Текст книги "Вселенная вас услышала. Продолжение романа"

Вселенная вас услышала
Продолжение романа
Лилия Максимова

© Лилия Максимова, 2023

ISBN 978-5-0055-3976-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Владивосток, 2020 год

– Аня, хорошая моя, ну потерпи еще немного! – Олег Клементьев выглядел не просто уставшим, он был вымотан до предела, и это было бы заметно даже постороннему, а не только его жене, чутко наблюдающей за состоянием супруга через экран телефона. Видеозвонки – это все, что у них сейчас было.

– Олежка, я так скучаю, – Анин голос дрогнул против воли. – Держись, родной, осталась пара дней.

Еще в конце апреля Олег, не предупредив никого из домашних, ушел в «красную зону», оправдываясь на следующий день тем, что все случилось внезапно: пришлось подменить заболевших коллег. Но в тот же вечер Аня обнаружила пропажу старой дорожной сумки, полупустую полку с его бельем и вешалки без рубашек. Значит, собирался заранее. Значит, знал, куда шел. Врачей катастрофически не хватало, хирургов – особенно. Это был выбор без выбора: Олег просто не хотел уговаривать жену, не было сил смотреть в ее умоляющие глаза.

Чертов вирус косил людей избирательно. Не успели городскую клиническую превратить в кoвидный госпиталь, как половина персонала переболела, несмотря на защитные костюмы, делающие врачей похожими на космонавтов. Болели, не покидая «красную зону», не рассказывая родным: а какой смысл? Вторая половина сотрудников переболела бессимптомно. Или не болела вообще? Дурацкий термин – «бессимптомный больной»…

Прогнозировать течение инфекции поначалу вообще никто не брался: «легкие» больные внезапно попадали на искусственную вентиляцию, «тяжелые» неожиданно выздоравливали. Заведующего отделением Ерохина еле вытащили: был и ИВЛ, и противомалярийные препараты, и сменяющие друг друга антибиотики. Марь Санну, старшую медсестру, спасти не удалось. Самого Олега три дня лихорадило так, что он не понимал, где находится, а на четвертый отпустило. Просто отпустило – и все! И все… на пятые сутки – за работу. Поэтому он, вероятно, задержится в «зоне» еще на неделю. Как только жене сказать?

С другой стороны, как уйти? Каждый день – несколько операций, плюс обходы. Эта треклятая зараза жрет не только возрастных, но и молодежь, причем непонятно, по какому принципу! На вечер, например, назначена операция девочке, совсем юной, возраста его дочерей. Тромбоз глубоких вен: ждать нельзя, совсем нельзя. Олег устало потер глаза. Надо хоть немного отдохнуть перед операцией. Про «поспать» он уже давно не заикается, сон не идет уже несколько суток.

– Аня, нам должны сегодня нового УЗИста прислать. Проконсультируешь человека по поводу дуплексного сканирования? Флебограмму сделать не можем: у пациентки противопоказания на ввод контрастного вещества. Вася Ерохин позвонит тебе сегодня, ладно?

– Олег, допплерография – там все сложно… Давай я сама?

Слова сорвались с Аниного языка быстрее, чем она подумала: просто так хотелось хоть чем-то помочь ему…

– Нет, тебе сюда нельзя, мы это уже обсуждали, – резко перебил ее муж. – У тебя дети, думай о них!

– У нас дети, – Аня старалась говорить как можно мягче: пожалуйста, пожалуйста, не злись! – И раз ты там, то, может… Я просто приду на полдня, посмотрю тяжелых… Тебя обниму…

– Нет, я сказал! – рявкнул Олег, хлопнув ладонью по столу так, что Аня от неожиданности выронила телефон.

Мелькнул узор линолеума, и экран стал темным. Потом снова появилась Аня.

– Прости, Олежка, прости! – зашептала она извиняющимся тоном, как будто уронила не сотовый, а самого Олега. – Я все понимаю, я больше не попрошу… Я жду тебя, осталось-то – всего ничего.

Гнев мужчины выключился: Клементьев всегда умел справляться с эмоциями.

– Это ты меня прости, милая! У меня просто крыша едет от всего этого ада… – он понял, что сболтнул лишнего (ни к чему ей знать подробности!), и моментально перевел разговор на то, что ее волновало. – Мне тут немного задержаться придется, поэтому «всего ничего» придется отложить.

