скуки.

– Джа, – шагнула я за калитку.

– Дель, – с трепетом поздоровался он.

– Как поживает самый невероятно привлекательный доктор? – подшучивала я.

Хотя эти слова были чистой правдой. Кроме того, что он был пока ещё студентом, а не действующим доктором. Он как хороший сын решил пойти по стопам отца. Высокий и прекрасно сложенный смуглый парень, с зеленоватыми глазами и в белом халате, однозначно будет самым горячим в госпитале.

– Кто бы говорил, – заулыбался он.

– Доктор, у меня жутко боли-и-и-т… – я замолчала, осматривая себя, выбирая, какую же часть тела мне оклеветать. – Душа, жутко болит душа, – изобразила я жалостливый вид. – Не пропишете мне лекарства?

Джа засмеялся, поняв намёк.

– Миссис Ричмен в клинике, да? – спросил он, заходя в дом.

Он знал, что я прихожу к нему на расслабляющий сеанс, когда мама на работе.

– А твой отец? – крикнула я возвратившемуся Джамалу.– Мама говорила, он отказал в лицензии на определенные услуги в клинике?

Джа странно отвёл глаза и нахмурился, но, пытаясь скрыть эмоции, заулыбался своей заразительной улыбкой.

– Он ничего не говорил.

Выпуская из легких переработанный угар от «Лемон-три», казалось, я действительно выпускаю всю боль. Немного закружилась голова, поэтому я улеглась на садовом диванчике. Мой мозг наконец перестал думать, но выборочно спрятал в глубокий ящик самые страшные события, изнуряющие мысли и все, что доставляло тягость. В этом была прелесть дружбы с Джа.

– Мой персональный многофункциональный док-диллер, – продолжала я бредить. Отсмеявшись, Джа спросил:

– Как дела с Ари?

– О, зачем ты все испортил? – завозмущалась я. – Испытание расстоянием, кажется, мы провалили, – и затянулась вновь, ощутив отрезвление от поднятой темы.

– Дель, Делина! – стали доноситься крики с улицы.

Выйдя от Джа, я увидела Ари, стоявшего у моего дома; заметив нас, он пошёл навстречу.

– Здарова, – формально махнул Ари Джамалу. – Детка, ты не отвечаешь весь день, – обратился он ко мне.

– Прости, – произнесла я без эмоции.

– Иди ко мне, – Ари прижал меня к себе, проверяя, видит ли нас Джамал.

Ари – собственник, он всегда ревностно относился к моей дружбе с Джа, и за столько лет я не смогла убедить, что мы друг друга не волновали.

– Поехали, в бар, там выступает Лей, – поволок он меня за собой.

Развернувшись, я уже не увидела Джамала, а мне очень нужна была его компания.

– Я в домашней одежде, – искала я причины не ехать.

– Все равно, – хитро заулыбался он.

– Следи за дорогой, хотелось бы дожить до грядущего дня рождения, – сделала я замечание его опасному вождению.

– Всего-то пара месяцев. Доживешь, – заявил он. – У меня есть для тебя подарок, не связанный с днём рождения, – припарковав машину, он развернулся ко мне.

Я искусственно улыбнулась, не чувствуя особого трепета. Из кармана бомбера Ари достал чёрную коробочку, которая заставила сердце испуганно стучать, я занервничала и не знала, как себя вести. Но когда он, торопясь, смахнул крышку коробки так, что она слетела в сторону и я увидела сверкающие серьги-гвоздики, облегченно выдохнула и засмеялась, прочувствовав, что опасность позади.

– О, Ари, ты не забыл, – я приобняла его в знак благодарности.

Он сразу же захотел их мне примерить. Они были весьма изящны и не вычурны, скромно и со стилем, как я любила. Их высокая цена не напрягала моего бойфренда, он был сыном из богатейшей в округе семьи, заполонившей всю страну сетью развлекательных заведений.

– На хрен этот бар и Лея, может, поедем ко мне? – прошептал он, застегивая серьгу.

– Для Лея важно наше присутствие, – я все же заставила Ари отстраниться.

