Текст книги "Цивилисты"

Лилия Адольфовна Задорнова
Цивилисты

© Задорнова Л. А., 2018

Эту книгу я посвящаю любимому сыну Сергею Задорнову, благодаря настойчивости которого она и была написана…

Автор

Людям необходимы даже самые дурные законы, ибо, не будь их, люди пожрали бы друг друга…

Эпикур

Глава 1

Секунды складывались в минуты, минуты – в часы, часы – в сутки, недели, месяцы… Время безоглядно двигалось вперед. Шла середина восьмидесятых двадцатого века – время окончания эпохи застоя и начала перестройки, время проведения антиалкогольной кампании и чернобыльской катастрофы, время приземления Матиаса Руста на Красной площади Москвы и открытия ДНК-дактилоскопии, время запуска первых модулей орбитальной станции «Мир»…

Кире уже тридцать три. Что это за возраст с точки зрения биологов? Определенные периоды в жизни человека ученые связывают с конкретным возрастом, при достижении которого в его организме происходят явные изменения. О физических и психологических возможностях отдельного индивида можно судить по биологическому возрасту, который может совпадать, а может и не совпадать с паспортным. Ученые разных эпох и стран применяли различные способы оценки жизненных этапов человека. Если обратиться, скажем, к идеям известной личности – античному философу Пифагору, который занимался изучением медицины, политики, этики, математики и других наук, мы обнаружим, что этапы жизни человека он сравнивал с временами года: весна, лето, осень, зима. Со временем года «лето» он отождествлял период жизни человека от двадцати до сорока лет. Именно к этому периоду следовало отнести возраст Киры. Если брать за основу трактовку возраста по Пифагору, то для нее это был период взросления, когда она притягивала все новое и доселе неизвестное, не теряя при этом присущей юности веселости духа. После тридцати годы летят: чем старше, тем быстрее. Ой как скоро для Киры наступит «осень» – время расцвета, когда период взросления закончится и она, если верить философу, станет личностью зрелой, уравновешенной и уверенной в себе.

А пока Кира стояла у окна выделенного ей для работы зала судебного заседания, расположенного на первом этаже здания суда, и смотрела на улицу. Огромного размера окна выходили на небольшую, но довольно оживленную улицу, по которой в сторону расположенной рядом железнодорожной станции практически постоянно двигались легковые автомобили, в основном отечественного производства: «Жигули», «Лады», «Нивы», «Ока»… В том же направлении шел нескончаемый людской поток.

Глядя на двигавшихся за окном, живущих своей жизнью людей, Кира думала, что теперь она наделена полномочиями решать судьбу тех из них, кого приведет сюда жизненная необходимость, кто не сможет в какой-либо сложившейся жизненной ситуации урегулировать ее без обращения в суд. Некоторых конвой привезет сюда в наручниках для определения его вины или установления невиновности, назначения наказания или освобождения от него.

В своей работе она постоянно будет сталкиваться с огромным количеством людей: истцов, намеревающихся отстоять права, которые они будут считать нарушенными; ответчиков – предполагаемых нарушителей защищаемых истцами прав; представителей различных организаций – юридических лиц, а также подсудимых, свидетелей, экспертов, специалистов в различных областях знаний, адвокатов, работников прокуратуры… Подавляющее большинство из них, перешагивая порог суда, будет находиться на разных стадиях эмоционального напряжения, ведь суд – конечная государственная инстанция по разрешению спорной, а зачастую, конфликтной ситуации. Именно поэтому она должна научиться управлять своими эмоциями в любой ситуации, на службе быть абсолютно всегда беспристрастной.

Она должна будет постоянно учиться – совершенствовать свои правовые знания, поскольку в действующем законодательстве часто происходят диктуемые жизнью изменения. Практические навыки она должна будет получить уже в процессе самой судейской работы. Кира это понимала не как посторонний наблюдатель, а как лицо, уже отработавшее в суде около четырех лет судебным исполнителем и знавшее его работу изнутри, с изнанки. Теперь она будет представлять само государство и должна будет принимать решения не от своего, а от его, государства, имени, ибо судебная власть – власть третья, не законодательная, не исполнительная – особая.

Так, что же это она?.. Можно стоять и философствовать бесконечно, но сейчас нужно идти, идти в кабинет председателя суда, где уже должен был собраться весь судейский коллектив для принятия у нее присяги.

