Текст книги "Клык. Хвост. Луна. Том I"

Лин Возовски
Клык. Хвост. Луна
Том I

Часть 1

Глава 1
Огонь ей к лицу

Побелевшими от холода пальцами она медленно оттягивала на себя стрелу. Почувствовав, как натяжение достигло предела, девушка перешла на равномерное, глубокое дыхание, заставляя свое сердце биться медленнее. Напряженная кисть слегка касалась уродливой правой щеки. Огненно-рыжий локон волос предусмотрительно был спрятан за маленьким белоснежным ухом. Два глаза разных цветов всматривались в небольшую область границы леса и открытого поля. Взгляд был прикован к двум сугробами, между которыми спал обледенелый куст можжевельника, на чьих ветвях болтался подвязанный на веревке клубень обгрызенной редьки. В таком положении Астра замерла, как каменный утёс.

Спустя пару минут справа от куста, между деревьев, мелькнуло серое пятно. Неуловимая тень с огромной скоростью двигалась в сторону двух сугробов. Еще через мгновение пятно скрылось за первым снежным горбом. Рыжеволосая девушка затаила дыхание и освободила голову от мыслей, продолжая следить за неподвижным кустом. Пушистый серый комок шерсти осторожно, с недоверием, подпрыгнул к болтающемуся клубню редьки. Встав на задние лапы, он поднёс черный влажный носик к овощу. Учуяв сладкий запах, зверь подпрыгнул, впился передними четырьмя резцами в клубень, отгрыз небольшой кусок редьки и, приземлившись, начал с большой скоростью в него вгрызаться. В пламенно-красном правом глазу девушки сверкнул огненный осколок света. Онемевшая правая рука Астры отпустила строгую тетиву. Раздался тихий, писклявый свист. Стрела с ювелирной точностью прошла сквозь куст, не задев ни единой ветви, и пронзила шею животного. Алая струя крови кипятком прожгла полосу на белоснежном снегу.

Выдохнув из легких напряжение, девушка двинулась к своей добыче, проваливаясь по колено в сугробах.

Свернув с протоптанной тропы, Астра аккуратно начала спускаться по крутому склону вниз к небольшому озеру. Пламенно-рыжие кудрявые волосы пружинили в такт на каждый ее шаг. На каждое приземление ноги стрелы в колчане подбрасывало. Две тушки серых пушистых кроликов болтались на поясе и бились о бедро, оставляя небольшие кровавые рисунки на кожаных бриджах. Спустившись, Астра приблизилась к берегу озера и припала на колени. Она сняла с себя колчан с луком и опустила запачканные кроличьей кровью руки в ледяное озеро. Кроваво-красная пелена на мгновение окрасила воду, затем растворилась на фоне темнеющего дна озера. Тщательно промыв, Астра вынула ноющие руки из колющей воды и принялась энергично растирать ладони друг о друга, время от времени поднося их ко рту, чтобы обогреть своим теплым дыханием. Вставая, она невольно зацепилась взглядом за отражение в воде: светлое, молочное лицо наполовину покрывала вязь противных бесцветных шрамов. Начиная со лба, шероховатая кожа с небольшими стянутыми рубцами плавно опускалась на правый огненный глаз, слегка переходила на висок, властно охватывая всю поверхность щеки со скулой, и останавливалась у самого края подбородка. Снизу, из воды, на Астру глядело двуликое, разноглазое существо: прекрасное, как левая часть её лица, и в то же время омерзительное, как правая. Девушка накрыла копной своих огненных волос половину обезображенного лица, набрала полную грудь воздуха и со всей силы плюнула прямо в лицо ужасной твари в воде. Захватив с земли лук и колчан, Астра, не оборачиваясь, спешно двинулась на подъем, а за ее спиной, по стеклянной поверхности озера, лениво расползались круги, которые разбивались о тонкую кромку прозрачного льда по берегам.

