Текст книги "Странное происшествие на Тенистой улице"

Линдси Карри
Странное происшествие на Тенистой улице

Lindsey Currie

The Peculiar Incident on Shady Street

Перевод с английского В. Владимирова

Оригинальное название:

The Peculiar Incident on Shady Street First Aladdin hardcover edition October 2017 Text Copyright © by Lindsay Currie Published by arrangement with Aladdin, An imprint of Simon & Schuster Children's Publishing Division All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Publisher.

Jacket designed by Jessica Handelman Author photograph by Alan Klehr ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2019

«Странное происшествие на Тенистой улице» – книга, в которой сочетаются леденящие душу приключения, семейная история и крепкая дружба.

Еще вчера Тесса Вудвард жила в солнечной Флориде, а сегодня она отправляется в дождливый Чикаго вместе с семьей. Ее ждет новый город, новая школа и новый дом – странный и пугающий.

Тессе нелегко – она еще не завела новых друзей и скучает по пляжу, океану и лучшей подруге Рейчел. Но больше всего ее тревожит новый дом. В старинных стенах происходят пугающие вещи: гаснет свет, в альбоме Тессы появляются таинственные рисунки, а кукла ее брата плачет настоящими слезами. Чьи шаги слышны на верхних этажах и почему здесь так холодно? Чья рука рисует в ее альбоме? Найти ответ не так просто, но Тесса не одна – ей помогут новые друзья. Именно друзья и семья поддержат ее, будут рядом и помогут раскрыть самые жуткие тайны!

«Вообще я иногда злюсь на них из-за того, что они не похожи на других родителей. Они другие, более сложные, и это нормально. То же самое можно сказать и о моих друзьях.

Эндрю делает вид, что футбол – это его жизнь, но на самом деле его жизнь – это его друзья. Ричи притворяется, что главное для него – набить желудок, а на самом деле главная его черта – это блестящий ум. Нина кажется стеснительной и скромной, но говорит намного больше, чем Рейчел, когда та волнуется. Кэссиди думает, что ей не нужна помощь, а в действительности просто не знает, как о ней попросить. А я? Я поступаю так, будто ненавижу приключения, но втайне просто обожаю их».

Про автора

Линдси Карри – писательница из Чикаго, мама троих детей и хозяйка трех собак. Она обожает кофе, Хэллоуин и волшебный мир Диснея. Ее дебютный роман «Странное происшествие на Тенистой улице» был выпущен в 2017 году и имел огромный успех. На русском языке роман публикуется в серии Middle Grade издательства Clever.

Глава 1

Привет, Рейчел.

Поверить не могу, что меня всё-таки уговорили. Скорее заставили. Мы уже сидим в машине, а за стеклом темно, хоть глаз выколи. Я просила, умоляла их передумать, но мне сказали, что новая папина работа очень важна для него. И что родным нужно всегда поддерживать друг друга, а не вынуждать их отказываться от того, что для них по-настоящему дорого. Очень сомневаюсь, что они слушают хотя бы собственный внутренний голос. Иначе меня не заставили бы бросить Флориду. И тебя. Знаешь, я уже скучаю…

Пока,

Тесса

Капли дождя барабанят по лобовому стеклу нашего древнего мини-вэна, не давая покоя дворникам. Городские огни в моих усталых глазах превращаются в размытые яркие пятна и постепенно тускнеют. Из Форт-Майерса мы уехали в четверг утром. Девятнадцать часов на заднем сиденье с пристёгнутым ремнём, четыре пирожных «Твинки», двадцать одна серия «Симпсонов», потом ещё ночёвка в каком-то душном придорожном отеле. И вот наконец мы здесь… в Чикаго. В городе ветров…

Родители не перестают мне твердить, что именно здесь мы получим от жизни всё, что нужно. Просто мы до сих пор не знали, что на свете существует такое место. Вот поди разберись, что они хотели этим сказать…

– Заметьте, наш дом был построен ещё в конце девятнадцатого века. Поэтому там, наверное, предстоит кое-что переделать, – заявляет папа.

Он произносит это достаточно громко, чтобы слышала я. Но всё же не так громко, чтобы разбудить моего младшего братишку Джона. Мама энергично кивает:

– Знаю, знаю. Небольшой ремонт не помешает. Но новый дом того стоит. Подумать только, сколько там места! И какие высокие потолки! Просто мечта.

Я закатываю глаза. Не знаю. Никакая это не мечта. Но родителей, пожалуй, расстраивать не стоит.

