Текст книги "Цивилисты"

– Здравствуй, Кира! Это я – Ольга. Хочу поздравить тебя с католическим рождеством. Пожелать тебе здоровья, долгих лет жизни, всего самого доброго в этой жизни, – Ольга здорово волновалась и была немногословна.

– Спасибо… – ошарашенно ответила Кира. – Я тебя тоже поздравляю с праздником и желаю всего самого лучшего, – медленно говорила она, слушая сестру и соображая, что той от нее может быть нужно.

Звонок от Ольги спустя десятки лет был для нее настолько неожиданным, настолько застал ее врасплох, что ее фантазии, чтобы сказать в ответ что-нибудь не банальное, просто не хватало.

– Ты знаешь, а у меня обнаружили рак, – сообщила Ольга сестре страшную новость. – Но я не умру. Я точно не умру, я не хочу, я буду жить! Мне еще совсем немного лет. Я только вырастила дочь и теперь могу пожить для себя, а тут – на тебе. Нет, я буду бороться, буду лечиться, я не умру! Я не хочу! – без остановки, как будто заклинание, повторяла Ольга. – Ты прости меня за все, если можешь!

– Да бог с тобой! – опешила Кира. – Конечно, ты должна жить. Борись, – заторможенно отвечала приходившая в себя ошеломленная известием Кира.

Как известно, со дня начала католического рождества 25 декабря до нового года проходит шесть дней. И 31 декабря Ольга снова звонила Кире и снова поздравляла, теперь уже с наступлением Нового года. Так между ними было восстановлено общение, прервавшееся когда-то на многие годы.

Двухлетняя работа Ольги на предприятии по изготовлению гамбургеров обеспечила ей возможность получать в Ирландии бесплатную медицинскую помощь. Она проходила обследование, сдавала все необходимые для назначения лечения анализы, выполняла все предписания, которые ей делали врачи. Она ждала начала лечения, которое было назначено в порядке очереди на май: одновременно облучение и химиотерапия.

Ольга металась. Ожидание было тягостным. Она со страхом думала, что, пока подходит ее очередь, вторая стадия болезни может перерасти в третью, а там… Ей хотелось куда-нибудь поближе к Богу. В это межвременье они с Гедрюсом на пару-тройку дней собрались в Рим, в котором находился Пантеон (древнейший Храм всех богов), Собор Святого Петра (самая большая церковь Европы и центр католицизма) и, кроме того, более девятисот церквей и соборов – мест встречи человека с Богом. Купив на распродаже по интернету самые дешевые билеты, прилетели с Гедрюсом в Рим и из аэропорта Фьюмичино сразу направились к церкви Санта-Мария Маджоре (Базилика на снегу) – одной из главных христианских святынь Рима, имеющей статус Папской базилики.

К базилике, возведенной на одном из семи холмов, на которых расположен Рим, – холме Эсквилин, она подошла со стороны площади Эсквилино. Прошла на территорию церкви через красивые кованые ворота главного входа и остановилась возле величественной колонны – памятного знака в честь избавления Рима от чумы, венчала которую Дева Мария во весь рост с младенцем на руках. Шел мелкий, почти незаметный, не заканчивающийся дождик. Ольга, не обращая внимания на дождь, постепенно превращавший во влажное состояние ее волосы и одежду, опустилась на колени перед Девой Марией и стала передвигаться на них вокруг колонны, крестясь и читая молитвы.

– Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись обо мне, грешной, ныне и в час смерти моей. Аминь, – била поклоны Ольга, шепча Ангельское приветствие.

– Господи, Иисусе Христе, Сын Божий, помилуй меня грешную. Иисус, Мария, святой Иосиф, вам поручаю мое сердце, мою душу и мое тело. Аминь, – взывала она к милости, читая Иисусову молитву.