Через несколько минут Кира, стоя за трибуной перед составом энского районного (городского) суда, читала текст принимаемой ею присяги: «Я, Тихонова Кира Бруновна, принимая на себя обязанности судьи, торжественно клянусь: осуществлять правосудие в строгом соответствии с законом; все свои знания, способности и опыт использовать для укрепления социалистического правового государства, законности и правопорядка, воспитания граждан в духе уважения к советским законам; везде и всегда хранить чистоту высокого звания судьи, быть верной присяге».

Коллеги разошлись, а Киру Скрябин попросил задержаться. Суд был многосоставным, состоящим из восьми судей. Часть из них рассматривала только уголовные дела, часть – только гражданские. Такая специализация не была обязательной, но в большом промышленно-сельскохозяйственном районе, коим и являлся Энский район, она была оправдана, целесообразна: огромная палитра возникающих гражданских споров – в семьях, в быту, на производстве, в самых различных жизненных сферах и ситуациях – позволяла обеспечивать высокий уровень их разрешения именно благодаря такой профессиональной специализации.

Скрябин предложил Кире выбрать направление работы – уголовное или гражданское, желая в связи с уходом судьи-криминалиста Будимова, рассматривавшего уголовные дела, произвести в коллективе перестановки. Мог и не выяснять мнение Киры по этому поводу, но решил все-таки его учесть точно также, как учесть мнение и других, уже работавших коллег. Скрябин не без оснований полагал, что человек гораздо лучше выполнит работу, которую будет делать с удовольствием, а не по принуждению. Не всегда обстоятельства позволяли учесть пожелания работника, но если позволяли, почему бы их и не учесть?

– Сколько у меня времени для того, чтобы подумать? – спросила Кира.

– Час.

– Хорошо. Через час я дам вам ответ.

Кира думала. Ход ее мыслей был прост и рационален. Ей тридцать три. У нее за плечами есть не только высшее юридическое образование, но и среднее специальное милицейское, поэтому логичнее было бы рассматривать дела именно уголовные. А если работа не пойдет? Если у нее что-то не получится и придется уйти? Чем заниматься тогда? Для криминалиста останется работа практически только в милиции, поскольку глубоких практических знаний и умений в других областях права, кроме уголовного, которые дает не только полученное юридическое образование, но и применение его в жизни, у нее в случае рассмотрения уголовных дел не будет. Но в органах внутренних дел зачисляют на офицерскую должность до тридцати пяти лет, процедура эта не однодневная, требует времени для проведения специальных проверок кандидата. Совершенно очевидно – туда попасть не успеет. С другой стороны, при рассмотрении дел гражданских нужно будет работать с различными отраслями права: гражданским, трудовым, земельным, семейным, жилищным, да и с абсолютно всеми другими, охватывающими все области человеческих взаимоотношений, всей происходящей вокруг и постоянно бурлящей жизни. Так размышляла Кира.

«Да, – думала она, – не зря латинская пословица гласит, что «знание законов заключается не в том, чтобы помнить их слова, а в том, чтобы понимать их смысл». Можно помнить наизусть хоть все существующие законы, очень эффектно выглядеть в глазах окружающих, цитируя статьи кодексов, с упоением жонглируя юридическими терминами, но при этом быть абсолютно «никаким» юристом, не умеющим правильно применять нормы права к конкретно возникшей ситуации.

«Да, – размышляла она, – поработав с гражданскими делами, постоянно применяя на практике нормы гражданского права, я смогла бы стать специалистом, цены которому не будет «в большой базарный день». Если не смогу или не захочу работать здесь, меня с удовольствием возьмут на работу в любом другом месте, где будет требоваться юрист, хороший юрист. Опыт, опыт и только он, какими бы блестящими ни были знания, полученные даже в самом престижном вузе, может сделать из только что аттестованного специалиста высококлассного профессионала».

Эти рассуждения и определили выбор Киры. Цивилист-это юрист, специалист по гражданскому праву. Произошло такое название от латинского слова «civilis» – гражданский. Да, она хочет быть цивилистом. Об этом через час Кира и доложила председателю суда.

