Текст книги "Право жить. Истории о людях и выборе"

Часть II

Глава 4. Боль

Я корпела над книгами по коучингу, когда зазвонил мобильный. Это была Светлана – заказчица, которой я строила коттедж года два назад. Причем строила его через два дома от той самой злополучной бани, которая сгорела – и полностью перевернула мою жизнь.

– Ань, привет, – произнесла Светлана. – Ты знаешь, у нас тут возникли какие-то проблемы с электричеством… Ну, в общем, мы вызвали на завтра электрика. Ты сможешь приехать, объяснить ему, что да как?

– Конечно, – ответила я.

Такие звонки из прошлого случались время от времени, поэтому меня нисколько не удивила просьба Светланы. Ведь если я брала объект, то вела его полностью, вплоть до заключения технических договоров на воду и электричество. А иногда даже проектировала асфальтовые дороги к домам на весь коттеджный поселок, если в этом была необходимость. Наверное, поэтому меня считали удобным специалистом и рекомендовали знакомым. До поры до времени. Пожар в бане все изменил, мгновенно превратив меня в крайне неудобного специалиста. Тщательное расследование показало, что причиной возгорания стало замыкание в котле. Моей вины в этом не было, но наши отношения с погорельцем, Юрием Петровичем, стремительно ухудшились.

Эта натянутость ощущалась даже на расстоянии. Поэтому все мои заказчики (а они были из одного сообщества) резко перестали смотреть мне в глаза и начали обходить по широкой дуге. Юрий Петрович был достаточно крутой товарищ, портить отношения с которым никто не хотел. Легче было забыть обо мне как о специалисте. Да я и сама больше не хотела строить коттеджи.

– Ой, Ань, – вдруг добавила Светлана. – Я же недавно видела Настю, жену Юрия Петровича. Так она мне такие вещи рассказала… про баню и про коттедж. Ты приезжай, попьем чайку, и я тебе все расскажу.

– О’кей, – согласилась я. – Приеду.

В назначенное время я стояла на пороге коттеджа Светланы. Она, кутая хрупкие плечи в большую шаль, указала мне на рабочего, дымившего сигаретой на крыльце:

– Это наш электрик.

Мы с мастером быстро решили все вопросы. И опять в этом не было ничего удивительного. Я же строила этот дом, поэтому даже через много лет могу точно сказать, где проложена электропроводка, а где проходит водопровод.

В бытность мою архитектором мне больше всего нравилось строить индивидуальные дома. Интересно было узнавать, как люди живут, как они просыпаются, сколько к ним ходит гостей, у кого какое хобби… Я могла с точностью сказать, кто как любит завтракать и обедать. Знала даже, какую одежду они носят, сколько у них белья и столовых приборов. Ведь мне нужно было высчитать каждый уголок. И каждый сантиметр моего проекта был всегда индивидуальным.

– Пойдем пить чай, – предложила Светлана, распрощавшись с электриком.

– С удовольствием, – ответила я и проследовала за ней на кухню.

Она открыла шкаф и достала чашки. А я с улыбкой наблюдала за ее точными движениями: «Надо же, ничего не изменилось. А ведь это я покупала все в этот коттедж: и постельное белье, и покрывала, и столовые приборы, и вон те помпончики на шторах».

Хозяйка, словно почувствовав, о чем я думаю, произнесла:

– Мы часто с мужем удивляемся, как ты смогла все так под нас оборудовать. Мы же зашли в дом только с личными вещами и тапочками… И до сих пор ничего не хочется менять.

Я всегда понимала, что, создавая коттеджи, через пространство, через дом, кардинально меняю взаимоотношения в семьях, делаю их жизнь уютной. А когда работаю тренером – наоборот, вношу в нее дискомфорт. Но при этом тут же вкладываю в руки людей инструменты, благодаря которым они сами могут высчитать каждый сантиметр своей новой жизни и самостоятельно сделать ее удобной.

Светлана разлила по чашкам горячий чай, источающий тонкий аромат бергамота, и села напротив меня.