– Мой Боже, я всем сердцем скорблю о моих грехах, ибо, совершив грех, я заслужила Твое наказание. Сокрушаюсь о них, ибо оскорбила Тебя, бесконечно благого и наиболее достойного любви. С Твоей помощью я обязуюсь впредь избегать соблазнов, дабы более не оскорблять Тебя. Господи! Укрепи меня! – шептала она католическую молитву, вновь и вновь моля о прощении и помощи.

Гедрюс, видя, как Ольга круг за кругом двигалась вокруг колонны, продолжая исступленно читать одну молитву за другой и не замечая, что брюки давно намокли и испачкались, а на коленях грозят протереться до дыр, медленно под руку поднял ее с колен и повел от базилики прочь…

Глава 9

Когда человек, неискушенный в юриспруденции, слышит слово «суд», оно у него ассоциируется, в первую очередь, с такими словами, как «убийство», «преступник», «жертва», «насилие», «грабитель», «вина», «наказание» и так далее. То есть человек почти всегда сразу представляет себе суд в качестве орудия возмездия за совершенное злодеяние. Он, как правило, мысленно представляет себе преступника с надетыми на его руки наручниками, идущего в сопровождении конвоя, неулыбчивого судью в черной мантии, стоя зачитывающего приговор, заплаканные лица родственников, до конца так и не поверивших в виновность любимого отца, сына, мужа…

На самом же деле подавляющее количество рассматриваемых судами первой инстанции дел – гражданские. Сам суд, понятно, законы не издает. Для этих целей в любом государстве имеется законодательный орган – парламент, сейм, конгресс, федеральное собрание, устанавливающий для всех граждан и организаций общеобязательные требования, которые и служат основой для деятельности власти судебной. Суды лишь применяют уже существующие в обществе законы, разбираясь в спорах между гражданами, юридическими лицами, государственными, общественными и иными организациями. Вынесенное судом решение по спору ставит в нем точку и обязательно для исполнения. В определенном смысле судебное решение является законом для тех, в отношении кого оно принято.

Люди вынуждены были обратиться в суд в случае, если хотели развестись, имея общих несовершеннолетних детей, или если общих детей нет, но другой супруг на развод не был согласен; если не получали алименты на свое содержание или содержание своего ребенка; если их заставляли освободить жилое помещение, а они с этим не были согласны; если они не были согласны с увольнением их с работы; если им не выплачивали заработную плату; если причиненный в дорожно-транспортном происшествии или иным образом материальный ущерб не возмещался; если человек купил недвижимость, а оказалось, что собственником такого приобретения считал себя не только он, и так во множестве других «если»…

Закон предусматривал в этом случае только один способ защиты права – судебный. Практически все возникающие в нашей жизни спорные ситуации – предмет судебного разбирательства в порядке гражданского судопроизводства, если, конечно, лицо с таким заявлением обратится в суд. Далеко не всегда правым являлся человек, обратившийся в суд, который именовался истцом или заявителем. Иногда ответчик, к которому заявлено какое-либо требование, вынужден был, что называется, отбиваться от необоснованных претензий истца. В любом случае, именно суд обязан был разобраться в возникшем споре или вопросе и поставить в нем основанную на законе точку.

Работа Киры как раз и заключалась в рассмотрении таких гражданских дел. Решение по одному из подобных споров, находившихся в ее производстве уже более года, завтра хотелось бы огласить: казалось, что все доказательства сторонами уже представлены, все возможности по доказыванию своих позиций они уже исчерпали, поэтому настало время подвести итоги и вынести по делу судебное решение.

– Леночка, принести мне, пожалуйста, дело Наумова. – Кира после заслушивания назначенных на сегодня восьми гражданских дел решила подготовиться к завтрашнему процессу.

– Вот дело. Можно мне домой? Рабочий день закончился, сегодняшние дела я оформила, повестки сторонам направила, почту разобрала, – докладывала секретарь.