В баре было всего несколько свободных столиков, не сразу удалось заметить Камиллу, мою школьную подругу, с ее очередным бойфрендом, имя которого я даже уже не старалась запомнить, они сидели за столиком у самой сцены. Подняв глаза на готовящихся музыкантов, я увидела уже улыбающегося нам Лея, прошла к нему, поздоровалась и, пожелав удачного выступления, присела за стол к ребятам.

– Ари, Дель?– с удивлением спросила Камилла.

– Что-то не так? – переспросила я, казалось, мы совершили что-то противоестественное, оказавшись вместе.

– Я просто… просто… удивилась. Никто не верил, что вы переживете разлуку, – оправдательно улыбнулась она.

– Может, мы и не пережили.

Все засмеялись, предположив, что я шучу.

Думать, что Ари хранил мне верность в течение полугода, было бы глупо. Я все прекрасно понимала, он сходил по мне с ума, но против своей же натуры у него не нашлось бы противостоящих сил. А я просто не могла окончательно разорвать нашу нить, плотную нить, впитавшую все, что мы пережили вместе. Мне было с ним хорошо проводить время, что именно я и делала, ничего более не ждала и не хотела сама. Я смотрела на него весь наш разговор, видела, как он теряется и нервничает, услышав слова Камиллы. Но я даже не чувствовала боль, когда понимала, что все мои предположения реальны. Я всего лишь улыбнулась ему. Чувствовала, что он родной для меня человек, с которым многое пережито, но как бы нам ни хотелось, уже не удастся создать будущее.

Бар который мы посетили, был в распоряжении Ари, отец отдал ему на восемнадцатилетние сеть баров по городу, поэтому с выпивкой здесь не возникало проблем. Компания, с которой я раньше проводила восемьдесят процентов своего времени, теперь вызывала только раздражение, а вечер был настолько нудным, что даже алкоголь не смог бы развеселить. Несколько стопок текилы, выпитые мною, были ошибкой хотя бы потому, что мне предстояло возвращаться в родительской дом, где мама – имея особенности чутья бладхаунда – учует запах прежде, чем я появлюсь на лужайке у дома.

Спотыкаясь, я пробралась к двери, ведущей на кухню с заднего дворика. Прежде, чем зайти в дом, требовалась подготовка по прохождению лазерно-лучевой сигнализации, именно с этим было сравнимо чутьё мамы, обхитрить которое для меня – недостижимая вершина конспирации. Поэтому я скромно заглянула через окно кухни.

Мама сидела в гостиной, перебирая бумаги, наверняка ожидая меня. Наша встреча равнялась бы вселенской трагедии. Единственное, на что мне хватило ума, это переждать, присев на корточки прямо под окном. Внезапно в комнате Джамала зажегся свет, подсказавший мне самое верное за сегодняшний день решение. К которому я и поспешила тихим бегом, как мотылёк на самый яркий огонь. Встав под его окном, я стала в него бросать все, что попадалось под руку: засохшие ветки, кусочки затвердевшей земли, траву, которая даже не долетала.

– Дель, – услышала я его голос, но в окне никого не было. – Что ты тут делаешь?

Опустив голову, я заметила стоящего в дверях Джамала, с удивлённой улыбкой на лице.

– Джа, ты помнишь день, когда подписал приговор о постоянной опеке надо мной? – проворчала я. – Пусти переночевать.

– Ты в состоянии самостоятельно зайти? – приветливо улыбнулся он.

Я тихими шагами прошла в дом, по привычке поднялась наверх прямиком в его комнату и сразу же рухнула на кровать, скинув обувь.

– Если бы мать меня увидела, – засмеялась я, понимая, что совершила шалость, чем больше правил она устанавливала, тем приятней было их нарушать.

– Было бы не до смеха? – присел на кровать он.

– Джа, что бы я без тебя делала? – взглянула на него я с трепетом. – Как думаешь, сколько будет продолжаться это помешательство мамы? Неужели этому не будет конца?

Джа молча посмотрел на меня и задумчиво продолжил?

– Сложно сказать. Дель, когда люди теряют самое дорогое, начинают сходить с ума. Когда мамы не стало, помню, как я мучился от подобных приступов.