– Ой, Ань, – начала она. – Я ж тебе хотела рассказать о Насте, жене Юрия Петровича. Мы встретились случайно, поговорили о том о сем, а потом зашел разговор про баню. Я посочувствовала и спрашиваю, мол, отстраивать-то новую баньку будете? А она мне и говорит: «Да слава богу, что сгорела. Уж сколько я по бабкам разным ездила, чтобы заглохла эта стройка». Не хотела она этот дом…

Я слушала, продолжая машинально размешивать сахар в чае.

* * *

Слова Светланы еще долго продолжали звучать в моей голове. И я автоматически повторила их вечером, отправившись на прогулку с Сириусом:

– Понимаешь, не хотела она этот дом.

Пес навострил уши и посмотрел на меня умными глазами.

– По бабкам она ходила, – меня охватила горечь. – А у меня на этом коттедже… Да у меня вообще никогда на коттеджах не было несчастных случаев. А на этом – сразу три… Причем три офигеть каких случая!

Собака, тонко почувствовав мое настроение, ткнулась мокрым носом в ладонь, словно хотела сказать: «Не расстраивайся, я же рядом». Я легонько потрепала своего верного друга по загривку и, когда он радостно помчался вперед, вспомнила в мельчайших деталях каждое из происшествий.

Рабочие обшивали стены вагонкой. Один из них, парень с белокурой шевелюрой, ловко орудовал гвоздезабивным пистолетом. В тот день он работал без каски: «Я на свиданье вечером иду. А вы мне сейчас все кудри вашей каской испортите!» Ребята смеялись, но больше к нему не приставали. В пистолет этого парнишки и попал гвоздь без шляпки и выстрелил ему прямо в голову. Мы сразу же поехали в хирургию. Там его осмотрели, промыли рану, наложили повязку и отправили домой. А через три дня белокурого парня не стало. Только потом поняли, что гвоздь так и остался у него в голове.

Через месяц на этом коттедже мы строили выносной балкон. С точки зрения архитектуры это невероятно крутая и трудоемкая работа. В нашем городе такое делал только один мастер, с которым я и сотрудничала. На этом коттедже работал сын мастера, славный парень лет двадцати пяти. «Анна, – сказал он, потирая нос от удовольствия. – Не переживайте! Сделаем все в лучшем виде!» Но попереживать пришлось: в один из дней этот мальчишка зацепился ногой за какую-то балку на балконе, потерял равновесие – и рухнул с третьего этажа. Душераздирающий вопль пронзил стройку и заставил всех содрогнуться. Парень упал на спину… сантиметрах в десяти от торчащего металлического штыря. Хвала Богу, он не наткнулся на него! И хотя спину пришлось потом долго лечить, остался жив.

А третий случай произошел, когда на коттедже уже работали плиточники, облицовывая фасад. Кусок плитки отскочил и выбил одному из них глаз…

Мы с Сириусом пришли в парк для выгула собак, и я, сев на скамейку, сняла с него поводок:

– Беги, дружочек, резвись!

Пес трогательно заглянул в мои глаза, как бы спрашивая: «Тебя точно можно здесь оставлять одну?»

– Беги-беги… – и тут мне подумалось: «А ведь точно нужно было охотников за полтергейстом вызывать!»

Эту мысль мне подбросили водоотводчики, которых пришлось пригласить на участок. Весной мой проблемный коттедж затапливало. Вода поднималась практически до первого этажа. И, как ни странно, этой напасти подвергался только один участок во всем поселке – тот, на котором стоял дом Юрия Петровича. Я попросила:

– Ребят, сделайте мне крутую дренажную систему. Чтобы тут не образовывалось болото.

Они на меня посмотрели удивленно и пожали плечами:

– Да здесь в принципе не должно быть столько воды. Откуда она идет, мы даже понять не можем.

А потом предложили обратиться к охотникам за полтергейстом. Я полушутя сказала об этом Юрию Петровичу. Тот потер ладонью массивную шею и на полном серьезе, словно оправдываясь, тихонько сказал:

– Ань, да я не против… Но меня братва не поймет – засмеют же.