– Конечно-конечно, иди. Я еще поработаю. Думаю, завтра мы это дело закончим, хочу его еще раз прочесть в спокойной обстановке. До завтра.

– До свидания, – попрощалась Леночка.

Дело по иску Наумова находилось в ее производстве уже достаточно давно. Было проведено четырнадцать судебных заседаний. Для проверки представленных суду юридически значимых сведений суд направлял запросы в различные инстанции, иногда находившиеся в различных городах страны. Получение ответов на них требовало времени. Стороны упорно и не спеша представляли суду доказательства, как будто хотели проверить друг друга на стойкость.

Суть дела состояла в следующем. После смерти жителя Энского района Юрия Дворикова осталось недвижимое имущество – жилой дом, возведенный Двориковым своими руками, а также земельный участок в две тысячи квадратных метров, на котором дом и был расположен, – наследство, которое должно было после его смерти кому-то перейти. Оно могло перейти тому, кому бы его Двориков, то есть наследодатель, завещал. А если он никому ничего не завещал, наследство, уже по закону, должно было перейти наследникам, которым закон присваивал очередность. К наследникам первой очереди относились дети, супруг, родители. Если же никого из них к моменту смерти наследодателя не было, закон четко указывал очередность тех лиц, которые призывались к наследованию в этом случае.

У Дворикова осталась жена – наследница первой очереди, которая в предусмотренный законом шестимесячный срок явилась к нотариусу и подала заявление о принятии ею наследства после смерти мужа. К нотариусу, однако, с таким заявлением явилась не только одна она. Гражданин Наумов также предъявил претензии на открывшееся наследство, указывая, что он – сын умершего и поэтому также наследник первой очереди.

Нотариус принял и зарегистрировал оба заявления, но поскольку Наумов не смог представить ему письменное доказательство – свидетельство о своем рождении, подтверждавшее, что он – сын Дворикова, а в им представленном в графе «отец» стоял прочерк, направил Наумова в суд, который и должен был установить, имеется ли между наследодателем Двориковым и наследником Наумовым родство, а именно, является ли Наумов сыном Дворикова. Право на принятие такого решения закон предоставлял только суду.

Так в производство судьи Киры Бруновны Тихоновой поступило исковое заявление Наумова к Двориковой об установлении факта признания умершим Юрием Двориковым в отношении него отцовства и, как следствие установления такого факта, иск о признании за Наумовым права собственности на долю открывшегося наследства в доме и земельном участке.

Выступавшая в этом деле в качестве ответчицы Дворикова, поскольку иск был заявлен к ней, категорически возражала против утверждений Наумова о том, что он является сыном ее умершего мужа.

– Признаете ли вы исковые требования Наумова? – выясняла Кира у нее в судебном заседании.

– Нет, не признаю, – была категорична Дворикова.

– Почему?

– Ваша честь, я с 1960 года, то есть более сорока лет состояла в зарегистрированном браке с Юрием Двориковым и жила с ним одной семьей до самой его смерти, – обосновывала свою позицию вдова-наследница. – Детей у нас с ним не было. Не имела я детей и от других мужчин, а он их не имел ни от каких других женщин. Мы оба были бездетными.

– А с истцом Наумовым вы знакомы? – продолжала выяснять Кира.

– Ну как я с ним знакома? Первый раз я его увидела на похоронах мужа, а второй – сегодня в суде.

Вот такая ситуация. Кире в этом нужно было разобраться и решить, имеет ли право на весь оставшийся после смерти Дворикова дом и земельный участок одна пережившая супруга или право на них нужно делить между нею и Наумовым? Получалось, что жила себе поживала супружеская пара, прожила более сорока лет, муж умер и вместо того, чтобы все по закону оформить на себя и мирно доживать оставшиеся ей годы, вдова должна часть созданного с мужем – выстроенного и обжитого супругами дома и земельного участка к нему – ни с того ни с сего отдать явившемуся откуда ни возьмись наглому молодчику. Просто рэкет какой-то!