Автомобиль вдруг резко отклоняется в сторону, объезжая что-то на дороге. Я вытягиваю шею, пытаясь рассмотреть. Но вижу перед собой лишь танцующие в темноте тени.

– Что там было?

– Ничего особенного, обыкновенная выбоина. Не волнуйся. Мы уже почти приехали, – отвечает папа успокаивающим тоном. – Как ты там, милая?

Я поднимаю голову, но не могу разглядеть в зеркале заднего обзора выражение его лица.

Впрочем, я даже рада. Если бы я увидела его, то отец, вероятно, показался бы мне возбуждённым и взволнованным. Так всегда бывает, когда он говорит об этом переезде. И о своей новой работе.

Я рассталась с лучшей подругой Рейчел, бросила седьмой класс, а в придачу ещё и свои любимые уроки рисования. Поэтому мне пока не слишком хочется видеть в зеркале этот взгляд…

– Всё хорошо. Немного нервничаю. Мы ведь скоро приедем? – спрашиваю я, когда от капота с грохотом отскакивает очередная ветка. В воздухе неистово кружат мокрые листья. Они прилипают к лобовому стеклу и создают на нём хаотичные узоры.

– Конечно, Тесс. Не переживай, это обычная осенняя гроза, – отвечает папа, ещё сильнее наклоняясь вперёд. – Разве такое сравнишь с ураганами во Флориде? Помнишь, как нас чуть не эвакуировали однажды?

Кивнув, я не произношу ни слова. Верно, нас много раз едва не эвакуировали. Но переезжать на новое место всё-таки не пришлось. Зато там было тепло. Солнце буквально следовало за мной по пятам, согревало плечи и осветляло волосы. За те пару раз, что мы приезжали в Чикаго, когда подыскивали себе подходящее жильё, я быстро поняла, что здесь всё по-другому. И главное, намного прохладнее…

Мама оборачивается, ища меня глазами в темноте. Я беру её за руку, хотя чувствую, что ещё не успокоилась. В глубине души я понимаю, что это не её вина. И вообще ничья. Когда звонят из Чикагского симфонического оркестра и предлагают работу, как тут не согласиться? Ведь мой папа – лучший скрипач во всей Флориде. И его первого пригласили на прослушивание, когда у них появилась вакансия.

Я бросаю взгляд на маленького Джона. Пристёгнутый к детскому креслу, он крепко спит и ничего не слышит. Обеими ручонками он плотно обнимает Рено. Это деревянная кукла чревовещателя, которую Джон везде таскает с собой, не расставаясь с ней ни на минуту. Терпеть не могу, когда этот Рено смотрит на меня. Он буквально сверлит меня взглядом, как будто следит! Глаза-бусинки, одежда как у клоуна и копна приклеенных к деревяшке тёмных волос… тьфу!

Джон слегка морщится и издаёт тихий стон. Я понятия не имею, как он вообще спит с этой чёртовой куклой, да ещё под шум грозы. Хотя в какое-то мгновение мне даже хотелось, чтобы он проснулся. Возможно, если бы он заплакал или его стошнило, папа остановил бы машину. И тогда мы все могли бы немного отдохнуть. И потом неслись бы уже не так быстро. Если бы, если бы…

Папа вздыхает:

– Уже час колесим по городу… Хотя, судя по навигатору, наш дом совсем рядом. Кажется, вон там, за углом. Вроде знакомое местечко, не так ли, Лили?

– Ну, в темноте-то, конечно, разобрать трудно, – отвечает мама. – Но, думаю, что ты прав.

С её губ срывается нервный смех. Для меня мама – самый уверенный и позитивный человек. Но мне кажется, что она, как и я, тоже боится этого переезда. Может, ещё больше, чем я…

Понимаю её. Мне, например, пока трудно представить, как она станет продавать здесь свои картины. И сможет ли вообще это сделать. Здесь ведь нет приморских арт-бутиков и лавок… Не могу представить, чтобы жители Чикаго выкладывали деньги за картины, на которых изображены чайки, черепахи и морские волны.

Автомобиль в очередной раз поворачивает, и мы медленно въезжаем на небольшую улочку с односторонним движением. Вот и нужный нам квартал. Деревья тянутся вдоль невысоких металлических оград. На каждом шагу парковочные знаки. А на углу какая-то навороченная металлическая конструкция в виде гнезда. Для украшения, наверное. Мама говорит, что это произведение искусства. Лично мне кажется, что это жуть какая-то. Искусство должно быть мягким, светлым, ненавязчивым… а не металлическим, бесформенным и острым.