Сидя на кабаньей шкуре, Астра приблизила свои ледяные ступни ближе к камину и начала вдумчиво всматриваться в танцующий огонь. Желтые языки пламени хлестали в отражении ее разномастных глаз. По телу разливалось бархатное тепло. Чем дольше она смотрела на огонь, тем больше ей казалось, что он её дразнит. Постепенно внутри нее нарастал гнев. Рваными кусками она мысленно пыталась воссоздать из памяти размытую картину – тот страшный сон из прошлого. Момент, когда белокурая хрупкая девочка летит в объятия голодного костра. Ее ноздри пробила память о приторном запахе паленой плоти. Она представляла, как обрушившееся с неба пылающее солнце играло на голове ребенка с серебристыми волосами. Никаких воспоминаний до или после случившегося. Только миг невыносимой боли. Миг, когда огонь съел половину ее лица. Злость набирала обороты. Астра представляла, как достает свой короткий меч и начинает неистово разрубать стальным клинком играющее в камине пламя.

Правую, изуродованную, часть лица Астры пронзила точечная боль, словно ее щеку кольнуло тонким раскаленным прутом. Опомнившись, Астра встретилась лицом к лицу с дразнящим обликом пламени. Она стояла на коленях у камина, упершись руками, а её голова почти вплотную приблизилось к огню. Искры фонтаном разлетались перед её глазами. Рыжеволосая девушка с ужасом отскочила назад, лихорадочно проверяя свое лицо и волосы. Заметив лишь небольшой, едва заметный участок подпаленных волос, Астра с облегчением выдохнула. Хотя выглядеть лучше она от этого не стала. Никогда не станет.

В освещенный камином дом вошел стройный, уже не молодой, но уверенно держащий благородную осанку северянин. Его длинные прямые волосы цвета чистого серебра напоминали скованный льдом горный водопад.

Мужчина взглянул на Астру добрыми лазурными глазами и поприветствовал теплой улыбкой. Девушка ответила стиснутыми набок губами и чуть ощутимо кивнула. Северянин прошел по комнате и осторожно уселся на кабаньей шкуре рядом с Астрой. Он достал из-за пазухи курительную трубку из темной груши, отщипнул с висящего на поясе мешочка горсть различных трав. Умело набил их в чашу трубки и подкурил горящей щепкой из камина.

Жадно затянувшись, снежноволосый выждал, пока дым не начнет щекотать его легкие, после чего послал в сторону камина плотную струю тумана. Комнату наполнил сладко-горький аромат шалфея, сушеной лилии и диких ягод.

Оба сидели перед камином, увлеченные видом горящих поленьев.

– Если долго смотреть на огонь, то можно остаться в пылающем плену навсегда, – тихо произнес Дорр Винтер, продолжая всматриваться в топку камина. – Пламя питается нашими страхами, нашей слабостью.

– Огонь проглотил множество моих страхов, включая и мою внешность, – ответила Астра, повернувшись лицом к собеседнику. Светло-желтый свет из камина осветил уродливый след от ожегов на её лице.

Дорр задумчиво помолчал с минуту. Затем, выпустив из носа две густые струйки дыма, обернулся к смотрящей на него Астре. Его взгляд метался от ее изумрудного левого, к ее огненно-красному правому глазу с вертикально вытянутым зрачком как у зверя.

– Твоя боль знакома мне. – Он нежно провел левой рукой по обезображенной половине лица Астры. – Десять зим назад я чуть не потерял в огне самое ценное, что было у меня в жизни.

Северянин наклонился к Астре и перешел на шепот:

– Мы видим в огне один и тот же кошмар, дитя мое.

Астра взялась обеими руками за обветренную кисть своего отца и грустно опустила взгляд.

– Мое проклятье – жить в плену этого кошмара до конца жизни, – продолжал Дорр.

Он аккуратно приподнял поникшую голову дочери за подбородок и произнес, снова глядя в разноцветные глаза:

– Но ты не обязана разделять со мной эти страхи. Ты – Астра Винтер – дочь вождя клана Снежной Лисицы, названная волей Северного леса Пламенноокой. Ты – сайха – первая женщина клана. – Дорр провел рукой по огненно-рыжим волосам Астры. – Не важно, что твои волосы больше разливаются в серебряном свете, как в детстве. В тебе течет кровь вождей, Астра. Не позволяй ему наполнять твое сердце страхом и кошмарами.