Понятно было, что в данном деле ключевым являлся вопрос о том, является ли Наумов сыном умершего Дворикова или нет? Если являлся – он наследник с вытекающим из этого обстоятельства правом на долю дома и земельного участка. Если нет – ему ничего не полагалось и суду в удовлетворении его иска следовало отказать.

Действовавшее в момент рассмотрения этого дела законодательство предусматривало, что в случае смерти лица, которое при жизни признавало себя отцом ребенка, но не состояло в браке с матерью ребенка, суд может установить факт признания отцовства самим умершим при его жизни. Для этого суду необходимо было установить наличие хотя бы одного из следующих обстоятельств: находился ли Наумов на иждивении Дворикова при его жизни, а также признавал ли Двориков до дня смерти свое отцовство в отношении Наумова?

Подавляющее большинство сведений об имеющих юридическое значение фактах по этому делу были получены судом из показаний свидетелей, которых приводили в суд Наумов и Дворикова. Их было допрошено пятнадцать, четырнадцать из которых – свидетели со стороны истца Наумова. Среди этих четырнадцати был допрошен и единственный родной брат Дворикова – Сергей Двориков, а остальные тринадцать – более дальние родственники, соседи, знакомые умершего. Одного из пятнадцати свидетелей привела ответчица.

Перед тем, как начать допрос родного брата наследодателя Юрия Дворикова, Кира выяснила, знает ли ответчица этого человека.

– Знакомы ли вы со свидетелем? – спросила она у ответчицы, указывая на брата умершего мужа.

– Да, знакома. Я хорошо его знаю, – без тени сомнения ответила Дворикова.

– Откуда вы его знаете? Действительно ли свидетель является родным братом вашего мужа? – выясняла судья.

– Да, это единственный брат моего мужа, других у него не было. А знаю я его столько времени, сколько была знакома с мужем, – утвердительно отвечала Дворикова.

– Хорошо. Суд переходит к допросу свидетеля Дворикова Сергея, – объявила судья.

Предупредив свидетеля об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, судья начала его допрос.

– Свидетель, вам известен предмет спора? Что можете показать суду по исследуемому вопросу? – продолжала Кира.

– Да, мне известно, что мой племянник Сергей Наумов – единственный сын моего теперь уже покойного брата Дворикова Юрия. Он хочет оформить на себя после смерти моего брата полагающуюся ему по закону часть наследства. Знаю я об этом от самого Наумова, который и попросил меня рассказать суду всю правду.

И свидетель стал подробно, в деталях рассказывать суду о том, где они с братом родились, кем были их уже умершие родители, как они с братом – дети довоенного времени – воевали в Великую Отечественную и по ее окончании обосновались в Московской области, не возвратившись в родные края – Саратовскую область, где родились и выросли.

– Мой брат Юрий Двориков после войны демобилизовался раньше меня и приехал в Московскую область, где и познакомился со своей первой женой Полиной. Когда в 1947 году демобилизовался и я, он предложил мне переехать к нему. Я приехал и первое время жил в семье брата, которая состояла из его жены Полины, самого брата Юрия, дочери Полины от первого брака Татьяны и двух сестер Полины. Я в семье оказался шестым, – давал суду показания свидетель. – Жили мы все в доме барачного типа в одной комнате площадью метров пятнадцать.

– А как вы можете охарактеризовать отношения Полины и вашего брата Юрия? Может, Полина из материальных соображений просто сдавала вам всем по углу в своей комнате? – вела допрос свидетеля судья.

– Да нет, ну что вы? Юра и Полина были мужем и женой со всеми вытекающими последствиями. У них и деньги были общими, и хозяйство общее. Сестры Полины и я свои зарплаты в общий котел не сдавали.

– И что, все коммунальные услуги оплачивала Полина с Юрием, – не унималась Кира.