Мы возвращались с Сириусом домой, и мне отчетливо вспомнилась Настя, жена хозяина того коттеджа. Это была плотная женщина с цепким, орлиным взглядом. Время от времени она появлялась на участке, презрительно осматривала стройку, периодически бросала сквозь зубы:

– Он, лошара, опять заказал не те материалы… Ну, это чмо опять выбрал этот убогий стиль!

Она не стеснялась двух десятков рабочих на объекте и публично обесценивала мужа. А ведь он – человек достаточно известный и высокопоставленный.

– А знаешь, именно эта семья, – поведала я Сириусу, – подтолкнула меня уйти из дизайна и архитектуры. События были слишком уж отрезвляющие.

Пес, набегавшись вволю, усталый и довольный, брел рядом. Казалось, что он слушает каждое слово. Поэтому я продолжила вслух:

– Если бы там все было ровно, гладко и у меня все получалось бы, я бы даже не задумывалась. А когда начала сталкиваться с такими непреодолимыми трудностями из-за чуждой энергетики, то… Ну не могу я решить эти вопросы, потому что сопротивление идет с уровня людей!

Я замолчала, и мы прошли в полной тишине несколько метров. Воспоминания о сгоревшей бане, о Настасье, бегающей по бабкам, о несчастных случаях нахлынули с новой силой. Сколько же боли доставил этот злосчастный коттедж!

– Знаешь, Сириус. Для того чтобы начать дышать полной грудью, нужно сначала испытать боль. Любая боль в жизни человека – это всегда крик о том, что ему пришло время вырасти.

* * *

– Анюта, привет, – послышался голос сестры в телефоне.

В ту же секунду руку мою обжег горячий пирог, который я пыталась вытянуть из духовки, одновременно удерживая мобильник плечом.

– А-а-а! – вырвалось у меня.

– Ты что, не хочешь со мной разговаривать? – неправильно истолковала мой возглас сестра.

– Да нет, ты что, – оправдывалась я. – Просто пеку пирог. Он горячий. Обожгла руку.

На мгновение в трубке воцарилась тишина. А потом сестра обиженно произнесла:

– У тебя всегда куча важных дел, когда я звоню.

Чувствуя, что разговор приобретает совершенно нежелательную окраску, я тут же перевела его в другое русло и с удовольствием стала слушать рассказы Ирины о семье, детях, знакомых и соседях. И среди этих совершенно обычных историй внезапно прозвучало:

– Ань, ты знаешь, что Советский Союз существует, а России нет?

– Ир, – набрала я в грудь побольше воздуха, стараясь подобрать правильные слова.

– Не нужно ничего говорить, – оборвала меня сестра. – Знаешь, они шлют мне письма: «Немедленно оплатите кредит в Банк России». Понимаешь, они указывают несуществующую страну и хотят, чтобы я платила!

Она засмеялась собственной шутке, а я отчетливо представила свою красавицу сестру, высокую стройную шатенку, способную одним взглядом поставить на место зарвавшегося смельчака. Я с детства ее боготворила и считала эталоном женственности. Смотрела на нее с благоговением и отчаянно стремилась подражать ей во всем. Мне так хотелось быть похожей на нее!

– И большой у тебя кредит? – спросила я, когда Ирина перестала смеяться.

– Да нет, в этом банке небольшой, – легко произнесла сестра. – Да у меня везде небольшие суммы.

– Везде? А сколько всего кредитов?

– Кажется, тридцать… нет, двадцать восемь, – неуверенно произнесла она. – Это если я не путаю. Плюс-минус…

Закончив разговор, я ощутила в душе невыносимую боль, связанную с утратой. Такое чувство возникает в тот момент, когда ты возвращаешься в свою юность, отчетливо вспоминаешь мечты и понимаешь, «как молоды мы были».

В свое время Ирина попала в паутину иллюзии и до сих пор не может из нее выбраться. Да и не хочет. Эта иллюзия разрушает ей жизнь, а я ничего не могу с этим поделать. Ирина и ее муж Костя искренне верят, что мир не такой, какой есть на самом деле, и переубедить их невозможно.

Поставив пирог на стол остывать, я взглянула на часы. Дети вернутся только через час. Мой взгляд остановился на Сириусе, разлегшемся прямо посреди кухни и контролирующем каждое движение. Почувствовав мое внимание, пес поднял голову, ожидая, что я скажу.

