Текст книги "Лямзики, или Тайна пропащих носков"

5

Было полдевятого утра, когда послышался глухой стук в дверь. Голень открывал магазин ровно в девять, и такого ещё не бывало, чтобы носки (как будто они хлеб!) кому-то понадобились в такую рань.

– Иду, иду! – крикнул продавец носков и, волоча ноги и шаркая тапками, поковылял к двери. В дождливую погоду по утрам у него зверски болели колени.

За дверью стоял Людвик.

– О, привет раннему пришельцу! Здравствуй и заходи. – Продавец широко распахнул дверь. – Деньги не к спеху, я бы подождал.

– Доброе утро, только я деньги не принёс, – смущённо выпалил мальчик. – Папа сегодня не приедет – важные дела на работе, а у Вероники, мне кажется, температура. Мама не отзывается – вне зоны, она в самолёте, наверное. Как быть? Я больше никого тут не знаю…

Людвик выглядел озабоченным и растерянным.

– Хм, – задумался Голень, – дело серьёзное. Вряд ли я сумею тебе помочь, но зато я знаю, кто безусловно поможет, погоди маленько.

Голень скрылся куда-то, а Людвик остался ждать его в магазине. Здесь было тихо, лишь двое старинных часов громко отбивали время: тик-так, тик-так, тик-так. Мальчик подошёл к серванту и стал разглядывать коллекцию оловянных солдатиков. Они были чуть выше спичечного коробка и очень красивые, к тому же подробно раскрашенные, каждый по-своему. Людвик сунул руку в карман и достал похожего солдатика: одна нога согнута и приподнята, на голову нахлобучена высокая шапка с козырьком, а в руках маленькое ружьё со штыком. Жаль только, солдатик был одноцветный. Людвик нежно погладил его и снова отправил в карман. Посмотрел на витрину и вздрогнул: в отражении он ясно увидел, как что-то мелькнуло за спиной, у самого пола. Мальчик оглянулся и протёр глаза. Кто-то маленький и проворный взбирался по стулу вверх, вскочил на прилавок и скрылся за ним. На существе этом, кстати, был какой-то наряд…

«Это, наверное, сон», – подумал Людвик и вдруг ощутил, как по спине поползли мурашки.

– Ну что, пошли! – В руках у Голеня была табличка «Переучёт». Он повесил её на дверь надписью к улице. – Ты с чего это прибалдевший какой-то?.. Солдатики, вижу, нравятся? Знаешь, не тебе одному.

– М-м, – промямлил Людвик. Он так и не мог осознать увиденное. Может, почудилось? Конечно же, померещилось!

Вчера слишком долго играл с компьютером. – А кто ещё хуже, чем грызуны?

– Ты это о чём? – Голень его не понял или прикинулся, будто не понимает. Он легонько подтолкнул Людвика к выходу. – Навестим Герку, его бабушка настоящая чародейка, кого хочешь вылечит.

На улице слегка моросило, небо было пасмурное и серое.

– Похоже, в такое лето не загоришь, – напряжённо засмеялся Голень, размашисто шагая по лужам. – А вот его дом.

Дом Герки Шерстянкина был старый и деревянный. Застеклённая веранда, окна с белоснежными занавесками… Второй этаж был покрашен в зелёный цвет и как-то нелепо смотрелся над нижним, жёлтым этажом. Под окнами цвели георгины, а где-то в глубине двора рычала собака.

Дверь отворилась как бы сама собой, ещё до звонка, и в проёме возникла пухлая тётенька с проседью в волосах и улыбкой на лице.

– Доброе утро, у нас проблемы. – Голень с ходу приступил к делу и рассказал всё, что слышал от Людвика.

– Людвик, привет! – Герка, потирая глаза, загрохотал вниз по лестнице. Сверху слышались детские голоса. – Что-то случилось?

– Ничего страшного, родненький, – нежно сказала бабушка, надевая плащ и что-то укладывая в сумку. – Идём к Людвику, кажется, его сестрёнка болеет.

– А можно мне? – Герка не хотел оставаться дома, хотя он даже ещё не завтракал.