– Ваша честь, да какие там услуги? Воду брали во дворе из колонки. Туалет был во дворе. Готовили на общей коммунальной кухне на керосинке, керосин покупали вскладчину. Платили вместе только за свет и керосин: каждый отдавал Полине и Юре деньги за себя, – подробно рассказывал суду Сергей. – А когда Полина забеременела, это случилось в самом начале 1952 года, я ушел. К тому времени я познакомился с моей будущей женой, которую вы тоже будете сегодня допрашивать, и у меня появились уже свои планы на жизнь, – продолжал свидетель.

– Быть может, мой следующий вопрос покажется вам некорректным, но не задать вам его я не могу, – вела допрос Кира.

– Задавайте, мне скрывать нечего.

– Скажите, свидетель, а не была ли Полина беременна не от вашего брата Юрия, а от другого мужчины?

– Ну, теоретически предположить можно все, что угодно, – рассуждал Двориков Сергей. – Но о беременности Полины мне сообщил сам Юрий. Он сказал, что Полина от него беременна, что в конце года у них родится сын. И всю последующую жизнь он никогда не ставил под сомнение рождение Сережки именно от него. Да вы сравните их фото: сын – ну просто копия отца.

– Почему он был уверен, что родится именно сын?

– интересовалась Кира.

– Юра хотел сына и мысленно допускал рождение только мальчика, – пояснял свидетель. – Так мальчик же и родился. И назвал брат сынишку Сергеем именно в мою честь. Полина не возражала.

– А почему он не был записан отцом ребенка в свидетельстве о рождении?

– Так Юра и Полина не были расписаны. А в то время, если только я не ошибаюсь, все это было уже давно, в метрики записывали отцом только мужчин, состоявших в браке с родившими от них женщинами. Если родившая замужем не значилась, ставили в графе «отец» прочерк. Так у Сережки и стояло, а фамилию ему вписали, естественно, Полинину – Наумов.

– Известно ли вам, после рождения Сергея проживал ли ваш брат с Полиной и родившимся ребенком?

– все задавала и задавала вопросы свидетелю Кира.

– Конечно известно. Мы жили в одном городке, тесно общались. Юрий прожил с Полиной и сыном еще лет восемь. Потом ему по месту работы выделили землю для постройки дома. В это время он познакомился с Двориковой – своей будущей официальной женой. Юра познакомил меня с ней еще до их женитьбы.

– Известно ли вам о том, скрывал ли ваш брат Юрий от нее то, что у него имеется ребенок от другой женщины? – спрашивала Кира.

– Нет, не скрывал. Он гордился тем, что у него сын. При мне он в разговоре с Двориковой уже в начале их знакомства не раз говорил о том, что у него есть сынишка, рассказывал о нем какие-то забавные истории, на что та отвечала, что у нее нет детей и что его сын их счастью не помеха.

– Ну хорошо, ушел Юрий к другой женщине, а что сталось с его таким долгожданным сыном? – все выясняла юридически значимые для дела обстоятельства Кира.

– А что с ним сталось? Он остался жить с Полиной, конечно. Юрий постоянно, раз в месяц, привозил Полине деньги на ребенка, пока тот не пошел служить в армию. Сколько конкретно, не знаю, но Полина по этому поводу никогда никаких претензий к нему не предъявляла.

– А после возвращения из армии как складывались отношения отца с сыном?

– А после возвращения Сергея из армии он был уже взрослый дядя, у него была уже своя взрослая жизнь. Лично я с ним общаюсь до сих пор. Юрий к нему ко взрослому уже не ездил, но Сергей отца время от времени посещал и отношения с ним поддерживал до самой смерти Юры. Сергей сам хорошо встал на ноги, иногда и отцу деньжат подкидывал.

– А Дворикова когда-нибудь видела Сергея Наумова? – все копала Кира.

