Текст книги "Лямзики, или Тайна пропащих носков"

13

Тут Голень заметил, что ноги у всех стали до колен прозрачными, и он с перепугу подскочил на стуле.

Лямзик Тот объяснил:

– Не бойтесь, это в нашей вселенной тает ваше время, а вместе с ним таете и вы. Осталось не так уж много, вы скоро вернётесь назад, – сказал он, показывая концом трезубца на исчезающие ноги. – А мы всё ещё не сказали вам главного.

Людвик и Герка даже подались вперёд, чтобы ничего не пропустить мимо ушей.

– Почти пятнадцать лет назад в Умыкландии народился Новый Принц. Когда суммарное число лет Короля и Королевы равняется пятистам, они обретают право подобрать родимый носок для Нового Принца. Обычный лямзик проводит в утробе носка ровно двадцать четыре дня, но у нашего Нового Принца это заняло вдвое больше времени. Никто не знал, отчего это так затянулось его пребывание во чреве, но вылупился он не такой, как все. Он был худой, долговязый, и, хотя в его отчем носке не было ни одной белой нитки – все лямзики королевской крови выводятся из носков чистошерстяной пряжи, – Принц появился на свет белым-белым, без малейших признаков родственного носка. Тогда мы, Ресомниары, впервые почуяли: с Вечным Кругом что-то стряслось. А это наш долг – наблюдать за Кругом. Но неполадки были такие мелкие и едва ощутимые, что мы не придали этому значения, и в этом была наша ошибка… Увы, необычным Принц был не только внешне. Вскоре мы все заметили, что у Нового Принца совершенно отсутствуют качества, свойственные лямзикам королевского рода. Он не умел придавать снам запахи, не был способен извлечь эссенцию смеха из сновидений младенца и никак не мог различить сон больного и здорового человека. У него также были другие пугающие особенности: чтобы управиться с поглодитами, Принцу вовсе не требовалась дополнительная энергия – едва дохнув на младенческий сон, он его окрашивал в чёрный цвет, а приготовленный им носочный отвар всегда был сомнителен…

Но Король с Королевой делали вид, что ничего не замечают, а у тех, кто пытался открыть им глаза, стирался регистрационный штамп. Постепенно все лямзики приучились молчать. Принц зазнался и наплевал на обычаи, вызвав хаос. А когда настала пора имянаречения – до того он титуловался просто как Новый Принц, – случилось нечто совсем неожиданное…

Умолкнув в ожидании, пока брат разместит на экране фиолетовый огонёк, Тот вскоре продолжил:

– Праздник именования совершается на третий год после вылупливания и является одним из главных праздников в Умыкландии. Наименованный лямзик царского рода начинает серьёзно влиять своей монаршей энергией на Вечный Ресомниарный Круг. На торжество собираются все, чей родимый носок содержит хотя бы ворсинку чистейшей шерсти, поэтому тронный зал набивается битком.

Экран замерцал, и цвета наконец обрели чёткие формы. Обозначился широченный помост, на котором виднелись три трона, украшенные диковинной полупрозрачной тканью, пронизанной золотом и серебром. Два трона стояли чуть в стороне, их спинки высились до самого потолка. На них сидели два лямзика. Мальчикам и Голеню показалось, что они на одно лицо, и поэтому различить, кто Король, а кто Королева, было можно лишь по наряду. У Королевы было нечто, напоминавшее юбку, белый кружевной воротник и высокая заострённая шапка, обвитая длинной лентой. На Короле были узкие брюки в обтяжку и пиджачок с дутыми рукавами, а на голове – ушанка из тонкой ткани. На третьем троне, который надо бы назвать первым, поскольку он располагался впереди двух других, сидел Новый Принц – тот самый, которого Голень с ребятами увидали, едва ступив на территорию лямзиков. Тощий и долговязый, на губах кривая высокомерная ухмылка. Облачённый в мантию цвета крови, Принц развалился на троне, закинул ногу на ногу, одной рукой он опёрся на подлокотник, другая рука чем-то всё время жонглировала.

Тут зазвучали фанфары, и на помост поднялся Тот.

– Да, это я, – несколько смутившись, объяснил Тот. – Только Первый Ресомниар, то есть наблюдатель Вечного Ресомниарного Круга, имеет право публично огласить имена Нового Принца, которые для него отобрали Король с Королевой.

Тот на экране поклонился лямзикам, сидящим на тронах, и повернулся к толпе. Все умолкли.