– Приляг со мной, Джа, – повернулась я на бок, чтобы быть лицом к нему.

– Ты воняешь больше, чем весь старый бар «Джо» после футбольных болельщиков, – после формального ворчания он прилёг рядом со мной и приобнял рукой.

– А ты пахнешь, как парень после душа, – ответила я. – и не преувеличивай, всего-то несколько рюмок текилы, – добавила я, улёгшись на его плечо, и заснула.

Лёгкое шелковое платье с розовыми пионами развевалось на жарком, но тихом ветру. Я гуляла по цветущему саду вдоль реки, где росли дикие ромашки и синеглазки, как вдруг заметила на одном дереве гнездо с птенцами. Дерево было хоть и большое, но довольно ветвистое, и мне, маленькой и подвижной девчонке, с легкостью удалось взобраться на него. В гнезде я обнаружила четырех крошечных птенцов; сняв аккуратно с ветки, я поставила его на землю. Посадила в ладонь первого птенца, хрупкого и такого беззащитного, и долго его рассматривала. Посадив его на землю, я расправила его неокрепшие крылышко и нанесла удар топором. По моему платью распылились мелкие брызги алой крови.

Задыхаясь, я проснулась ото сна, мучившего меня не первый год. Я делала жадные вдохи, но горло перекрывалось, не давая кислороду поступить в лёгкие. Сердцебиение учащалось до таких скоростей, что казалось: все тело вздрагивает от каждого удара. Джа от испуга вскочил, но, не растерявшись, стал действовать. Открыл настежь окно, уложил меня в горизонтальном положении на ровный пол и стал успокаивать. Когда мое дыхание восстановилось и Джа обнял меня, я разрыдалась от бессилия.

– Ты ходишь к психологу? – спросил он, перебирая таблетки в аптечке.

– Да, – рыдая, ответила я. – Эти сны сводят меня с ума, не могу это терпеть больше.

– Ты приняла алкоголь, поэтому можно только эту, – он положил мне в ладонь зелёную таблетку с указанием: – Положи под язык.

– Джа, не уходи, – окрикнула я его, направляющегося к двери.

– Хотел проконсультироваться с отцом, возможно, стоит поменять твоего психолога.

– Нет, пожалуйста, не уходи, мне уже лучше, – попросила я.

Джа с досадой поджал нижнюю губу, но смиренно вернулся и лёг обратно, позволив мне опять лечь на его плечо.

Тайна первая

После ежедневного повторяющегося ритуала, когда мама забегала ко мне в комнату, впуская за собой аромат свежеприготовленного завтрака, будила и раздвигала шторы, она обязательно садилась, поглаживала мне голову и тихонько напоминала:

– Милая, сегодня бассейн.

Или профилактический осмотр, или день психолога. Сегодня был именно его день. День реконструкции моих мыслей.

– Нельзя опаздывать к доктору Куперу, вставай, детка, – сказав она, поцеловала меня в лоб и вышла из комнаты, оставив дверь открытой.

Сеансы доктора Купера были обязательны для меня с моих шести лет. Не проверяла, как без него, но с ним я все ещё не достигла желаемых результатов, хотя проблема наверняка таилась в том, что его вовсе невозможно достичь.

Доктор Купер, конечно, за столько лет постарел на моих глазах, но если бы я не знала его все эти годы, то не посчитала бы его ровесником матери. На вид приятный мужчина, без лишнего веса, всегда одет по моде, но не по возрасту. Разговаривал он так спокойно и размеренно, что, слушая его больше пяти минут, уже клонило в сон.

В кабинете доктора Купера все было как обычно, все тот же травяной чай на столике, который ассистентка приносила к моему приходу. Книги, без которых не обходился ни один психолог – такие, как «Введение в психоанализ» Зигмунда Фрейда, «Психология влияния» Роберта Чалдини и все остальные – располагались на полках в той же последовательности.

