Текст книги "Беатрис"

– Да брось, Антон! – фыркнул Никлас. – Между прочим, ты говоришь о моей сестре!

– Я просто говорю, как есть, – ответил Антон. – Я хочу сказать – всякий парень, у кого были глаза и сердце, мечтал о Фриде. К тому же с ней было весело, – продолжал он, словно понял это только сейчас. – Интересно общаться. Но потом, когда она сошлась с этим придурком, она словно увяла. Просто больно видеть.

– Вот именно, а могла бы пропить свою жизнь, как мы с тобой, – вставил Никлас, – вместо того, чтобы выходить замуж за миллиардера.

Где-то в глубине квартиры зазвонил телефон, и Антон исчез.

Андерс решил продолжить тему, с которой они сбились, когда появился Антон.

– Что ты имел в виду, когда сказал, что его выдавили? – спросил он. – Этого третьего, Черно-белого?

– Я точно не знаю, – ответил Никлас, – но он что-то бухтел об этом по пьяной лавочке, типа что Густав и Давид трахнули его в зад… в смысле, не буквально…

– Мы поняли, – нетерпеливо проговорила Чарли. – А еще что-нибудь он сказал? Рассказывал, как именно они его обманули?

Никлас покачал головой. Не то чтобы они сидели и вели какие-то глубокие беседы, а он вообще не в состоянии долго слушать людей, которые считают, что их облапошили. Надоело это.

– Стало быть, ты не знаешь, насколько это правда? – спросил Андерс.

– Уверен – что-то в этом есть, – ответил Никлас. – Уж если я что и знаю о Густаве Пальмгрене, так это то, что он аморальный тип.

– Вы с ним ссорились? – спросила Чарли.

Никлас наморщил лоб и ответил, что не помнит, но он наверняка звонил зятю по пьяни и обзывал его всякими словами.

– Почему?

– А разве я не сказал?

– Ты сказал, что Густав аморальный тип.

– И скряга, – добавил Никлас. – Аморальный тип и скряга.

– Вы ругались из-за денег?

– Нет, это я только с сеструхой ругался.

– У тебя есть долги? – спросила Чарли.

– Что ты хочешь сказать?

– Это имеет значение, если у тебя есть связи с преступным миром, – сказал Андерс. – Тебе нужны деньги, и…

– Надеюсь, я не имею связей с людьми, которые похищают детей.

– Кстати, о детях, – вставила Чарли. – Ты не мог бы рассказать, что произошло десять лет назад?

– Ты имеешь в виду что-то конкретное? – спросил Никлас, но его застывшее выражение лица явно свидетельствовало: он понял, о чем она спрашивает.

– Я имею в виду ребенка, которого ты изнасиловал.

– Какого дьявола! – Никлас вскочил и сделал три быстрых шага к Чарли. Прежде, чем она успела подняться, между ними встал Андерс.

– Сядь, – проговорил Андерс грозно.

Никлас повиновался.

Чарли не знала, как она себя чувствует – приниженной или защищенной. Она и сама могла попросить его сесть.

– Рассказывай, – сказал Андерс строго. – Расскажи нам о той девочке.

– Я ее не насиловал, – ответил Никлас. – Она сама хотела, а я не знал, что она такая малявка, и к тому же я отсидел свой срок. Сами можете прочесть это… в каких-нибудь ваших бумагах.

– Мы предпочитаем сэкономить время и поговорить с тобой напрямую. Твоя племянница пропала. Надо торопиться.

– Я не какой-нибудь гребаный педофил, если ты так думаешь.

– Тогда расскажи, что отличает тебя от других, занимающихся сексом с несовершеннолетними, – сказала Чарли.

– Это было десять лет назад и…

– И ты с тех пор изменился? – спросил Андерс.

– Дайте же мне рассказать, черт возьми, если вам позарез нужно знать, – рассердился Никлас.

Он запустил обе пятерни в волосы, а потом повернулся к Чарли.