Глядя на готовое заплакать любимое лицо, он попытался улыбнуться: надо бы подбодрить, да вот только ресурсов нету!

– Неделя, не больше! Я обещаю тебе, обещаю! – затараторил он, не в силах больше выносить эту пытку. – Анечка, милая, все! Больше не могу говорить, мне пора! Девочек поцелуй за меня. Я люблю тебя. Очень.

Видеозвонок прервался, и Аня, наконец, позволила пролиться своим слезам. Что за мука приходить каждый день на работу и понимать, что твой муж совсем рядом, но к нему нельзя! Окно ее кабинета УЗИ, расположенного в поликлиническом отделении, выходило как раз на соседний корпус больницы. Там сейчас «красная зона», там ад. Она это знала и без Олега. Ира Ерохина, жена завотделением, приносила «сводки с полей» чуть не каждый день: сколько новых пациентов привезли, сколько умерло, хватает ли персоналу защитных костюмов. Эта чертова защита ни черта не помогала! Но что еще врачи могли сделать, если делать все равно что-то нужно? Просто работать, верить в силу жизни, и… не пускать в «красную зону» своих жен.

Клементьева и Ерохина дружили давно, еще со школьных времен, когда учились в параллельных классах. Потом Ирка увязалась за Аней поступать в медицинский, потом тоже вышла замуж за врача. Олег и Василий легко поладили, особенно в тот период, когда после десятилетнего отсутствия, Клементьев вернулся в городскую клиническую и начал лихорадочно наверстывать упущенное время. Аня всегда знала, что в клинике эстетической медицины муж не навсегда. Как только на заработанные деньги удалось купить собственную квартиру, Олег уволился, хотя очередь к нему на операции была на полгода вперед. Он иногда возвращался на сложные случаи, но теперь основной специализацией была сосудистая хирургия. И он ни о чем не жалел. Аня тоже. Они оба работали, и любимое дело компенсировало просевший доход.

В дверь постучали, Аня машинально вытерла слезы и надела маску на лицо. Скорее по привычке, чем веря в ее волшебство. Ирка влетела в кабинет как ракета:

– У тебя никого? – огляделась она и спустила маску с левого уха.

Аня стянула свою:

– Через двадцать минут первая запись. Пришла пораньше, хотела Олега попросить к окну выйти, но он сказал, что сил нет. По телефону поговорили.

Ирка похлопала по плечу подругу, которая снова задумчиво уставилась на окна корпуса напротив.

– Уже знаешь, что они решили еще на неделю остаться? – Аня кивнула, и Ерохина покачала головой. – Думают, мы не догадались, что их 45 суток превратились в восемь недель потому, что оба на больничном провалялись. Еще и работали при этом! Теперь бухгалтерия не понимает, как им табель заполнять.

Ирина хорохорилась и шутила, стараясь забыть, как в течение этого самого больничного рыдала в кабинете главврача, умирая от страха за мужа. Теперь счастье переполняло ее, потому что… просто потому, что он живой!

Излучая оптимизм, Ерохина доверительно наклонилась к подруге:

– Мой-то, Ань, прикинь, у меня сегодня фотки «голые» попросил! – под удивленным взглядом собеседницы она прыснула. – Представляешь, сколько энергии у вернувшегося с того света человека? Он мне по вечерам такие сообщения строчит, что телефон краснеет! Я в первый раз в жизни пароль поставила, чтобы дети случайно не наткнулись.

Она прошлась по кабинету и заглянула за ширму.

– Можно я тут у тебя слегка пошалю? А то у меня медсестра сидит.

Не дожидаясь разрешения, Ерохина юркнула в укромное место и, расстегнув халат на груди, стала экспериментировать с ракурсом.

– А твой тебе что-нибудь пишет по ночам?

– Пишет, – тихо откликнулась Аня, не вдаваясь в подробности.

В первые недели отсутствия Олег действительно писал ей нежные глупости, потом заболел, и из их общения совсем ушла радость. Остались усталость, сложно сдерживаемое раздражение и отчаяние от никак не заканчивающейся разлуки.

– Лушина, вот ты как была дурой деревенской – так и осталась! – Люсьена оттолкнула кузину от окна сестринской, выходившего в больничный коридор, и закрыла жалюзи. – Уж почти год, как из твоей Ольховки тебя вытащили, а деревня из тебя все прет и прет! Чё ж ты на людей-то «в открытую» пялишься?

