Автор книги: Линда Джейвин
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Цзи Кан был одним из Семи мудрецов бамбуковой рощи. Большинство из них были друзьями, хотя не все были хорошо знакомы друг с другом. Возможно, даже не существовало никакой конкретной бамбуковой рощи
В течение нескольких десятилетий после основания Цзинь на население, которое и без того было разорено беспрерывной войной, длившейся больше ста лет, обрушились засухи, нашествие саранчи и голод. Возникшей анархией воспользовались некоторые не относившиеся к Хань кочевые племена, образовавшие оседлые сообщества в ее границах и включавшие в себя ранних тибетцев, тюрков и монголов; они перекроили окраинные территории империи от Желтого моря на востоке до Сычуани на юго-западе, образовав отдельные государства по китайской модели.
При столь обширных военных действиях армии постоянно нуждались в солдатах. Принудительная воинская повинность была обычным делом, и временами становилась отчаянной мерой, когда от нее не избавляли ни мальчиков, ни стариков. Девушка по имени Хуа Мулань переоделась в юношу, чтобы занять место своего пожилого отца в одной из таких армий. Прослужив с отличием в течение 12 лет, она получила предложение занять официальную должность, но отклонила его. Когда некоторое время спустя ее боевые товарищи случайно увидели ее в женском платье, они были поражены, так как прежде ни разу не догадались о том, что она девушка. По крайней мере, так рассказывается в «Песни о Мулань», написанной через несколько столетий, в VI веке (до нас дошла лишь версия XII века).
Возможно, Мулань – собирательный образ нескольких женщин той эпохи
Некоторые пересказы ее истории подчеркивают ее женские добродетели, а также храбрость и дочернюю благодарность – после возвращения домой она вышла замуж за того, кого выбрали ей в мужья родители. Однако в одной из версий XVII века она привязалась к боевой подруге и по возвращении домой покончила с собой, чтобы не вступать в договорный брак. Диснеевские версии истории Мулань не имеют ничего общего с реальностью ни с исторической, ни с культурной точки зрения. Начать хотя бы с того, что она сражалась на стороне династии Северная Вэй, чьим правящим кланом были сяньбийцы – протомонгольское племя [7].
Во время войн первой половины IV века около миллиона беженцев хлынули на юг, таким образом впервые перенеся центр ханьской цивилизации на плодородные земли в низовьях реки Янцзы [8]. Среди беженцев были образованные чиновники, которые последовали за двором Цзинь в Нанкин, располагавшийся примерно в 300 км от сегодняшнего Шанхая, где династия вновь восстановилась как Восточная Цзинь.
Третий день третьего лунного месяца был праздником Весеннего Очищения и официальным днем рождения Желтого императора. Было принято устраивать пикники у рек или ручьев, чтобы символически смыть с себя болезни и неудачи. Одно такое празднование в 353 году станет незабываемым вкладом в китайскую литературу и каллиграфию. Группа из 42 ученых мужей, включая даосов и вольнодумцев, собралась в Павильоне Орхидей на горе, находившейся на территории сегодняшней провинции Чжэцзян. Они играли в алкогольную игру: чаши с вином пускали плыть по ручью, и когда чаша приставала к берегу, сидящий ближе всего человек должен был либо выпить вино, либо сочинить стихотворение. Один из участников праздника, Ван Сичжи, увековечил эту встречу в предисловии к «Стихотворениям, сочиненным в Павильоне Орхидей» – работе, славящейся каллиграфией и эмоциональной выразительностью.
Собрались и стар и млад, и присутствовало множество уважаемых людей… а что до питья и сочинения стихов, то мы беседовали свободно и чистосердечно, полностью проникаясь чувствами друг друга. Стоял ясный день с прозрачным воздухом, и нас радовал легкий ветерок; глядя в небеса, мы отвечали на бескрайность Вселенной, а опустив взор вниз, удивлялись многочисленным богатствам земли… века спустя люди будут смотреть на наше время так же, как мы смотрим на более ранние эпохи – как на улучшенное отражение [9].