– В этот великий день, – начал торжественно Первый Ресомниар, – мы нарекаем того, чей родимый носок связан из чистой шерсти. Как свет отменяет тьму, а тьма заменяет свет и круг этот никогда не знает покоя, так нарекается именем Принц, чьи права незыблемы, чьи обязанности священны, а мудрость наследуется из поколения в поколение. Отныне и на века да будет оно вам известно. – Тот развернул бумажный свиток и пропел: – Кнютор Тянуй Мирифак!

– Ля-ля-ля, бла-бла-бла, – внезапно прервал церемонию Принц, вскочив с места и скинув с помоста Тота. – На фиг эту комедию!

Толпа загудела, послышался недовольный ропот, но никто не посмел возразить. Лишь Королева привстала на своём троне, но, глянув на Короля, бессильно осела и закрыла лицо руками.

– Заткните эти свои имена туда, где… им самое место! – Принц злобно оскалился. Он был гораздо выше всех лямзиков, поэтому, встав на помосте, выглядел неправдоподобно свирепым и мертвенно-бледным. – Вы!.. – Принц обернулся к Королю с Королевой, которые трепетали на тронах, жалкие и испуганные. – Вы рабы, вы никчёмные и убогие невольники детских дурацких снов, и вы возомнили, что я безропотно буду таким же, как вы? Вы полагаете, что я должен делиться энергией и служить каким-то людишкам, которые даже не подозревают о моём существовании? Думаете, что, раз вы назвали меня каким-то Кнютором Тянуем Мирифаком, я в благодарность одумаюсь и даже переменюсь? Ха-ха! Имя у меня уже есть, и оно пребудет в веках – Татумон! Запомните его! Я сам его выбрал! Слышите? Сам! И отныне лишь Татумон будет единственным властелином этой страны!

Принц бросил наземь небольшой предмет, которым жонглировал, тот шлёпнулся о помост и, рассыпаясь, выдохнул вязкое чёрно-фиолетовое марево. Оно мгновенно обволокло зал, и тут же из него стали появляться поглодиты. Эти жуткие телохранители Татумона друг за другом вышагивали из марева и взмывали над залом.

Когда Пертусь достал огонёк из экрана, изображение вновь помутнело. А его брат продолжил:

– Татумон заточил Короля с Королевой в каземат Забытья, их больше никто не видел. Смотрители Вечного Ресомниарного Круга были вынуждены присягнуть на верность новому повелителю, а энергия Круга на протяжении многих лет медленно и неуклонно менялась, всё более нарушая равновесие. Чего мы только ни делали, использовали даже энергию родимых носков, тем самым лишив многих лямзиков возможности явиться на свет, но всё было напрасно. Многих, в особенности детей, стали мучить ночные кошмары, которые длились даже наяву. Поглодиты стали невероятно сильны, а в последнее время известно несколько случаев, когда они опутывали Страну Света нитями сна…

– Нитями сна? – удивился Людвик. – Что это значит?

– Это значит: наяву происходит то, что бывает только во сне.

– Может, это не так уж плохо, а? – Людвик даже обрадовался. – Тогда будет можно летать, витать в облаках, не ходить в школу…

– О-о-о, если бы поглодиты применяли только светлые нити сна… Нет, эти пакостники вытягивают из сна всё, что гадко и мерзко, что опутывает и душит, что хочется позабыть навсегда…

– Например, во сне тебе надо бежать, а ты не можешь двинуться с места? – уточнил Герка.

– Да.

Он вспомнил свой самый страшный кошмар и даже вздрогнул.

– Поэтому было решено, – объяснял Тот, – раз мы не можем это исправить, попробуем хотя бы на время приостановить. Тогда всё останется, как было в момент остановки: сила поглодитов перестанет расти, но и не будет убывать. Перед тем как застопорить Круг, мы изъяли сердцевину рычага Темноты и спрятали её от принца Татумона. Увы, среди нас обнаружился предатель, поэтому сердцевина рычага была похищена… И лишь по счастливой случайности её удалось вернуть. Но она оказалась непоправимо повреждена… И теперь мы уже не можем вернуть её рычагу. Придётся ждать, пока изготовят новую… А это необычайно сложно, тут работы на много лет. Старую сердцевину мы должны были спрятать, иначе она, изменив обличье, будет вдета в рычаг Темноты, и мирозданием завладеет Тьма, Вечный Ресомниарный Круг прекратит вращение, и никто уже не сумеет возродить свет. Поэтому мы её спрятали в вашем мире. Тёмно-серый шар, который вы нашли, и есть сердцевина рычага.