Даша обиделась:

– Это, между прочим, и твоя Ольховка, хоть ты и уехала из нее на два года раньше!

– Так ты ж еще и вернуться после медучилища туда умудрилась! – Лушина-старшая фыркнула и поправила кричаще-рыжую шевелюру, которая настырно выпирала из-под медицинской шапочки. – Ну как же? Сёмик твой там остался ненаглядный! И где сейчас твой Сёмик? Поматросил – и бросил! И ищи ветра в поле!

Она плюхнулась на табуретку и продолжила нарезать колбасу солидными ломтями. Потом положила один кусок на хлеб и выдала двоюродной сестре вместе с очередной порцией нотаций:

– Вот когда тебя жизнь чему-то здравому научит? Мама-учительница только говорить красиво и научила, а жизни – нет! А кто жизни научит? – Люсьена замерла в ожидании правильного ответа и, не дождавшись, ткнула себя в пышную грудь. – Я научу, детка, держись меня!

Светло-карие глаза Даши увлажнились:

– Я ж любила его, Люсь, понимаешь?

– Не Люсь, а Люсьена! – одернула Лушина младшую сестру. – Не зря ж мать моя, женщина, кучу романов заграничных перечитала, имя мне красивое выискивала! Люсьена я! Сколько можно говорить?

Она откусила огромный кусок от своего бутерброда и стала жевать, не прекращая рассуждать о высоких материях:

– А Семён твой – козел настоящий. Только и достоинств что рост два метра, бицуха прокачанная, да дядька на таможне, который помогал шмотки из Китая таскать! А сейчас граница прикрылась – и где твой Семён? Пффф – сдулся Семён! И больничку нашу деревенскую оптимизировали. Если бы не мама твоя, которая слезно молила тебя пристроить, и не Люся-спасительница, которая в городе уже три года трудится, так бы и сидела Дашка в деревне: брошенная и безработная!

Лушина-старшая шумно отпила растворимый кофе из огромной кружки и с удовольствием вытянула ноги. Даша тихо кивнула:

– Спасибо тебе, Люсь, правда, спасибо! Но Сёма все-таки – не козел. Он в Москву уехал, его мама сказала. Может, когда там устроится – и меня заберет?

Ее взгляд из-под медно-рыжей челки все еще таил надежду, но Люсьена снова фыркнула:

– А сам он тебе что-нибудь сказал? Нет! Ни ответа, ни привета. И новый номер телефона, который его матушка никому не дает! Так что, милая, забудь – и дело с концом! Тут городских – валом: на любой вкус!

Носик Даши с фамильными Лушинскими веснушками, наследством давно умершего папы, поморщился. И Люська весело брызнула своей рыжей россыпью на щеках:

– Да ладно, брось, я уж давно поняла, что тебе кто-то из наших приглянулся: ты уж месяц тихоней ходишь, я все вижу! Рассказывай, а то сама догадаюсь!

Даша зарделась:

– Не могу, Люсь, он женат… Я лучше о Семёне думать буду, хоть отвлекусь от этих мыслей. Стыдно ужасно…

Люсьенка хлопнула себя по аппетитной ляжке.

– Но только, пожалуйста, не завотделением, ладно? Я на него давно заглядываюсь, а тут и повод есть прильнуть к начальственному плечу: Марь Санна-то наша, царствие ей небесное, себе замену не оставила! А я в старшие медсестры оч-чень даже гожусь: и опыт есть, и стать!

– Жалко ее, да? – грустно вздохнула Даша. – Хорошая была женщина.

– Конечно, жалко, – легко согласилась кузина. – Но думать надо, куда суешься: тут же адище адский. Она, кстати, так и говорила! Вот только деньги на дороге не валяются: доплаты нам обещали? Обещали! Но одно дело мы, молодухи, а другое – Марь Санна, ей же почти шестьдесят было!

– Она внука растить помогала, – попыталась было оправдать Даша коллегу, но Люся разделалась с ее аргументом на раз:

– Ну, и где сейчас Марь Санна?

Дверь сестринской открылась, и в кабинет заглянул завотделением:

– Девочки, это у вас тут вкусненьким пахнет? Ужина не дождались? – он обернулся и позвал коллегу из коридора. – Анатолич, иди сюда, нас тут вкусненьким накормят!

Люся расплылась в улыбке: рыбка сама идет в сети – поди плохо?