– Приехали, – говорю я, не в силах сдержать разочарование.

За два предыдущих приезда я хорошо запомнила этот квартал и сам дом. Папе с мамой он так запал в душу, что они просто сгорали от нетерпения поскорее здесь поселиться. Мне хотелось выть от тоски, но я всё же улыбнулась. Потому что родители, несмотря на свой оптимизм, всё-таки чувствуют себя виноватыми в том, что приволокли нас с Джоном сюда. Это заметно по взглядам, которые они бросают друг на друга, когда думают, что я не вижу. Я, конечно, буду скучать по родной Флориде, но не хочу их огорчать. «В жизни всё бывает» – так, кажется, пишут на бамперных наклейках.

– Ну наконец-то! – с облегчением вздыхает папа.

Он выруливает на небольшую цементную площадку, которая всё равно считается дорогой, и заглушает двигатель. Фары ещё несколько секунд горят, освещая деревянные двери. Кажется, это въезд в подземный гараж.

Папа поворачивается, втискиваясь между мамой и мной, чтобы можно было поговорить с обеими.

– Вы ведь помните, что сейчас в доме почти пусто. Хотя прежние владельцы кое-что оставили, чтобы как-то облегчить нам переезд. А нашу мебель и всё прочее привезут завтра.

– Ты хочешь сказать, что там остались вещи, которые они просто не захотели забирать? – удивляется мама. – Не так ли, Крис?

В ответ папа подмигивает ей и усмехается. Я вглядываюсь в темноту сквозь моросящий дождь. И спрашиваю себя, что именно могли оставить в доме прежние хозяева. Наверное, мелочь какую-нибудь. Что-то никому не нужное…

Распахнув дверцы машины, мы с мамой несёмся к дому. Отец тем временем вытаскивает Джона вместе с детским креслом. Добежав до крыльца, я слышу истошный визг разбуженного брата. Соседи, наверное, подумают, что к ним на территорию проникло какое-то дикое животное.

Узловатые деревянные колени Рено постукивают, когда папа сквозь завесу дождя семенит к дому. Он усаживает Джона на верхней ступеньке крыльца, затем рукой приглаживает мокрые волосы.

– Ну вот, – говорит он, роясь в кармане.

Надеюсь, он ищет ключи. А то на улице как-то зябко.

– Ну вот, – эхом отдаётся голос мамы, которая берёт заплаканного Джона за руку. А тот сжимает своего Рено, словно спасательный круг. – Вот наконец мы и дома!

Наш новый дом невероятных размеров – целых три этажа. И выглядит он как Форт-Нокс. Такой материал чикагцы называют серым камнем. Забавное название для дома из кирпича и цемента. Провожу пальцем по стене. Какая же она холодная! Я даже вздрагиваю. На родине, во Флориде, кирпичных домов почти не встречалось. Тем более таких серых и мрачных. У нас там были дома ярких цветов – синие, зелёные и даже жёлтые.

Я замечаю одно из окон на втором этаже. Это моя комната. Мама сразу выбрала её во время осмотра дома. И тут же принялась торопливо рассказывать о том, как получше здесь всё обставить и украсить, какие подобрать цвета. Она была уверена, что я буду в восторге. Но тогда это была лишь старая комната с искорёженными деревянными полами и потрескавшейся краской. А сейчас передо мной серая стена и тёмные зияющие окна. Этот дом… он следит за мной. Ждёт не дождётся, чтобы заманить в свои затянутые паутиной углы и скрипучие шкафы…

Глава 2

Я ворочаюсь на грубых простынях, смятых от долгого хранения в коробке. В окно струится свет, и я машинально закрываю глаза руками. Как можно продавать дом без занавесок? Это все равно что продавать пирожное без глазури, так ведь?

Приподнявшись, склоняюсь над краем кровати. И едва не вскрикиваю, когда вижу рядом два своих пастельных мелка. Синий и розовый – два моих самых любимых цвета. Там, где их быть не должно. В другом конце комнаты стоит открытая коробка с мелками. Как эти два мелка оказались здесь, рядом с моей постелью?

Протерев глаза, я поднимаю мелки с пола, смутно припоминая, что накануне вечером пережила какой-то кошмар. Мне показалось, что кто-то выл в прихожей. Или, может быть, кричал. Сейчас я не уверена, но от самой мысли у меня до сих пор в руках покалывает…

– Тесс! – слышу я за дверью голос мамы.