Несколько столетий спустя император Тай-цзун из династии Тан (тай-цзун означает «великий предок») будет столь высоко ценить сочинение Ван Сичжи, что, как говорят, прикажет похоронить его оригинал вместе с собой; к счастью, он предварительно организовал изготовление точных копий.
В 1965 году ученый и археолог, коммунист Го Можо (1892–1978), тогдашний глава китайской Академии наук, устроил шумиху в китайском научном мире, предположив, что текст и каллиграфия датируются более поздним временем, чем то, в которое жил Ван Сичжи. Этот аргумент вызывал споры в китайской прессе многие десятилетия спустя. Говоря об этом противоречии в своей лекции «Отношение китайцев к прошлому», в которой также обсуждалось относительное отсутствие в Китае сохранившихся руин (в сравнении с европейскими скоплениями развалин вроде Колизея), ученый-китаист Пьер Рикманс размышляет:
Жизненная сила, творческое начало, кажущаяся безграничной способность к метаморфозам и адаптации, которые китайская традиция демонстрирует на протяжении 3500 лет, вполне могут происходить из того факта, что эта традиция никогда не позволяет поймать себя в ловушку устойчивых форм, неподвижных объектов и предметов, в которой она рискует быть парализованной и погибнуть [10].
Поэзия и даосизм объединяли элиту, но в трудные времена гораздо большее количество людей находили утешение в буддизме. Буддизм проник в Китай в эпоху Хань через Шелковые пути. К VI веку обращенные буддисты были по всей стране[39]39
Широкое распространение буддизма связано с расселением кочевников по всему Северному Китаю.
[Закрыть], и в одном только Чанъане насчитывалось более 10 000 монахов и монахинь. С большим энтузиазмом буддизм принимали евнухи, которых утешало обещание перерождения; они носили свои отсеченные органы, баобэй 寶貝 («сокровище»), в специальном сосуде, чтобы воссоединиться с ними в следующей жизни. Женщины, которым конфуцианство предлагало мало утешений, тоже с готовностью перенимали буддийские убеждения. В китайском обществе стал развиваться синкретический, прагматичный подход к философии и вере. Строгий приверженец конфуцианства мог не любить буддизм так же сильно, как и даосизм, и, однако же, его жена вполне могла молиться Будде о даровании ей сыновей, готовя при этом даосский настой, повышающий плодовитость.
Ни поэзия, ни молитвы не могли спасти Цзинь, которая пала в 420 году. Последовавший за этим период, еще более хаотичный и полный насилия, историки называют по-разному – Шестнадцать варварских государств, Северные и Южные династии, Шесть династий. Именно в эти беспокойные и опасные времена Тао Юаньмин сотворил идеал Весны персикового цвета – утопию, в которую можно было «спастись бегством от Цинь».
В 589 году новая династия Суй объединила север и юг. Ее наследие включает в себя Великий канал, который вместе с проложенной параллельно ему почтовой дорогой со временем свяжет Пекин с Ханчжоу. На постройке канала шириной 40 метров тяжко трудились пять миллионов мужчин, женщин и детей, смертность была высокой.
Протянувшийся с севера на юг Великий канал – старейшая и самая длинная в мире искусственная река, по которой перевозили товары и людей вплоть до середины XIX в.
Суй распространила свой контроль на всю территорию, распределив землю между людьми согласно их способности ее возделывать. После смерти землепашца земля возвращалась во владение правящего дома для перераспределения, и это предотвращало возникновение сильных кланов, владеющих землей, которые могли бросить вызов центральной власти[40]40
Аналогичные меры по поддержанию мелкоземельных крестьян (основных налогоплательщиков) вводились регулярно различными правителями и реформаторами на всем протяжении Средних веков. Это говорит о том, что меры были малоэффективны и реализовать их на практике было затруднительно: процесс разорения крестьянства и концентрации земли в руках крупных земледельцев продолжался.
[Закрыть]. Сельское хозяйство возродилось, начался экономический рост. Однако после многообещающего начала Суй стала приходить в упадок при втором императоре, который питал пагубную страсть к роскоши и к плохо продуманным военным кампаниям.