– Не знаю… – Людвик задумчиво почесал в затылке. На новом месте он себя чувствовал неуютно, поэтому любое участие казалось ему странным и подозрительным. – Наверное.

– Симона, приглядывай за малышнёй! – крикнула бабушка; сверху свесилась худая девчонка в джинсах в обтяжку, лет примерно тринадцати. – Я скоро вернусь.

– Ладно, – кивнула девочка и скрылась в комнате, откуда шёл детский гомон.

– Сестрёнка, – подмигнул Герка Людвику. – Старшая.

– А сколько их там ещё? – Людвик показал пальцем на потолок, который немного трясся.

– Там, – усмехнулся Герка, – их ещё четверо.

Он всегда почему-то стеснялся своей большой семьи. «Семья на социальной поддержке» – так это, кажется, называлось и звучало довольно мрачно.

До парка было минут пятнадцать ходьбы. Голень и Геркина бабушка шли впереди, о чём-то увлечённо беседуя, а за ними молча следовали мальчишки.

На полпути Людвик не выдержал.

– Слушай, – сказал он шёпотом Герке. – А кто ещё хуже, чем грызуны?

– Что? – Герка сделал вид, что не понял. – Какие ещё грызуны?

– Ну, вчера выкатился шар, я принял его за мышь, а Бормотун сказал, что в магазине завелось нечто «хуже». Хуже, чем грызуны. Что это значит? Там была какая-то механическая игрушка или… Никогда такую не видел.

Герка коротко глянул на Людвика и промолчал.

– Чего ты молчишь? – рассердился Людвик. – И знаешь, я там сегодня видел странную вещь. Чепуха какая-то… По логике там могла быть мышь, ну крыса, но… я не знаю, померещилось, что ли?.. – Людвику не хватило смелости досказать, что приключилось.

– Может, ты это… увидел гнома? – Герка остановился, во все глаза глядя на Людвика.

– Кого-кого? Гнома? – Людвик делано захохотал, гномов он видел в кино, и сейчас ему было не до смеха. – У тебя, что ли, крыша съехала?

– Дети, не отставайте! – прикрикнул Голень. Они почти подошли к новому дому Людвика. – Потом поболтаете. Ну-ка, дверь отопри.

6

Комната была заставлена ящиками. Вероника лежала в углу на кроватке и металась во сне. Её щёки горели, а ноги были почти как лёд.

– Бедняжка, – озабоченно произнесла Геркина бабушка, нежно гладя девчоночью головку. – У неё жар. Сейчас я ей приготовлю чай, а потом подумаем, что делать.

Голень присел на край стула и огляделся.

– Этому дому нужен ремонт, – сказал он, колупая ногтем стену, – краска уже трескается.

– Папа говорил, что на следующей неделе приедут мастера. – Людвик всё пытался дозвониться маме, но безуспешно.

– Ну и отлично, – вздохнул с облегчением Голень. Ему никогда не нравилось это помпезное здание, изрядно пострадавшее от времени и постоянно сменяющихся дачников. – А сегодня кто с вами из взрослых посидит? Пока папа ещё не приехал. Детям одним нельзя оставаться, особенно когда они болеют.

Людвик пожал плечами:

– Няня Вероники отказалась ехать в деревню. И хорошо – она такая противная… Как-нибудь перебьёмся, не в первый раз.

– Нет, у нас так не выйдет, – строго отрезал Голень и встал. – Детям нельзя без присмотра. Не знаю, как это принято в городе, но у нас ребёнка положено опекать. Сейчас мы решим, что делать.

– Тут дело серьёзное, – кивнув головой, с видом знатока произнёс Герка, когда Голень ушёл на кухню к бабушке. – Лучше с ними не спорь. Бесполезно.

Людвик присел на один из ящиков с надписью «Осторожно: стекло!» и в отчаянии сжал кулаки.

– Тут всё меня бесит! Сгинуть бы к чёрту и никогда больше не соваться в эту дыру!

Герке даже стало немного жаль Людвика.