– Вот так-то, дружочек. У них своя правда в голове. Так было всегда. С того самого момента…

И в ту же минуту моя память, словно скорый поезд, перенесла меня в далекий 1996 год.

* * *

Выкрутившись из той неприятной ситуации с псевдонаркотиками, мы с Егором уносили ноги из предавшего нас города.

– Что же, придется ехать к моим родителям, в город, где я родилась и выросла, – предложила я.

Егор согласился.

Это был мой родной город. Родители помогли устроиться продавщицей в магазин. И жизнь закрутилась в новом вихре.

Наблюдая за тем, как работает торговая точка, я быстро освоила азы предпринимательской деятельности и однажды предложила Ире:

– Мы могли бы открыть свой магазин. В этом нет ничего сложного.

– Давай, – поддержала меня сестра.

Ее муж, который был в те времена крутым бизнесменом, помог нам с помещением. Это было такое радостное событие, когда мы с Иркой впервые вошли в светлый просторный магазинчик, поблескивающий белыми стенами и пахнущий еще не высохшей краской!

– Вот здесь будет хлебный отдел, – планировала я. – А здесь станем торговать бакалеей.

– Нужно срочно лицензии оформлять, – беспокоилась сестра. – А я в этом вообще ничего не понимаю.

– Не переживай. Я знаю, как оформлять документы. Все сделаю.

Документы оформили на моего Егора, и у нас появился свой бизнес. Я торговала в магазине, муж мотался в Москву за товаром. Наш магазинчик начинал уверенно раскручиваться. Дело шло в гору.

Каждый вечер Ирина с Костей приезжали считать выручку. В то время мне даже в голову не приходило заподозрить в этом что-то неестественное. Позже я проанализирую ситуацию и увижу в ней странность: мы с Егором работали, а они считали деньги. Но в то время я совершенно ничего не замечала. Меня занимало совсем другое. Мы с Егором жили вместе уже шесть лет, но у нас все еще не было детей. А ведь мы так мечтали о малыше, который бы ловко переползал через всю комнату, хватал нас ручонками за волосы и весело хохотал, подтягивая маленькие ножки к животу…

Наверное, Вселенная услышала мои молчаливые мольбы, и спустя шесть лет я забеременела. Нашей радости не было предела. Последний раз я ощущала такое же чувство невероятной эйфории, словно можешь обнять весь мир, в тот день, когда впервые поняла, что без памяти влюблена в того невысокого парня с зелеными глазами, внезапно возникшего на пороге моей общаговской комнаты.

Я не ходила – парила в воздухе, постоянно прислушиваясь к своим ощущениям. И время от времени поглядывала на свой пока еще плоский живот в надежде: а может, уже заметно?

Заметно стало на третьем месяце. И не мне одной.

Я стояла за прилавком нашего магазинчика, ловко обслуживая покупателей. Мое хорошее настроение заражало окружающих.

– Дочка, а дай мне хлебушка, – просил серьезный старичок и улыбался мне в ответ.

– А мне полкило колбасы, – начинала строгая дама и расплывалась в улыбке. – И печенье, вот то, со второй полки.

Отпустив покупателей, я занялась выкладкой товара. От этой работы меня оторвал глухой женский голос:

– Ну здравствуй.

От неожиданности я вздрогнула и чуть не свалилась с ящика, служившего мне стремянкой. Оглянулась. Перед прилавком стояла Иринина свекровь. Ее маленькие прищуренные глазки внимательно изучали меня, а крючковатый нос, напоминавший клюв коршуна, чуть было не залез за мой прилавок.

– Ты че, беременная? – бесцеремонно спросила она, вперив взор в мой слегка уже округлившийся живот.

– Ага… – я рефлекторно прикрылась руками.

Об этой женщине ползла по городу дурная молва. Ее считали ведьмой, черной колдуньей, способной навести порчу и даже свести человека в могилу. Поэтому ее боялись и обходили стороной. Но я была уверена, что это лишь сказки темных, необразованных людей, придуманные из-за невероятного сходства Ирининой свекрови со сказочной Бабой-Ягой.