После этих слов оба отвернулись к распустившемуся огненному цветку в камине. Астра Винтер молча погрузилась в угрюмую, глубокую задумчивость. Дорр отложил в сторону деревянную трубку и негромко прокашлялся, выпуская остатки травянистого дыма из легких. Затем уставился отстраненным взглядом на огонь и тихо завыл себе под нос:

 
Помнишь ли ты, Северный ветер,
Как защищал мое тело от стрел?
На поле сражений был мой благодетель,
В закрученных горнах ты глухо гудел.
 
 
От чар колдовских и от темного сглаза
Хранил мой рассудок порывистый свист.
От страшных болезней и смертельной заразы
Меня укрывал твой невидимый щит.
 
 
Наступит тот день – мое дряхлое тело
Покинет сморённый, упаренный дух.
Ты меня подхвати и проводи на небо,
Нам будет что вспомнить, мой преданный друг…
 

* * *

Слепая ярость наполняет медведя, защищающего свою берлогу.

Камни под ним стираются в пыль. Деревья вокруг обращаются в щепки.

Жалобно стонет рваное железо…

* * *

Глава 2
Уроки вежливости

Высокая, громоздкая дверь из черного дерева в два человеческих роста была оббита внушительными железными пластинами и рядами металлических заклепок величиной с кулак. На самом верху исполинской двери виднелся рисунок: медведь, занесший над своей головой огромный молот, – символ клана Вирсмунк, клана потомственных мастеров кузнечного ремесла.

Две объемистые, крепкие фигуры в темных мехах стояли возле огромной двери. На фоне массивного полотна двое суровых мужчин казались детьми и едва ли дотронулись бы до символа с медведем, даже если бы один залез на плечи другого. За спиной черных шкур, на лесенках, стояла хрупкая девушка. Несмотря на морозную погоду, одета она была в легкое изящное пальто цвета пепла, которое держалось на трех серебряных пуговицах. Кожаные брюки идеально обтягивали её худые ноги. Высокие сапоги с острыми каблуками доходили почти до колен и прятались в подоле безупречно сшитого пальто. Глубокий капюшон скрывал в своей тени всю поверхность лица, а из темноты наружу выливались длинные прямые волосы цвета холодного тумана с двумя черными, как смоль, прядями по обе стороны.

Переглянувшись, двое мужчин одновременно, как по команде, яростно забарабанили по двери своими мощными кулаками. После продолжительного грохота от постукиваний послышался звонкий лязг металла дверного засова. Дверь начала тяжело распахиваться. Из дома, на промерзшую улицу, выступил теплый сладковатый запах домашнего уюта. В дверях стояла низкая полная женщина, чей фартук был украшен разноцветными пятнами от бесконечной готовки. В руках её вертелась холщевая тряпица, которой хозяйка старательно вытирала свои руки от прилипшей муки.

– Доброго дня, господа. Что привело вас к нашему дому в столь ранее утро? – с улыбкой спросила хозяйка, уставившись вверх на двух грозных гостей, стоявших на ее крыльце.

Две черные тучи расступились, оставляя проход, в котором появилась таинственная девушка в капюшоне. Заметив её, хозяйка замерла, выронив тряпицу из рук. По ее позвоночнику не спеша наступал холод, залитое паром лицо постепенно теряло розовый цвет.

Изящная фигура девушки двинулась навстречу хозяйке, приводя в ужас и наполняя ее глаза страхом. С каждым звонким шагом с лица хозяйки спускалась улыбка. Подойдя практически в упор, гостья мрачной тенью нависла над беспомощной пухлой женщиной. Тонкими руками она неспешно откинула капюшон, обнажая свое молочное лицо с острыми, как скалы, скулами.

– Вун-о дхале, Роза Вирсмунк, – прошипела девушка, приветствуя хозяйку на идеальном древнесеверном диалекте.

– Добрый день, леди Глова, – запнувшись, ответила стоявшая в дверях женщина.

Глова Гойл опустила руку и смерила Розу презрительным взглядом.

– Неужели в доме Вирсмунк – в доме великих кузнецов – больше не чтят традиций предков? – отчитала хрупкая девушка, натянув тугую улыбку. – Спустя всего каких-то триста лет и весь Север заговорил на писклявом общем наречии.