– Да, Василий Федорович! Я могу и горяченьких бутербродов настрогать, я шустрая!

– Ну, о’кей, шустрая, давай! Мы бы перекусили, да спать пошли. А то час промедления до ужина по расписанию – сплошное расточительство! После операций жуть как спать хочется!

Ерохин подмигнул обеим сестричкам и присел на кушетку. Пока старшая Лушина возилась у микроволновки, младшая достала еще две тарелки и пару кружек.

В сестринской появился Клементьев, Даша вспыхнула и засуетилась с удвоенной энергией:

– Олег Анатольевич, Вы где сядете: с этой стороны стола или у двери?

Олег выглядел чуть менее уставшим, чем обычно, и гораздо более довольным: последняя операция прошла хорошо, они спасли девочку с тромбозом.

– Я не буду есть, Даш, ты мне просто чаю налей! – попросил он, присаживаясь рядом с Ерохиным и, прислонившись спиной к стене, прикрыл глаза. – Когда-нибудь закончится этот день?

– Нет, Анатолич, так нельзя! – возмутился Ерохин. – Ты и есть толком не ешь, и ночами не спишь: я же слышу, как ты ворочаешься. Не пойдет так дело, не пойдет! Ну-ка, девочки, давайте сюда самый большой и горячий бутерброд, будем героя кормить!

Василий Федорович встал сам и, слегка подтолкнув коллегу, усадил его к столу. На тарелке перед Олегом возникла еда, в кружке – чай.

– Девочки, вот, что я вам скажу! – продолжил завотделением мотивирующую речь. – Этот человек… этот, не побоюсь этого слова, хирургический гений, совершил сейчас такое! Я два дня над тромбозным случаем голову ломал, девчонке той все хуже становилось, а Олег… Олег Анатольевич… раз – и нету тромба, вуа-ля! Я же говорю: герой!

– Олег Анатольевич, Вы – герой! – торжественно признали сестры.

Клементьев молча отмахнулся и укусил бутерброд. Его лицо скривилось, но он мужественно заставил себя дожевать.

– Черт, после этого долбаного вируса на вкус все, как резина!

– Точно! – расхохотался Ерохин, уплетая свою порцию. – Но после света в тоннеле и путешествия в мир иной все, что находится в этом мире, мне решительно нравится! За жизнь, что ли, ребята?

Вся четверка дружно подняла кружки и соединила их на весу над серединой стола. Олег допил чай и поднялся.

– Даша, утром принеси мне, пожалуйста, карты прооперированных, ладно? И девочку эту проверь, мне первым делом ее состояние доложишь.

Василий тоже встал и, запихивая в рот остатки бутерброда, дал указание Люсе:

– А потом мне на подпись все, хорошо? Спасибо, коллеги, за приют – разрешите откланяться.

– Василий Федорович, можно Вас на разговор? – догнала уже в коридоре старшая Лушина заведующего, он остановился, и Люся легонько потянула его за рукав к двери бельевой. – Я вот тут порядок навела вместо Марь Санны, то есть, после того, как она уже не смогла… Не посмотрите?

Заглянув внутрь, Ерохин реально не понял, на что тут смотреть: полки, белье, порядок. Ну, молодец, Лушина, что сказать? Но смотреть-то на что? Он повернулся, и тут же все стало понятно. Люська приперла его бюстом к стеллажу и горячо зашептала:

– Василий Федорович, я еще и не такое могу! Вы только скажите, что надо сделать? Я ж шустрая!

Ерохин сделал шаг в сторону и остановил ее на расстоянии вытянутой руки. В его глазах плясали смешинки:

– Нет, Лушина, сразу – нет! Вот просто не надо – и все!

– Чего не надо? – опешила рыжая девица.

Василий помотал головой, стараясь не рассмеяться, чтобы не обидеть человека на всю жизнь.

– Шустрить не надо, и… должность старшей медсестры я тебе все равно не дам!

– Эт почему? – Люська уперла руки в бока: обижаться она явно не собиралась.

Завотделением покачал головой:

– Ума бы тебе, Людмила – цены б тебе не было!

– Я не Людмила, а Люсьена! – повысила голос Лушина на покидающего бельевую завотделением.

– Тем более! – послышалось уже из-за двери.

Люська беззвучно плюнула и отправилась обратно в сестринскую.

– Эх, не получился карьерный рост! – досадливо махнула она рукой и подперла ею подбородок. – Ты чё ржешь? Думаешь, ты лучше?