– Который закупорил шланг в моей стиральной машине? – медленно подбирая слова, спросил Голень.

– Да, тот самый. Просим прощения за неудобства, это задание было доверено Младшему Ресомниару, у него ещё мало опыта. Вы прочитали, что на нём написано?

– Да, – кивнул Герка, – конечно. «Сердце Темноты».

– ЧТО? – в один голос воскликнули оба лямзика.

– «Сердце Темноты». Я видел много раз эту надпись, могу даже шрифт повторить, если будет бумага и карандаш.

– Быть не может! – Тот был ужасно расстроен. – Значит, основа продолжает меняться, а это гораздо хуже, чем мы опасались…

14

Внезапно комната, где они были, затряслась, с потолка посыпалась штукатурка. Лямзики переглянулись, подошли к дверям и просунули руки прямо туда, откуда свисали жгуты, – от их пальцев, словно они погрузились в воду, по стенке пробежала мутная рябь. Лямзики разом выхватили на свет кончики толстой багряной нити и быстро связали их, – получилось что-то подобное плотной защитной ленте.

– Это обезопасит нас ещё на четверть часа, не больше, – сказал Пертусь и достал золотой огонёк. – Поглодиты всюду рыщут, и, похоже, они нас уже учуяли. Если мы достанемся Татумону… – У лямзика явно сорвался голос. – Есть возможность всё исправить, о ней мы узнали из книги под названием «Триответа». Эта книга на любой вопрос всегда выдаёт три верных ответа… – Пертусь поместил огонёк в экран. – С древнейших времён известны двадцать четыре ключника. Это дýхи древних лямзиков, они сотворили Вечный Ресомниарный Круг. Они устранят любую поломку Круга, даже самую безнадёжную. Или даже заново создадут сам Круг. Но покуда нет реальной опасности, духи спят, воплотившись в двадцать четыре совершенно одинаковых предмета, и никто не знает, что это за предметы, так как духи каждые двести сорок лет выбирают для себя новое обличье. Это может быть всё, что вмещает рука человека, – камушки, пробки, пуговки. Что угодно. Единственный способ распознать их состоит в том, что предметов всегда двадцать четыре – ни больше ни меньше, – кроме того, все они одинаковы и всегда держатся вместе, разве что кто-то нарочно их разлучит. Но благодаря взаимному тяготению они в итоге безошибочно находят друг друга. Если вы нам поможете отыскать эти предметы, возникнет надежда восстановить равновесие и, может быть, даже одолеть Татумона.

Экран полыхнул, испуская тёплое золотое сияние, – словно мёд растёкся по всем углам комнаты. Середина экрана прояснилась, и там показался светящийся силуэт лямзика. По бокам от него стали вырисовываться ещё двое, потом ещё, они множились и множились, пока светящихся силуэтов не стало двадцать четыре. Они взялись за руки, образовали замкнутый круг и принялись испускать свет неземной чистоты. Герка, Людвик и Алекс при взгляде на них ощутили, как их наполняет благостное спокойствие.

– Вот такая у нас главная просьба, – добавил Тот и тяжело вздохнул.

Настала тишина. Герка видел, как тело его делается прозрачным и тает, – оставались только плечи и голова.

Странно, но это ничуть не пугало. Голень привычным движением провёл рукой по волосам. Рука уже стала невидима, но на это он не обратил внимания, лишь колкий трепет пробежал по его спине. Людвик неотрывно глядел на экран и о чём-то напряжённо думал.

– А какие ещё варианты предлагает эта ваша книга «Триответа»? – наконец спросил он, когда опять что-то стукнуло, но теперь совсем рядом. Огоньки, словно от испуга, слетелись в одно световое пятно на стене.

– Мы выбрали самый правильный вариант. – Тот пытался уйти от ответа.

– Нет, это важно. – Голень тоже проявил любопытство. – Какие два других варианта? Откуда известно, что самый верный именно этот?

– Ладно, – глухо выдохнул лямзик. Он ещё помолчал немного и, глядя Голеню прямо в глаза, произнёс: – Второй вариант ответа гласит, что один из троих, вызнавших нашу тайну, непременно умрёт.

– Что-о-о? – вскрикнул Людвик. От него оставалась уже лишь голова, и выглядел он довольно забавно.

– Третий ответ, – продолжил Пертусь, взяв золотой огонёк с экрана и спрятав его за пазуху, – таков: королевство Умыкландии окажется на…

ДРУН! ДРУН! Жуткий грохот заглушил последние слова Пертуся. Огромная глыба обрушилась на экран с потолка. Экран содрогнулся и вмиг разлетелся на тысячу мелких кусочков.