– Ей было четырнадцать, – продолжал он уже спокойнее. – Ей было четырнадцать, через месяц должно было исполниться пятнадцать. Мы познакомились в баре, у меня и мысли не возникло, что ей нет восемнадцати. Ее папаша подал на меня, когда узнал. Она-то не хотела, чтобы он это делал. У вас наверняка где-нибудь записаны все подробности.

У Андерса зазвонил телефон. Взглянув на дисплей, он извинился и вышел в коридор.

Никлас нашел на подоконнике пачку «Мальборо» и закурил новую сигарету.

– Что ты делал вчера? – спросила Чарли.

– Я был здесь, – ответил Никлас. – Мы пьянствовали. Антон! – окликнул он друга. – Иди сюда.

Снова появился Антон. Чего они от него хотят? Они хотят поговорить наедине или нет? Он знаком показал, чтобы Никлас дал и ему сигарету.

– Я спрашиваю, что вы делали вчера, – сказала Чарли. – Что вы делали вчера в первой половине дня?

– Мы пили… или спали, – ответил Антон. – Я за временем не очень-то слежу. Но думаю, что мы были здесь.

– Думаешь?

– Ну да, насколько я знаю.

Он посмотрел на Никласа, который подтвердил, что так и было. Весь вечер и всю ночь они пробыли в квартире.

– Одни?

Возникла небольшая пауза. Вероятно, она потребовалась им, чтобы привести в порядок воспоминания.

– Да, – ответил Никлас. – Одни.

– И никто не заходил или не видел вас…

– Уж не думаешь ли ты, черт подери, что мы украли ребенка? – возмутился Антон.

– Кто-то ее украл, – ответила Чарли. – Это все, что мне известно.

– Да, но здесь ее точно нет, – ответил Антон. – Мы ее не похищали. Кстати, у меня уже есть ребенок.

Их прервал Андерс, который вошел в кухню – белый, как полотно.

– Я должен уехать, – проговорил он. – С Сэмом беда.

Сара

Лу лежала в своей постели и смеялась. Прошло некоторое время, прежде чем я поняла, что же ее так развеселило. Она читала мой блокнот.

– Прости, – сказала Лу, когда я вскочила, подтянулась и вырвала блокнот у нее из рук. – Прости, я просто не смогла сдержаться. Пожалуйста, не сердись на меня.

– Ты бы точно на меня рассердилась, если бы я прочла твой блокнот, – сказала я.

– Этого бы не случилось, – ответила Лу, – он у меня под замком. В таком месте не приходится рассчитывать, что твои вещи останутся в неприкосновенности, если их не запирать. Ну да, а иначе точно какая-нибудь сука разнюхает.

– Ты могла бы его и не трогать, – сказала я. – Хотя он и не был заперт.

– Я же попросила прощения, – сказала Лу. – Больше не буду. Я же не знала, что это такая тайна.

– Не в этом дело.

И действительно, дело было не в том. Единственное, что содержалось в моем блокноте, – четыре страницы бессмысленных фраз и неудавшийся портрет Марианны, но мне все равно было ужасно обидно, что Лу в него залезла.

– Ты бы использовала это время и написала что-нибудь всерьез, – сказала Лу. – Знаешь, какой кайф – излить на бумагу то, о чем не можешь рассказать другим.

– Значит, тебе есть что излить?

– Мне просто нравится писать, – ответила Лу. – Одна из немногих вещей, в которых мы с Марианной единодушны – это полезно для души.

– Ты тоже веришь в истории со счастливым концом? – спросила я.

Лу покачала головой и ответила, что не верит, но бывают же исключения, и иногда у нее возникает чувство, что она, возможно, и есть одно из них. Человек, который пройдет по жизни, не сломавшись. По крайней мере, на это всегда можно надеяться – ведь верно, как говорит Марианна: нет ничего опаснее человека, утратившего надежду.

– А что в этом такого опасного? – с тревогой спросила я.

– Думаю, опаснее всего, когда тебе становится наплевать. Тогда человек может совершить все, что угодно – потому что он совсем отчаялся.

Лу посмотрела в окно.

– Солнышко светит, – сказала она. – Пойдем прогуляемся?