И тут же хватаю мелки, проверяя, целы ли их хрупкие кончики.

– Что?

– Завтрак готов. Вообще надо бы сбегать в продуктовый магазин. Нам, в конце концов, нужно запастись нормальной едой, – хихикнув, говорит она.

В животе у меня как раз заурчало. Мы уже второй день живём на новом месте, но питаемся лишь бутербродами и кексами, которые взяли в дорогу.

– Хорошо. А папа ведь здесь? – отзываюсь я, ступая по холодному деревянному полу к столу, на котором лежит мой альбом для рисования.

Забавно: вся моя одежда ещё в коробках, шкафы, стулья и цветочные горшки не расставлены, картины и зеркала не развешены. Зато распакованы все мои принадлежности для рисования! Но что тут поделаешь, они мне очень нужны.

Дверь слегка приоткрывается, и в проёме появляется голова матери.

– Прости, милая, не хотела кричать. Ведь маленького Джона будить ещё рано.

Я смотрю на часы. Восемь пятнадцать.

– Разве Джон ещё спит? Он ведь у нас обычно встаёт ни свет ни заря!

Мама бросает на меня неодобрительный взгляд. Я в ответ пожимаю плечами. Она терпеть не может эту фразу, хотя мы с папой всегда считали её забавной.

– Мальчик не выспался. Честно говоря, даже не знаю, каким словом назвать его сны… разве что ночными кошмарами. – На мгновение лицо её становится задумчивым. – Такой храбрец для своих четырёх лет. Но переезд, видно, совсем его доконал.

Ночные кошмары. Бедняжка. Как бы он ни раздражал меня своей жуткой куклой, мне не хотелось, чтобы ребёнку снились дурные сны. И тем более кошмары.

– Итак, папа здесь, а Джон ещё в постели. Поняла, – говорю я, продвигаясь ближе к блокноту.

Мама внимательно посмотрела на меня.

– Тесса, завтра ты идёшь в седьмой класс в новой школе. Тебе не кажется, что пора распаковывать вещи? Начать как-то обустраиваться?

Она скрещивает руки на груди. Но мне не хочется обустраиваться. Здесь мрачно. И пахнет как в домах, где живут старики. И в каждом углу паук. Нет уж, спасибо.

– Хорошо, сделаю. Просто для этого мне потребуется несколько дней.

И ещё билет домой. В один конец. Я соскучилась по шуму волн и запаху пропитанного солью воздуха. Я скучаю по ящерицам и песку между пальцами ног. И мне так не хватает Рейчел…

Рейчел… ну это как арахисовое масло для желе. Как сметана для зелёного лука. Как кола к чипсам. Она моя лучшая подруга, а я вынуждена была расстаться с нею. Неправильно, несправедливо! Я нащупываю маленький серебряный медальон на шее. Единственная вещь, которая сейчас соединяет меня с ней. И единственное общее, что у нас есть. Только у Рейчел медальон на чёрном кожаном шнурке и внутри моя фотка, а у меня на цепочке. В остальном всё одинаково.

Мама подходит ко мне и обнимает меня. Она пахнет лавандой. Легонько вздёрнув вверх мой подбородок, она улыбается. Кажется, что даже небольшая родинка в правом углу её рта лукаво подмигивает мне.

– Тебе скоро станет легче, милая. Обещаю. Я специально освобожу здесь место, и ты продолжишь рисовать. Мы ведь художники. Творцы собственной судьбы!

Смахнув волосы с моего лба, она целует меня в голову. Мне бы очень хотелось поверить в это, но как-то не получается. Неужели всё наладится, когда я пойду в новую школу? Или когда заведу новых друзей и начну прокладывать себе путь в пока чужом городе?

Мама отпускает меня, потом на минуту замирает у двери.

– Здесь есть своя прелесть, Тесс, своя красота. Надо лишь отыскать её.

– Постараюсь, – отвечаю я. И говорю так прежде всего потому, что доверяю маме. Мы с ней всегда сходились во взглядах на многие вещи. Наверное, потому, что мы обе художницы. Она видит мир через маленькие морские стекляшки и ракушки, и я люблю её за это.

Дверь с щелчком закрывается. Я хватаю со стула джинсы, которые бросила здесь вечером. Мой альбом приоткрыт, и я вдруг застываю на месте, заметив странное пятно в верхнем левом углу листа. Пятно серовато-чёрное. Как будто я начала что-то рисовать, а затем провела по этому месту подушечкой большого пальца.