Глава 2

Чезаре ди Беккариа – итальянский мыслитель, юрист, публицист и общественный деятель – более двухсот лет назад в одном из своих трудов писал: «Формальность и торжественность необходимы при отправлении правосудия, чтобы ничего не оставлять на произвол судьи, чтобы народ знал, что суд творится на основании твердых правил, а не беспорядочно и пристрастно». Этот постулат не утратил своей актуальности и сегодня.

Первое, что сделала Кира по организации своей работы, – распечатала часть Гражданского процессуального Кодекса, подробно регламентировавшего порядок проведения судебного заседания. Это она должна будет безукоризненно знать и четко соблюдать, давая предусмотренную законом возможность выступить сторонам по делу, участвующим в деле адвокатам, представителям юридических лиц и всем другим участникам процесса. Судебные заседания могли длиться непрерывно от получаса до нескольких часов и даже дней, и именно она должна быть дирижером происходящего в зале. Ошибиться – означало нарушить чьи-либо охраняемые законом права. А это уже профессиональная непригодность. Поэтому Кира решила просто заучить эту часть Кодекса наизусть, чтобы в любой ситуации вести судебные заседания в строгом соответствии с законом. Около года на ее судейском столе, рядом с материалами дел, лежал отработанный ею до мелочей конспект. Лежал до тех пор, пока в нем не отпала надобность: Кира уже могла легко и непринужденно вести судебные заседания по делам любой сложности, и никто не мог предъявить ей претензии в том, что она во время судебного заседания нарушила чьи-то процессуальные права или упустила какую-либо его стадию. Вместе с тем заседания она вела в достаточно строгой форме, не позволяя недобросовестным участникам процесса бессовестно использовать предоставленные им возможности вопреки правам других лиц.

Шел очередной обычный рабочий день.

– Прошу всех встать! – звонким голосом скомандовала молоденькая, миловидная секретарь судебного заседания.

Открылась дверь совещательной комнаты и за трибуну шагнула облаченная в черную мантию федеральный судья с делом в руках. Раскрыв его, Кира огласила собравшимся в зале резолютивную часть только что принятого ею решения по законченному полчаса назад делу.

– Решение. Именем Российской Федерации…

Оглашаемым решением она подводила итог своей двухмесячной работы по одному конкретному делу из сотни других, находившихся в данный момент в ее производстве.

Зачитав решение и дав необходимые разъяснения о времени и месте ознакомления сторон с полным решением и протоколом судебного заседания, она объявила о закрытии судебного заседания по делу и удалилась обратно в свой кабинет. Ее примеру последовала и секретарь судебного заседания, предварительно отметив повестки присутствовавшим при рассмотрении дела сторонам и свидетелям.

Из зала судебного заседания, обсуждая принятое решение и размер взысканных сумм, расходились стороны, их «группы поддержки», свидетели и адвокаты.

В небольшой по размеру комнате, служившей рабочим кабинетом судьи и ее же совещательной комнатой, обставленной только самым необходимым для работы, Кирой в глубоком одиночестве принимались решения, оглашаемые затем в зале судебного заседания. Практически посередине кабинета стоял стол, на котором располагались дела, содержащие крики души, слезы и мольбы, трезвые расчеты и подлые наветы, боль и надежду, терзания и сомнения, да чего только еще они не содержали… Там же, напротив ее рабочего кресла, расположилась пишущая машинка – многолетняя спутница Киры, так облегчавшая ей работу по написанию решений, которую со временем сменил душка-компьютер – окно в цивилизованный мир. Справа – служебный телефон, передававший вопросы, выдававший претензии, звонивший без конца и без устали. У стола – ее рабочее кресло да слева вдоль стены книжный шкаф с объединенной с ним вешалкой для одежды. Прямо напротив стола несколько стульев – пристанище время от времени появлявшихся в кабинете посетителей. Вот, собственно, и вся нехитрая обстановка ее ставшего родным за ряд лет работы кабинета. Выйти из него можно было только прямо в зал судебного заседания, а уже оттуда – в коридор здания суда.

Приближалось время начала судебного заседания по следующему делу, назначенному на этот день. До него оставалось немного времени, и Кира решила освежить память, полистав уже полностью подготовленное к рассмотрению по существу дело.