– А как же? Он же уже взрослый всегда встречался с отцом только в их доме. При мне она не раз и не два накрывала на стол, угощала всех нас и никаких претензий к Сергею лично при мне не предъявляла. Она и принимала его как сына своего мужа.

– То есть она давно с ним знакома? Она знает, что Сергей Наумов – единственный сын ее мужа Юрия Дворикова?

– Ха! Ну конечно знает.

Кире не терпелось поинтересоваться у сидевшей в первом ряду и казавшейся такой несчастной ответчицы, как же относиться к ее утверждению о том, что с истцом она не знакома? Как сама она относится к только что всеми услышанным показаниям такого важного свидетеля – брата ее мужа?

Руководила оркестром под названием «судебное заседание» она – судья, поэтому она и могла задать любой вопрос в любой момент любому участнику процесса.

– Ответчица Дворикова, у вас есть вопросы к свидетелю в связи с данными им показаниями? – Кира с интересом ждала ответа.

– Нет, – сухо произнесла поникшая Дворикова.

– А как вы можете прокомментировать показания свидетеля – они ведь полностью расходятся с вашими утверждениями? – не отступала судья.

– Никак. Бог ему судья, – глухо отвечала Дворикова, не смотря Кире в глаза.

Перед судом постепенно, из заседания в заседание, по мере увеличения количества допрошенных свидетелей, которых почти с маниакальным упорством приводил в суд требовавший справедливости Наумов, совершенно четко вырисовывалась такая картина.

Двориков Юрий был ребенком довоенным: родился в деревне Саратовской области, а достигнув к началу Великой Отечественной совершеннолетия, в 1941-м был призван на войну защищать Родину. Прошел ее от начала до конца: жив, ни одного ранения. После войны осел в Московской области: встретил жившую там разведенную Полину, у которой от первого брака была дочь Татьяна, и, не регистрируя отношения, стал жить с ней одной семьей, вести общее хозяйство, принял дочь ее Татьяну. Как фронтовик без особых проблем там же устроился на работу.

В 1947 году Двориков позвал жить к себе только что демобилизовавшегося брата Сергея. Брат поселился жить в его новой семье на жилой площади Полины. В пятнадцатиметровой комнате дома барачного типа жили шесть человек: Полина с дочерью Татьяной, Юрий Двориков, его брат Сергей и еще две взрослые сестры самой хозяйки. Двориков Сергей в 1952 году создал свою семью и из семьи брата ушел. А в конце 1952 года у Дворикова Юрия и Полины родился мальчик, которого Юрий и назвал именем своего брата – Сергей. К Полине и Юрию из Саратовской области приехала мать Дворикова, которая жила вместе с семьей сына и нянчила внука Сергея, поскольку родителям нужно было зарабатывать на жизнь, а декретные отпуска в то время были кратковременными.

В конце пятидесятых Юрию Дворикову, формально неженатому и собственного угла не имевшему, по месту работы выделили земельный участок под строительство жилого дома. К этому времени Юрий уже имел виды на другую женщину, на которой в 1960 году женился и с которой стал возводить жилой дом. Ей он признался, что у него есть сын, но это обстоятельство не было помехой для разгоравшихся чувств между ним и вновь встреченной им любовью. Так он оставил Полину с их общим сыном Сергеем и женился на ответчице по делу Двориковой, с которой общих детей у них не было и с которой они прожили более сорока лет оставшейся Юрию жизни.

Что касается его сына Наумова, который носил фамилию матери и в свидетельстве о рождении которого в графе «отец» стоял прочерк, то он, как чаще всего и бывает с малолетними детьми, остался жить со своей матерью Полиной.

Из собранных судом показаний многочисленных свидетелей, на глазах которых и развивались описанные выше события, получалось, что с 1952 до 1960 года Наумов Сергей жил одной семьей со своим отцом Двориковым Юрием, который сына и содержал. После ухода из семьи и создания новой Двориков сам регулярно приносил Полине деньги на сына. Уж скрывал он это обстоятельство или нет от своей новой жены, неизвестно, это уже и не выяснить, да это никакого значения для дела и не имело. Важно было, что он растил мальчика восемь лет и предоставлял ему материальное содержание даже после ухода от Полины.