Роза стояла перед Гловой с поникшей головой, как провинившийся ребенок.

– В нашей семье старый язык не звучал уже много лет, леди Глова, – оправдывалась Роза Вирсмунк.

Девушка стерла со своего лица искрящуюся улыбку, освободив место строгому каменному лицу, и начала бросаться острыми, как клинки, словами.

– Однако я искренне верю в то, что людей, забывших голоса предков, по жизни ждут лишь тяготы и невзгоды. И если бы вы, Роза, и ваш муж – Старио, не отстранились бы от зова древних, то, возможно, ваша семья не оказалась бы на грани нищеты и голода. И тогда бы вам не пришлось занимать денег у моего клана, – произнесла Глова, затем мрачно добавила, наклонившись ближе к бледному лицу Розы: – И я тебе никакая ни леди.

После этих слов хозяйка подняла валяющуюся в ногах тряпицу и несколько секунд смотрела прямо в бездушные серые глаза Гловы Гойл. Толстые пальцы силой скручивали кусок холща. Лицо налилось кровью, обретая сердитость, и хозяйка с усилием заставила себя выдавить слова.

– Вун-о дхале. Честь предкам, ун-сайха Глова, – процедила сквозь зубы Роза и жестом пригласила гостей в дом.

Переступив порог, они очутились в уютной гостиной комнате. Под потолком, на толстых цепях, в безмятежном покое висел кованый многосвечник с двенадцатью свечами, из которых зажженными оказались всего три. На полу и стенах в хаотичном порядке красовались медвежьи шкуры бурых, черных и рыжих цветов. В дальнем углу трещал жаркий камин с несколькими поленьями возле него. Над камином, на двух гвоздях, лежал странный одноручный меч, острие которого было загнуто в сторону под прямым углом. Таким клинком удобнее всего было бы разбивать горящие поленья и доставать золу с камина, нежели чем протыкать тела своих противников. Хотя эфес этого меча представлял собой невероятно сложное и красивое сплетение узоров и на какое-то время зачаровывал взгляд наблюдателя. В паре шагов от камина простирался довольно широкий и длинный стол, вдоль которого следовали две скамьи.

– Я думала, что медведи – это священный символ вашей семьи. Зачем же вы забиваете их как свиней и отбираете их меха? – поинтересовалась Глова, оглядывая комнату, укутанную в шерстяные покрывала.

– Все не совсем так, леди…, – Роза поправила себя, сглотнув кислую слюну, – простите, ун-сайха Глова.

Роза посмотрела на девушку извиняющимися глазами, затем с трепетом и неуверенностью продолжила говорить. В голосе от минутной храбрости и злости не осталось и намека.

– С давних времен и по сей день звери на смертном одре приходят к нашей семье. Измученные, больные, умирающие животные желают обрести покой возле нашего дома и преподносят нам свои дары: мясо, кожу, меха.

– Вот видишь, даже звери соблюдают свои древние традиции, – отрезала Глова Гойл, не сводя своих слегка прищуренных глаз с Розы.

В этот момент из соседней комнаты, тяжело ступая, вышел коренастый хозяин дома, облаченный в бурую медвежью шкуру с вырезом под голову. Мех мертвого зверя слегка касался пола, словно плащ, а спереди, на груди, смиренно покоилась голова медведя с застывшим на морде свирепым оскалом. В обхвате огромных рук теснилась охапка колотых дров. Хозяин бросил в гостей тяжелый взгляд, затем, сделав несколько шагов к камину, с грохотом бросил дрова, освободив их из плена своих могучих рук.

– Вун-о Дхале! – выкрикнула Глова, потянувшись правой рукой к многосвечнику. – Приветствую тебя, Старио, вождь клана Вирсмунк, лучший кузнец в Станоке и на всем Севере, хозяин этой мрачной и безвкусной берлоги.

Старио стоял, молча уставившись на худую женщину в его гостиной, и массировал свои больные кисти рук.

– Будь же любезен, поприветствовать меня, как это делали наши предки. Отдай дань уважения всей нашей истории, о, грозный медведь – Старио Железношкурый! Или ты позабыл, как это делается, как позабыла твоя тучная женушка? – спросила Глова, слегка склонившись в сторону собеседника.