– Да не кисни ты… Чашка горячего чая с мёдом – лучшее средство от огорчения. Так утверждает бабушка…

– А я говорю: жизнь – помойка! И ваш городишко – вонючая лужа на этой помойке!

– Мама! – во сне застонала Вероника. – Мамочка!

Людвик присел рядом с сестрой.

– Вот её, правда, жалко. Она мала ещё, ничего не смыслит. Отец весь в работе, ему лишь бы денег побольше… А мама – она всё летает… – Людвик повернулся к Герке. – Она стюардесса, поэтому дома бывает не каждый день…

В комнату вошла Геркина бабушка с чайником в руках. Следом за ней Голень с подносом. Поднос был уставлен чашками и бутербродами с ветчиной.

– Вот, – заявила бабушка, – мы сейчас попьём, поедим, и сразу веселее станет. Людвик, ты не сердись, я залезла к вам в холодильник и сварганила бутерброды. Вы ведь, небось, голодные, а?

Голень разместил на столике чашки и тарелку с бутербродами, бабушка достала из сумки банку с мёдом, и комната наполнилась ароматом липы и домашним теплом.

– Ну, кроха, давай просыпайся… – Бабушка стала будить Веронику, ласково поглаживая ей руки. – Вставай, пора выздоравливать.

Девочка протёрла глаза. При виде незнакомого человека она готова была заплакать, но заметила Людвика и успокоилась.

– Лю, у меня горло болит, – тоненько прохрипела Вероника и села в постели. – Пить хочу.

– Вот беда! – Геркина бабушка подливала девочке липовый чай с мёдом и размышляла вслух. – У нас ни одной свободной кровати. А к соседке на прошлой неделе внуки приехали… Гера, а может, вы с Людвиком на полу поспите? Спальники у нас есть, а Веронике постелю на кровати, пусть поправляется…

– Зачем на полу? У меня пусть ночуют, свободная комната есть, там и кровать, и ещё раскладушка. Устрою, как королевских особ…

– А мы и есть Королевские, – вмешалась Вероника. – Папа Королевский, мама Королевская и я Королевская!

– Разумеется, – захохотала бабушка, – а вдруг ты даже не Королевская, а целая Императорская?

– Нет, я Королевская, а у мамы есть друг, и папа на неё очень сердится.

– Вероника! – грозно прикрикнул Людвик.

Девочка исподлобья поглядела на брата и натянула одеяло до самых глаз.

– Трепло! – Уши Людвика стали свекольного цвета.

– Хватит ссориться, брат и сестричка. Это так некрасиво! – оборвала их бабушка. – Берём всё, что нужно, – и в путь. Людвик, если папа не отзывается, напиши ему эсэмэску. Сообщи адрес, где заночуете, и ещё напиши, чтобы не беспокоился. Всё будет хорошо. Кстати, Голень, вчера после стирки снова пропал носок. Если так будет и дальше, я их перестану стирать.

7

– Это будет ваша комната, – объяснил Алекс, когда Герка с Людвиком, плотно поужинав у Шерстянкиных, явились на ночёвку. – Кому диван, а кому кровать?

– Я сюда! – Герка всем весом обрушился на диван.

Он давно мечтал о таких удобствах. Спать в одной комнатушке с младшими братьями – настоящее бедствие для подростка.

– А я пока в уголке постою, – усмехнулся Людвик, кладя рюкзак на кровать. – Или даже вообще провалюсь сквозь землю.

Голень, сочувствуя Людвику, понимающе подмигнул:

– Слишком глубоко не проваливайся, под нами полуподвал. Кто туда угодит, тот носки стирает.

– Спасибо. – Людвик смущённо улыбнулся.

И тут зазвонил его телефон.

– Пап, привет! – радостно отозвался мальчишка, но его лицо становилось с каждой секундой всё мрачнее. – Ладно, пока… – закончил он и бросил телефон на кровать. – Как всегда: «Извини, дела, сам справишься, ты ведь уже мужчина»… Надоело! И приедет он только послезавтра… Хорошо ещё, хоть с мамой обещал связаться. Деятель!

