Текст книги "Проблемы языка в глобальном мире. Монография"

Российское государство фактически и не ставило перед собой задачи содействия интеграции этих мигрантов. Результатом этого стало то, что сотни тысяч мигрантов, приехавших в Россию еще тогда, в 1990-е гг., так и не смогли получить российского гражданства. Только сейчас, словно спохватившись, российское законодательство предоставило таким «мигрантам без статуса» канал для упрощенного получения гражданства. Согласно Федеральному закону № 71 от 20 апреля 2014 г. внесены изменения в закон о гражданстве Российской Федерации, которые предоставляют возможность иностранным гражданам, проживающим в России и признанными носителями русского языка, т. е. использующим его повседневно в семейно-бытовой и общественной сферах, получить при желании гражданство России в течение трех месяцев.

Впрочем, сейчас вопрос об интеграции касается уже принципиально другой категории мигрантов – людей, которые родились или, по крайней мере, становление которых происходило в новых суверенных государствах, когда отношение к России было окрашено во многом в негативные тона. Сфера использования русского языка в этих странах оказалась сведена до минимума. Лишь в Республике Беларусь, Казахстане и Кыргызстане русский язык признан официальным наряду с государственным национальным языком. Обучению русскому языку в школах в бывших союзных республиках препятствует как национальная политика этих государств, так и отсутствие учителей, подавляющее большинство из которых эмигрировали в Россию.

Принципиально изменился состав мигрантов, въезжающих в Россию из бывших республик СССР. Во-первых, это в основном трудовые мигранты, которые приезжают в Россию на временные заработки. Во-вторых, приезжающие на работу в Россию, например, из государств Центральной Азии мигранты – это уже не городские жители, изучавшие русский язык в школе, как это было еще в начале 2000-х гг., а преимущественно сельские, которые русский язык на родине не изучали⁶⁶. Согласно результатам обследований в настоящее время более 20 % граждан стран СНГ, приезжающих работать в Россию, вообще не владеют русским языком, 50 % не в состоянии самостоятельно заполнить самую простую анкету⁶⁷.

Обострение проблем, связанных с наплывом мигрантов в Россию на фоне продолжительного самоустранения государства из сферы интеграции мигрантов, привело к обострению антимигрантских настроений в российском обществе и возникновению межэтнической напряженности. В ответ на складывающуюся ситуацию в самые последние годы Федеральная миграционная служба России вывела вопрос об интеграции мигрантов в число приоритетных. При этом во главу угла политики интеграции поставлен вопрос о знании мигрантами (в том числе и в особой степени – временными трудовыми мигрантами) русского языка⁶⁸.

В соответствии с Федеральным законом № 185 от 12 ноября 2012 г., внесшим изменения в Закон «О правовом положении иностранных граждан», с 1 декабря 2012 г. экзамен на базовое знание русского языка стал обязательным для мигрантов, трудоустраивающихся в сфере розничной торговли, жилищно-коммунального хозяйства и бытового обслуживания. А Федеральный закон № 74 от 20 апреля 2014 г. распространил с 1 января 2015 г. это обязательство на всех мигрантов, причем экзамен на знание русского языка стал частью комплексного экзамена по русскому языку, истории России и основам законодательства РФ для иностранных граждан, получающих вид на жительство, разрешение на временное проживание, разрешение на работу или патент (кроме высококвалифицированных мигрантов).

Экзамен проходит в специальных центрах, имеющих государственную аккредитацию на тестирование на знание русского языка. Сертификат, подтверждающий сдачу экзамена, является необходимым для получения и продления разрешения на работу и патента в России. Заменой сертификата может быть иностранный документ об образовании не ниже общего среднего, который подтверждает обучение русскому языку на родине мигранта, либо документ об образовании, выданный учебными учреждениями России или СССР. Экзамен на знание русского языка не нужно сдавать трудовым мигрантам из стран-участниц Евразийского экономического союза (Республика Беларусь, Казахстан, Армения, Кыргызстан), поскольку эти иностранные граждане уравнены в трудоустройстве с российскими гражданами и не обязаны получать какие-либо разрешительные документы на право работать в России. В случае недостаточного знания мигрантами русского языка предполагается предоставление услуг по обучению.