Таким образом получалось, что Наумов находился на иждивении Дворикова Юрия восемь лет, а действовавшее законодательство не определяло, какой точно это должен был быть период времени – сразу после рождения, непосредственно перед смертью родителя или какой-то другой. Значит, факт нахождения истца на иждивении Дворикова Юрия в течение восьми лет подтверждался.

Из показаний свидетелей явно просматривалось, что Двориков Юрий, во всяком случае в их присутствии, всегда признавал себя отцом Сергея Наумова, а Наумов себя – его сыном. Это хором, почти в один голос подтвердили все допрошенные судом со стороны истца свидетели: единственный брат Дворикова – Двориков Сергей, его жена, хорошо знавшая обеих жен умершего, двоюродные и троюродные родственники обоих Двориковых, соседи по времени жизни Юрия с Полиной и их сыном Сергеем Наумовым.

Не осталась в стороне и ответчица Дворикова. Привела она, правда, одного свидетеля – пенсионера Почкина, соседа по поселку, в котором жила и в котором находился наследуемый дом. Но свидетель Почкин путался в показаниях: он знал год смерти Дворикова, но перепутал день и месяц – ошибся на три месяца, хотя Юрий Двориков умер совсем недавно. Также он утверждал, что после войны Двориков Юрий жил в общежитии.

– С какого времени вы были знакомы с Юрием Двориковым, – выясняла у свидетеля Почкина Кира.

– Ну, где-то последние лет десять. Получается примерно годов с девяностых, – подсчитывал свидетель.

– Откуда же вам известно, что по возвращении с фронта в конце сороковых – начале пятидесятых Юрий Двориков жил в общежитии? – допытывалась Кира.

– Сам Юрий мне об этом говорил, – поколебавшись, ответил свидетель.

– То есть об этом вы знаете со слов умершего, а сами проживание Юрия в общежитии не наблюдали? – уточняла детали Кира.

– Да, именно так. Еще мне Юрий рассказывал, что в году пятидесятом его осудили за хищение муки и он получил три года, сидел, – добавил свидетель.

– А что вам известно о сыне Юрия Дворикова?

– Ничего. Юрий никогда не рассказывал мне ни про какого сына. Я знаю, что с соседкой Двориковой они прожили всю жизнь и детей не имели.

– А как часто вы общались с Юрием и при каких обстоятельствах? – пыталась понять Кира: ей ведь оценивать показания всех свидетелей, поэтому нужно понять, насколько искренен каждый из них.

– Встречались по-соседски, где-нибудь раз в год. Я ведь работал в Москве, болтаться по соседям мне особо было некогда.

Показания этого свидетеля в корне противоречили показаниям всех остальных. Получалось, что Юрий и Полина не проживали вместе в конце сороковых – начале пятидесятых годов, поскольку Юрий жил в общежитии, а не у нее в пятнадцатиметровой комнате, а также получалось, что от Юрия Полина забеременеть в 1952 году просто не могла, поскольку тот именно в это время отбывал наказание в местах лишения свободы. Но свидетель Почкин обо всем, о чем свидетельствовал суду, знал только со слов, сам он жизнь Юрия Дворикова воочию не наблюдал, в отличие от всех других свидетелей, которые были очевидцами тех обстоятельств жизни Юрия, о которых свидетельствовали суду.

Свидетель Двориков Сергей – родной брат наследодателя – был просто оскорблен показаниями Почкина о судимости Юрия. Факт судимости Дорикова Юрия в 1950/52 годах, проверенный судом, не подтвердился. Учитывая все это – несоответствие в показаниях Почкина даты смерти Юрия, не подтвердившиеся показания о его судимости, неподтвержденные данные о проживании умершего в пятидесятые годы в общежитии, якобы известные свидетелю только со слов умершего, – суд отверг показания Почкина как недостоверные.