Да-а, вопрос жилищный… По сути – раздел муниципальной квартиры между бывшими супругами, которые уже не составляли ячейку общества, но вынуждены были жить под одной крышей в связи с отсутствием у каждого из них другой жилплощади. Истец – Любовь Ивановна, ответчик – Павел Петрович. У них – зарегистрированная проживающей в этой же квартире дочь Анна семнадцати лет. От третьего лица, органа опеки и попечительства, который в данной ситуации призван блюсти интересы несовершеннолетней, имелось мнение – он разрешение вопроса оставлял на усмотрение суда и просил рассмотреть дело в отсутствие своего представителя.

Так… Все документы в наличии, поэтому при явке истицы и ответчика можно будет рассмотреть дело. Хотя могут произойти и какие-либо подготовленные сторонами неожиданности, о которых суд они заранее в известность не поставили. Срок рассмотрения дела истекает, поэтому в случае безосновательного отложения его на другое число, срок, а также закон, будут нарушены, и это уже ее, судьи, вина в некачественной организации рассмотрения дела.

Энск – город районный с населением около двух сотен тысяч человек, поэтому, как любила говорить одна из местных жительниц – бывший народный заседатель, – «все здесь накрываются одним одеялом», то есть обо всех сколько-нибудь значимых лицах практически все известно. О Павле Петровиче было известно, что он – мошенник. Будучи человеком предприимчивым, он присвоил довольно крупную денежную сумму и при этом, благодаря природной изворотливости, использованию различных, в том числе грязных, приемов, сумел-таки избежать наказания. За ним тянулся шлейф слухов о наличии и других подобного рода грешков. Он обладал просто талантом ускользать от ответственности.

В данном случае бывшая супруга заявила к нему иск об изменении договора жилищного найма. Понятно, договориться они не смогли.

Кира вспомнила, как накануне он пришел к ней на личный прием без видимой причины, посидел немного, проговорил что-то невнятное и ушел. Зачем приходил?..

Еще Марк Туллий Цицерон говорил, что честный человек, садясь в судейское кресло, забывает о личных симпатиях. Кира в своей работе должна была строго следовать этому правилу. Поэтому какая в данном случае разница, какими личностными качествами обладают истец и ответчик, если каждый из них имеет право на жилую площадь в общей квартире? Имеется спор, который истица и ответчик не могут уладить сами. Именно поэтому и пришли в суд, а ей всего лишь следует разрешить его на основании действующего законодательства. И все.

В назначенное время секретарь доложила, что явка полная, стороны в зале. Кира вышла, объявила судебное заседание открытым и начала слушать дело, соблюдая все предъявляемые к ходу судебного заседания требования закона, который четко регламентировал его ход.

Следовало выделить в пользование одну из комнат двухкомнатной квартиры одному из супругов, вторую – другому. Места общего пользования, коими являлись кухня, санузел, ванная комната, коридор, оставались в их общем пользовании, и только в случае удовлетворения иска каждый из них будет иметь самостоятельное право на выделенные судом комнаты в общей квартире. Предметом спора и являлись жилые комнаты, одна из которых была раза в два больше другой. Понятно, что каждая из сторон хотела получить в пользование большую. А кто ее получит, зависело от того, с кем пожелает проживать их дочь, – простая арифметика.

В ходе рассмотрения дела истица заявила перед судом ходатайство о приобщении к его материалам заявления от дочери, в котором та просила выделить комнату ей совместно с матерью, выразив желание жить вместе с ней. Заявление это и решало спорный вопрос. Оно, видимо, было неожиданным для Павла Петровича, который не знал теперь, как настаивать на выделении большей комнаты именно ему.

Перед принятием решения по ходатайству, приобщать заявление дочери к материалам дела или нет, учитывать ли ее мнение при распределении жилых комнат, судья обратилась к нему как к ответчику:

– Подойдите, пожалуйста, прочтите заявление и ответьте, оно написано вашей дочерью или нет? Возражаете ли вы против приобщения его к материалам дела?

– Да, писала его моя дочь, – без тени сомнения ответил Павел Петрович, – но я возражаю против его приобщения к делу.

– Почему?

В ответ – молчание.

– Суд должен понять и учесть ваши возражения, поэтому если это заявление вашей дочери и нет сомнений в ее волеизъявлении, вам следует ответить на мой вопрос, почему возражаете против его приобщения, – терпеливо разъясняла судья.