Распространение практики трудоустройства в России иностранных граждан из «безвизовых» стран на основании патента у российских работодателей – юридических лиц и индивидуальных предпринимателей – с января 2015 г. предполагает, что «документ, подтверждающий владение данным иностранным гражданином русским языком, знание им истории России и основ законодательства Российской Федерации», является одним из принципиальных оснований для получения им патента и соответственно будет касаться порядка 1 млн. иностранных граждан, ежегодно прибывающих для осуществления временной трудовой деятельности в России из Узбекистана, Таджикистана, Украины, Молдовы, Азербайджана.

Введение экзамена на знание русского языка для временных трудовых мигрантов вызвало споры среди российских экспертов. Конечно, возможность изучения языка страны временного пребывания для трудящихся-мигрантов – исключительно важное условие их доступа на рынок труда, самореализации и адаптации в окружающем социуме. Но именно возможность изучения, а не обязательность сдачи экзамена в качестве условия получения разрешения на работу, особенно в условиях, когда система обучения русскому языку иностранных граждан, приезжающих работать в Россию, еще не создана. А ведь сдача экзамена обойдется трудовому мигранту в 5000–7000 руб., что для еще не начавшего работу иностранного гражданина чаще всего является неподъемной суммой.

Таким образом, признавая важность того, что государство обращает внимание на необходимость знания русского языка трудовыми мигрантами, приезжающими в Россию, многие эксперты высказывают опасения, что в существующем виде введение этой нормы закона на деле может обернуться не условием успешной интеграции мигрантов в России, а, скорее, привести к росту коррупции и еще большему вытеснению мигрантов в сектор нелегальной занятости.

Язык глобализации (⁶⁹)

Э.А. Тайсина

Настоящая статья представляет собой обзорный материал, посвященный глобализационной деятельности Международного общества универсального диалога, International Society for Universal Dialogue (ISUD)⁷⁰, и более чем сорокалетнему творчеству журнала «Диалог и универсализм» (D@U)⁷¹, который является официальным форумом общества. Автор принимает непосредственное участие в данной деятельности с 2012 г., когда в июле в городах Олимпия и Элида (Греция) проходил IX Всемирный конгресс ISUD «Демократическая культура: исторические рефлексии и современные трансформации».

На нем, в частности, был представлен доклад автора “Languageis never neutral” («Язык не бывает нейтральным»), опубликованный впоследствии в альманахе “SKEPSIS”⁷². В D@U (2013, № 3), была опубликована статья автора «Семиотика глобализации как предмет философской рефлексии»⁷³. Автор также является приглашенным редактором специального выпуска журнала «Диалог и универсализм» (DialogueandUniversalism 2014, № 3), содержащего материалы Казанской международной конференции «Навстречу XXIII Всемирному философскому конгрессу: философия как исследование и образ жизни»⁷⁴. Конференция была организована кафедрой философии (зав. каф. Э.А. Тайсина) и проходила на базе Казанского государственного энергетического университета. А вD@U(№ 2, 2013) была напечатана Программа этой конференции (с. 183–189). В августе 2014 г. на заседании Генеральной ассамблеи ISUD в ходе работы Х Всемирного конгресса в г. Крайова автор этих строк избирается генеральным секретарем Международного общества универсального диалога.

Международное общество универсализма, или универсального диалога, провело свой первый Всемирный конгресс только в 1993 г. До этого был организован и успешно проведен ряд международных симпозиумов в Берлине, Лондоне и Монреале.

Руководящими органами общества согласно его Конституции являются следующие: Генеральная ассамблея [общее собрание], орган управления под названием Совет Международного общества универсального диалога (ISUD) и Исполнительный комитет, состоящий из четырех должностных лиц. Члены совета избираются Генеральной ассамблеей большинством голосов. Их должно быть не менее десяти и не более пятнадцати, в том числе упомянутые четыре должностных лица. В настоящее время президентом ISUD является Кристофер Василопулос (США), вице-президентом – Панайотис Элиопулос (Греция), генеральным секретарем – Эмилия Тайсина (Россия), казначеем – Чарльз Браун (США). Общий список членов совета, как и другая информация, доступен на сайте организации: isudialogue.org.Цель этого международного сообщества ученых, в основном философов из многих частей мира, – развитие международного диалога и обсуждение фундаментальных вопросов, представляющих всеобщий интерес, которые влияют на все человечество, например таких, как «Мир во всем мире», «Права человека», «Диалог различных культур», «Сохранение окружающей среды».

Настоящая статья представляет отечественному читателю одного из авторов журнала D@U – Кунико Миянага. Японский философ и культур-антрополог, она исследует вопросы глобализации, идентичности и языка⁷⁵. В № 4/2012 журнала «Диалог и универсализм» была опубликована ее статья «Глобализация, культура и общество: Какую роль играет язык? Пример из области английского образования в Японии»⁷⁶.