Плотное заселение окрестностей Хуанхэ, мелиорация земли и вырубка лесов для сельскохозяйственных целей привели к ухудшению ситуации с речными разливами. После катастрофического наводнения, случившегося во времена поздней Суй, Хуанхэ снискала прозвище «печали Китая»; для династии же это несчастье, похоже, стало предвестием утраты Небесного Мандата.
По всей стране вспыхнули мятежи, причиной которых среди прочих стал ряд неудачных военных кампаний на Корейском полуострове. Одним из восстаний руководил Ли Юань – военачальник, занятый охраной северной границы империи и имевший смешанное происхождение (среди его предков были и ханьцы, и кочевники). Он завоевал Суй в 617 году и основал династию Тан, возвестив наступление эры, которая станет одной из самых прославленных и прогрессивных эпох в китайской истории.
6
Тан
От золотого века до вечной печали
В период, предшествовавший появлению династии Тан, женщины обычно закрывали лицо в общественных местах. Вскоре после основания новой династии они начали экспериментировать с головными уборами и прическами, которые представляли их лица в выгодном свете. Украшения для волос становились все более замысловатыми. Макияж тоже стал более искусным и даже диковинным в привилегированных придворных кругах, с которых состоятельные женщины брали пример. В течение некоторого времени женщины даже покрывали лица декоративными наклейками, сделанными из золотой фольги, слюды, цветной бумаги и тканей. Поэт Ван Цзянь писал, что они так сильно красились, что после вечернего умывания «вода в золотом тазу превращалась в красную глину» [1]. Об эпохе, в которой поэты-мужчины жаловались на то, что женщины пачкают золотые тазы, стоит рассказать подробнее.
К 660 году Тан усмирила свою северную границу и обеспечила доступ к Шелковым путям, по которым распространила свое влияние на Центральную Азию. На востоке она контролировала почти весь Корейский полуостров, посадив своего наместника в городе, который сегодня известен как Ханой. На западе мощной военной угрозой оставался Тибет, который в эпоху Шестнадцати царств контролировал обширные юго-западные территории. Применив «дипломатию принцесс», правители Тан отправили принцессу Вэньчэн в качестве невесты для тибетского царя-полководца Сонгцэна Гампо. Вэньчэн и еще одна из жен царя, непалка Бхрикути Деви, познакомили тибетцев с буддизмом, который, смешавшись с некоторыми аспектами местной анимистической религии бон, превратился в тибетский буддизм. Более поздние утверждения, что Вэньчэн также привезла в Тибет китайскую цивилизацию в виде бумаги и прочих изобретений, стали основой официальных заявлений о том, что Тибет «всегда» был частью Китая.
Модницы эпохи Тан носили замысловатые прически, придавали бровям форму, носившую названия вроде «утки-мандаринки», «пять гор» и «горизонтальный дым», и раскрашивали губы цветочными и другими узорами
Помимо урегулирования приграничных конфликтов, размещавшийся в исторической столице Чанъань двор Тан был вынужден заняться вызовами, которые бросали ему местные влиятельные люди. В отличие от наследной аристократии в Европе знатные землевладельцы в Китае были обязаны своим влиянием изменчивому сочетанию происхождения, богатства (включавшего владение землей), образования и официальной должности. Это положение было стабильным в той мере, в какой унаследованное богатство облегчало получение образования, что, в свою очередь, помогало получить должность, на которой было проще скопить богатство[41]41
В период Тан система экзаменов лишь зарождалась, и подавляющее большинство чиновников назначалось иными способами. Лишь в Сун назначение по результатам экзаменов стало массовым явлением, но и тогда богатство и знатность помогали сдать экзамены не вполне честным путем.