Смеющаяся Даша сделала еще один глоток чаю.

– Он ведь тоже женат, Люсь, как и…

Она осеклась, и Люсьена укоризненно покачала головой.

– Да вижу я, в кого ты втрескалась, чего уж! Анатолич, по-моему – вообще бесперспективняк! Ему, почитай, уже полтос скоро, зачем он тебе?

– А тебе Ерохин зачем? – огрызнулась Даша.

Люська всплеснула руками:

– Ну не для души же? Это должны были быть вложения в будущее. Вложения – от слова «вла…».

– Дура ты! – прыснула Даша, махнув на сестру полотенцем. – Олег мне просто нравится. Он же талант, так все говорят. И руки золотые.

– М-м-м, уже Олег? – заинтересованно промычала Люся сквозь откусанную баранку. – Да ты от него вообще ничего не дождешься: ни денег, ни карьеры. Ты ж не знаешь ничего… Сейчас расскажу!

Она подлила себе кипяток и застучала ложечкой, размешивая новую порцию растворимого кофе.

– Он раньше главврачом в наикрутейшей клинике был, пластические операции делал. Денег – куры не клевали, бабы красивые, им же сделанные, вокруг вились… Говорят, что пока его папенька тут, в городской, завотделением был, Олег наш к нему на интересные операции бегал, чтобы квалификацию не потерять. А потом, так и вообще, взял – да и вернулся в нашу больничку насовсем. Ну, больной же? Больной на всю голову! Пару лет назад ему предложили вместо ушедшего на пенсию папаши должность начальственную занять – так этот чудак отказался. Я, конечно, не сама слышала, но Марь Санна рассказывала, что он не захотел бумажной работой заниматься, и так, мол, столько времени профессионального потерял. И завотделением стал Ерохин, хоть и младше он Анатолича года на три! Но они как-то без обид, уживаются. И жены у них – не разлей вода.

– Я утром слышала в ординаторской, как Олег орал на свою по телефону, – с робкой надеждой проговорила Даша.

Но Люська только хмыкнула:

– Орет, потому что любит. Она к нему сюда рвется, как и Ирка Ерохина, а мужики их чуть не матом кроют, чтобы снаружи удержать. Нет, Даш, слонику не светит! Это нас с тобой удерживать некому. Поэтому мы тут сидим, а их жены – там, в безопасности.

Олег лег в постель, не раздеваясь, и откинулся на подушку. В этой ненормальной новой реальности даже раздеваться приходилось по регламенту. Идешь в «красную зону» – надеваешь защитный «боекомплект». Выходишь – раздеваешься в «шлюзе» донага, в душ, а потом натягиваешь новую хлопковую пару: штаны, блузу. И носишь это до следующей смены. Вся «чистая зона» – как близнецы: медсестры в зеленом, врачи в синем. Все стерилизуется, свою одежду даже смысла нет доставать. Сумка Олега так и стояла в углу палаты, нераспакованная.

Палаты, отведенные для отдыха персонала, чем-то напоминали пионерский лагерь: мальчики – налево, девочки – направо. По четыре человека в комнате: двое работают, двое отдыхают. Они с Ерохиным и сменщиков-то почти не видели. Пока ты в душе, смена уже в «красную зону» вошла. За полтора месяца уже привыкли, нормальный режим. Еще бы… еще бы люди не умирали!

В комнату ввалился Ерохин и, смеясь, приземлился на свою кровать:

– Олег, ты прикинь! А я, оказывается, еще ничего в свои-то сорок пять! Меня только что в бельевой Люська чуть не совратила!

Клементьев в недоумении уставился на друга:

– А ты? Совратился?

– Да брось, – беспечно махнул рукой Ерохин. – Я Ирку люблю! Вот как выздоровел – так прямо не могу дождаться, как я ее любить буду.

– Это реакция на стресс, Вась, – усмехнулся Клементьев. – Помнишь, в меде учили четырем типичным реакциям организма? Бей, беги, прикинься падалью или… или секс. Деремся мы тут с вирусом каждый день, бежать некуда, падалью прикидываться – не наш метод. Поэтому секса хочется. Нормально это. Главное – до дома дотерпеть.