На следующий день у меня началось кровотечение, меня отвезли в больницу. Диагноз врачей прогремел как приговор: «Замершая беременность». Меня везли в операционную по длинному узкому коридору. Окна, мимо которых проносилась каталка, бросали жалкие полоски света, отчаянно пытаясь согреть меня робкими лучиками тепла. «Как же так? – крутилось в голове. – Почему замершая? Малыш, ты почему там?.. Малыш…»

– А может, она еще не совсем замерла? – с надеждой спрашивала я, пытаясь не разрыдаться.

Слезы застилали глаза, и я даже не помню, как оказалась в операционной. А потом, словно сквозь туман, почувствовала резкую острую боль в спине – врачи делали пункцию. И следом за этой острой болью мое тело содрогнулось, словно к нему подсоединили электрический ток.

Врачи долго суетились возле меня, что-то капали, о чем-то спорили. А я все ждала, когда же наркоз отпустит и я вновь почувствую свои ноги. Но время шло, а чувствительность так и не восстанавливалась.

Егор забирал меня из больницы в инвалидном кресле. Мой желудок уже не принимал даже воду. А боль в душе не мог заглушить никакой физический дискомфорт.

Через некоторое время мы отправились с ним на все лето в Барнаул, куда в то время перебрались мои родители. Егору удалось договориться с врачом при академгородке, чтобы тот осмотрел меня и, если это возможно, взялся за реабилитацию.

Это был живенький старичок в белом халате, с огромной лысиной и потрясающим чувством юмора.

– Анечка, – сообщил он после осмотра, – да все будет хорошо! У вас просто атрофия нервного окончания. Нерв поврежден – задели, видимо, во время пункции. Но он со временем восстановится. Да вы еще танцевать со мной будете!

– Точно восстановится? – переспросила я, поглядывая на доктора с надеждой.

– Обижа-а-аете, – протянул он, отводя назад свою лысую голову. – Да я космонавтов восстанавливал! А у них, знаете ли, после пребывания в невесомости… ох, Анечка, у них такое творится с нервными окончаниями!

Этот пышущий жизненной энергией старичок вселил в меня надежду, и я с удвоенной силой взялась за лечение. Физиопроцедуры сменялись длительными зарядками, массажи – компрессами, а медикаменты комбинировались с травами. Я искренне верила врачу. И глядя на то, как разрывается мой муж между Уренгоем и Барнаулом, стремилась поскорее восстановиться.

* * *

К осени пришло время возвращаться домой. Вооружившись расписанным на нескольких листах планом зарядки, я прощалась с доктором.

– Анечка! Только пообещайте мне, что дома продолжите делать упражнения.

Я кивнула, а он наклонился к моей инвалидной коляске и строго сказал:

– Запомни, у тебя не безнадежно!

Потом выпрямился, сунул руки в карманы халата и с невозмутимым видом добавил:

– А если не будете заниматься, то я… доберусь до вашего Уренгоя! Так и знайте!

Вернувшись домой, мы с Егором приняли решение поговорить с родственниками и разделить бизнес. Я была неходячая и заниматься магазином теперь не могла. Но наше предложение Ирина и Костя приняли в штыки.

– Что значит разделить бизнес? – удивленно приподняв красивую бровь, поинтересовалась сестра.

– А что ты делить собрался? – эхом спросил Костя. – Вы здесь были наемными работниками. Вашего здесь ничего нет.

Егор ничего не ответил. Он молча развернулся и вышел из магазина. Для него разговор был окончен навсегда.

Мы понимали: спорить бесполезно. Мы были совсем зеленые, а он – признанный авторитет, на которого с голыми руками не пойдешь. Да, бизнес был оформлен на нас, мы тоже вкладывали свои деньги, но для него это ничего не значило. Сила была на его стороне, а в 90-е закон был на стороне силы. Несогласные всплывали по весне в реках.