[Закрыть]. В годы хаоса, предшествовавшие появлению Тан, государственная служба пришла в упадок. Правители Тан урезали власть местной знати, разделив страну на 10 (позднее 15) провинций, в каждой из которых были назначены управляющий и мировой судья, выбранные из огромного числа образованных людей. В идеале эти управляющие не должны были иметь никаких личных связей с тем местом, куда их отправляли, – это давало им возможность противостоять давлению со стороны сильных местных кланов. Некоторые провинции сохранили свои названия со времен Тан – например Хэбэй, топоним, означающий «к северу от (Желтой) реки», Хуанхэ.
Династия Тан ввела также новый уголовный кодекс, детально описывавший преступления и наказания за них. Наказания варьировались от телесных (таких, как битье палками) до ссылки к суровым северным границам или на кишащий заразными болезнями юг, и смертной казни. Пытки были законным способом получения признательных показаний. Уголовный кодекс Тан, который станет основой для всех последующих, разрешал и коллективные наказания – например казнь всей семьи мятежника за бунт или подстрекательство к нему. Однако ни один судья не мог объявить смертный приговор, предварительно не рассмотрев дело трижды, в разные дни, воздерживаясь при этом от мяса и музыки, чтобы подчеркнуть таким образом серьезность своего решения (в жизни это правило не соблюдалось).
Социальный статус, определявшийся конфуцианскими нравственными представлениями, которые выше всех прочих ставили образованных чиновников, влиял на применение законов. Это иллюстрирует один известный эпизод из более позднего (написанного в эпоху династии Мин) романа «Речные заводи». Разносчика скромного происхождения по имени У Далан убивают двое: изменившая ему жена Пань Цзиньлянь и ее любовник и сообщник Симэнь Цин. Брат У Далана, У Сун, мстит за его смерть, убив их обоих. Закон может простить У Суну убийство невестки, но, поскольку Симэнь Цин – чиновник, У Сун должен понести наказание[42]42
Социальный статус влиял на применение закона в самых разных формах: освобождение от телесных наказаний для некоторых категорий населения, возможность откупиться от наказания деньгами, разные наказания за преступления против лиц того или иного статуса. В «Речных заводях» У Сун подвергается гораздо более мягкому наказанию, нежели положено по закону, потому что у него много влиятельных друзей. Даже из 40 назначенных ударов палками он получает всего семь.
[Закрыть].
Для обеспечения социальной стабильности и поступления налогов, которые уплачивались зерном, тканями или трудом на общественных работах – например на рытье каналов или строительстве зернохранилищ, – Тан гарантировали каждой крестьянской семье примерно по 6,6 гектара земли, предлагая особые стимулы при возделывании целины. Купцы и ремесленники платили другие налоги – например пошлины за перевозку товара. Система держалась на проведении точной переписи. Современные демографы считают, что проводимые в эпоху Тан переписи недооценивали численность мигрантов и тех, кто не относился к ханьским народностям, а также монахов, артистов, чернорабочих и евнухов. Согласно переписи 754 года, в стране жили около 55 миллионов человек, однако фактическая численность скорее приближалась к 65–70 миллионам [2].
Внутри столицы находился окруженный стеной Императорский город площадью около 4,5 км2, в котором размещался дворец, правительство и единственный суд, которому было разрешено выносить смертные приговоры[43]43
На практике приговоры выносились и приводились в действие по всей стране. Они должны были утверждаться в столице, но если это и происходило, то такое согласование носило формальный характер и редко приводило к пересмотру дела. Более того, некоторые телесные наказания (например, многочисленные удары палками), по сути, были завуалированной смертной казнью, поскольку часто приводили к смерти.
[Закрыть], а также канцелярия, которая проверяла и пересылала императорские указы, и цензурное управление, принимавшее прошения от широкой публики и следившее за коррупцией и злоупотреблением властью среди чиновников. Более поздние династии будут использовать похожую архитектурную и административную модель.
Наследником первого императора Тан на престоле стал его сын Тай-цзун, обеспечивший себе восхождение на трон убийством двух своих братьев. Несмотря на кровавое начало своего правления, Тай-цзун (пр. 626–649) оказался энергичным и умным правителем, который пекся о социальной стабильности и общем процветании, для чего отчасти улучшил работу чиновничьего аппарата.