– В этом доме нет места этой древней чуши, Глова Гойл. Можешь пудрить мозги людям из своей общины, но не здесь. Как по мне, твои предки принесли Северу лишь смерть и страдания.

Глова, сцепив обе руки за спиной, смотрела в потолок на яркие огоньки свеч и игриво покачивалась, перенося вес с пятки на носок. Вышибалы позади нее от безделья тихонько щелкали костяшками пальцев.

– Скажи, Старио, твоя женушка на сносях четвертым ребенком или же ее живот постепенно пухнет от твоих грозных речей?

– Говори, зачем пожаловала, Тень Волчицы. Я не намерен выслушивать твои колкие шуточки, – сурово прикрикнул вождь и топнул могучей ногой, от чего по полу пробежала едва заметная вибрация.

Глова в два широких шага преодолела расстояние до стола и вынула из внутреннего кармана своего изумительного пальто бумажный свиток. Развернув лист, она положила его на стол текстом вверх и повернула к вождю.

В тексте упоминались имена вождей обоих кланов – Вирсмунк и Гойл, различные суммы, даты, месяца, а так же всплывали слова: «долг», «востребовать», «на усмотрение», «наем». В конце текста выделялись два красных пятна размером с большую серебряную монету – одно, с изображением волчьего оскала, второе – с отпечатком медвежьей лапы.

Вождь, не изменяя положения головы, опустил глаза на договор, затем перевел взгляд обратно на волчицу. На его хмуром лице всплыло сердитое замешательство.

– Что это все значит? У нас еще есть время. До весны еще несколько дней.

– Резонный вопрос, – сказала Глова, сопровождая слова легким кивком головы. – Действительно, первый день весны – крайний день оплаты долга. Но, прошу заметить, что в договоре так же сказано, что выдающая заем сторона вправе истребовать до половины от всей суммы долга в любой момент, начиная со срединной даты от общего срока займа. То есть, переводя со «сложных» южных терминов на «самобытный» северный, я могу прямо сейчас истребовать от тебя до половины суммы от твоего долга.

Старио, не смотря на боль в кистях, начал медленно сжимать свои великанские руки. На этом терпение вождя закончилось, и он силой ударил кулаком по деревянному столу.

– Я знал, что связываться с вашим кланом – было плохой идеей, – прорычал вождь.

– Знал, но связался. Ты был волен отказаться, медведь. Наш дом вверил тебе ссуду без процентов на целый год. Теперь я пришла получить ровно половину того, что ты должен. – Она требовательно выставила свою ладонь на вытянутой руке.

Вождь уперся обеими руками о стол, яростно оскалив свои пожелтевшие зубы.

– Ты прекрасно знаешь, волчица, что у нас нет сейчас денег. Что кланы покупают потрепанное старостью оружие южан втрое дешевле нашей работы. Оружие, которое вы, Гойлы, возите из Рауса и распродаете во всех общинах. Мы же вынуждены довольствоваться крошками, изредка выковывая цепи и подковы для лошадей.

– Однако из трех остальных кланов Севера ты – обратился именно к нам, к клану Гойлов. К клану Серой Волчицы! – На последних словах Глова горделиво выпрямилась в спине. – И, исходя из факта, что средств для оплаты половины своего долга у клана Вирсмунк на данный момент нет, я вынуждена настаивать на альтернативном решении вопроса, что тоже прописано по договору, под которым, кстати, стоит кровная печать клана Вирсмунк. Твоя кровь, Старио.

Вождь вдруг изменился в лице, с ужасом вспоминая строки в договоре.

– Позволь, я тебе напомню. – Глова взяла в руки лист бумаги со стола, пару секунд глазами искала нужные слова в тексте, затем принялась громко зачитывать.

– «В случае, если сторона, принимающая заем, не в силах выполнить свои обязательства по договору, то она (принимающая сторона), вправе откупиться от суммы долга ценой безвозмездной передачи любого члена своего клана в пользование выдающей стороне в качестве наемной силы на неопределенный срок. Решение по конкретному члену клана и сроку пользования принимает исключительно выдающая сторона». Точка, – четко произнесла Глова, затем, немного выждав, с язвительной улыбкой добавила: – Да, да. На Юге, в детстве, меня научили грамотно составлять договора.