Когда Егор рассказывал мне эту историю, у меня долго не укладывалось в голове, что он действительно говорит о моей старшей сестре, о той, которую я так беззаветно любила и которой всю жизнь стремилась подражать. Слово «предательство» – малая тень того ужасного чувства, которое гадюкой вползало в мое сердце. Моя душа отказывалась верить. Кто угодно может предать или подставить, только не сестра! Но факт оставался фактом. Моя вселенная рухнула. В ту минуту я остро почувствовала, что в этом огромном мире у меня есть только один человек, которому можно доверять, – мой Егор.

Но рухнул не только мой мир. По всей стране прогремел сильнейший кризис, и его раскаты обанкротили многих. Удержаться на плаву мало кому удалось.

Мы сидели с Егором в своей небольшой квартирке и смотрели друг на друга. Положение было аховое. Шутка ли: нет ни денег, ни работы. Я – инвалид. За спиной – предательство самого родного человека.

– А ты знаешь, – вдруг сказал Егор, широко улыбаясь. – Это даже хорошо, что у нас не было денег.

– Почему? – удивилась я.

– Потому что когда нет денег, то и терять нечего, – весело закончил муж.

* * *

Следующие полгода были для нас особенно сложными, как будто жизнь в очередной раз проверяла на прочность. Наш ежедневный рацион состоял из консервированной перловки с тушенкой. И такой еде мы были несказанно рады. Эти консервы выдавали моей маме, работавшей на складе, в виде пайка. Она-то и дала пару ящиков каши, заменившей нам на время и завтрак, и обед, и ужин.

Осень, оборвавшую с деревьев последнюю листву, сменила зима. Я усиленно продолжала делать упражнения, пить травы, ставить компрессы, как и обещала своему доктору. Единственное, от чего пришлось отказаться, так это от медикаментов.

– Ничего, Анечка, – поддерживал меня доктор, – вы и без них встанете на ноги. – И тут же с жалостью в голосе добавлял: – Конечно, с лекарствами было бы быстрее.

Но денег на препараты не было. Я смотрела на Егора, оставшегося в лютые морозы на Севере, без зимних ботинок, и содрогалась. Он шел на работу, а мне было страшно: как же он проходит эти десять километров от автобусной остановки до магазинчика, в котором работает сторожем, в своих стареньких ботинках с лопнувшей подошвой! Я просто физически ощущала, как холод и снег пробираются сквозь развалившуюся обувь.

После дежурства Егор шел в другой магазин, в котором трудился рубщиком мяса. А закончив с мясом, отправлялся на вокзал разгружать вагоны. Я видела, как ему тяжело. Но меня до глубины души поражало его терпение. Он не выказывал раздражения по поводу того, что ему приходится так много работать, не упрекал, что нас кинули мои родственники, не сетовал на судьбу, что его жена оказалась в инвалидном кресле…

Была середина зимы, когда я наконец смогла подняться со своего кресла. Понимая, как тяжело дались моему мужу эти полгода, я сразу же устроилась торговать на рынок. На работу приходилось одеваться как космонавту, вышедшему в открытый космос. Шутка ли, –40 °C! Несколько теплых свитеров, сверху – ватный костюм. Ноги засовывала в мягкие валеночки, на которые натягивала еще одни, большие валенки. И в таком виде шла на рынок – торговать нижним бельем.

Однажды ко мне подошла Ирина. Моя элегантная сестра продолжала оставаться воплощением женственности, и я с искренним восхищением взглянула на нее. Но не дав мне и рта открыть, она наклонилась ко мне и прошипела:

– Анька, ты позоришь всю семью. Как ты можешь торговать на рынке!

Ее слова больно хлестнули меня, задев за живое. Перед глазами возник Егор с его треснутой подошвой, и я, вдохнув побольше воздуха в легкие, отчеканила:

– А мне не стыдно торговать! Стыдно сидеть дома без денег и ничего не делать!

Сестра, видимо, не ожидавшая такого отпора, удивленно уставилась на меня своими прекрасными глазами. И услышала мой категорический ответ:

– Знаешь, Ир. Я торговала и буду торговать!

* * *

Мой монолог затянулся. Сириус, устав слушать, поднялся, отвернулся и побрел к своей миске. Через секунду послышалось довольное чавканье. А спустя несколько минут мой верный слушатель, подкрепившись, вернулся и внимательно уставился на меня, готовый продолжать беседу.