Тай-цзун собрал вокруг себя преданных и способных министров. Его главным министром был Вэй Чжэн. Этот непоколебимый приверженец конфуцианства, который умел не только давать советы, но и критиковать, вошел в историю как самый знаменитый в Китае чжэн-ю, 諍友 – верный друг, способный сказать суровую правду, «друг, приводящий аргументы». Когда Вэй Чжэн умер, Тай-цзун записал: «Мы смотрим на свое отражение в зеркале, чтобы убедиться, в порядке ли наша одежда. Мы изучаем историю, чтобы понять меняющиеся судьбы времени. Мы ищем мудрого совета, чтобы избежать ошибок. Вэй Чжэн умер, и я лишился своего зеркала. Иметь чжэн-ю – вот истинная удача» [3].
В 637 году, в возрасте 39 лет, Тай-цзун взял в наложницы 12-летнюю девочку, госпожу У. Он умер 12 лет спустя; считается, что его похоронили с оригиналом «Предисловия» Ван Сичжи и прочими сокровищами. Согласно существовавшему в те времена обычаю, после смерти императора все женщины дворца, включая умную и образованную красавицу госпожу У, которой исполнилось 24 года, отправились в буддийский монастырь – предположительно на всю жизнь. Новый император, сын Тай-Цзуна Гао-цзун, который был на несколько лет старше госпожи У, вернул ее во дворец и сделал императрицей. Гао-цзун не обладал ее способностями и интересом к политике и потому постепенно передал ей управление страной. Она правила хорошо, в традициях отца и деда ее мужа. После смерти Гао-Цзуна в 684 году трон занял их сын, император Чжун-цзун.
Всего через два месяца императрица велела своим слугам физически стащить Чжун-цзуна с трона, обвинив его в том, что он хочет отдать империю своему тестю. Вместо него она посадила на трон его младшего брата, Жуй-цзуна, оставшись при нем регентшей. В 690 году она и вовсе решила обойтись без династии Тан, объявив себя императрицей У Цзэтянь, основательницей собственной династии Чжоу, и став единственной женщиной в Китае, когда-либо правившей от своего имени. Она провела реформу чиновничьего аппарата, чтобы укрепить принцип меритократии. Она также распорядилась, чтобы экзамены на государственные посты проводились на регулярной основе, что делало государственную службу более доступной для кандидатов скромного происхождения, и настаивала при этом на выставлении экзаменационных отметок вслепую, чтобы избежать фаворитизма. Экзамены, на которых прежде проверялось знание классических произведений древности, изменили: теперь они фокусировались на тех предметах, которые императрица считала более полезными для управленческой деятельности – таких, как история и риторика, впрочем, они подразумевали знание канонов практически наизусть. У Цзэтянь также вкладывала деньги в строительство общественных сооружений и давала ученым людям заказы на написание биографий достойных подражания женщин.
Среди более необычных ее достижений было изобретение 19 новых иероглифов, включая чжао, 曌, в котором часть мин 明 – «блеск» – ставится над кун 空 – «пространство». Это означает блеск, распространяющийся сквозь пространство, или всеобщее просвещение. Она желала, чтобы иероглиф чжао описывал ее влияние на мир. Буддисты, которым она оказывала покровительство, провозгласили ее реинкарнацией бодхисатвы Майтрейя, которая слышит страдания всего мира и дарует утешение.
Черты лица императрицы У Цзэтянь, великой покровительницы буддизма, стали основой для изображений женщин-бодхисатв
Популярный автор середины ХХ века Линь Юйтан, писавший об У Цзэтянь, утверждал, что она «разрушила больше старых прецедентов, придумала больше нововведений и вызвала больше крушений, чем любой мужчина-интриган в истории» [4]. Ее личная жизнь (она имела несколько любовников) шокировала двор. К концу ее правления коррупция вновь стала поднимать хорошо всем знакомую голову: У Цзэтянь назначила на высокие посты двух своих любовников, родных братьев. Они злоупотребляли полученной властью и даже убивали тех членов императорской семьи, кто их критиковал. Переворот, во время которого братьев убили, вынудил У Цзэтянь вернуть трон Чжун-цзуну в 705 году и восстановить на престоле династию Тан.