В кабинете пахло ароматной мятой, что облегчало мне многочасовое нахождение в чане своих страхов и проблем. Впервые мне приходилось ожидать появления доктора. Чаще всего, что не удивительно, опаздывала я. Когда залезла в телефон от скуки, тотчас же отворилась дверь, и в кабинет зашла уверенным ходом светловолосая женщина лет сорока пяти или пятидесяти. Приятная на вид, со сдержанной профессиональной улыбкой на лице, но весьма искренней.

– Дель, добрый день. Я доктор Лора, теперь я ваш психотерапевт, – представилась она.

Мне казалось, будто я неправильно услышала ее фразу, и я переспросила снова.

– Понимаю твою растерянность, но я уверена: мы с тобой добьёмся хороших результатов.

– А что с доктором Купером? Он ведёт меня уже многие годы, знает все о моих проблемах. Я не понимаю, что происходит и где мой доктор? – возмущалась я, не на шутку запереживав.

– Не буду ходить вокруг да около. Доктор Купер сейчас под следствием.

– Уверена, это недоразумение …

Я не успела договорить.

– Доктор Купер, мягко выражаясь, некомпетентно вёл работу.

– Он хоть и нудный тип, но психотерапевт лучший в округе.

– Вряд ли назначение препаратов, усугубляющих состояние пациента, которые он, вам в том числе, назначал, можно считать профессионализмом. На протяжении больше десяти лет вы принимали препараты, нарушающие память и блокирующие восстановление нейронных связей, что, собственно, не помогало, а вредило вашему здоровью. Удивительно, как вы до сих пор не потеряли память, – голос ее то стихал, то набирал высоту, пока она раскладывала блокноты и иные предметы на столе и располагалась на рабочем месте. – Мы осведомлены о доверительной связи вашей матери, миссис Лили Ричмен – многоуважаемой в медицине персоны, и доктора Купера. Но, Дель, если хочешь выкарабкаться, ты должна пообещать мне, что ни слова не скажешь ей, она ни при каких обстоятельствах не должна знать о смене лечащего врача.

– Но ведь…

Лора не дала мне договорить в очередной раз и продолжала своим поставленным голосом засыпать меня окутывающими волнением откровениями.

– Со своей стороны даю гарантию, что доктор Купер будет подтверждать, как и ранее, каждый твой визит. Ты взрослая девочка и должна принимать решения самостоятельно. Все выглядит странно, – встала она вновь со своего кресла, – но только ты решаешь. Поэтому делай выбор, я не намерена тебя убеждать.

Скептические мысли не давали расслабиться и здраво оценивать ситуацию, впервые за свои двадцать лет я столкнулась с нелегким выбором и необходимостью принимать решения, и он никак не был из разряда: какой вечерний наряд или какой ресторан для ужина выбрать. К такому я не была готова. Пугали обстоятельства, но Лора дала почувствовать полную уверенность, что ей от меня ничего не нужно. Хотя, возможно, она копала под мою мать. Успех других людей часто не даёт покоя многим, кто так и не вырвался из круга, замыкаемого ленью. Мы проходили множество попыток не столько забрать себе, а разрушить чужое, чтобы всем было так плохо, как и им. Несмотря на внутреннее противоречие, которое Лора считывала как профессионал, я все же дала согласие.

– Внимательно изучив твою медицинскую карту, я решила начать с отмены всех препаратов доктора Купера, но мы должны сделать это постепенно, уменьшая дозу каждый день, чтобы не травмировать организм. Вот здесь график приема препаратов, – протянула она розовый листок. – Дель, теперь расскажи, пожалуйста, почему ты ходишь к психотерапевту столько лет?

Мне не доставляло удовольствия пересказывать все заново, потому что в моей карте все и так было указано, и Лора прекрасно была осведомлена обо всем; складывалось впечатление, что она попусту издевалась.

– Как ты можешь охарактеризовать ваши взаимоотношения в семье, когда ты была ребёнком?

– Все прекрасно! – повертела я головой, посчитав вопрос глупым.

– Подробнее о том, как мама относилась к тебе?

– Прекрасно! – повторила я, немного напрягаясь от ее откровенного интереса к моей матери. – Моя мама очень любящая и заботливая, она всегда ласкова со мной. Если вы намекаете на ее гиперзаботу, то это вполне объяснимо: она потеряла маленького ребёнка, ее можно понять.