– Так нельзя говорить об отце. – Голень достал из шкафа свежее постельное бельё. – Он всё-таки о тебе заботится. А что послезавтра – так ничего страшного, поспишь у меня две ночи.

Людвик подпёр голову руками и закрыл глаза. Казалось, что он вот-вот расплачется. Но он только потёр ладонями лицо, хлюпнул носом и сказал:

– Не надо меня учить, что говорить об отце, вы его не знаете. Лучше скажите мне наконец, что тут у вас творится!

Голень и Герка переглянулись и поняли – больше юлить не удастся. И так уже целый день они избегали оставаться с Людвиком наедине, поскольку его вопрос буквально висел в воздухе.

– Вижу, от тебя не укроешься. – Голень провёл ладонью по лысеющему затылку. – В моём доме кто-то ещё поселился…

– Дальше, – потребовал Людвик, он был уверен, что ему сказали не всё.

– И это не грызуны, – добавил Герка. – Расскажи ему всё, три головы лучше, чем две.

Голень выложил то, что уже рассказывал Герке, и показал фиолетовый башмачок. Тут Алекс почувствовал: ему здорово полегчало. Решать в одиночку такие ребусы он уже был не в силах.

– Хм… – Людвику было непросто всё это переварить. – А шар? Можете показать? Ведь я его видел всего секунду…

Они вошли в комнату, где был оборудован магазин, – время его работы давно уже кончилось. Герка задёрнул шторы.

– Чтобы никто не увидел… на всякий случай. – Он боязливо глянул в окно.

На улице не было ни огонька. Дождь прекратился.

– Вот, – сказал Голень, взял чашку с прилавка и застыл в изумлении. Под ней ничего не было. – Странно, я ведь сам его туда положил, вы все видели. Что за чёрт, может, он укатился куда-то?

– Давайте поищем, – предложил Герка. Он опустился на четвереньки и стал ползать по полу.

– Наверное, взял кто-нибудь? – тихо промолвил Людвик.

Герка с Голенем внимательно на него посмотрели.

– Ты так думаешь? – обиделся Голень. – Я, конечно, немолод, но память у меня пока твёрдая: шар я оставил здесь и нигде больше. Погоди… говоришь, его кто-то мог взять?

– Да, – ответил Людвик и сбивчиво рассказал, что видел утром.

Всем троим стало не по себе.

– Что теперь делать? – прошептал Герка, вставая с пола. Ни о каком сне уже не могло быть и речи.

– Да, скучать не приходится, – пробормотал Людвик. – Что ж, это второй плюс.

Герка и Голень ещё раз на четвереньках обследовали магазин, но шара нигде не было. Людвик подошёл к серванту.

– Сколько лет этим солдатикам? – спросил он у Алекса. – Наверное, они очень старые, да?

– Стары, как весь этот мир, – ответил Голень, отряхивая брюки. – Они достались от моего дедушки. Больше ни у кого таких нет, только у меня одного…

Людвик сунул руку в карман и погладил солдатика. И вдруг у него волосы встали дыбом – за стеклом, в самой гуще солдатиков, лежал тёмно-серый шарик размером почти с каштан. Утром его там не было!

– По-посмотрите, – промолвил он, заикаясь, и ткнул пальцем в стекло. – Это не тот, который вы ищете?

Алекс и Герка подбежали к серванту и замерли. Тик-так, тик-так, тик-так. Почему-то казалось, что ходики стали гораздо громче отсчитывать время.

– Хм, отпереть бы надо, – наконец очнулся Голень, доставая из-под рубашки шнурок с ключами. – Эту дверцу я с воскресенья не открывал, тогда была чистка-уборка. И кроме меня, никто в этот шкаф проникнуть не может, – взволнованно объяснил он, вставляя ключ в скважину, – потому что ключ-то всего один.

– Это так кажется, – сказал Герка, поправляя очки. – Поглядите сюда.