– Дотерпишь тут! – с наигранной ворчливостью заметил Ерохин и мечтательно вздохнул, перелистывая что-то на экране телефона. – Ты даже себе не представляешь, какие мне Ирка фотки прислала. Чер-те что, а не фотки! А вот эта… Святые угодники! Я ж когда ее просил, не думал, что она так…

Он сел в постели и, шлепнув рукой по щеке, медленно провел ладонью вниз, а потом оттянул ворот.

– Олег, ты в подростковом возрасте как из ситуации выходил? У меня была целая коллекция фоток из мужских журналов… Я на них…

– Да понял я, понял! – хохотнул Клементьев. – Что ж я, подростком не был? Иди уж, подросток, руки только помыть не забудь!

Уже у порога Ерохин обернулся:

– А ты Ане напиши. Может, у нее тоже расслабить тебя получится? Потому что, если ты сегодняшней ночью не уснешь – я вколю тебе кубик снотворного!

Нет, Ане он сейчас писать не станет: наверное, она тоже устала после работы. Скорее всего, сейчас ужинают с девчонками, обсуждают получение аттестатов… Дочери закончили девятый класс и, как все дети, радовались отмене выпускных экзаменов, случившейся из-за карантина. Дети – они и есть дети… Эх, что за возраст – шестнадцать лет!

Он заложил руки за голову: сон не шел, как обычно. Овец посчитать, что ли? Или в воспоминания удариться? Обычно приятное заснуть помогает… Так, что он делал, когда ему самому было шестнадцать? Школьный театр с Шекспиром, колхоз с клубникой, друзья-одноклассники Лиза и Сашка, увлечение Формулой-1. Аня тогда еще совсем ребенком была… А вот когда ей самой исполнилось шестнадцать… Был у них один забавный эпизод: из тех, что вспоминают в обнимку… Олег растянул в темноте всю ширь своей улыбки. Его маленькая Аня… Да и сам он тогда был размера на три поменьше.

1995 год

Держа Олега за руку, Аня шагала рядом с ним по уличному пеклу, но жарко ей было совсем не от этого. Вчера днем, лежа с подружками на пляже, она всерьез задумалась об одной вещи, которая теперь не шла у нее из головы. Девчонки болтали про парней, про то, что «они только этого и хотят», и про то, чего же они хотят конкретно. Ирка говорила, что ей, наверное, придется уступить своему мальчику, которому «это, кажется, позарез как нужно». Вера уже делилась опытом: секс – это совсем не приятно, и судя по тому, как она морщилась, хвастаться и вправду было нечем.

Аня осторожно посмотрела на Олега, который был увлечен пересказом какого-то фантастического триллера. Интересно, а ему это тоже нужно позарез? Да, наверное, нужно. Вон, какой он: высокий, красивый и… совсем взрослый! Девушки, его ровесницы, скорее всего, от него без ума! А он… он ведь тоже не железный… Четыре с лишним года назад, когда Олег заканчивал первый курс, ревность в первый раз посетила Аню. В школе-то за ним хоть Лиза присматривала, Анина старшая сестра…

– Олег, скажи мне честно: однокурсницы строят тебе глазки? – спросила его тогда Аня без обиняков.

– Строят, строят, – скорчил он ей шутливую рожицу. – Но жениться-то я на них не собираюсь!

– А на ко..? – невольно вырвалось у нее, и, чтобы не показаться навязчивой, Аня быстро прикусила язык.

– На тебе, конечно! – рассмеялся он. – Если будешь себя хорошо вести.

И, скрепляя обещание, Олег-первокурсник тогда в первый раз поцеловал ее в губы…

Да, она получила предложение, когда ей было всего двенадцать лет! Ну просто они с Олегом любят друг друга – вот и все! И возраст здесь значения не имеет. С другой стороны, если посчитать, то конфетно-букетная стадия у них явно затянулась. Теперь ей шестнадцать, и, может быть… им уже пора?

Конечно, решиться переспать с парнем до свадьбы – на это нужно иметь смелость. Но ведь другие занимаются сексом – и никто не умер! Вот Лиза с Алексом, например… Господи, если бы мама узнала сейчас о ее мыслях – просто убила бы на месте, и не видать ей никакого секса! Но… Аня снова взглянула на своего спутника… Ведь это Олег, с ним не страшно! И… он же все равно на ней женится!

Когда они дошли до дома, Аня уже почти решилась.

– К тебе или ко мне? – задал Олег обычный вопрос: они каждый день пропадали в гостях друг у друга.

– К тебе, – кивнула Аня.