– Что такое… – начинаю я, склоняясь над страницей.

Вчера вечером я ничего не рисовала. Я так устала таскать коробки в этом огромном доме, что сразу рухнула в постель. Внимательно рассматриваю пятно. Оно маленькое и похоже на перевёрнутую букву L. Приподняв альбом и встряхнув, я наблюдаю, как пятно превращается в пыль и исчезает в воздухе. Там, конечно, останется тёмный след, но я потом просто заштрихую его. Что-то в этом знаке всё-таки беспокоит меня. Что-то здесь не так.

Закрывая альбом, выдвигаю ящик стола и кладу его туда. Родители купили этот стол специально для моих занятий. Его ящик намного больше, чем у других столов. Он глубокий, в него можно поместить несколько коробок с мелками.

До меня доносятся звуки отцовской скрипки, и мне трудно сдержать улыбку. Пусть именно эта скрипка притащила нас сюда и разрушила все мои мечты, я по-прежнему обожаю её звучание. Оно напоминает мне о летних закатах, о морском окуне на гриле и о холодном чае со льдом.

Музыка напоминает мне о доме…

Глава 3

Говорят, первый шаг в работе с пастелью – нарисовать непрерывный контур. На самом деле это непросто. Провести первую линию немного страшновато. Лежащий перед тобой лист бумаги… он поначалу такой недружелюбный, такой белый и пустой. Очень трудно сделать этот первый штрих. Притом не важно, светлый или тёмный, потому что всё равно боишься испортить.

Я бы замучилась рисовать ту перевёрнутую букву L. И уж точно не забыла бы, если бы нарисовала сама. Но ведь я точно помню, что пока даже не выбрала себе тему для очередного рисунка…

Включаю свет в ванной и хмурюсь. Я уже и так на пределе из-за таинственной метки, которую обнаружила утром в своём альбоме. Мысль пойти в ванную и умыться отнюдь не вдохновляет. И вообще здесь ещё темнее и мрачнее, чем вчера, когда я чистила зубы. Она стала ещё более жуткой. Пол покрывает тусклая чёрно-белая плитка. Старая ванна с потрескавшейся эмалью и отбитыми краями стоит в углу на четырёх ножках. Здесь всего одна раковина, а не двойная, как во Флориде. И в ней тёмно-коричневый след от ржавой воды. Когда здесь в последний раз делали уборку?

– Фу, – раздражённо бормочу я, пытаясь отыскать полотенце.

Но удача, как всегда в последнее время, не на моей стороне. Полотенца, наверное, ещё не распакованы, и я вынуждена вытирать лицо краем рубашки. Древняя ванна. Запущенная раковина. Никаких занавесок. Никаких полотенец. Я будто попала в одно из реалити-шоу, где участники оказываются в чрезвычайных обстоятельствах. В сегодняшней серии Тесса Вудвард пытается выжить в мерзкой ванной!

Повернув кран, я набираю в руки воду и умываю лицо. Делаю это осторожно, чтобы не касаться волосами раковины и тем более ржавых следов. Смахнув капли ладонью, поднимаю голову и смотрю в зеркало. Щёки слегка раскраснелись. Вроде проснулась… Всё же лучше, чем было.

Уже поворачиваюсь и собираюсь спуститься вниз, как вдруг круглые лампочки над туалетным столиком начинают гудеть. А потом мерцают по очереди. Странно. Отец, конечно, упоминал об оставленной мебели и о течи под раковиной, которую надо поскорее устранить. Но не припомню, чтобы он говорил о каких-то проблемах с электричеством…

Глубокий треск эхом отдаётся от голых стен, и мои руки тут же покрываются мурашками. В считаные секунды непонятный страх заполняет всё вокруг. Как будто просачивается через невидимую трещину. Я оглядываюсь, чтобы понять, что происходит. Но тут же замираю, когда все четыре лампочки тускнеют, оставляя меня в полумраке.

Ох… это для меня сигнал. И ещё стимул. Я бросаюсь к двери, хватаюсь за ручку, дёргаю её… Но ничего не происходит. Она не поддаётся. Когда я внимательно рассматриваю металлическую накладку вокруг ручки, то невольно вздрагиваю. Никакой защёлки нет. Почему тогда ручка не поворачивается?

– Мама! – кричу я через дверь. И задыхаюсь, когда лампочки гаснут.