На полке, где стояли солдатики, по тонкому слою пыли тянулась цепочка едва заметных, но – если смотреть под нужным углом – вполне различимых миниатюрных следов. Они шли из глубины прямиком к шару, огибали нескольких солдатиков и сворачивали направо. А потом обрывались, словно тот, кто тут наследил, попросту испарился.

Динь-дон! Часы пробили восемь вечера. Все трое вздрогнули, как от удара кнутом по спине.

– Ну давай открывай, – прошептал Герка. – А то я сейчас не выдержу.

8

Голень включил свет во всём доме, но это не помогло – всем было зябко и неуютно. На улице поднялся ветер, ветки деревьев шуршали о крышу и стены, и этот вкрадчивый звук ещё больше пугал мальчишек.

– Вот, я приготовил какао. – Алекс поставил перед детьми чашки с дымящимся сладким напитком. – Я ведь вижу, спать никто не пойдёт. Жаль, булочек не осталось.

Людвик через увеличительное стекло осмотрел шар и надпись на нём. Герка, сидя у хозяйского компьютера, рыскал по интернету.

– Ничего-ничегошеньки о шарах, башмачках и гномах, зато пропавших носков тут сколько угодно. – Герка отхлебнул какао и выключил компьютер. – Может, сходим в библиотеку? Или у мамы спросим? – Мама у Герки работала в библиотеке.

– Не тупи! – Людвик встал и размял затёкшие руки. – Как-нибудь без мам обойдёмся! Знаешь, как в таких случаях поступают мамы? Велят сидеть дома, есть кашу и ни во что не соваться.

– Не все мамы одинаковые! – вспылил Герка. Своей-то маме он всегда доверял.

– Ну и ладно, – в ответ огрызнулся Людвик. Ему в эту минуту не было дела ни до каких мам. – В библиотеке мы ничего не найдём, дураку ясно. Что мы там скажем? Дайте что-нибудь нам о тех, кто оставил крохотные следы на полке? И кто туфельку потерял? Лучше сразу спросить, где прошлогодний снег, не таким идиотом покажешься.

Герка опорожнил чашку и поставил её на прилавок. Он бы теперь с удовольствием дал пинка этому городскому выскочке, но папа предупреждал, что грубостью дела не решаются.

– Тогда не знаю. – Герка взял себя в руки. – Не за что зацепиться…

– Зацепиться… Эврика! – Голень хлопнул себя по лбу. – Нитка! Как я мог забыть про нитку? Видимо, возраст… то есть… склероз… он берёт своё… Ну-ка, пошли.

Алекс повёл детей в полуподвал. Здесь было темно – из трёх ламп две перегорели. Из решётчатого окна лился слабый свет и едва виднелись две табуретки, кресло-качалка да старинный столик, заваленный газетами и журналами.

У одной стены стояли две стиральные машины и сушилка. Над ними висела полка со стиральным порошком и прочей бытовой химией. А напротив стоял большущий, от пола до самого потолка, шкаф с дверцами из тёмного стекла. Другую стену целиком занимал стеллаж, изготовленный из светлого дерева, глубиной всего несколько сантиметров, разделённый на десять частей с таким же количеством двойных створок, – не то витрина, не то хранилище.

– Ого, это что такое? – спросил Герка, подойдя к непонятному шкафу.

Голеня он навещал почти ежедневно, а в полуподвал никогда не спускался. Герка прижал лоб к стеклу, но ничего не увидел. Стекло, как зеркало, отражало его собственные очки, нос да маячивших за спиной Людвика с Алексом.

– Потом расскажу, – сказал Голень, вытаскивая из угловой тумбочки ящик с инструментами. – Вчера я долго не мог уснуть, от нечего делать и надумал прочистить фильтр в стиралке. Его ведь положено чистить, хотя бы изредка! Не догадаетесь, что я там обнаружил.

Носочный продавец открыл ящик, взял из него отвёртку, подошёл к стиралке, присел и отпер узкую дверку. Потом он взял плоскогубцы и вытащил пробку. Из отверстия потекла струйка воды.

– После стирки там скапливается разная всячина: пуговицы, монетки, завалявшиеся в карманах, и вообще много всего ненужного. Но вы поглядите, что я нашёл! – Голень взял пинцет, пошарил им в глубине и потянул за кончик длинную толстую красную нитку. – Держите.