В ответ – снова молчание. Его право – возражать или соглашаться, но объяснить свою позицию ему все-таки следовало, он же упрямо молчал. Других ходатайств не поступало.

– Суд, обсудив ходатайство о приобщении к материалам дела заявления от дочери сторон, определил: ходатайство истицы удовлетворить, заявление приобщить к материалам дела. Ответчик не оспаривает, что написано оно его дочерью. Свое возражение против приобщения заявления дочери к делу никак не мотивирует, – завершила вопрос о судьбе ходатайства истицы Кира.

Слушание дела шло к завершению и осталось лишь удалиться в совещательную комнату для вынесения решения, как вдруг Павел Петрович проявил-таки свою изобретательность, заявив:

– Прошу отложить дело на другой день, мне плохо!

– Что с вами?

– Сердце болит, мне плохо!

– Суд объявляет перерыв. Секретарь, срочно вызовите скорую помощь! – мгновенно отреагировала Кира.

– Нет-нет, – заволновался Павел Петрович, – скорую не нужно, просто перенесите дело на другой день!

– напористо настаивал он, хотя ничего в его внешнем виде не говорило о его болезненном состоянии.

Однако… судья – не врач!

– А что сердце, болит или уже все в порядке?

– Болит, но скорую – не нужно!

Так продолжалось некоторое время. Ответчик ссылался на плохое самочувствие, судья настаивала на вызове скорой помощи. Стало совершенно очевидным, что цель Павла Петровича – не допустить вынесения решения по делу именно сегодня. А там он, видимо, что-нибудь придумает. Может, разберется со своими дамами, оказав на них какое-либо воздействие…

– Павел Петрович, – наконец резюмировала Кира, – я поняла, что вы – заслуженный артист. Но только вы – заслуженный, а я – народная! – И удалилась в совещательную комнату для постановления решения, которое огласила через некоторое время.

Павел Петрович в последующем еще не раз был стороной по различным гражданским делам, но с какими бы заявлениями он ни обращался в суд, каждый раз в правом крайнем углу первой их страницы надписывал мелким почерком: «Прошу мое дело судье Тихоновой не передавать». Он, видимо, навсегда запомнил, что он – заслуженный, а она – народная!

Глава 3

Желая знать о внутреннем мире внучки как можно больше, чтобы направлять в нужное русло поступки ребенка, за чью судьбу она отвечала, Мария Савельевна время от времени старалась проникнуть в этот мир. Бабушка расспрашивала маленькую Киру, о чем та мечтает, кем хочет стать, когда вырастет и настанет время выбора профессии.

Кира была девочкой еще маленькой, и у нее были свои маленькие тайны, делиться которыми она ни с кем не желала: это был только ее – старательно охраняемый ею мир! Но бабушке все-таки удалось выяснить, что Кира, когда вырастет, будет артисткой, а замуж она выйдет только за военного. Мария Савельевна не одобрила ни сделанный Кирой выбор будущей профессии, ни профессию предполагаемого мужа.

Они сидели рядышком, плечом к плечу, старый и малый, и рассуждали о жизни. Спины их прижались к кафелю – выходившей в их комнату боковой стенки печи, согревавшей своим теплом их спальню. Сидели они на единственной в комнате металлической кровати с сетчатым матрасом, покачивающимся от любого движения тела. Это было время, когда внучка приезжала на выходные из интерната, где училась, и Мария Савельевна старалась провести с ней как можно больше времени в эти полтора дня нахождения Киры дома, чтобы хоть как-то согреть ее теплом домашнего общения.

– Ну что ты, Кирочка, – объясняла она подрастающей внучке, – какой из военного муж? Он будет постоянно отсутствовать: то какие-нибудь учения, то военные действия. Что это за семья будет такая: вечное ожидание его возвращения. Да и опасная это профессия, в любой момент сможешь остаться вдовой.

Но выбор Киры не был случаен, ведь основным русскоязычным населением литовского города Каунас, в котором они жили, в шестидесятые-семидесятые были семьи именно военнослужащих. Муж-повар, водитель, инженер – это как-то уж очень приземленно. Муж военный – подтянутый, физически крепкий, с твердым мужским характером – был пределом ее детских фантазий и мечтаний. Нет, переубедить ее бабушка не могла: все ее доводы на этот счет уходили в песок.