– Да все, все, – ответила я псу. – Я уже закончила.

Но Сириус продолжал внимательно смотреть на меня. Пришлось объяснить:

– Да, в том, что я торговала, она видела позор. Неважно, как она поступила со мной. Главное, чтобы никто не видел, что ее сестра занимается непрестижным, тяжелым трудом, ведь это стыдно. Понимаешь, Сириус, у них своя правда в голове. Они всегда придумывали свою правду и свято верили в нее. Да еще и других старались вовлечь. Но, как показала жизнь, ничего хорошего эта их правда и уход от реальности не приносят.

В дверь позвонили.

– А вот и дети, – обрадовалась я и поспешила к двери.

На пороге стоял Евсей.

– Мам, – с порога начал он. – Ты только сейчас не нервничай…

* * *

Володя, в новом костюме, с двумя букетами роз подъезжал к дому своей матери. Он давно не чувствовал себя таким счастливым. А если начистоту, то вообще никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Радость переполняла его душу, превращаясь в самое настоящее счастье, которое просто фонтанировало, заставляя улыбаться в ответ и цветочницу, и строгого гаишника, остановившего на перекрестке, и продавщицу шоколадных конфет, лежавших сейчас на заднем сиденье под букетами.

– Теперь я не упущу свою пташку, – улыбался он своему отражению в зеркале. – А чтобы не тянуть кота за хвост, сразу и сосватаем Ксюшу, и родителей познакомим.

Знакомство прошло успешно. Родители быстро нашли общий язык и даже понравились друг другу. А когда Ирина – Володина мать, понизив голос, прошептала своей будущей сватье – Ксюшиной маме Екатерине: «Эти двое, милочка, предназначены друг другу свыше. Уж вы поверьте, я знаю, что говорю. Я же ясновидящая», – та прониклась к ней глубоким уважением.

– Вот и я смотрю, – подтвердила она. – Жизнь их сколько ни разводит, а потом все равно сталкивает. Как будто им судьбой предначертано быть вместе.

– Я еще нумерологией увлекаюсь, – продолжила мать жениха. – Сегодня же просчитаю код ребенка. Сдается мне, что и малыш у них будет непростой.

Она чокнулась с Екатериной и залпом опрокинула рюмку. Та последовала примеру сватьи.

– Я же ясновидящая, – повторила Ирина. – Поэтому даже сейчас вижу свечение, идущее от живота Ксюши.

– Свечение? – растерянно переспросила мать невесты.

– Ну да, ауру будущего ребенка, – пояснила «ясновидящая» со знанием дела.

Несмотря на отличное взаимопонимание, возникшее между родителями, сами молодые прийти к согласию так и не смогли. В ответ на новое предложение руки и сердца Ксюша, потупившись, произнесла:

– Я не могу так сразу ответить… мне нужно подумать.

– Да что здесь думать еще?! – возмутился Владимир.

Но на защиту дочери встала Екатерина:

– Не ори на нее! Она же беременная!

Ирина поддержала:

– Не торопи ее! Девочке нужно подумать…

* * *

Время шло, а Ксюша все продолжала думать. Когда стрелка ее выбора останавливалась на Володе, она проводила с ним целый вечер. Но потом вдруг собирала вещи и переезжала к Антону. Чтобы через некоторое время, что-то не поделив с любовником, вновь вернуться к родителям.

Родители жили собственной жизнью. Ирина стала частенько захаживать к Кате. Чувствуя, что та слушает ее с открытым ртом, читала лекции про нумерологические коды. И как-то изрекла:

– Катюша, я не ошиблась, Ксюша носит кармического ребенка.

– Это как? – удивилась та.

– Ты слышала про мессию?

– Ну-у-у, так…

– Мессия – это помазанник Божий. Так вот Ксюша носит такого же ребенка.

– Аа-а-ах, – всплеснула руками потенциальная бабушка «мессии».

– Поэтому мы должны во что бы то ни стало сохранить эту семью, – назидательно сказала Ирина. – У ребенка должны быть и папа, и мама. Я займусь Вовкой, а ты повлияй на Ксюшу.