Утверждают, что через пять лет Чжун-цзуна отравила его жена – возможно, по наущению У Цзэтянь, желавшей посадить на трон свою внучку. Последовали новые дворцовые интриги, в результате которых к власти вернулся Жуй-цзун. Озабоченный восстановлением стабильности, он посмертно воздал почести тем, кто подвергался преследованиям во время правления У Цзэтянь и Чжун-цзуна, а всего два года спустя, в 712 году, отказался от трона в пользу своего сына Сюань-цзуна. Сорокалетнее правление Сюань-цзуна самым густонаселенным государством тогдашнего мира будут вспоминать как одну из золотых эпох и периодов процветания в китайской истории – шэнши 盛世.
На пике своего развития столица династии Тан, Чанъань, была одним из самых богатых и многонациональных городов мира, в котором бурлила интеллектуальная, художественная и социальная жизнь. Персы, японцы, индийцы, согдийцы из Центральной Азии и представители других народов заполняли оживленные улицы, по обеим сторонам которых располагались винные лавки, чайные дома и рынки. Элита династии Тан играла в персидское поло, готовила еду с индийскими специями, танцевала под музыку из Центральной Азии и одевалась в турецкие костюмы. В свою очередь, женская мода Тан послужила источником вдохновения для японских кимоно и корейских костюмов ханбок, а Киото был построен по образцу Чанъаня. Японцы, корейцы и вьетнамцы использовали китайскую письменность для составления официальных документов и создания некоторых литературных форм.
В вопросах веры в династии Тан царила полная эклектика. Правящий клан, провозгласивший Лао-цзы своим предком, настаивал на том, чтобы кандидаты на государственные должности экзаменовались на «Дао дэ Цзин» и конфуцианских текстах. К этому времени буддизм прочно вплелся в ткань китайской цивилизации.
Удрученный возможными ошибками в переводе священных буддийских текстов, ученый монах Сюаньцзан отправился по Шелковому пути в Индию, чтобы найти там подлинные тексты оригиналов на санскрите. Он вернулся в Чанъань в 645 году, привезя с собой 520 сундуков с сутрами. Группы переводчиков принялись за работу и за 18 лет перевели четверть текстов. На перевод оставшейся части понадобится еще 600 лет.
Священные рукописи не имели столь важного значения для исповедующих чань-буддизм – смесь даосских и буддийских традиций, датирующуюся V веком. Чань-буддизм отрицал изучение текстов, отдавая предпочтение медитации, направленной на достижение озарения, у 悟 – то есть внезапного осознания истины. Ревностными последователями этой религии оказались японцы, называвшие ее «дзен». (И «чань», и «дзен» происходят от санскритского дхъяна – медитация.)
Когда чиновник-конфуцианец Хань Юй (768–824) узнал, что в императорский дворец привезут мощи (кость Будды), кровь его вскипела. Он написал то, что назвали «меморандумом» для трона, потому что никто не смел что-либо говорить императору – ему можно было лишь «напомнить» о чем-либо. В этом меморандуме он обрушивался на «варварский культ» буддизма, утверждая, что Будда «не понимал ни обязательств, связывающих суверена и подданного, ни привязанности между отцом и сыном» [5]. Цитируя предписание Конфуция «уважать духов и призраков, но держать их на расстоянии» [6], он выражал свое отчаяние по поводу того, что император собирался внести эту «отвратительную вещь» во дворец, не предприняв даже самых простых мер предосторожности – то есть не пригласив тех, кто умеет изгонять бесов. Хань Юй питал такое отвращение к буддизму и даосизму, что в другом своем меморандуме призывал закрыть их монастыри, сжечь их священные книги и превратить их храмы в жилые дома.