Статья основана на той идее, что культура способствует продвижению иерархии ценностей и язык как ее основная часть буквально навязывает человеку определенный стиль мышления. По этой причине изучение английского языка является конфронтационным для японцев и даже вызывает у них своего рода культурный шок. Тем не менее они должны изучать английский язык, чтобы сохранить лидирующие позиции в мировом экономическом сообществе. Самым неудобным в английском языке для японцев является воплощаемое в нем аналитическое мышление. Во-первых, английский имеет два (фразеологических) уровня артикуляции, конкретный и абстрактный, что обеспечивает аналитический стиль мышления в научном смысле. Абстракция в этом значении очень далека для восприятия большинства японцев. Во-вторых, этот стиль заставляет говорящего отделять внешнее от внутреннего, а это вызывает психологические трудности у японцев, чье мировоззрение основано на идее, согласно которой внешнее представляет собой гармоничное расширение внутреннего.

Под давлением прогрессирующей глобализации настоятельная необходимость интеграции в мировое сообщество, особенно ради формирования единой экономической культуры, обусловила роль английского в качестве глобального языка. Эта ситуация, однако, угрожает социальной стабильности, которая поддерживается традиций в локальных группах. Открытость глобальному экономическому сообществу, его воздействию обыкновенно рассматривается как «деморализация» социальными локальными группами, которые держатся на своих собственных системах внутренних истинных ценностей, укрепляемых исторически. Они неохотно присоединяются к мировому сообществу, лишь ради выживания; членство это является компромиссом. Английское образование в локальных группах в совокупности демонстрирует аналогичный компромисс. Это стало необходимым злом для многих людей; но владение английским языком предоставляет выход к широкой англоговорящей культуре⁷⁷.

Распространение английского образования часто угрожает иерархии ценностей в локальных группах, и это характерно не только для неких сект, но и для страны в целом. Что больше всего тревожит японцев на сегодняшний день, так это аналитический характер английского и говорящей на нем многозначно ориентированной культуры, которая эпистемологически индивидуализирует своих членов. Изучая английский язык, представители локальных групп учатся видеть одну и ту же вещь под разными углами. В процессе анализа данная иерархия ценностей группы более не является абсолютной; допускается выбор. Это демократический процесс; однако он не сулит легкого вхождения в мировой культурный контекст. Английский, в своем аналитическом стиле, отделяет факты от ценностей. Факты могут быть выявлены и обоснованы независимо от заданных значений. Говоря по-английски, человек может строить отношение к фактам, внешним для данной социальной иерархии ценностей, а являться вызовом для нее, как и для любой устоявшейся системы ценностей.

Надо заметить, что К. Миянага права, называя английский язык аналитическим. Однако у этого термина есть не только культурологическое, но и чисто лингвистическое значение: история языка свидетельствует, что на ранних этапах, да и в Средние века, английский был синтетическим языком, таким же, как современный русский или греческий. Коротко говоря, это означает, что в синтетических языках «держателем» смысла является слово, а в аналитических он растворен во фразе, в предложении. Отсюда жесткий порядок слов, наличие множества вспомогательных глаголов, потерявших лексическое значение и служащих для обозначения видо-временных измерений, наклонения и др.

Эпистемологически рассуждая, англоязычная литература, посвященная (позитивистской) философии науки, философии языка, аналитической философии и т. п., сплошь и рядом отождествляет значение и истину – именно потому, что смысл в английском содержится не в слове, а в высказывании. Это труднообъяснимо, например, для русскоязычного читателя: ведь такая оценка знания, как истинность, появляется лишь на уровне суждений, а понятия, выражаемые словами и/или группами слов, характеризуются содержанием, объемом, – но не истинностью.

К. Миянага приводит в своей статье конкретные примеры, долженствующие демонстрировать способность английского (в отличие от японского, метафорического языка) действовать на двух «уровнях артикуляции: конкретном и абстрактном. «Пример из моего опыта школьного образования в Соединенных Штатах: понятия, оказалось, было намного легче ассимилировать, чем словарный запас повседневной жизни. Слова в повседневной жизни являются конкретными и ситуационными, и они связаны с ценностями. Они эмоциональны и требуют достаточно глубокого опыта, чтобы прочувствовать их»⁷⁸.