– Вам пора. – Тот достал из кармана полотняный мешочек, точно такой, как они обнаружили в стиральной машине, развязал его и ссыпал порошок на ладонь.

От порошка повалил зеленоватый пар, и Тот принялся дуть на него что есть силы. Вкусно запахло блинами, а людские головы стали стремительно исчезать.

– Мы свяжемся с вами, – пообещал Пертусь и поспешил отцепить от двери красную нитку.

– А ключников где нам искать? – успел выкрикнуть Герка, но ответа уже не расслышал.

В глазах зарябило и почудилось, что все летят в пропасть, но вдруг – ШЛЁП! – они рухнули в полуподвал Голеня прямо на голый пол.

Динь-дон! Часы пробили ровно четыре пополуночи.

– Это было самое крутое событие в моей жизни! – Людвик пришёл в себя и приподнялся с пола.

– Совершенно точно, – поддакнул Герка, надевая очки. В ходе перемещения они слетели с его носа.

– Безобразие, – фыркал Голень, осторожно вставая на ноги. Он прижимал руку к левой части груди и тяжело дышал. – Я уже слишком стар для таких приключений. Пошли спать, утро вечера мудренее.

У Герки и Людвика головы чуть не лопались от обилия впечатлений, ребята были готовы без передышки повторять всё, что видели… Однако, едва они добрели до постели, как повалились на неё, даже не раздеваясь, и мгновенно уснули.

Голень, напротив, не мог уснуть. Он принял сердечные капли, долго-долго стоял под душем, потом лёг и уставился в потолок, на который падала от окна замысловатая тень, похожая на кота, что затаился на ветке, навострив единственное рваное ухо.

– Совершенно как мой Черныш, – умилился Голень, вспомнив своего детского знакомца.

Черныш когда-то застрял в кусте шиповника рядом с домом, а маленький Алекс там его обнаружил. Каким же несчастным был этот котёнок! Тощий, как палка, облезлая шерсть, голова вся в струпьях, а вместо уха – огромный чудовищный шрам. Пока мальчик освобождал котёнка, тот исцарапал ему всё лицо и руки да ещё рубашку порвал. Но все испытания котёнок вынес достойно, а во время этой освободительной операции не отрывал зелёных глазищ от Алекса, глядел ему в самую душу. Как хорошо, думал Алекс, что мама любила животных, она выходила Черныша, и тот превратился в настоящего красавца. А до чего он был умный! У Голеня сжалось сердце. Он сам не заметил, как завёл разговор с тенью.

– Ну, как тебе там, по ту сторону? Ждёшь меня, братец?

И тут неожиданно тень на потолке дёрнулась и открыла глаза.

– Это ведь сон… сон… – пролепетал Голень, дрожа от страха.

Кот привстал на ветке, потянулся, выгнул спину и перескочил с потолка на постель. И надо сказать, что кровать затряслась от его прыжка. Удивительный кот был размером с овчарку, глаза его полыхали жутким зелёным огнём, а из красной разинутой пасти валил пар и сыпались искры. Алекс хотел закричать, сбросить кота, выбежать поскорее из комнаты и разбудить ребят, но не было сил пошевелиться. К тому же комнату заполнил ужасный холод.

Кот, осторожно перебирая лапами, забрался Голеню на грудь и стал точить когти. От его тяжести перехватило дыхание. Он царапал когтями одеяло, зарываясь всё глубже, когти уже готовы были вонзиться Алексу грудь… Но вдруг кот затих и навострил ухо. Кто-то скрёбся под самой кроватью. Кот мгновенно замер и напружинился перед прыжком. Снова раздался шорох, и кот опрометью кинулся под кровать. Постель заходила ходуном, послышалось грозное рычание и прерывистый рёв… Но вскоре всё стихло. Алекс испуганно вслушивался в звенящую тишину и ждал.

Шли минуты, но ничего не менялось. Голень пошевелил пальцами. Они едва слушались, а бедро, сведённое судорогой, ужасно болело. Он медленно сел и, опасливо озираясь, стал растирать левую ногу, пока боль не отпустила. Но сердце по-прежнему бешено колотилось.