«Если его родители дома – значит ничего не будет, – пронеслось у нее в голове. – А если нет – тогда я разрешу ему всё!»

И они свернули в соседний подъезд.

– Мам! Пап! – прокричал Олег Клементьев, закрывая за собой и Аней входную дверь.

Никто не откликнулся – значит дома пусто. Хм, и где ходят родители, когда они нужны больше всего? Олег надеялся, что они заведут с Аней беседу на какую-нибудь общую тему, потому что он, лично, за сегодня уже истощился. За все время их свидания Аня была молчалива и отвечала только «да» или «нет», да и то – не всегда к месту. Интересно, что это с ней? Вряд ли произошло нечто серьезное, иначе бы он обязательно почувствовал! Скорее всего, хандра: завтра ей в школу, конец каникулам!

Олег рухнул на диван и начал обмахиваться газетой. Ну и жара этим летом! Жаль, что мамы нет дома, она бы соорудила им коктейль… Конечно, он и сам может, но когда это делает женщина – куда приятнее!

– Аня, в холодильнике есть мороженое, – намекнул он на то, чтобы за ним поухаживали. Намек не сработал, и Олег спросил прямо. – Не хочешь принести его сюда?

Но Аня, казалось, была где-то далеко. Она постояла у окна, прошлась по комнате, словно что-то обдумывая, а потом приблизилась и по-кошачьи медленно уселась верхом к нему на колени. Тело Олега среагировало моментально.

– И что это мы делаем? – поинтересовался он, не зная, куда деть руки, чтобы как-нибудь неосторожно не коснуться ее.

– Мы вас соблазняем, – сообщила Аня, обнимая его за шею и облизывая губы.

Вот так поворот!

– Гм, и где это ты насмотрелась таких сцен? – Олег строго сдвинул брови. – В кино или?..

Аня хихикнула:

– В прошлом году я как-то раз очень не вовремя вернулась домой и застала в гостиной Лизу и Алекса, – она помолчала и многозначительно добавила. – Знаешь, они занимались этим еще до свадьбы…

Несмотря на то, что приведенный для подражания пример был, в принципе, положительным, Олег насторожился.

– Лиза – взрослая девочка, – напомнил он. – А тебе только шестнадцать!

Аня надулась.

– При чем здесь возраст? Ты меня просто не хочешь!

Олег обалдело разинул рот, а потом рассмеялся:

– Аня, не болтай глупостей!

– Ну тогда… – она улыбнулась, как настоящая соблазнительница, и еще теснее прижалась к нему.

Ощущая одуряющую близость ее тела и то, что его желание становится слишком явным, Клементьев закусил губу.

– Малыш, да ты себе даже не представляешь, как я тебя хочу! – откинув голову назад, простонал он. – Я хочу тебя так, что у меня просто скулы сводит! Но я обещал… самому себе обещал, что дам тебе повзрослеть! Не сейчас, хорошо?

Он обнял ее и, проведя пальцами вверх по позвоночнику, погрузился ими в завитки волос на затылке. По ее телу пробежала волна удовольствия, и Олег почти отдернул руки.

Аня снова нахмурилась.

– Дурацкое обещание! – сказала она и поерзала у него на коленях, отчего кулаки у Олега непроизвольно сжались. – Не любишь ты меня совсем!

Он на секунду задумался – и вдруг принял решение. Серо-голубые глаза парня стали глубокими, как омут.

– Хорошо, – медленно кивнул он, начиная гладить ее голые коленки. – К черту обещания…

Глубокий страстный поцелуй… горячие пальцы, ласкающие ее так, как он никогда не позволял себе прежде. Немного приподняв Аню, Олег резко, но аккуратно уронил ее на диван и прижал всем телом к подушке. Его ноздри вздрагивали, дыхание обжигало.

– Аня, я люблю тебя… Анечка…

Губы скользнули от ее рта… ниже… В ее зрачках сверкнуло испугом. О, Господи! Еще пару мгновений назад она думала, что готова осуществить план, который вынашивала весь сегодняшний день, а теперь… Теперь у нее между ног оказался парень, а у него… В Аниной груди забилась паника. Ой, мамочки, нет! Наверное, и вправду «не сейчас»!

– Олег! Олег! – задохнулась она, захлопав ресницами. – Олег, пожалуйста! Я не…

Он шумно выдохнул в ее шею и замер на целую минуту, которая показалась Ане вечностью.