Дворикова представила суду и письменное доказательство – написанное собственноручно ее мужем Двориковым письмо, адресованное председателю Совета ветеранов войны и труда, правда без даты, в котором он обращался с ходатайством о строительстве в Энском районе Подмосковья специального дома для одиноких пожилых людей, в котором должны быть созданы все условия для их жизни. Просил считать их с супругой – людей, не имеющих детей, – одними из первых жителей этого дома. Полагал также, что компенсацией предоставления мест в этом доме может являться сданное пенсионерами имеющееся у них жилье. Ответ на это обращение был дан ему Комитетом социальной защиты населения в октябре 1977 года.

– Суд обсуждает ходатайство ответчицы о приобщении оглашенного письма от имени Дворикова Юрия и ответа на него к материалам дела, – вела заседание Кира. – Наумов, подойдите ко мне, – до принятия решения о приобщении письма к делу Кира приглашала истца посмотреть по тексту письма руку писавшего. – Скажите, вам знаком почерк написавшего это письмо?

– Конечно, – без тени сомнения отвечал истец. – Это письмо написано моим отцом.

– Возражаете ли вы против приобщения этого письма к материалам дела?

– Нет, не возражаю, пусть будет, – согласился Наумов.

Суд при принятии решения оценил и этот документ. При этом объясняли сам факт наличия такого письма показания свидетеля Дворикова Сергея. Он объяснил суду, что создание подобного дома и проживание в нем являлись мечтой брата. С годами он нередко стал говорить об этом и сам хотел жить в таком доме. Об этом письме свидетелю также было известно: брат говорил ему, что обязательно поставит вопрос о создании такого дома, а в письме он обязательно должен будет указать, что одинок, детей не имеет, иначе места ему в таком доме просто не предоставят. В тот период, когда писалось это письмо, жена Дворикова тяжело и, казалось, безнадежно болела, поэтому его страх остаться на старости лет одному был оправдан. Ну не мог он просить сына взять его к себе: сам, по сути, бросил того маленьким.

Кира и сама понимала, что отец, оставивший малолетнего сына и фактически не растивший его, поскольку общение после ухода к другой женщине между ними было лишь эпизодическим, считал не вправе требовать того, чтобы в случае смерти жены сын забрал его к себе. Родители, безусловно, бывают всякими, но из собранных судом доказательств четко просматривалось, что Двориков Юрий человеком был гордым и с такой просьбой к сыну не обратился бы и вряд ли согласился бы на подобное предложение сына. Юрию даже не пришлось сильно лукавить: ведь в свидетельстве о рождении своего единственного сына он не был указан в качестве отца, поэтому формально мог утверждать, что детей он не имеет. Это обстоятельство в вопросе о создании дома для одиноких он и использовал, пытаясь продвинуть в жизнь свою идею-фикс.

Доказательства по делу сторонами – истцом и ответчицей – были суду представлены, возможности Наумова и Двориковой – исчерпаны: пора подвести итоги собранным и постановить решение. Теперь Кире оно представлялось совершенно очевидным.

Кира представила себе, как уже далеко не молодая женщина, вложившая в единственный для них с мужем дом столько сил, денежных средств, души, буквально вылизавшая каждый уголок прилегающего к дому земельного участка: посадила на нем ранний белый налив и позднюю антоновку, кусты черной смородины и крыжовника, разбив грядки для зелени, высадив вдоль дорожек множество цветов, постепенно расцветавших с весны до глубокой осени – с ужасом представляла себе, как она все это, всегда принадлежавшее только ей, должна будет делить с совершенно чужим ей человеком, пусть даже сыном мужа, в такое-то время свалившимся на ее бедную голову.