– Ах ты поросятина с трюфелями!.. Надо что-нибудь выпить от нервов, – пробормотал Голень. – А то я ведь сплю наяву…

Он включил ночную лампу, надел очки и прошлёпал на кухню. В тумбочке над холодильником нащупал маленькие жёлтые таблетки, проглотил одну и запил водой. Потом прислушался, как спят, посапывая, мальчишки, немного успокоился и повернул обратно в спальню. Но, едва шагнув в комнату, застыл от ужаса. На его кровати, освещённый ночником, сидел тот самый чёрный как смоль кот и кого-то держал в зубах. Чудище подняло на Алекса искрящиеся глаза, выплюнуло жертву и зловеще оскалилось. Рядом лежал мёртвый лямзик, существо с длинными руками, короткими кривыми ногами и неестественно повёрнутой шеей. Его лицо было как-то странно вытянуто, а черты показались Алексу очень знакомыми. Он вгляделся повнимательнее и вдруг понял: ведь это же он сам!

– А-а-а-а! – в ужасе выкрикнул он и… проснулся.

За окном было утро, дождь прекратился, сквозь облака било солнце. Голень лежал весь в липком холодном поту, его сердце бешено колотилось. Он кое-как приподнялся на локте и оглядел постель – на одеяле не было ни одной прорехи. Голень заглянул под кровать – шлёпанцы и катышки пыли.

– Что случилось? – В дверях стоял Герка, потирая рукой заспанные глаза. Взъерошенный, в помятой одежде, на щеке продолговатый отпечаток – ясно, заснул прямо в очках. – Тут кто-то кричал.

– Ничего не случилось. – Голень попробовал улыбнуться как можно естественнее. – Тут на улице кто-то шумел. Иди умойся, а то мне влетит от твоей бабушки.

Герка поплёлся в ванную, стало слышно, как он пустил воду. Тогда Голень поднялся с кровати, накинул халат и побрёл будить Людвика. Было двадцать минут двенадцатого – Голень впервые в жизни проспал открытие магазина.

15

– А, сони явились, доброе утро! – Геркина бабушка звонко расцеловала мальчишек, едва те вошли на кухню. – Проголодались? Давайте завтракать.

Герка и Людвик мигом сели за стол и стали делать бутерброды. «Никому ни слова» – это был уговор с Алексом, хотя их так и подмывало намекнуть Симоне – Геркиной сестре – о вчерашнем приключении. Симона сидела за столом и читала книгу.

– Ну? Чего молчите, воды в рот набрали? – Она подняла глаза и смерила взглядом обоих. – За компом всю ночь просидели?

– Откуда ты знаешь? – Герка прикинулся удивлённым. Уж лучше с ходу наврать, чем ждать разоблачения, – от пытливого взгляда сестры всё равно не спрячешься.

– Пф-ф, – фыркнула Симона и надула губы, – догадаться нетрудно. Не носки же сортировали! Глаза красные, сами квёлые, всё тут ясно. Маме скажу, – строго выпалила она и захлопнула книгу. – Ты у компа, а мне с малышнёй надрываться? Умный какой…

– Будь лапочкой, не говори! – Герка умоляюще посмотрел на сестру и пнул под столом Людвика. Тот покосился на Герку и состроил невинную мордочку. – Мы тебе тоже дадим, и не что-нибудь, а самый мощный игровой комп, да, Людвик? Ты поделишься? Правда?

Людвик аж икнул от такого поворота событий. Свой компьютер он никогда никому не давал! И не даст! Никому! Никогда! Это мамин подарок, кроме того, он очень дорогой. А у Шерстянкиных, надо полагать, не найдётся денег даже на старую клавиатуру.

– Предложение принято. – Симона сверлила глазами Людвика. – А может, ты у нас просто жадина-говядина?

– Ага, Вероника! Противная девчонка наябедничала! – с горечью заподозрил Людвик. Казалось, у него вот-вот кровь закипит: он стал краснее рака.

– Ты чего это цвет поменял? – Симона презрительно усмехнулась. – Не волнуйся, умолять не стану. Мне и библиотечного компа хватает. А тебе совет: держи его всеми клешнями, чтобы не выпал. А по тебе, милый братец Герка, слёзы льёт детский садик. – И она встала со стула. – Ешьте скорее, Веронику всю ночь лихорадило, бабушке надо поспать. А ты, Людвик, живо звони своему родителю, пускай поспешит с приездом. Тут вам не санаторий.

Симона резко повернулась, взбежала по лестнице и громко хлопнула дверью.

– Моя сестра – мастерица давать советы, – сказал Герка и, опустив глаза, принялся жевать бутерброд с колбасой и дохлёбывать чай.