Роза, стоящая на другом конце комнаты, ахнула, затем пустилась тихонько плакать и всхлипывать носом. Старио медленно и мучительно опустился на скамью. На мгновение вид вождя стал жалким и опустошенным. Он подумал про своих детей и почувствовал, как его внутренности начали закипать от злобы.

– Ты не посмеешь. Я тебе не позволю, – грозно прорычал Старио.

Двое крепких парней в черных мехах встали по бокам Гловы. Тот, что стоял по ее правую руку – с короткой пышной бородой – достал из-за спины чуть искривленный нож с широким лезвием. Другой, что был по левую руку – с тонкими черными усами – интенсивно разминал свои кулаки.

Волчица наклонилась и, посмотрев прямо в налитые кровью глаза медведя, ласково, почти шепотом, произнесла:

– Я пришла просить тебя вежливо, Старио Вирсмунк. «Вежливость – топит лед и рушит стены», – так говорят на треклятом Юге. Позови сюда своих детей, вождь, будь так добр.

Старио Вирсмунк в тот момент готов был вцепиться своими мощными, хоть и больными, руками в тонкую шею Гловы и переломить ее пополам. Но последствия могли быть крайне кровавыми. В конечном счете, за его выходку могли выпустить внутренности всей общине.

Широкоплечий вождь встал из-за стола и низким, оглушающим басом прорычал:

– Зерта! Ранлис!

У присутствующих гостей с непривычки зазвенело в ушах, а уже через несколько секунд они услышали топот ног, спускающихся по лестнице.

Первой в комнату вошла Зерта – единственная дочь вождя клана Вирсмунк. Небольшого роста, круглая, как шар, но крупная и коренастая, как ее отец. С сильными, массивными руками и короткими толстыми ногами, Зерта была похожа на помесь чайника и подушки. Следом за ней в гостиную залетел тощий, костлявый парнишка низкого роста. Ранлис Вирсмунк на фоне своего могучего отца, широкой матери и круглой сестры выглядел словно кусок стебля дудника, плавающий в чане с супом среди трех луковиц. Чем, несомненно, вызывал ряд очевидных вопросов.

– Ну, с девочкой все понятно, – ухмыляясь, фыркнула Глова, затем, любопытно осматривая худощавого юношу, задорно произнесла: – Ну и от какого же конюха ты нагуляла эту тощую смерть, Роза? – И, не дождавшись ответа, залилась ядовитым смехом.

Истошный смех волчицы перебил голос юноши: тонкий и звонкий, как пение мухоловки:

– Кто вы такая? И как вы смеете так разговаривать с моими родителями?

В этот момент вмешалась зареванная Роза.

– Ради всех богов, ун-сайха Глова, простите его, – сказала хозяйка охрипшим, плачущим голосом. – Ранлис в детстве много болел, поэтому и не окреп физически. Зато его голос подобен журчанию ручья и шелесту листьев. Раскрой нашей гостье свой прекрасный голос, спой нам что-нибудь, – умоляюще обратилась мать к своему сыну в надежде, что его ангельское пение поразит девушку, и та оставит ее семью в покое. Но Ранлис Вирсмунк продолжал сердито смотреть на незнакомку и едва ли собирался произносить что-то кроме грубых слов в ее адрес.

– Прошу вас, избавьте меня от мычания вашего костлявого отпрыска, – любезно высказалась Глова, затем, уставившись на Старио, бросила:

– Я не вижу здесь второго сына. Где же Тоил Вирсмунк? А, вождь? Где старший? Где Железнохват, твою мать? – Лицо волчицы перекосилось от злобы. Она рассчитывала закончить со всем этим до полудня, но эти медведи явно испытывали ее терпение.

Напрасно.

Она молниеносно вынула из правого сапога длинный кинжал с серебряной рукоятью и силой воткнула его в деревянный стол. Лезвие насквозь пробило полотно. Кончик острия блеснул с обратной стороны стола. Старио узнал кинжал, который сам когда-то и выковал.