Становится совсем темно. Я едва различаю собственную руку. Потом начинаю колотить по двери, царапать её. Но всё без толку. Потрескивание усиливается, от него гудит в ушах.

– Мама!

Наконец я сползаю на пол и затыкаю уши. Звук невыносимо громкий. Кажется, он просачивается сквозь кожу и проникает внутрь. Я моргаю в темноте, но ничего не вижу. И не уверена, хочу ли я сейчас что-нибудь увидеть…

В этот момент острая боль пронзает мне рёбра. Вскрикнув, я отскакиваю от двери в противоположный угол ванной. Что бы ни устроило мне ловушку в ванной, теперь оно перешло в нападение. Но тут вспыхивает свет, и я вижу лицо мамы. Её губы шевелятся, но я почему-то ничего не слышу. Один только треск. Мама склоняется надо мной и мягко убирает руки от моих ушей. Шум прекращается.

– Тесса, милая, что с тобой? – спрашивает она, привлекая меня к себе. Я чувствую, как её руки обнимают меня, и кладу голову ей на грудь. А потом сама себе говорю: «Успокойся и становись взрослее». – Я, случайно, не ушибла тебя, когда открывала дверь?

– Огни, – бормочу я в ответ. – Начали мерцать, а потом этот жуткий треск…

– Огни? – удивляется мама. Потом, сообразив, указывает на лампочки над раковиной.

Я киваю:

– Да, они почти погасли. Все четыре! Я услышала шум. Как будто какое-то шипение или треск. – Я смотрю вокруг, разглядываю стены. Но вижу лишь облупившуюся краску невыразительного цвета. Никаких отверстий, через которые сюда могли пробираться неведомые трескучие существа. – Не знаю, отчего возник этот мерзкий звук…

Нахмурившись, мама встаёт. Она внимательно разглядывает выключатель, потом смотрит на меня. Протягивая руку, она помогает мне подняться.

– Я, конечно, не специалист по старым домам, но думаю, случившееся объясняется довольно просто.

Я с любопытством наклоняюсь к ней поближе:

– И что же это?

Она жестом указывает на выключатель.

– Посмотри, как работает этот выключатель. Непонятно: то ли он включён, то ли выключен.

Держу пари, что во многих викторианских домах барахлит проводка. И возможно, именно это и вызвало мерцание лампочек.

Я осматриваю выключатель. Он и в самом деле замер в каком-то промежуточном положении.

– Выходит, я чуть не устроила пожар? Треск и в самом деле был очень громкий.

Мама усмехается, и её смех согревает мне сердце.

– Ну не думаю. До этого дело бы не дошло. Просто ты немного испугалась, вот и всё.

Отдышавшись, пробую улыбнуться. Я знаю, что вряд ли получится, но что мне остаётся? Собираюсь выйти из ванной, как вдруг вспоминаю про дверную ручку. А это тогда что? Неполадки с проводкой тут явно ни при чём. Неужели двери в доме такие старые, что всё время заедают?

– Да, и дверь, похоже, заклинила. Вот почему я позвала тебя.

Мама выглядит смущённой. Её яркие глаза на мгновение застывают на мне. А потом она пожимает плечами:

– Знаешь, я не слышала, как ты окликнула меня. Честно говоря, я оказалась здесь совершенно случайно. Зашла почистить зубы.

Она поднимает левую руку, показывая мне свою косметичку.

– Ты ничего не слышала? – ошеломлённо спрашиваю я. – Ни тот жуткий треск, ни мой крик? Ничего?

Мама качает головой:

– Прости, солнышко. Агент по недвижимости сказал, что сейчас больше никто не строит такие дома. Слишком дорого. Ведь они сделаны из очень качественных материалов, – говорит мне мама и в подтверждение барабанит пальцами по двери. – Слышишь? Она из цельного дерева. Не полая, как делают сейчас. Здесь всё намного толще и прочнее, чем в современных постройках.

Напомните мне, что если я когда-нибудь соберусь упасть, стукнуться головой или потерять сознание, то должна сделать это в комнате с открытой дверью. Вот так-то. Повернувшись, я оказываюсь перед зеркалом. Весь былой румянец на моём лице сошёл на нет, оставив лишь пепельно-серую маску.

– С тобой всё в порядке? – спрашивает мама и кладёт мне руки на плечи.

Кивая, я пытаюсь забыть о недавних страхах. Всё будет хорошо. Если уж я пережила такую долгую поездку и первый день на новом месте, то смогу пережить и эту жуткую старую ванную.