Лора все так же профессионально улыбалась мне, что уже немного выводило из себя:

– Я говорю о вашем детстве, как именно проявлялась ее любовь к маленькой Дель?

Наглый напор доктора Лоры подобно скоростному поезду, сносящему все на своём пути, измельчил под тяжестью железных колёс все картинки в моей голове. Я не могла вспомнить ни одного фрагмента из детства. Дискомфорт, вызванный своим провалом, невозможностью воспроизвести ни одного воспоминания, заставлял нервно ерзать на диване и с силой расковыривать ногтем шов на мягкой обивке.

– Если вы думаете, что я не понимаю вашу истинную цель нахождения здесь, вы глубоко ошибаетесь. Это не первый случай, когда пытаются подобраться к моей матери. И поверьте, когда она узнает о ваших махинациях, вам несдобровать.

Эффектно встать с мягчайшего и глубоко проваливающегося дивана оказалась не так-то просто, пришлось применить усилие, и с третьей попытки я встала на ноги и направилась к выходу.

– Дель, – окликнула она меня. – Только ты в силах себя спасти.

Мой яростный удар, которым я закрыла деревянную дверь в кабинет, стал моим ответом. Все тело постепенно, начав с груди, поражала дрожь, будто по коже и внутри меня разбегалась куча маленьких насекомых, перебирая крохотными, но многочисленными лапками.

Сев в авто, я достала успокоительные, назначенные доктором Купером; положив в ладонь одну таблетку, не сразу решилась ее принять, в голове не было никаких размышлений, нервный всплеск не давал возможности думать, но по необъяснимой причине я положила таблетку обратно в коробку. Трясущимися руками не сразу удалось завести автомобиль. Я спешила домой, чтобы рассказать все маме, но не могла дождаться, когда полностью успокоюсь, и с дрожащими руками крутила руль авто, боясь врезаться во что-то.

Заходя домой, я увидела припаркованный «Мерседес» мистера Фроста – отца Джа. Не раздумывая, побежала к их дому и позвонила в дверь. Открыл – как всегда, с жизнерадостной улыбкой – сам мистер Фрост.

– Привет, Дель, Джамал ещё не вернулся, – сказал он.

– Мне нужно поговорить не с ним, а с вами.

Как только я заговорила, мистер Фрост поменялся в лице и поспешно провёл меня в дом.

Торопясь, я рассказала ему все случившееся, как ребёнок жаловался на доставучего драчуна в классе. Как глава, держащий под контролем все здравоохранение штата, мистер Фрост должен был быть в курсе отстранения такого специалиста, как мистер Купер.

Выслушав меня, он лишь выдохнул с досадой:

– Делина, я не вправе разглашать подобную информацию, пока нет решения суда, но как отец твоего друга я советую тебе прислушаться к доктору Лоре.

После услышанного кровь стала приливать к голове, лицо мое наверняка покраснело, как после химической чистки, ведь все, что он сказал, значило: проблема не выдумка. Но ведь необходимо разобраться, присутствовала ли указанная некомпетентность или же Купера кто-то подставил. Стало страшно, ведь любой из двух вариантов не предвещал мне и моей семье ничего хорошего.

Не успела я переварить полученную информацию, как в мою растерянность добавились ревность и некая обида, когда в дом зашёл Джа, а за ним показалась светловолосая улыбчивая девушка. Проходя через холл, они о чем-то мило смеялись, посматривая друг на друга. Джамал почему-то удивился, увидев меня:

– Дель, привет, – приветствие, звучавшее больше как вопрос, сорвалось с его губ. Его смех сменился на улыбку. – Познакомьтесь, это моя однокурсница Мелисса, – повернулся он к ней.

– Я пойду, – сказала я сердитым голосом.

Проходя мимо Джа и Мелиссы, я уверенно взглянула на неё.

– Приятно познакомиться, – и, спеша, выбежала прочь из дома, следом послышался оклик Джамала, но мне не хотелось оглядываться и говорить с ним.