– Так ведь нельзя покидать территорию! – сказала я, выходя вслед за Лу на бескрайнее поле, простирающееся позади «Чудного мгновения» – там, где заканчивался сад.

Казалось, нам потребовалась целая вечность, чтобы пересечь его, но вот мы наконец достигли леса на другой стороне и двинулись наверх по узкой тропинке. Под нами сверкала водная гладь.

– Это Венерн, – сказала Лу, когда я остановилась, чтобы взглянуть на воду, – самое большое озеро Швеции.

– Я знаю, как называется самое большое озеро Швеции, – ответила я. – Я не последняя дура.

Тропинка круто поднималась вверх – мне хотелось, чтобы Лу шла помедленнее.

– Ну вот, – произнесла Лу, когда деревья расступились и ветер подул сильнее. – Добро пожаловать на Скалу психов. Хочешь – подойди ближе и посмотри вниз, если не боишься. Отсюда спрыгивали психи, – продолжала она. – Когда им жизнь становилась не мила, они приходили сюда и бросались с этой скалы. Думаю, им было спокойнее от осознания того, что это место существует.

Я подошла к Лу, стоявшей опасно близко к краю, и, казалось, увидела перед собой одетых в белое людей в шляпах с фотографий в коридорах «Чудного мгновения» – как они один за другим делали шаг со скалы и падали вниз.

– Они могли быть уверены, что мгновенно умрут? – спросила я.

– О да, – воскликнула Лу. – До воды почти двадцать метров, и прямо под поверхностью острые камни. Смотри.

Я посмотрела вниз на волны, омывавшие выступы скалы где-то далеко внизу. От высоты у меня закружилась голова. Лу взяла меня за руку и переплела свои пальцы с моими. Приди кому-нибудь из нас сейчас мысль прыгнуть – вторая последовала бы за ней.

– Чувствуешь, как тянет? – спросила Лу.

Я кивнула. Не то чтобы я хотела умереть, однако я явно ощущала: тянет.

16

«Только не говори, что он умер», – подумала Чарли. Перед глазами у нее стояло лицо сына Андерса: взъерошенные светлые волосы, озорной взгляд – и его энергия, смелость и полное отсутствие понимания последствий. Опасная для жизни комбинация.

– Андерс! – позвала она, выйдя вслед за ним на лестничную площадку. – Что случилось с Сэмом?

– С ним… где мой телефон?

Андерс начал ощупывать карманы брюк, хотя телефон был у него в руке.

– Он упал. Все очень серьезно.

– Он ведь не… в смысле…

Чарли почувствовала, что не в состоянии закончить фразу.

– Мария с ним в больнице. Дай мне, пожалуйста, ключи от машины.

Протянутая рука Андерса дрожала. В состоянии ли он сам доехать до Стокгольма? Она не успела додумать эту мысль до конца – он вырвал у нее из рук ключи и побежал к машине.

Достав телефон, Чарли позвонила Стине – рассказать, что случилось. Объяснила, что Андерс забрал машину и уехал обратно в Стокгольм.

Стина ответила, что может приехать и забрать ее. Она будет на месте через несколько минут.

Положив трубку, Чарли позвонила Андерсу. Занято. Тогда она набрала номер Чалле. Голос у начальника был взволнованный, так что она сразу перешла к делу.

– Ты уже знаешь?

– Да, я только что разговаривал с Андерсом.

– Что-нибудь еще известно?

– Он сам пока ничего не знает. Буду держать тебя в курсе. Как у вас там дела?

Чарли кратко рассказала, что им удалось выяснить – об Амине, матери погибших детей, о Никласе и прежнем коллеге по бизнесу, возможно, затаившем обиду.

– У нее есть алиби? – спросил Чалле. – У уборщицы?

– Да, но у меня возникло ощущение, что она знает больше, чем рассказывает.

– А у дяди?

Чарли вспомнила растерянный вид Никласа Санделя.

– Есть, но его обеспечивает собутыльник, так что оно не стопроцентное.

– Но какие у него могут быть мотивы?

– Не знаю, – ответила Чарли. – Я просто говорю, как есть – это все, что нам удалось найти. Кстати, ему, возможно, и не нужны другие мотивы, как то, что он вмазался, его накрыло и… под кайфом люди чего только не вытворяют.