Нитка вытянулась из машины чуть ли не на полметра, а конца всё не было видно. Людвик понюхал находку, а Герка проверил её на прочность.

– И что? – хором сказали мальчики. – Нитка как нитка.

– Нитка как нитка, не так ли? – Голень прямо сиял от удовольствия. – Думаете, я спятил и нитки теперь храню в стиральной машине? Пусть даже так, но разве нормальная нитка может такое?

Голень добыл на свет ещё с полметра загадочной нитки и выпустил её кончик из пальцев. Нитка плавно опустилась на пол, пять секунд пролежала спокойно, дёрнулась и заскользила обратно.

– О! – Герка и Людвик подскочили от неожиданности.

Нитка, совсем как живая, вернулась обратно в стиралку, словно к себе домой.

– А ты её пробовал оборвать, отрезать? – поинтересовался Герка, тщетно пытавшийся разглядеть, куда там юркнула нитка. – Ещё немного торчит, можно снова попробовать её размотать.

– Может, стоило мастера вызвать? Вдруг это какой-то изъян конструкции? – Людвик пытался рассуждать логически. – Дайте пинцет, сам эту нитку вытащу.

Он ухватил пинцетом кончик нитки и рванул его на себя. Нитка легко поддалась. А когда размоталось чуть больше метра – вдруг стоп, а дальше ни с места.

– Чёрт побери, застряла! – Людвик намотал нитку на руку и потянул что есть силы.

Нить была крепче, чем могло показаться. И самое странное: она стала вновь уползать назад, будто её сматывала какая-то непонятная сила.

– Помогите! – крикнул мальчик.

Герка с Алексом бросились на помощь. И тут внутри машины что-то с лязгом оборвалось, нитка ослабла, и все трое рухнули на пол.

– Вот и всё, – выдохнул тихо Людвик. – Ремонт окончен!

– Поглядите! – Герка поправил очки. – Эта нитка была к чему-то привязана, и это что-то осталось в машине.

– Ну-ка, ну-ка. – Голень на четвереньках подполз к стиралке. – Дайте мне.

Он осторожно поводил пинцетом внутри фильтра – там было что-то мягкое.

– Странно, – пробурчал он и стал выковыривать эту мякоть.

На ощупь и с виду это напоминало не то матерчатый колобок, не то старую и засаленную мягкую игрушку, обмотанную красной ниткой. С одного бока торчало несколько всклокоченных волосков, а с другого свисало что-то вроде двух согнутых прутиков или огрызков проволоки. Голень приподнял эту штуковину пинцетом и брезгливо осмотрел со всех сторон.

– Что бы это могло быть? – недоумевали Людвик и Герка.

Вдруг штуковина шевельнулась раз, потом другой.

– А-а! – завопил Голень и с испугу выпустил клубочек из рук.

Мальчики тут же оказались у Голеня за спиной. Падая, пинцет звякнул об пол, а клубок прокатился несколько сантиметров и замер. Потом снова зашевелился, торчащие прутики обрели форму коротких кривых ножек. По бокам возникли ещё два отростка, гораздо длиннее первых, они вмиг обернулись тонкими ручками; а там, где торчали космы, высунулась округлая голова, отдалённо похожая на пятку, с непропорционально крупным, как бы чужим носом, напоминавшим сморщенную картофелину. У головы были маленькие острые глазки и широченный рот с кривыми зубами.

Существо встало на ноги, оправило мятую одежонку, которая смахивала на халатик без рукавов, подпоясанный толстым шнурком, сверху нахлобучило колпак и стало разматывать с себя нитку. Затем оно не спеша поковыряло в носу, осмотрело внимательно то, что наковыряло, и сунуло себе в рот. Герка не выдержал и запищал. Картофельный нос мигом к нему обернулся и только теперь обнаружил Голеня, Герку и Людвика, которые лежали на полу почти без движения. Тогда он щёлкнул пальчиками и… пропал!