– Если через две минуты твоего старшего сына не будет в этой комнате, то вместе с этим столом я продырявлю кисть твоего костлявого сынишки или твоей пухлой дочки, – нервно буркнула Тень Волчицы.

– Молю тебя Глова, только не Тоила, – жалостливо обратился Старио, потеряв боевой запал. – Он единственный мужчина в семье, способный держать молот. Я уже давно не работник, мои руки охватил недуг. – Поникший вождь выставил вперед свои трясущиеся огромные кисти рук и посмотрел в серые глаза волчицы с надеждой найти в них хоть каплю сочувствия.

Опять же, напрасно.

– Старый, больной медведь взывает к милосердию и состраданию разгневанной волчицы, – просипела сквозь зубы Глова и резко выдернула кинжал из стола. – Ты ищешь жалости не в том месте, Старио.

Глова указала острием кинжала на Ранлиса:

– Подать костлявого к столу!

Двое крепких северян, повинуясь, бесцеремонно схватили юношу за тонкие руки и силой поволокли к столу, где стояла Глова. Ранлис сопротивлялся и упирался пятками в деревянный пол, дергаясь как рыба, выброшенная на берег.

– Стойте! Прекратите! – крикнула Роза. – Тоил сейчас в кузнице. Я позову его, только не трогайте мальчика, ради всех богов.

После этих слов мать семейства, перебирая короткими ножками, побежала к высокой входной двери. Приоткрыв тяжеленную дверь на небольшое расстояние, Роза просунула в проем свою голову, затем начала громко окликать своего сына с улицы, после чего, не закрывая двери, вернулась на свое место в углу.

Комната замерла в ожидании. Двое северян продолжали сжимать руки бедного Ранлиса. Худой юноша висел в объятиях четырех крепких рук. Зерта продолжала невозмутимо стоять в углу, как бочка с солеными огурцами. Старио Вирсмунк сидел на скамье: по его лицу текли ручейки пота, веки время от времени тяжелым занавесом опускались на глаза, голова едва заметно ходила из стороны в сторону. Глова Гойл игралась своим безупречно сбалансированным кортиком, то раскручивая его кистью, то немного подбрасывая его в воздух.

Все внимание присутствующих было обращено на огромную входную дверь.

Спустя несколько вздохов на крыльце дома гулко загрохотали шаги, приближавшиеся к входу с нарастающей силой. Из зияющего дверного проема показались четыре гигантских пальца руки, обхватившие край деревянного полотна примерно на уровне глаз Гловы. Массивная дверь с легкостью распахнулась, словно занавеска от дуновения ветра. На пороге, затмевая своим телом уличный свет, предстал чудовищных размеров человек. На его заросшем волосами лице выступал розовый нос и две точки карих глаз. Тонкая кожаная жилетка сидела в облипку на квадратном мускулистом торсе. Мощные, жилистые руки покрывали реки черно-синих вен и красные островки ожогов от раскаленных искр. Широкие ладони сжимали рукоять невообразимо большого молота.

– Так вот ты какой, Тоил Железнохват…, – с удивлением произнесла Глова, продолжая стоять дальше с разинутым ртом.

– Тоил, сын мой, подойди ко мне, – едва слышным голосом простонал Старио Вирсмунк, вид которого с каждой минутой становился все хуже и хуже.

Волосатый гигант с пугающим звуком выпустил горячий пар изо рта, затем, не обращая внимания на незнакомых гостей, начал движение в сторону вождя. Глова Гойл испуганно отвернулась и спрятала свой взгляд на поверхности стола, а кинжал убрала обратно в правый сапог. В тот момент, когда Тоил проходил за ее спиной, к ее горлу подобралась тошнота, в ушах забарабанила кровь, а воздух в ее легких обратился в камень. Железнохват при желании мог вырвать хребет волчицы одной рукой, а другой сорвать с плеч ее чересчур самонадеянную голову.

Старший сын остановился возле вождя, упал на колено и оперся обеими руками о рукоятку стоящего молота.

– Что случилось, отец? – забасил как из трубы Тоил.