– Приглядывайте за ним, – сказал Чалле. – Кстати, я только что переговорил с Грегером. Он приедет к тебе и сменит Андерса.

Перед Чарли остановилась темно-синяя штатская машина. За рулем сидела Стина.

– Ты что-нибудь знаешь про сына Андерса? – спросила она, едва открыв дверь с пассажирской стороны.

– Ничего, – ответила Чарли.

– Ужасно, – проговорила Стина. – Остается надеяться, что это не слишком серьезно.

Чарли вспомнила недавний разговор, состоявшийся у них с Андерсом в машине. И то, что он не смог бы жить без Сэма. Похоже, это не просто слова.

– Сюда едет другой мой коллега, – сказала Чарли, достала телефон и послала Андерсу эсэмэску с просьбой сообщать, как только он узнает что-нибудь еще.

– Знаю. Мне только что звонил твой начальник. Так что сказал Никлас Сандель? – продолжала Стина, игнорируя помеху справа и выезжая прямо перед гудящей машиной.

– Что он три дня беспробудно пьянствовал с дружком, Антоном Эрикссоном.

– Знаю я этого дружка, – кивнула Стина. – У него такой же послужной список, как и у Никласа.

– По крайней мере, он дал Никласу алиби, хотя его ценность и сомнительна. А еще эта история с изнасилованием несовершеннолетней, – продолжала Чарли. – Оказалось…

– Знаю, – ответила Стина. – Я только что посмотрела дело.

– Правда, что ей было четырнадцать и она находилась в баре, солгав о своем возрасте?

– Да, у нее даже были поддельные документы.

– Но выяснилось еще и другое, – сказала Чарли. – По словам Никласа Санделя, и Густав, и Давид употребляют на вечеринках наркотики.

– Легко могу поверить, – кивнула Стина.

– И еще он сказал, что есть третий – деловой партнер, который считает, что Густав и Давид надули его. Такой… в общем, они называли его Черно-белый. Судя по всему, у него не хватает пигмента на одной половине тела.

Стина резко повернулась к Чарли.

– Паскаль Бюле? Это наверняка он. По крайней мере, он единственный человек, кого я знаю, подходящий под это описание.

– Ты с ним знакома?

– Нет, но наслышана. Карлстад, знаешь ли, городок небольшой. Он тоже из очень состоятельной семьи, – продолжала она, включив мигалку и повернув налево.

– Работал вместе с Густавом?

– Понятия не имею, – ответила Стина, – но это ведь легко проверить.

Чарли достала телефон и стала гуглить Паскаля Бюле. Оказалось, что ему сорок шесть лет, и он зарегистрирован в Карлстаде. Чарли забила в окне поиска «Густав Пальмгрен» после «Бюле», но не обнаружила никакой связи между ними, ни в бизнесе, ни в чем-либо еще.

– Попробую позвонить ему, – сказала Чарли. Она зашла в виртуальный телефонный справочник и набрала номер, который там высветился. Сразу же включился автоответчик. Тогда она попробовала набрать номер его жены, поскольку было указано, что по тому же адресу прописана Матильда Бюле. Но и там никто не ответил.

– Попробуем после совещания, – сказала Стина. – А иначе просто возьмем и съездим туда.

Вернувшись в участок, Чарли сразу же отправилась в туалет и заперлась. Встав возле раковины, она закрыла глаза и попыталась привести в порядок мысли, вертевшиеся в голове. Часы показывали почти одиннадцать. Беатрис отсутствовала уже больше суток. Где она? С кем? Или она одна? Жива ли она?

Чарли почти увидела перед собой песочные часы, песок, сыплющийся на дно. Время имеет такое огромное значение, а они пока ни на шаг не продвинулись. У них нет ничего.

17

Стина созвала всех в зал для совещаний. Она кратко сообщила присутствующим, что Андерс вынужден был уехать в Стокгольм по семейным обстоятельствам и что к ним едет новый коллега из Национального оперативного отдела. Затем она подвела итоги тому, что на текущий момент дали поиски.