Что же касается профессии, то профессиональной актрисой она не стала. Но если следовать утверждениям Шекспира, что «весь мир – театр; в нем женщины, мужчины – все актеры; у них свои есть выходы, уходы, и каждый не одну играет роль», то Кире, безусловно, приходилось в различных ситуациях применять актерский дар, который природой ей все же был дан. Необходимость его применения время от времени диктовали условия, в которых она оказывалась в течение всей ее жизни. Дар этот помогал ей выживать, обороняться, уходить от ударов, наносимых недругами и теми из друзей, при наличии которых врагов уже и не нужно.

Так сложилось, что замуж она все-таки вышла за офицера – лейтенанта, но не армии, а милиции, с которым училась и одновременно работала в одном и том же учебном заведении, готовившем милицейские кадры в литовском городе Каунас. Нельзя сказать, что Кира была без памяти влюблена в своего будущего супруга, если считать, что влюбленность– временное помрачение рассудка, неустойчивое состояние сознания, существующее как фаза, протекающая в определенный, всегда конечный период времени. Ведь влюбленность может стихать, заканчиваться и появляться вновь, переходить в другое чувство – любовь. Чувство влюбленности ее уже охватывало, но ожидаемой радости не принесло, поэтому к замужеству она относилась как к ответственному, трезвому выбору будущего спутника всей ее будущей жизни. Несмотря на заниженную самооценку брошенного родителями почти сразу после рождения ребенка, несмотря на еще сидевшее в памяти данное бабушкой сравнение ее внешних данных с красавицей-сестрой Ольгой, Кира не оставалась без внимания со стороны лиц мужского пола. Бывали увлечения, разочарования, расставания, боль потери…

Ей уже двадцать четыре. Все подруги и многочисленные подружки замужем. У всех у них она уже отгуляла на свадьбах, а сама все по-прежнему одна… Так и жила после смерти бабушки Марии Савельевны вместе с дедом Матвеем в их перестроенной после войны под жилое помещение конюшне в зеленом районе Каунаса – Панямуне. Сестра Ольга в это время училась в Ленинграде. Было стойкое ощущение одиночества и ненужности никому в этой жизни.

Кира любила танцевать и поэтому каждый вечер выходных – субботы и воскресенья – проводила вместе с подругами, а после их замужества отправлялась туда зачастую одна, – в Доме офицеров на танцевальных вечерах, где собирались русскоязычные жители литовского города. Там она и познакомилась с курсантом очного отделения школы, который проявил к ней интерес и пригласил потанцевать. Потанцевали, поболтали. Потом танцевали весь вечер, а затем встречались не только на территории школы милиции. Приближался август – месяц отпуска для курсантов, которые на это время разъезжались по домам. По разнарядкам в школе обучались будущие работники органов внутренних дел Литвы и Московской области.

Николай, так звали нового знакомого Киры, был из столичной области. В преддверии месячного расставания на время ожидавшегося отпуска он как-то беззаботно, скорее желая порисоваться, неожиданно сам для себя пригласил Киру в гости.

– Слушай, Кира, а чем ты будешь занята в августе? – беззаботно болтая спросил он.

– Еще не решила.

– Куда-нибудь поедешь отдыхать или останешься здесь? – продолжал интересоваться Николай.

– Я же еще и работаю. Отпуск мне должны дать летом: я учусь. Пока я его не брала: в июне была экзаменационная сессия. В августе, думаю, пойду в отпуск, – вслух рассуждала Кира.

– Так приезжай ко мне в гости. Я живу в Московской области, километрах в двадцати пяти от Москвы. Покажу тебе столицу. Ты в Москве-то когда-нибудь была? – все словословил Николай.

– Когда-нибудь была. Но ты совершенно напрасно так легко меня приглашаешь: я ведь очень легка на подъем, могу запросто и приехать.

– Вот и приезжай, – обратного пути у Николая уже не было: слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Надо было держать марку и он ее держал.

– А твоя семья, родители не будут возражать против моего приезда? – интересовалась Кира.

– Да что ты! Мои родители – гостеприимные люди. Да и ты им не можешь не понравиться. Не беспокойся на этот счет, – не сдавался Николай.

– Ладно. Приглашение принимается. О приезде сообщу. Жди.

Долго уговаривать Киру не нужно было. Она действительно была легка на подъем и быстра при приеме решений. Что тут было думать? Конечно, она прилетит на несколько дней в Москву, тем более что конкретных планов на время отпуска у нее не было.