Старио, продолжая сидеть на скамье, пригнулся, чтобы прошептать на ухо своему сыну:

– Тоил, дитя мое, послушай внимательно, что я скажу, – прохрипел вождь, затем, громко прокашлявшись, продолжил: – Последние годы ты был моими руками в кузнице, нашей единственной опорой в семье. Теперь же тебе предстоит отправиться с этими людьми в их дом и делать то, что они тебе скажут.

Волосатое лицо Тоила хмурилось, выражая недоумение, но он покорно молчал, внимательно слушая своего отца.

– Это ненадолго. Совсем скоро мы найдем способ забрать тебя обратно домой, – уверенно произнес Старио. – Будь добр, сын мой, не сопротивляйся и не гневайся.

Вождь плотно приблизился своими губами к огромному уху великана и, едва уловимо, добавил:

– Вождь должен смотреть наперед. Не совершай ошибок, как твой отец.

После этих слов Старио Вирсмунк посмотрел прямо в крохотные глаза Тоила и похлопал по его широкому плечу.

– Иди, мое дитя. Тебе пора. – Он поднял взгляд на Глову, давая понять, что закончил.

Волчица кивком головы указала двум крепким парням, что сопровождали ее, на стоящего на коленях великана. Двое верзил, переглянувшись, нерешительно двинулись к Железнохвату в надежде, что тот не начнет сопротивляться. Тоил сердито оглядел приближающихся незнакомцев, крепко сжал своими гигантскими руками молот и выпрямился во весь рост, словно возникшая из ниоткуда гора. Но тут же вспомнил слова отца и расслабился.

– Я сам найду выход из собственно дома, – грубо произнес гигант.

После этих слов Тоил, так же медленно и с шумом, пошел к выходу. По пути он посмотрел на прощание в черные глаза сестры, взглянул на младшего брата, что потирал красные места на руках, и сочувственно оглядел рыдающую мать. За спиной его боязливо сопровождали двое северян в черных овечьих мехах.

Дверь захлопнулась подобно раскату грома. Звук от шагов на крыльце растворился в бесконечной улице.

– Не нужно, медведь, не строй иллюзий. Вряд ли ты еще скоро увидишь своего старшего сына, – злорадно произнесла Глова Гойл, – а глядя на твое состояние…ух…

Смерив вождя с головы до ног, волчица иронично покачала головой из стороны в сторону. Старио Вирсмунк тяжело дышал. Ему все сложнее было усидеть на скамье.

– Ты – злобная тварь! – голосисто завопил Ранлис и, подбежав к камину, снял с гвоздей меч-кочергу.

– Я снесу тебе голову! – прокричал мальчишка, занося двумя руками недомеч, после чего пустился в атаку на хрупкую девушку в сером пальто.

Глова без труда увернулась от первого размашистого удара Ранлиса. Затем, слега прогнулась в спине, уходя от горизонтальной атаки. От третьего удара она играючи отскочила на полшага влево, выбив при этом носком сапога оружие из руки младшего сына вождя, и этой же ногой зарядила мощный удар в область живота нападающего.

Из груди Ранлиса вышел весь воздух, а к его глазам подступила темнота. Старио, сидя на скамье и задыхаясь, пытался связать какие-то слова, но на выходе получался лишь мокрый, хриплый стон. Роза упала на колени и стала умолять Глову, чтобы та пощадила ее сына, но из-за постоянного рыдания слова были ничтожно тихими и неуловимыми. Зерта стояла неподвижно, словно скованная железом, наблюдая за происходящим своим безмятежным взглядом.

– Ах ты тощий паршивец. Как ты смеешь поднимать на меня свою костлявую руку? – с безумными глазами отрезала Глова Гойл, затем схватила Ранлиса за тонкое, аккуратное предплечье правой руки и поднесла обмякшее тело к скамье, как мешок с картофелем.

Она положила его руку на поверхность скамьи и придавила правой ногой. В этот момент Старио сорвался с места, но тут же рухнул на пол, не сделав ни шага. Правой рукой он держался за сердце, а левой тянулся к сыну. В его глазах пульсировала боль, а лицо насыщалось страхом. Вождь тщетно пытался сделать хоть глоток воздуха; из горла доносилось колючее сопение.