Людвику стало не по себе. Хорошо, конечно, быть щедрым хотя бы недолго, но…

«Сынок, надо всегда делиться», – зазвучали в ушах мамины речи. «Бла-бла-бла. Задолбали со своим дележом. Шли бы подальше и… сами себе покупали!»

– Знаешь, отец у меня очень строгий, не позволяет никому ничего давать. – Людвик соврал, стараясь не глядеть на Герку. – Потому что… Ну, сам понимаешь.

– Понимаю, – буркнул Герка, смахивая крошки со стола.

«Так я и знал, – подумал он, – неспроста ведь “жадина-говядина”».

– Ладно, переживём как-нибудь. Но сегодня, похоже, некогда будет искать разных ключников, надо по дому помочь, пока папа не вернулся. Погляжу на чердаке, вдруг да отыщу что-нибудь подходящее.

– Совсем про них забыл! – крикнул Людвик, радуясь, что речь больше не идёт о компьютере.

Они уже несколько раз обсудили ночные события, но тема оставалась неисчерпаемой.

– Слушай, мне всё-таки непонятно, – пробормотал Герка, откусывая от яблочного пирога, – что они имели в виду, говоря, будто сердцевина рычага продолжает меняться? И чей это был фиолетовый башмачок? Пертусь и Тот были обуты иначе, ты заметил?

– Ага, помню, – Людвик тоже надкусил пирог. Было божественно вкусно. – Знаешь, тут многое неясно и вообще подозрительно. А эта их книга, как там она называется?

– Книга «Триответа», – сказал Герка.

– Да, «Триответа». Представляешь, умрёт один из троих, посвящённых в тайну?! Чёрт, у меня ведь прямо мурашки от всего этого, но жуть до чего интересно, это же как в игре, только на самом деле!

– Но если бы кто-то умер… Это ведь по-настоящему, как ты думаешь?

– Да нет, брось. Мне кажется, они только пугнуть хотели. – Людвик на секунду представил мёртвого Герку – распластанного на полу, со свёрнутой шеей и белыми выпученными глазами – и делано усмехнулся. – Я пойду, наверное, загляну к Голеню, проверю, какие там у него найдутся предметы счётом по двадцать четыре. Носки, например…

Герка протёр очки, к которым что-то прилипло, и тихо сказал:

– Знаешь, вчера мне в голову пришла мысль… А что, если эти ключники – солдатики Голеня? Ты видел, их двадцать два. Двух не хватает, всего-то.

– Не-а, вряд ли. Они все разные – каждый по-своему выкрашен. И где нам взять ещё двух? – Как-то уж очень громко спросил Людвик, шаря в кармане. Солдатик спокойно лежал на месте.

– Ну, выкрасить что угодно можно. Вот если бы найти ещё двух… – В глазах у мальчика промелькнуло сомнение. – Хотя ты, наверное, прав. Голень молится на этих своих солдатиков, будь их больше, давно уже нашёл бы. Я видел, он проверяет сайты, где торгуют чем-то подобным.

– Ясное дело, – понимающе сказал Людвик, и у него заметно побагровели уши. – Ну я пошёл, хорошо?

– А зайдёшь к Веронике?

– А-а-а, да, правда. Надо бы…

Людвик вдруг подскочил – это зазвенел его мобильный.

– Привет, мама, – радостно завопил он, – как здорово, что ты позвонила! Да… Да… Ага! – Из динамика слышался ласковый женский голос; мама о чём-то всё время спрашивала. – Знаю, но Вероника болеет… не могу… папа только завтра приедет. Ты не могла бы вернуться раньше? Правда? Супер! Тогда до вечера!

Людвик просто сиял:

– Мама приезжает, я сегодня ночую дома.

– А если опять заявятся лямзики? Ведь обещали…

– Ну и как теперь быть? – рассердился Людвик. – Может, они вообще не покажутся. Что ж нам – всю ночь дежурить?..

– Людвик, детка! – Геркина бабушка спускалась по лестнице. – Думаю, надо вызвать врача, у Вероники сильный жар, боюсь, это что-то серьёзное.

Она взяла с холодильника старенький телефон и набрала номер. Вскоре у дома затормозила машина. Доктор был ещё более древний, чем Геркина бабушка, весь в морщинах и бледный. Казалась, ему самому нужен врач, однако его глаза улыбались, в них даже бегали чёртики.

– Я вам выписал направление в стационар, – сказал врач, осмотрев Веронику. А она даже не проснулась, до того была измучена. – Без анализов ничего определённого не скажу, но похоже на вирус. Вас теперь отвезти или приедете сами?