Шел август – время, когда в Подмосковье уже практически не жарко, но солнце греет ласковым теплом, а случающийся ветерок уже несет осеннюю прохладу. Уже начинают отступать пыль и зной, сдают позиции и комары-кровососы. Среди густых зеленых листьев на деревьях уже нет-нет и проглянут желтенькие и красноватые, намекая на скорый приход сюда осени. Погода в Подмосковье в августе мало чем отличалась от погоды в это время в ее городе.

Получив от Киры телеграмму о дне и времени прилета, Николай встретил ее в одном из аэропортов Москвы на легковом авто приятеля и с достоинством доставил гостью домой. Жил Николай в доме родителей в большом селе что-нибудь в двух десятках километров от Москвы – практически рядом со столицей огромной, занимавшей, как учили в школе, шестую часть земной суши страны, которая называлась Советский Союз.

Дом этот стоял на трассе, делившей село вдоль на две части и ведущей из Москвы в один из четырех аэропортов столицы. Дом был небольшим, двухэтажным, построенным из силикатного кирпича руками отца Николая, который не был профессиональным строителем, но был трудолюбив и мог руками своими сделать все, за что брался. Земельный участок к дому в двадцать пять соток кормил семью, поскольку на нем выращивалось все: от картошки-морковки и всевозможных трав до томатов-перцев, груш и яблок. Все засаливалось-консервировалось членами семьи на зиму, излишки продавались мчавшимся на дачи и с дач москвичам, прикупавшим на пропитание у живших тут селян по сходной цене свежие овощи, зелень, куриные яйца, козье молоко… Главное – все свеженькое, свое. А хозяевам лишняя копеечка не помешает: самих хозяев двое и детей подрастало в каждом дворе по несколько.

Приезд в августе неожиданной гостьи – в самый период сбора урожая и работ по его сохранению в виде заготовок на зиму – был явно некстати, но как истинно русские люди родители, братья и сестра Николая приняли Киру приветливо. Николаю была даже выделена пара дней для поездки в столицу, чтобы показать Москву гостье. Так Кира познакомилась с семьей своего приятеля, погостила несколько дней да и возвратилась домой.

Новый учебный год начинался первого октября. По возвращении в школу милиции дружеские отношения между Николаем и Кирой только крепли и закончились свадьбой, состоявшейся в первых числах марта.

Роза Васильевна – мать Николая, что называется, костьми ложилась, чтобы свадьба не состоялась, имея о дальнейшей семейной жизни старшего своего сына другое представление. Не сумев противостоять его воле, пообещала Кире практически в день свадьбы, что разведет ту с Николаем уже через год.

Прошла скромная, но веселая свадьба, родители Николая уехали домой, Николай на неделю возвратился в казармы школы. Супруги жили у Киры и ее деда Матвея полтора дня – с середины субботы до раннего утра понедельника: Николай был курсантом очного курса, находился на казарменном положении и возвратиться в учебное заведение должен был не позднее восьми утра понедельника.

Как-то уже летом, в июне, Николай приехал к жене, которая ждала его свежеприготовленными густыми щами с мясом. Съев пару ложек щей, он с явным неудовольствием отодвинул тарелку.

– Капуста переварена – щи есть невозможно! – сказал он.

Конечно, когда мужчина умеет готовить и делает это хорошо, угодить ему непросто. Николай готовил неплохо, переняв это умение от отца. Кира вновь попробовала щи. Да все хорошо! В чем дело? Она обычно готовила их именно такими, раньше он ей никогда претензии не предъявлял. Что теперь-то не так?

– Невозможно? – изумившись, спросила она.

– Невозможно, – нахмурив лоб, настаивал Николай.

Убили не сами претензии, а тон, которым он их предъявлял. Если бы он просто сделал замечание и попросил бы в будущем что-то учесть в приготовлении, посмеялись бы, поели бы, на том бы и порешили… А тут сам тон, выражение лица, совершенно отвратительная мимика… Он был похож на придиравшуюся к любой малости свекруху в самом отрицательном смысле этого слова. Кира заторможенно соображала, но понять ничего не могла: что это было?

– Так есть нельзя? – подытоживала она, видя, что Николай браться за еду не собирается.