Обход соседей в Хаммарё пока не принес результатов. Теперь круг расширился – опрашивали работников железнодорожной станции и водителей автобусов в надежде получить у них хоть какие-нибудь сведения. Не заметили ли они человека (или людей) с ребенком в коляске, который вел бы себя странно или еще как-то выделялся?

– На телефон что-нибудь полезное поступало? – спросила Чарли.

– Ничего особо ценного. Много пустой болтовни, в общем, сама знаешь.

Чарли кивнула. Призыв о помощи общественности всегда привлекал людей одиноких, параноиков, доморощенных детективов и ясновидящих. Но среди всего этого порой находились крупинки золота, которые могли повернуть весь ход следствия и привести к тому, что дело оказывалось раскрытым. Главной задачей полицейских, принимающих звонки, было разглядеть такие крупицы в мутном потоке.

– Чарли и Андерс только что навестили Никласа Санделя, брата Фриды, дядю Беатрис, и побеседовали с ним.

Стина указала на фотографию Никласа на белой доске. Должно быть, фотография была снята на несколько лет раньше – по крайней мере, на ней он выглядел не столь опустившимся. Русые волосы казались блестящими, а взгляд ясным.

– Никлас Сандель – наркоман, употребляющий тяжелые наркотики. Его неоднократно задерживали за взлом, кражу и хранение наркотических средств, а десять лет назад – за изнасилование несовершеннолетней. Подожди, – продолжала Стина, когда один из коллег открыл рот, чтобы что-то сказать. Затем она обрисовала обстоятельства – о встрече в баре, фальшивых документах и о том, что заявление в полицию подавал отец девочки.

– И все же это кое-что о нем говорит, – сказала Чарли.

– Само собой, и к тому же его единственное алиби подтверждает его такой же спившийся друг, но в нынешней ситуации у нас на него больше ничего нет, – закончила Стина.

– Может быть, стоит прижать его посильнее, – предложил Рой.

– Разумеется, – согласилась Стина. – Мы с тобой можем поехать к нему снова. Однако в разговоре с Санделем выяснилось и еще кое-что. Может быть, ты сама расскажешь, Чарли?

Чарли изложила, что сказал Никлас о Паскале Бюле и его обиде на Густава Пальмгрена. При первом быстром поиске они не обнаружили никаких деловых контактов между Пальмгреном и Бюле, однако это не означает, что их нет.

– Вы побеседовали с Бюле? – спросил Рой.

– Телефон отключен, его жена не отвечает, – сказала Чарли. – Сразу после совещания я поеду к нему домой. Кто-нибудь из вас пусть поговорит об этом с Густавом Пальмгреном – надо узнать, какую версию всего этого предложит он. И еще одно, – продолжала она. – Никлас Сандель рассказал, что и Густав, и Давид Юландер употребляют кокаин. На его взгляд, речь не идет о серьезной зависимости, но на его оценку мы особо полагаться не можем. В том, что касается Бюле, ситуация, судя по всему, более серьезная.

– Стало быть, ты думаешь, что похищение ребенка может быть связано с наркоманскими разборками? – спросил Рой.

– Я этого не говорила, – возразила Чарли. – Если то, что сказал Никлас Сандель, – правда, то это не тяжелая зависимость, и Густав с Давидом в состоянии это финансировать, ничем не рискуя, но…

– Но – что? – спросил Рой.

– Просто считаю, что это надо знать, – ответила Чарли, – чтобы составить как можно более полное представление о людях в ближайшем окружении Беатрис.

Стина указала на то, что они должны проверить алиби потерявшей троих собственных детей уборщицы Амины, которая иногда выполняла роль няни. Кроме того, им необходимо продолжать изучение прошлого семьи Пальмгрен. Существует ли связь с бизнесом Густава Пальмгрена? Может быть, Паскаль Бюле – один из многих, кто чувствует себя обиженным? Или же речь идет о шантаже, и кто-то похитил Беатрис, чтобы потребовать у Густава Пальмгрена выкуп? Хотя никто пока не связывался с ними, требуя выкупа, исключать такую возможность нельзя.