Дело в том, поясняет Миянага, что уже в этом раннем возрасте люди англоязычной культуры научаются отделять желание от реальности, или внутреннее от внешнего. Они усваивают предположение, что мир не является расширением нашей психологии. Если предположить, что мир не является расширением своей психологии и выходит за пределы физических чувств, он может иметь смысл только в абстракции.

Двусторонняя открытая система выражения заложена в аналитическом стиле английского языка, предлагая специфический способ мышления и конструирования мира. Английский предлагает два уровня артикуляции – конкретного и абстрактного. Перемежение и сочетание конкретного и абстрактного представляют собой процесс концептуального анализа. Англоговорящая культура поощряет человека перемещаться между этими двумя уровнями: конкретный схватывается посредством наблюдений и подлежит затем анализу, обобщению их в абстракции. Переход к абстрактному позволяет говорящему выявлять правила, лежащие в основе того, что наблюдалось и описывалось. Следуя в обратном направлении, говорящий проверяет правило при переходе от абстрактного к конкретному. Сочетание двух направлений составляет двусторонний цикл социального («демократии») на индивидуальном уровне. Абстрактные законы и правила и конкретные действия должны переводиться, переходить друг в друга.

Превращение английского языка в аналитический К. Миянага объясняет фактами из европейской истории культуры. Современный английский разработал аналитический стиль неслучайно: этот процесс развивался вместе с развитием науки и демократии от Коперника и в свою очередь – через промышленную революцию и современную демократию в гражданском обществе.

«Демократия» также возникла здесь неслучайно: автор посвящает немало страниц анализу воззрений Д. Мида. Он полагает индивидуума в качестве агента-посредника, соединяющего разрыв между глобальным и локальным. Мид признает возможность реализации глобального демократического сообщества на индивидуальном уровне социального взаимодействия. Эта философия по-прежнему практикуется сегодня через Организацию Объединенных Наций, другие дипломатические организации, в лучших академических институтах. Д. Мид находит воплощение своей идеи демократии прежде всего в дипломатии или создании «сообщества, основанного просто на способности каждого человека общаться друг с другом за счет использования одних и тех же значимых символов».⁷⁹ Вместо столкновений групп, пытающихся устранить друг друга силой, конфликты между ними должны «привести к доминированию одной группы над другой при поддержании других групп»⁸⁰.

Это классическое предложение касательно построения демократии становится еще более актуальным для нас сегодня, пишет К. Миянага⁸¹. «Концепция демократии, весьма абстрактная и универсальная, должна быть воплощена в конкретной социальной организации, состоящей из людей, которые достигают самореализации друг через друга»⁸². Стратегия сегодняшнего глобального бизнес-сообщества: «Думай глобально, действуй локально» – схватывает суть предложения Д. Мида. Для каждого индивида существует цикл взаимоперехода между абстрактным глобальным дискурсом и самореализацией, происходящей и локализованной в конкретных ежедневных действиях. Процесс локализации воплощает концепцию, абстракция объективизирует его, организуя в целом весь процесс в открытую систему. Когда это движение между абстрактным и конкретным организовано между более чем одним говорящим, возникает то, что называется диалогом. Двусторонний цикл поддерживается между двумя людьми. Человек уходит от своих привычно фиксированных идей, воспользовавшись обратной связью. Этот концептуальный процесс рассуждения, предлагаемый английским языком, делает его хорошим кандидатом на роль глобального языка, который выполняет условия для создания открытых двусторонних циклов. В этом смысле развитие английского языка от традиционно синтетического к современному аналитическому⁸³ имеет решающее значение для научного сообщества и западной истории модернизации. В абстрактом и конкретном английский предицирует самость и мир на двух различных уровнях. В англоязычной культуре это также просто часть здравого смысла.

Этот двусторонний цикл, когда он открыт, содержит импульс для прогресса человечества; он извлекает индивидуумов из их скорлупы, находясь в которой, «каждый человек видит себя в качестве источника и точки отсчета всех своих обязательных связей⁸⁴. Однако такой двусторонний цикл нередко отсутствует в традиционных общинах, когда социальная система исторически сильно зависит от ритуала. А ритуал обусловливает и телесные реакции, и сознание вместе, через повторяющиеся детерминации поведения. Это система с односторонним движением. Японское общество демонстрирует эту тенденцию на каждом уровне. На примере религиозной группы в Японии К. Миянага показывает, что ритуал устанавливает схему, в которой чувства и действия непосредственно связаны друг с другом⁸⁵.