Эта битва не будет выиграна в ближайшей перспективе. Конфуцианство, находившееся в упадке с конца династии Хань, еще больше утратило свое влияние при свободном и независимом правлении Тан. Меморандум Хань Юя привел императора в ярость, и он сослал автора на юг. Однако последнее слово все же останется за Хань Юем: его тип конфуцианства, основанный на давних традициях и направленный против всего иноземного, станет основной философией династии Сун, которая сменит династию Тан.
Век поэзии
Умение писать стихи, в том числе в короткие сроки или по особому поводу, считалось одним из важнейших качеств образованного человека, наряду с владением искусством каллиграфии, которая рассматривалась как высочайшее из искусств. Во времена династии Тан поэтические таланты расцвели как никогда прежде. Поэты были тогдашними знаменитостями, их произведения становились популярными благодаря певцам из чайных домов и винных лавок; некоторые поклонники даже делали себе татуировки в виде любимых строк из стихотворений. Составленное в XVIII веке авторитетное «Полное собрание стихотворений эпохи Тан» насчитывает около 50 000 произведений авторства 2000 поэтов.
В поэзии эпохи Тан часто использовался образный характер китайских иероглифов, а также рифма, размер и изображения. Ниже приведена строка из стихотворения поэта эпохи Тан Лю Чанцина. В ней говорящий подходит к дому отшельника на горе и видит, что дверь заросла дикими растениями.
芳 草 閉 閑 門
фан цао би сянь мэнь
Значения этих иероглифов следующие: ароматный, растения, покрывать, праздный, дверь. В своей книге «Китайская поэзия» Франсуа Чен комментирует смысл трех последних иероглифов:
Все более отчетливая и ясная картина открывается перед глазами поэта, приближающегося к жилищу отшельника. Кульминация строки – в последнем образе голой двери, словно с нее наконец сорвали все ненужное. Эта идея последовательного «срывания» усиливается на более глубоком уровне значением третьего и четвертого иероглифов: 閉 содержит элемент 才– «талант», «заслуга», а 閑 содержит элемент 木 – «растение», «украшение»; они означают, что для достижения истинной духовности нужно сначала освободиться от всех мирских забот о внешних достоинствах и украшениях [7].
Этот пример – лишь намек на богатство китайской поэтической традиции, которая, как и связанные между собой искусства каллиграфии, рисования и музыки, включает в себя и размышления о ци 氣 – понятии, объединяющем жизненную силу, энергию, ритм и дыхание. Поэзия эпохи Тан невероятно разнообразна по своей тематике и настроению: она может быть игривой, медитативной, сардонической, меланхоличной, полной благоговения и непочтительной. В стихах прославляется весна в горах, песни рыбаков, трепет одежды на ветру в сосновой роще. Еще одной частой темой служат тяготы жизни простых людей, в том числе воинская повинность. Стихи эпохи Тан больше восхваляют мужскую дружбу, чем романтическую любовь, что неудивительно для времен, когда браки заключались по договоренности. Во многих стихотворениях описывается печаль разлуки, когда другу, к примеру, нужно уезжать далеко, чтобы занять государственную должность.
Одним из самых популярных поэтов эпохи Тан был Ли Бо (701–762). Это был мужчина крепкого телосложения тюркско-ханьского происхождения с пронизывающим взглядом; он писал стихи, которые исполняли под музыку в винных лавках по всей империи. Куда бы он ни отправился, всюду поклонники угощали его едой и вином, лишь бы услышать, как он читает свои произведения. Он же очень хотел получить официальную должность советника по экономике при Сюань-цзуне. Он бродил по империи в надежде найти чиновника, который порекомендует его при дворе. Любимое многими стихотворение «Поднося вино», одно из многих его произведений о вине, тоске по дому и о компании друзей, содержит горестную строку: «Мне небом дар отпущен, чтоб расточать его».