– Кто-нибудь хочет еще что-нибудь добавить? – продолжала Стина, когда все получили задания. – Вопросы?

Она оглядела группу. Все молчали.

Добравшись до торгового центра Бергвика, Чарли поначалу подумала, что навигатор привел ее не в то место, но вскоре за вывесками универмага последовали леса и красивые коттеджи у воды.

Дом Бюле оказался недавно возведенной черной виллой. В саду стояли экскаваторы и другая техника. Похоже, тут собирались строить бассейн – к такому выводу пришла Чарли, прочитав надписи на машинах.

Пройдя по газону, покрытому размытой глиной со следами гусениц, девушка подошла к входной двери.

Свет в доме был погашен. Еще до того, как нажать на звонок, Чарли поняла, что никто не откроет. Возвращаясь к машине, она достала телефон и снова нашла в интернете фотографию трех парней в плавках перед зданием школы-интерната в Адамсберге.

Густав стоял в центре как победитель заплыва. Имена двух других мальчиков, которых он обнимал обеими руками, не указывались – о них говорилось только, что они его друзья. Увеличив снимок, Чарли разглядела, что у парня, стоящего справа от Густава, волосы с одной стороны черные, а с другой почти белые. Не могло быть никаких сомнений – это Паскаль Бюле. И теперь она увидела, что парень с другой стороны от Густава – Давид Юландер.

Сара

И снова мы сидели в подвале. От меня требовалось рассказать свою историю. Сколько бы я ни говорила, что в ней нет ничего интересного, – мне все равно пришлось ее рассказать.

– Я выросла в маленькой деревне, – начала я и оглядела сидевших в кружок девочек в ночных рубашках и шляпах. – Поначалу все было… ничего, но мой папа… он очень любил выпить.

– А кто не любит? – спросила Никки, отпив большой глоток из бутылки, ходившей по кругу.

– Заткнись, – сказала Лу.

– Ну вот, а потом мама свалила, – продолжала я, глядя прямо в глаза Лу. – Она сбежала с каким-то испанцем, и тут папа начал бухать еще больше.

Я вспомнила про все папины пьяные драки, пустые бутылки, окурки сигарет, мужские колени. «Иди сюда, сядь и расскажи, есть ли у тебя парень. Ну выпей глоточек, от одного глотка еще никто не умирал». Я вспомнила, как обещала себе – никогда не стану такой как папа. Но что еще мне оставалось делать?

– Рассказывай дальше, – потребовала Никки и протянула мне бутылку спиртного.

Я отпила несколько глотков, вспоминая вечеринки в магазе, гашишную и сексодром, и все то, что я разрешала парням делать со мной – из чувства вины? Из чувства благодарности? Или потому, что мне просто нечем было больше заняться?

– Он был драчун – твой папа? – спросила Никки.

– Нет. Он был… добрый. Просто ему немного не повезло – во всем.

И тут я подумала о своем дне рождения, когда мне исполнилось тринадцать – вспомнила бутылочку шампуня, бальзам для волос и мыло, которые папа упаковал в подарочную бумагу, и как я вышвырнула все это, когда он сказал, что это все, что ничего больше нет, что он, к сожалению…

Я вспомнила папину опущенную голову, его поредевшие волосы, слезы, капающие на его потрепанную рубашку – и почувствовала, что хочу умереть и сгнить вместе с ним.

– Тебе было всего тринадцать, – сказала Никки, когда я рассказала им обо всем. – Ты была просто ребенком, мечтавшим о подарках на день рождения.

– И все же я была полной идиоткой, – вздохнула я.

– Ты была маленькая, – сказала Лу.

– Маленькая идиотка.

Я ни слова не сказала о том случае со Сванте в беседке в саду за магазом, о том волшебном состоянии, когда тело мне больше не повиновалось, руки повисли, как тряпки, язык онемел. Не рассказала о лицах, смотревших в окно, о том, как я очнулась на следующий день в убеждении, что мне все приснилось. Ничего не сказала про тот ужас и страх, когда я осознала, что все произошло по-настоящему, в реальности.