Образы воображения, содержащие ценности, или моральные образы, или моралите, вызывают чувства. Чувства запускают действия. Авторы становятся моральными агентами. В этом случае, как говорит Dictionary of Social Sciences (Словарь социальных наук), как правило, идеология не объясняет, но направляет действия. Признание приводит к разработке таких воображаемых ситуаций, в которых каждое действие приписывается (приводится к) определенной ценности, части заданной иерархии ценностей.

Одной из отличительных черт этого варианта социальной системы является своего рода «детерминация заданной установкой». Это воспроизводится и трудно поддается перезагрузке. Такая структура характеризует и более широкое японское общество, что на самом деле является большой проблемой в бизнес-сообществе. Тем не менее в светском обществе такие отношения могут быть менее очевидны.

Японский язык является главным пропагандистом этой структуры. В метафорических отношениях образов воображения язык определяет действия, приписывает их к определенным ценностям, части организованной иерархии ценностей, и говорящие становятся моральными авторами. Они воплощают иерархию ценностей, указанных в этих образах.

Японский язык носит описательный характер по своей природе, поэтому его функции и его метафорические украшения психологически мотивируют авторов. Метафоры, выраженные в богатых изображениях, в японском языке идеологически направляют действия. Ответы автоматизированы. Японская культура предлагает такие примеры, как чайная церемония и театр. Переход к абстрактному отрицает эту очень глубокую направленность человека как нравственного существа. Таким образом, индивидуализация рассматривается как нечто антисоциальное, и, по сути, японцы как люди неуправляемые часто оказываются слишком неопределенными, чтобы быть понятными [западному мышлению] в повседневной жизни.

Но Япония – это просто один из многих примеров традиционной группы, которые способствуют продвижению ценностей эстетически, метафорически, а не аналитически.

Японский способ изучения английского языка является тактикой приведения к конкретному. Первым шагом в этом процессе становится прямая связь английской лексики с японской. В повседневной жизни слова конкретны, ситуационны и связаны с ценностями. Они эмоциональны и требуют достаточно глубокого опыта, чтобы прочувствовать их, и им должны учить родители, которые социализируют вас.

По сравнению с этими «обычными» словами понятия находятся вне социального контекста, они четко определены в теоретических объяснениях, т. е. они являются абстрактными. Возьмите например, слово “identity”, существительное, образованное от глагола “identify”. Оно означает «тот набор характеристик, при помощи которых конкретное лицо или вещь опознаются или познаются»⁸⁶. Это может относиться к самоидентификации, групповой или национальной идентичности. Однако, вернувшись в Японию из долгого пребывания в США, К. Миянага была предупреждена японским коллегой, что в японском языке “identity” («личность») содержит исключительно коллективную характеристику. Слово «самоидентификация» имеет уже другое значение. Японское слово должно использоваться в «японском значении», только таконобудет воспринято японским языком. Этот концепт уже социально присвоен в японском контексте, локализован. (Однако он до сих пор считается «абстрактным понятием»; здесь смысл японского слова «абстрактное» расплывчатый, неточный и неясный.)

Не существует готовых теорий или методов для перемещения между конкретным и абстрактным. В 1950 г. Е. Е. Эванс-Притчард описывал процесс рассуждения, используя слово «искусство», при помощи которого он подчеркнул интуитивное как противостоящее жесткой детерминированности во имя науки – s cienc⁸⁷. Эта «художественная» размерность фактуальности была одним из главных тем во всем постмодернистском литературном движении во второй половине XX в. Логический вывод «возвышает» фактуальность, акцентирует основное внимание на отношениях между наблюдателем и миром, внешним по отношению к нему. Интуиция наблюдателя является активным инструментом. Мы больше не считаем, что внешний мир для нас очевиден. Объективность – это название предварительного убеждения, полученного через бесконечные усилия фальсификации некогда установленных определений и дальнейших переопределений того, что мы наблюдаем.

К. Миянага подчеркивает, что аналитический стиль английского языка далеко не так трудно усвоить, как это часто представляют. Он может быть дополнением в нынешней системе английского образования. Знание является управляемым, когда мы знаем, что это такое. Вероятно, даже есть возможность того, что комбинация японского и английского языков может помочь в глобальном масштабе, в непрерывном процессе прогресса, более эффективно сочетая конкретное и абстрактное, и это позволит быть более готовыми к восприятию новизны внешнего мира и инаковости других членов общества.

Таков показательный пример анализа основных аспектов темы использования языка в глобализирующемся мире, предпринятого японским профессором в статье для журнала «Диалог и универсализм».