И обе матери принялись усиленно «влиять» на своих отпрысков. Володя, изо дня в день слушая рассказы о нумерологических кодах, кармических детях и союзе, созданном на небесах задолго до их знакомства с Ксюшей, понемногу начинал верить во всю эту эзотерику.

– Да я не против помириться с ней, – объяснял он. – Вот только Ксюша не хочет.

– А ты будь рядом и постоянно повторяй, что хочешь создать семью, – не унималась Ирина. – Напоминай, что у вас будет ребенок. Причем не простой, а карми-и-ический!

Как-то раз, впитав материнские наставления, Владимир отправился к строптивой возлюбленной в надежде найти правильные слова, чтобы убедить ее создать семью.

– Ты деньги принес? – с порога поинтересовалась Ксюша. – Мне пришлось уйти из кофейни. Я же беременная, меня постоянно тошнит. А там все эти запахи…

– Конечно. Посиди дома. Я смогу обеспечить вас с ребенком.

– Но ты же понимаешь, что мне теперь нужно больше денег? – спросила Ксюша и, тяжело вздохнув, затараторила: – Ты вообще испортил мне всю жизнь! Я теперь не могу ни на работу устроиться, ни личную жизнь наладить!

– Так я как раз и пришел, чтобы наладить твою личную жизнь, – начал было Володя.

– Да я вообще не планировала становиться матерью так рано! – окончательно разозлилась Ксюша. – На фиг мне это надо?!

Он с удивлением смотрел на девушку, ощущая, как в глубине души рождается чувство вины. Действительно, ведь это он виноват в том, что ее легкой и беспечной жизни пришел конец. Это из-за него у нее теперь токсикоз, который не дает работать в кофейне.

– Прости, – только и сказал Владимир.

Но Ксюшу, словно скорый поезд, набравший бешеные обороты, остановить было невозможно.

– Из-за тебя я теперь должна ходить беременной! – кричала она. – А на фиг мне нужен этот ребенок? И сделать я теперь ничего не могу! Я же не хочу быть сукой, которая пойдет на аборт. Но и ребенка я не хочу! Что прикажешь мне делать?

Будущий отец молчал, не в силах подобрать нужных слов, чтобы объяснить любимой, как он ждет этого малыша и как рад, что именно Ксюша родит ему сына или дочь.

– Хорошо, хоть Антон согласен принять меня с ребенком, – выпалила Ксюша.

– Так ведь я тоже от тебя не отказываюсь! И готов хоть сегодня жениться и забрать тебя к себе!

И вновь Ксюша, поморгав своими наращенными ресницами, словно веером, уклончиво произнесла:

– Я должна подумать.

* * *

Закончилась осень, и в свои права вступила зима. А Ксюша все продолжала думать, выбирая между Владимиром и Антоном. Эта неопределенность Володю вконец измотала. Набравшись смелости, он решил наконец встретиться с соперником.

Они сидели в небольшом кафе друг напротив друга. Володя отлично знал, что Антон нигде не работает, он – свободный художник. Только не тот, который творит, а тот, который прожигает жизнь и паразитирует за счет других. В данном случае – за счет Ксюши. А поскольку она и сама нигде не работала – то, получается, за счет Владимира.

– А ты вообще понимаешь, что она носит моего ребенка? – настойчиво спросил Владимир, глядя прямо в глаза сопернику.

– Ну да, – кивнул Антон.

– И тебя это нисколько не смущает?

– Меня в этой жизни вообще ничего не смущает.

– Отлично. А как вы жить собираетесь? Ты не работаешь, Ксюша не работает…

Антон улыбнулся, обнажая белые острые, словно у хищника, зубы и хохотнул:

– Давай жить втроем, я ж не против!

Эта фраза, так легко слетевшая с уст Антона, шокировала Владимира. Он продолжал внимательно смотреть на соперника, а в голове крутилась мысль: «Он же неадекватный! Да он просто смеется над ней, над всеми нами». Ничего не ответив, Владимир поднялся. Бросив на стол деньги за кофе, он развернулся и выскочил на улицу, продолжая думать: «Бедняжка Ксюша! Она ему так верит. А он просто неадекват. Нужно ей все объяснить».