– Я знаю.

Его голос дрогнул и снова стал спокойным, как будто Олег усилием воли щелкнул выключателем желания. Приподнявшись над ней, парень легко коснулся ее губ своими.

– Аня, ты просто еще не готова, – еще раз поцеловал он ее пылающее лицо. – Пожалуйста, Малыш, дай себе еще немного времени! Я обещаю – ты не пожалеешь!

Он перекатился через нее и лег рядом на подушку, подставив девушке свое плечо. Аня спряталась у него под подбородком.

– Я – глупая дурочка, да? – произнесла она оттуда, кусая губы, чтобы не разреветься.

Олег улыбнулся и погладил ее по кудрявой голове.

– Нет, конечно… Ты – Аня Лучинская! И я тебя очень люблю.

2020 год

Интересно, а Аня это помнит? Олег достал телефон и все-таки набрал жене сообщение в приватном чате:

«Малыш, я хочу тебя так, что у меня просто скулы сводит!»

Если она спит, то, наверное, не ответит, а если… Точки, означающие, что она пишет ему ответ, запрыгали в мессенджере почти моментально.

«Но ты самому себе обещал, что дашь мне повзрослеть?»

Олег рассмеялся и сел на кровати: конечно, помнит, с чего он засомневался? Точки продолжали прыгать и выдали еще пару сообщений:

«Ты сдержал обещание: я ни разу не пожалела»

«Где ты насмотрелся эротических сцен: в кино или?..»

Набирая ответ, он искренне поверил, что сегодня удастся, наконец, заснуть:

«Во сне. Приснись мне еще, ладно?»

«Да, милый, спи. Люблю тебя больше жизни!»

Немного поспать все же удалось, но снилась ему совсем не Аня. Снилась девочка с тромбозом. Она спрашивала перед операцией:

– Олег Анатольевич, Вы же обещаете, что все будет хорошо? Мне кажется, что я не готова… Но если Вы обещаете…

Она плакала. Он говорил ей что-то утешительно-ободряющее, что обычно говорят пациентам: в ее шестнадцать лет такая операция – это не опасно. Гладил по голове.

Потом, уже в кабинете завотделением, кричал Ерохину, тыча пальцем в некачественно сделанную допплерограмму:

– Я не вижу этот тромб, Вася, но я чувствую, что он где-то тут! Обещаю, что найду эту сволочь!

В ответ ему вместо Васи смеялось лицо Марь Санны:

– Дурацкое обещание, Анатолич! Не стоило тебе обещать!

Потом из шлюза «красной зоны» возникли Вика и Ника и наперебой закричали:

– Мам! Пап! В холодильнике есть мороженое. Принести его сюда?

А он вдруг запаниковал, что на них нет защитных костюмов, но дочери дружно отмахнулись:

– В шестнадцать лет – это не опасно!

– Нет, опасно! – закричал он, что было сил.

И резко проснулся, не понимая, где находится, где граница сна и реальности. Его вдруг затрясло: так вот, что ему хотела сказать Вселенная! Вот, почему он так волновался именно за ту девочку с тромбозом! Она ассоциировалась у него с дочками, с Аней в том возрасте, когда он относился к ней как к неприкосновенной богине, оберегая даже от себя! А кто бережет эту, чужую, девочку? У нее в анамнезе – прием оральных контрацептивов. В шестнадцать лет! Возможно, именно они спровоцировали образование тромбов?

Олег оперся спиной о стену и подтянул колени к груди: «Надеюсь, я не вслух кричал? Ерохин, вроде, спит…»

Черт, да почему из головы не идет эта операция? Все же обошлось, все в порядке! Девочка должна уже отойти от наркоза, надо утром сходить, проведать ее. Познакомиться. Его вдруг удивило, что он не запомнил ее имени. Обычно Олег помнил всех пациентов до самой выписки, а тут… Будь проклят этот вирус! Этот конвейер операций! Эти смерти! Когда в острый период ему казалось, что он сам умрет – и то было легче! Полтора месяца он работал как заведенный, делал, что мог. Иногда чудеса. Но люди все равно умирали! Низкая сатурация, высокая температура, гангрены как последствия тромбоза… Вселенная, да как это вынести-то? Прекрати забирать жизни! Лучше создавай… Олег почувствовал, что он – на пределе: руки тряслись, как с похмелья, голова гудела. Утро наступило быстро.