Еще одной знаменитой поэтессой той эпохи была Сюэ Тао (768–831) – образованная дочь чиновника, ставшая куртизанкой, чтобы помогать семье после смерти отца. Цикл ее стихотворений «Десять расставаний» – это шедевр простоты, остроумия и метафоричности [8]:
Под покровительством Сюань-цзуна процветали искусства. Он даже основал первую в империи школу для актеров, певцов и музыкантов (в основном женского пола), отведя под нее часть своего дворца, известную как Грушевый Сад 梨园. По сей день мир китайской оперы, которая в более консервативные времена станет прерогативой мужчин, называют Грушевым Садом, а актеры перед выходом на сцену по традиции воскуряют фимиам Сюань-цзуну. Сюань-цзун и сам писал стихи и музыку; в числе его музыкальных произведений есть боевая песня, которая исполнялась в сопровождении 120 танцоров, облаченных в латы и потрясающих копьями.
Роковая любовная связь
Когда Сюань-цзуну исполнилось 60 лет, он влюбился в Ян-гуйфэй, жену своего сына. О ее чувственной красоте ходили легенды: по словам поэта Ли Бо, при виде ее люди «переставали тосковать о богинях» [9]. Потерявший голову от любви, император любил смотреть, как она купается в горячих источниках Хуацин примерно в 40 км к востоку от Чанъаня, где, как говорят, и началась их связь.
Ян-гуйфэй оказалась ловкой политической интриганкой и вскоре стала любимой наложницей бывшего свекра. Она убедила Сюань-цзуна назначить на государственные должности нескольких своих родственников, в том числе двоюродного брата, ставшего премьер-министром. Ду Фу, считавшийся величайшим поэтом Тан наряду с Ли Бо, написал тонко замаскированный упрек в непотизме и продажности клана Ян – «Песнь о прекрасных дамах», в которой описал группу женщин в золотых и жемчужных украшениях.
Трехцветные керамические скульптуры янтарного, зеленого и кремового оттенков – одни из канонических артефактов эпохи Тан
Примерно в это же время, в 742 году, Ли Бо удалось попасть ко двору, пусть и в роли придворного поэта, увековечивающего в стихах официальные события – должность весьма далекая от поста советника по экономическим вопросам. Он наслаждался милостью двора в течение трех лет, поочередно забавляя и шокируя жителей Чанъаня своими пьяными выходками. Несмотря на то что он прославлял госпожу Ян в своих стихах, они питали друг к другу взаимную неприязнь. Император восхищался его талантом, но враги Ли Бо при дворе и его поведение лишили его шансов занять более высокое положение. В конце концов он подал прошение об отставке – к облегчению Сюань-цзуна.
Через год после отставки Ли Бо при дворе появился другой талант – полиглот Ань Лушань, предками которого, возможно, были согдийцы и тюрки. Попав в армию в качестве раба одного из офицеров, он дослужился до генеральского чина. Он был невероятно толстым и разыгрывал неотесанного варвара под снисходительными взглядами потешавшихся над ним придворных, чем внушил симпатию Сюань-цзуну и Ян-гуйфэй. Он с радостью выставлял себя на посмешище – например, позволял Ян-гуйфэй наряжать его в младенца, а сам тем временем усиливал свою власть и влияние. В 750 году первый министр, двоюродный брат Ян-гуйфэй, обвинил Ань Лушаня в заговоре и подготовке восстания. Ань Лушань протестовал со слезами на глазах, что убедило императора в его преданности.
Первый министр оказался прав. В декабре 755 года Ань Лушань во главе армии из 200 000 человек (с 30 000 лошадей) захватил Лоян, вторую столицу династии Тан, а в первый лунный день нового, 756 года объявил себя императором новой династии Янь. Затем он двинулся на Чанъань и захватил столицу. Император и двор бежали.
Во дворце Мавэй взбунтовалось войско, охранявшее сбежавшего императора и его придворных. Они винили в разгроме Ян-гуйфэй и ее потворство Ань Лушаню. После казни первого министра евнух задушил Ян-гуйфэй шелковым шарфом, что повергло в ужас 72-летнего императора. Поэт поздней Тан Бо Цзюйи – автор юмористического ответа на «Дао дэ Цзин» Лао-цзы – написал «Песнь о бесконечной тоске» [10], эпическую балладу, рассказывающую об этом эпизоде:
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
